Жизнь в кредит альтернативное окончание

ГЛАВА 16

 Конференц-зал занимал почти весь этаж. Его сквозило два прохода во внешний коридор, окольцовывающий помещение. Внутреннюю часть коридора опоясывал ряд резных дубовых дверей. Пару из них сторожили телохранители. Так, в номере, утекали песком сквозь пальцы последние минуты Аскольда перед пресс-конференцией. Он застыл у зеркала, глядя на висевшую позади сюрреалистическую картину. Нет, она нисколько не интересовала Аскольда: бессмысленное нагромождение разноцветных мазков. Просто его взгляду нужно было где-то остановиться, и он избрал эту картину, либо наиболее выделяющуюся пестротой из бирюзовых тонов интерьера, либо отражающую беспорядок в душе Аскольда. Волнение, страх и нерешимость – всё смешалось в единое целое, но отступать под натиском было уже поздно: половина цены уплачена – и Аскольд твёрдо решил до конца придерживаться своего плана, повинуясь стремительному течению событий. Поэтому он отмёл все сомнения и, поправив узел галстука, уверенным шагом двинулся навстречу судьбе. По пути Аскольду не попалось ни одной живой души: все уже собрались в конференц-зале и ожидали его выступления. От этой мысли Аскольд побледнел, ладони вспотели, и сердце в груди запрыгало в тысячу раз быстрее. «Сбежать? Но куда? Позади только худшее. Идти вспять нельзя», - убеждал он себя и продолжал двигаться вперёд. Его естество словно бы разделилось и чувства остались по ту сторону от всевластного разума, гонящего тело, судорожно содрогающееся от сомнения и ужаса.
Пройдя под арку, Аскольд очутился в амфитеатре. Ступени конференц-зала были забиты высокопоставленными гостями. Он, опустив голову, взошёл по, высеченной в круглом возвышении посреди зала, лесенке к угловатому постаменту из благородных пород дерева. Отсюда была видна вся толпа, рассыпавшаяся вокруг бездной лиц. В галерее напротив сидели глава компании обеспечения, генеральный директор телецентра и ещё несколько влиятельных особ. По правилам пресс-конференции эти люди должны были задавать свои вопросы выступающему. Порядки вообще были очень строги, свобода слова ограничена законом и поэтому любое нарушение строго каралось вплоть до выдачи нарушителя в аренду государству…
От волнения у Аскольда подкашивались ноги; глаза слепил свет прожекторов, закреплённых под висячими креслами операторов, кружащих по рельсам, вмонтированным прямо в потолок. Теснящаяся вокруг толпа застыла в напряжённом ожидании. Аскольд понимал, что пауза слишком затянулась, грозя крахом всему задуманному в бездну неизвестности. Тогда он всё же собрался с мыслями, смирившись с отсутствием другого выхода из созданной им ситуации и начал:
- Я пришёл не для грандиозного разоблачения, - стараясь держаться, спокойным и ровным тоном произнёс Аскольд.
Его слова, скупо разбавившие тишину, лишь усилили напряжение и задали недоумения лицам вокруг.
- Нет. – подтвердил себе приговор Аскольд. – Мне повезло… - менее уверенно продолжил он, силясь унять дрожь в голосе.
- Что он мелит? – хмурясь, произнёс седобородый мужчина в ответ на вопросительные взгляды сидевших рядом.
- Однажды я сказал себе: «Каждому есть что скрывать». И оказавшись в нужное время в нужном месте… - похоже, подход к сути из дебрей прошлого успокаивал Аскольда. – Он даже не стал спрашивать, что именно я знаю? Я не обманщик: он обманул себя сам, связав свои тайны с моими словами. Вот так все решили, что я хочу кого-то разоблачить. Отсутствие каких-либо подтверждений тому лишь усиливало иллюзию значимости того, что я, как казалось, знал.
- Это что какая-то шутка? – язвительно обратился к соседу директор телецентра. – Вы привели его сюда, как человека способного подтвердить… А он просто смеётся над всеми нами.
В ответ седобородый мужчина лишь бросил преисполненный взаимного непонимания взгляд.
- Моей истинной целью было дать вам выбор. Впервые в моей жизни появилась цель. В этом суетном Мире их много: заказать на завтра одноразовый интерьер, сходить на работу – но то лишь каждодневная рутина, уводящая от поисков смысла жизни. Наш Мир парализован этим: всё в нём движется по инерции, совершая один за другим однообразные обороты. Общество отвлекает нас от мыслей о правильности собственного устройства. Мы, родясь в нем, не имеем выбора, а просто принимаем предлагаемое нам. Навязанное…
Благодаря этому обману я высвободился из пут: теперь мне не нужно было беспокоиться о повседневных делах – меня холили и лелеяли, берегли. А я тем временем достиг своей цели показать вам другой Мир, дать выбор… Я закончил, наконец, свою книгу, - Аскольд потянулся в карман пиджака, но ухватил лишь воздух.
«Пусто, – пробило в голове. – Ничего нет». Всё было кончено. Аскольд оказался безоружен в момент решающей битвы. Роковая случайность положила всему конец.

