просто история

 «...и ночи двухлунный рассвет
 и зелень священного сада
 ты есть - но тебя больше нет
 и это мучительней ада...»

 - Оль, ты можешь сейчас ко мне прийти? – спросила Наташа, когда я взяла трубку.
 - Эээ, - я взглянула на часы. Стрелки приближались к одиннадцати вечера, - да. Сейчас оденусь.
Я начала собираться. В голове крутились различные мысли. Я хотела определить, что у нее случилось. По голосу можно было с уверенностью сказать, что Наташу сейчас просто убили.
Наконец собравшись, я взяла сигареты и мобильник и вылетела пулей из дома. Родители спали. Надеюсь, они не проснулись от того, как я хлопнула дверью. Снегу было по колено, а я как дура в спешке на ноги обула кеды! Закурив, я выбралась из этого сугроба на нормальную дорогу и, периодически оборачиваясь по сторонам, поспешила к подруге.
 Мысленно я уже представляла ее голубые глаза, полные слез...
 Так оно и было. И по щекам текли слезы. И попадали на губы, а затем капали на пол.
 - Ты чего? Что случилось? – я быстро разулась и помчалась догонять ее. Наташа уже зашла на кухню и села на стул, подобрав под себя колени. – Наташ, что случилось?
 - Да мне ТАК херово... – проговорила она, слегка покачиваясь. Руки она плотно прижала к животу и размеренно всем телом покачивалась вперед – назад.
 - Из – за чего?
 - Прошлое не дает мне покоя... Знаешь, Оль, мне такие мысли лезут в голову. Они сводят меня с ума... Я не могу так. Я сегодня ходила на мост. Смотрела на воду. Я еле справилась с желанием окунуться в эту спасительную прохладу, - девушка подняла глаза. Слезы стояли, переполняли глаза, но Наташа их изо всех сил держала.
 - Оль, знаешь, как больно понять, что ты одна, что нет того, кто бы тебя любил, того, кого бы ты любила... а ведь когда – то такой человек был,- вот тут она не выдержала. – А я все погубила...
 - Оль, КАК же мне невыносимо!!!!! Я себе места вот уже который день не нахожу. Я не могу смеяться, я не могу улыбаться, а если я и улыбаюсь, то это фальшиво. Но никто не знает, какие кошки скребутся на сердце... такое нельзя забыть. Нельзя выкинуть из головы человека, которого ты любишь. И время не лечит. Оно лишь затягивает раны, но никогда это не забыть. До самой смерти я буду помнить, и винить себя. Эту пустоту в сердце ничем не заполнить.
Я не могу ни убежать, ни улететь от этого, - проговорила она чуть хриплым голосом. – Я бы все отдала, чтобы хоть что – то изменить. Я душу Дьяволу согласна продать... Я пытаюсь бороться, пытаюсь, но у меня ничего не получается. Это сильнее меня. Мне все ненавистно. А раньше, помнишь, я не была такой. А сейчас я ненавижу всех тех, кто идет за руку и радуется жизни. Я не желаю им счастья, проходя мимо них... Я спрашиваю у небес, почему мы не можем быть счастливы, почему мы так не можем идти.
 Оль, внутри все просто разрывается! Больно, Олька, больно! Я так устала от боли. Каждый день одно и тоже. Каждый день я безнадежно надеюсь на встречу, - она горько усмехнулась. – Хотя понимаю, что это так глупо! Но так невыносимо, - она приложила ладони к лицу и глубоко вздохнула. – Я просто не вижу смысла в жизни. Зачем? Я сейчас в одиннадцатом классе. Ну, вот закончу я школу, ну поступлю в институт, потом работа, найду себе какого – то мужа, рожу ему детей и старость встречу у себя на даче, с вязаньем на коленях и в окружении внуков. Ну и зачем это? Радости нет, счастья нет. Я его не чувствую. Я пронесу свою единственную любовь и боль через всю свою жизнь. И всегда буду помнить, что виновата я...
 Я молчала. Я не знала, что сказать. У меня у самой на глаза наворачивались слезы, но их не показывала, иначе мы бы обе разрыдались. Наташка подняла глаза и посмотрела на меня. Ой, меня мороз пробрал от такого пронзительного ледяного взгляда. Подчеркиваю: взгляд был не холодный, а ледяной! Потому что вот уже больше года как она потеряла свою любовь – ничего ее уже не греет. Наташа пробовала и хотела вновь полюбить, но... а теперь уже отчаялась и просто встречается с молодым человеком, который любит ее. Она просто проводит с ним время, чтобы совсем не помереть.
 Я достала сигарету и закурила.
 - Дай мне тоже.
 Я протянула ей пачку.
 - А, Парламент, да?! – она тяжело усмехнулась и с трудом сглотнула подступившие слезы.
 Парламент – это служило для Наташки как напоминание о тех чувствах. Тот человек курил Парламент...
 Я мысленно возненавидела себя за такую оплошность!
 - Все места, где я хожу, напоминают мне о том времени, я не знаю, куда мне деваться. Тогда я думала, что это никогда не пройдет и будет всегда так больно. Не спорю, боль немного утихла, но она так ноет, ноет. Съедает меня изнутри.
