Тёрн

« Цвiтэ терен, цвiте рясно,
 той цвiт опадае», - мелодия заполняла пространство сельского клуба, ширилась, рвалась в приоткрытое окно жарко натопленного помещения и, сквозь мартовскую капель и туман, плыла по улицам, затихая.
« Кто в любови не знается -
 Той беды не знае» - слаженно и проникновенно выводили натруженные долгой работой на свежем воздухе голоса женщин, переступивших черту, отделяющую позднее бабье лето от грустной унылой осени. И исполнительницы, бередящие песней затихшие струны души, и слушатели с увлажненными, от нахлынувших чувств, глазами, прожили бок о бок долгую жизнь. Нет у них тайн друг от друга. Да и что спрячешь в деревне? Не стесняясь друг друга, поют и плачут мои земляки. Слились воедино щемящая мелодия украинской песни, прижившейся на юго-западе воронежского края, людские судьбы и природа лесостепного Черноземья.
 Тёрн. Через всё моё детство прошёл образ этого колючего кустарника. Селение наше – хутор Новая жизнь – образовалось в двадцатые годы как коммуна. Поселенцы выбрали северный склон балки. Южный – порос дубовым лесом, единственным источником топлива. По рассказам моего отца, топку на зиму не готовили. Не когда было за работой: весенняя вспашка и копка земли, посев и посадка, уход за посевами, уборка урожая, снова обработка пашни. Заботы о животных, о кормах. Вся страда в крестьянских хлопотах. По вечерам к грамоте тянулись, к просвещению. Не до дров, словом. С холодами же все воровато в лес отправлялись – парубка запрещалась. Рубили самые толстые из молодых деревьев. Старые дубы в войну, боясь партизан, извели немцы. Так что в детстве моём дубрава была представлена кустарниками. И одним, из наиболее заметных среди них, был тёрн.
 По самому краю леса сплошной полосой протянулись его заросли. Первым, до распускания листьев, зацветал он весною. Белая душистая кипень, радуя глаз, веселя сердце, всползала на пригорок, чётко выделяясь на красноватом фоне дубового подроста.
 «Тёрн, колючая слива prunus spinosa – ближайший родственник садовой сливы, во многом на неё похожий»- читаю скупые строки справочника.
 Похожий. Федот, да не тот!
 Цветок тёрна! Пять белоснежных лепестков. На чём только держаться? Если у других розоцветных, у яблони, например, лепесток на цветоложе сидит надёжно, основательно, то у тёрна будто приближен, будто точка соединения условна. И пыльники тычинок также – висят в пространстве сами по себе.
 Отцвел, осыпал лепестки мелкими монетками на прелую листву и цветущую медуницу. Куст стал зелёным – развернулись листья. Стали увеличиваться в размерах плоды. У других розоцветных они зелёные, а у тёрна – с сизым налётом плотного воскового слоя. Потому и кажутся синеватыми.
 И летом тёрн не сливается с лесом. Через дебри его не пробьешься: больно колюч! Только в колючках этих нет подлости – они видимы. Острые конические шипы сразу предупреждают – не тронь! Нет в тёрне коварства шиповника, у которого колючки – то не заметны, то кажутся безобидными. Ну, уж точно не такими болезненными видятся их уколы как на самом деле.
 Наливаются ягоды соком. Всё также сизо-зелены, тверды. Летом они становятся частью детских игр. Это и пульки для обстрела, и непонятно что в игре «дочки-матери»: то украшение интерьера, то денежки, и уж совсем редко – еда. До того кисел и терпок тёрн, что даже детское воображение не может представить его чем-то съедобным для кукол и условных героев. А вот как составная часть лекарств и снадобий – да.
Синеют костянки тёрна. Так правильно называется сочный плод с твёрдым околоплодником, прячущим семя.
 Дни короче, ночи холоднее, а плоды всё темнее и темнее. Будто впитывают сумрак ночей уходящего лета. Уже и травы по утрам инеем серебрятся, и всё больше красного и желтого в красках леса, а тёрн всё молосъедобен. Редкий любитель сорвёт плод и в сентябре, хотя и прекрасен он в это время. Утренние заморозки пока его не трогают. Лишь плотнее становится сизый налет, сквозь который проглядывает чернильная синь. На разломе костянка нежно зелена, мягко искрится отражением нежаркого сентябрьского солнца, структура её плотная, особенно плотная у твёрдого сердечка. Ах, какая же это красивая зелень!
Затихает дубрава. Жизнь, всё лето бурлившая, видимая яркими красками цветов и разноцветных бабочек, порой даже навязчиво кричащая предупреждающей окраской мохнатых гусениц, уходит, затаивается. В терновнике идут процессы созревания. Чем крепче заморозки по ночам, тем слаще мякоть плода. Теперь на изломе костянки красновато-коричневые, на вкус кисло-сладкие. Наслаждение для любителя!
 Ясным осенним утром набрали мы с подружкой ягод в карманы. Ели, удивлялись переменам, случившимся с тёрном, бродили по нашим весенним местам. Не думаю, что грустили – возраст не тот. Впереди была зима со своими радостями и чудесами превращений. В ту зиму я из пальто выросла. Ягоды, забытые в кармане, высохли и скукожились. От их сока подкладка стала жёсткой. Подружка моя была младше и меньше меня, поэтому весной пальто моё перешло к ней. Всякий раз, как только она опускала руку в карман, обязательно спрашивала: «А помнишь, как мы тёрн собирали? Пойдём осенью?»
 В детстве два года разницы – непререкаемый авторитет. Я обещающе кивала, ждущей с надеждой ответа подружке. Это позже мы выровнялись возрастом, а потом и превзошла она меня житейской мудростью, родив шестерых детей за двенадцать лет супружества. На тринадцатом году мужа убило электричеством. Старшей дочери 12 лет, младшему сыну 2 месяца. Всех подняла.
 Скоро осень. В кудрях берёз появились первые седые пряди – желтеют листья. Скоро задождит в нашем чернозёмном краю, развезёт грунтовые дороги и тропки. Только в лесу чисто. Задернованы поляны, под деревьями ковёр из буреющих листьев. Выберу день, наберу тёрна для замочки. Всех дел то – залить ягоды водой родниковой ли, колодезной, из под водопроводного крана и жди положенного времени. Оно ещё до нового года наступит. Вот тогда-то наберёшь в глубокую миску мочёных ягод терновника, сдобришь сахарком и насладишься воистину райским вкусом родной земли. Смотришь за окно на выпавший снег, растёт перед тобой горка косточек. Может быть хватит? Да нет, пожалуй, ещё чуток.