 Но вдруг что-то в его руке. Аскольд раскрыл ладонь и увидел белое перо. То самое нетленное перо, что он, того не осознавая, зачем-то так долго хранил при себе. Будто ключ от давно забытой темницы, о которой теперь напомнило случившееся. Не только ли ради этого всё затевалось в его мозгу? Может книга была лишь предлогом, чтобы обнаружить заброшенный уголок и отпереть сокрытое там? Но что же это? Смятение Аскольда сменилось настойчивым любопытством. Он вставил ключ в замочную скважину и повернул – дверь его разума со скрипом отворилась: белое перо, рождённое в этом одноразовом Мире, но благодаря случаю ставшее частью той другой постоянной жизни, что описывал Аскольд в своей книге, не смотря ни на что, оставалось тем, что и было.
По толпе собравшихся пробежал шумок.
- Быть может, я ошибался? – с сомнением произнёс Аскольд. – Не стоило полагать, что на руинах этой жизни вырастет что-то другое? Ведь все, кто будет строить новый – дети старого Мира и не знают ничего иного. Тогда всё, к чему я стремился, было отражением в кривом зеркале того, от чего я бежал. Невозможна другая жизнь: она всего одна.
- Уберите его, хватит, – гневно прервал речь седобородый мужчина, вскочив с места.
Несколько охранников, повинуясь его призыву, врезались в разразившуюся шумом толпу, протискиваясь к постаменту. Время истекало: они были всё ближе. Конец был всё ближе. Аскольд с горечью осознавал это. Сопротивляться не было сил, и не имело смысла. Его поглотило отчаяние и разочарование в собственной жизни. Вот охранники уже поднимались на кафедру, слегка сбавив шаг, когда поняли, что Аскольд не собирается противиться. И вдруг из его уст сами собой вырвались слова: «Хватит. Стойте». Преисполненные твёрдостью, преданной внезапной вспышкой тяги к жизни, они прозвучали властным приказом. Сбитые с толку дерзостью, расцветившей выкрикнутое, охранники остановились; толпа смолкла.
- До каких пор человечество будет насиловать себя условностями и порядками? Как ещё долго длину жизни будет определять величина счёта? – воззвал Аскольд. Люди, заворожено слушавшие его, переглянулись. – Почему вы подчиняетесь ему? Неужели вас устраивает быть лишь его инструментом? – продолжал Аскольд, обращаясь к застывшим на месте охранникам. – Нет, но тогда почему же? Принуждение, - многозначительно произнёс Аскольд толпе, на ходу понимая смысл собственных слов, самих собой вырывающихся наружу. – Общество принуждает нас быть частью своего механизма, всегда действовать в его интересах, даже если в ущерб себе. Чтобы избежать рабства не нужно ничего изменять вокруг, – на лицах слушателей угадывался след глубоких раздумий: нахмуренные брови, морщинки, прорезавшие лоб. – Надо перемениться самим, отказавшись от лишних и стесняющих правил, перестать быть во власти привычек. Ведь вы составляете окружающее общество. А стоит поменять составляющие – изменится и результат. Жизнь дана человеку, а не он вручён в пользование ей, – Аскольд хотел было продолжить, но заикнулся и внезапно из его горла вырвалось нечто нечленораздельно, жгущее слух.
Что-то вдруг сработало в голове у каждого, кто внимал его словам. Какой-то механизм: пружина разжалась – и все они почувствовали себя такими разобщёнными, ничем не обязанными и строго индивидуальными… Больше их разум не подчинялся ни чьей посторонней воле. Теперь каждый в зале и каждый, видящий трансляцию в прямом эфире, представлял нечто цельное и обособленное. В тот момент во всём Мире приостановилась всякая работа: замерли шарики ручек, перестали стучать клавиши, умолк гул моторов… Люди, казалось, поняли что-то важное, истинно ценное в жизни. Но то был лишь один, пугающий грядущими переменами, момент, который неожиданно прервался повелительным требованием:
- Уберите же его, наконец, – вновь прокричал седобородый мужчина в галерее.
Мимолётное замешательство, овладевшее всем, вдруг на миг растаяло. Услышав этот голос, погружённые в мысли люди вздрогнули, выдернутые из собственного внутреннего Мира. Снова со скрипом зашевелились шестеренки общества, запустились механизмы. Охранники схватили Аскольда и, заломив ему руки, повели прочь.
Люди в толпе всё ещё перешептывались о Том Последнем Слове Аскольда. Никто не понял, что это такое, но оно бередило заспанную душу, как брошенное камнем ругательство.


ЭПИЛОГ

 В тот день ничто не нарушало покоя. Всюду царила тишина, небеса были залиты застывшим парафином, в остекленевшем воздухе повис густой запах сырой земли. Поблёкшие цвета всего вокруг сливались воедино, превращая окружающий Мир в, обрамлённую оконной рамой, чёрно-белую картину. Вдруг стекло на картине треснуло и по полотну побежало в разные стороны пятно чёрной туши. Тучи на небе сгущались всё плотнее, а Мир под ними разлазился, оплывал, таял в темноте… Когда тушь дошла до краёв, размокшее полотно вывалилось из рамы. От пустоты в последний раз эхом отразилось гремящее слово, и расколовшаяся рама исчезла во тьме.