 - Наташ, ты же справишься с ней. Ты это знаешь.
 Она отрицательно покачала головой.
 - Нет.
 - Да, - почти выкрикнула я. – Ты справишься. Ты сможешь. Ты должна.
 - Я не хочу больше. Я не хочу смочь. И я ничего не должна этому миру. Также как и он ничего не должен мне...
 Мы замолчали и просто курили. Я спокойно, она нервно.
 - Я хочу заснуть и не проснуться, - сказала она и резким движением затушила сигарету.
 Я поперхнулась дымом. Она подняла глаза на меня и улыбнулась.
 - Извини, просто мне сейчас очень плохо... У тебя никогда не было желания сделать больно всем? – не дождавшись моего ответа, она продолжила. – А у меня было. С того самого дня я каждый день мечтаю о том, чтобы причинить боль всем. Я хочу заставить всех людей страдать...
 Она молча взяла еще одну сигарету и прикурила ее. И в течение семи минут (я специально засекла) она молча, уставившись в одну точку, раскуривала Парламент. Я тоже молчала. А что я могла сказать? Впервые я чувствовала себя НАСТОЛЬКО беспомощной. Я была не в силах помочь ей. В ту минуту я сама себе казалась слабой.
И, наверное, не только казалась. Я и была слаба в тот момент. Слаба перед ее болью.
 - Может, тебе отдохнуть, - предложила я, нарушив тишину
 - Я боюсь засыпать. Я боюсь увидеть ее во сне. Я вновь боюсь увидеть эти глаза. Я боюсь почувствовать во сне эти прикосновения. Боюсь, услышать родной голос. Я боюсь спать. И я почти не сплю. Либо засыпаю под утро. И сплю часа два – три. А потом досыпаю днем, - Наташа усмехнулась. – Я же говорю, что чувствую дикую... смертельную усталость. Оль, я никогда не найду успокоения. Совесть моя нечиста.
 - Прекрати нести чушь! Это был несчастный случай, - тут уж я в минуту вскипела. Тот, кто потерял близкого человека, любит винить в его смерти себя. Это вообще обезоруживает меня и вызывает возмущение.
 - Оль, ты ничего не знаешь... – тихо произнесла она и потянулась за очередной сигаретой.
 - Может, хватит курить, - я перехватила ее запястье.
 Наташа бросила на меня взгляд, и я была просто шокирована тем, сколько было жажды в этих заплаканных печальных глазах. Жажды, потребности говорить.
 Она закурила и посмотрела мне в глаза.
 - Это был не несчастный случай, – проговорила, затягиваясь.
 У меня перехватило дыхание. Я на секунду замерла и зажмурилась. Правда казалась настолько лживой, что не хотелось верить.
 - Ты не можешь знать, - только и смогла пробормотать я.
 - Я знаю. Я все знаю, - Наташа пустила кольцо дыма и глубоко вздохнула. – Я абсолютно все знаю. И именно поэтому я не могу успокоиться. Если бы это все было несчастный случай, я бы страдала, но меня бы не мучила совесть... виновата я...
 - Как ты узнала? Предсмертная записка?
 - Да. И дневник.
 - Почему ты ничего не сказала?
 - Ты меня обвиняешь? – равнодушным тоном спросила она.
 - Нет, что ты?! Почему ты сразу мне не сказала? Может тебе бы стало легче.
 - Легче бы мне не стало. А что бы ты изменила?
 Я уже начала что – то отвечать, но запнулась. Ответ прозвучал бы глупо.
 - Нет там никакой вины, никаких упреков в мой адрес... там такого не было... но было то, что просто убило меня... там была любовь... там была наша любовь... НАША, которую я погубила из – за своего страха... погубила я, - она приложила руку ко лбу. Губы ее дрогнули. – «Моя любовь навсегда с тобой» - я теперь как заповедь каждый день повторяю это.
 - То есть все было исправно? – спросила я и тут же осознала, что вопрос глуп и неуместен.
 - Да.
 - Самоубийство?
 Она покивала головой.
 - Обними меня, пожалуйста, - Наташка примкнула ко мне. Я обняла ее. Она обхватила мою шею руками и склонила голову мне на плечи. Я положила руки ей на спину и чмокнула в макушку.
 - Ну, успокойся, солнце, - я погладила ее по волосам. – Ты все равно ни в чем не виновата. Пойдем, ты все – таки поспишь, - я кое – как приподняла ее и положила ее руку себе на спину, двинулась в сторону Наташиной комнаты.
 - Это из – за меня, - повторяла она слабым голосом. Слезы капали мне на плечо и на пол.
 - Нет, Наташ. Ты здесь не причем.
 Плавно, медленно мы добрались до ее комнаты. Я одной рукой придерживая подругу, другой откинула покрывало и осторожно сняв Наташину руку, положила ее на кровать.
 Достала из шкафа плед и, укрыв девушку, прилегла вместе с ней.
 - Спи, солнышко, спи, Наташ, - я погладила ее по волосам.
 
 
 Спустя шесть дней я была на ее похоронах. Она вышла из окна восьмого этажа. Множественные переломы... Быстрая смерть.
 Она обрела покой. Я потеряла сон. Я поверила ее обещаниям, что она выкинет из головы мысли о самоубийстве.