Рыжий, карий, зеленый...

Рыжий, карий, зеленый…


Рыжей незнакомке посвящается…



 
10 октября.


Я – студент Литературного института. Учусь на третьем курсе.

Мне нравится моя профессия. Это возможность донести до людей самое сокровенное, раскрыть им глаза на окружающий мир.

Но нравится мне это занятие и с другой, более эгоистической стороны. Для сочинителя, творчество – возможность помечтать, представить реальность не такой, какая она есть на самом деле, возможность интерпретировать ее, иной раз даже, приукрасить.

Да, ведь наша жизнь зачастую далека от той идиллической картины, которую мы создаем в своем сознании.

Есть люди более успешные или, можно сказать, счастливые, а есть менее.
Я скорее отношусь к последним, наверно потому, что не умею смотреть на жизнь сквозь розовые очки. Единственное, что мне остается – искать утешение в творчестве.

«Что же тебя не устраивает?! – спрашивают меня окружающие. – Ты же сам говоришь, что занимаешься любимым делом!» Но они не могут меня понять.
Что больше всего нужно человеку в юном возрасте?! Всем по-разному, ответите вы.

Я отвечу: огромное количество энергии и достаточно денег, чтобы эту энергию реализовать.

Я – бедный студент, как и тысяча других, вечно голодных, как и я. А что касается энергии и связанного с ней здоровья, то оно с детства, со школы было у меня не к черту.

Но даже и эти беды можно пережить, если ты обладаешь главным – способностью любить и быть любимым.

Ведь без ощущения влюбленности и любви, хотя бы к жизни, невозможно творить, что необходимо мне, как я уже говорил выше, чтобы выжить.
Именно любовь является главным источником вдохновения для любого, даже нетворческого человека.

Мои эмоции постепенно иссякали и, в последние месяцы, я был похож больше на «живой труп», обладающие способностью ходить, спать, есть, но уже не способный мыслить или чувствовать.
Казалось еще немного, и я перестану делать даже это, стану недвижимым «овощем» и угасну.

Но сегодня моя жизнь вдруг коренным образом переменилась, будто внезапно озарившись вспышкой молнии.

День был пасмурным, серым. Таким же серным, как и все предыдущие.
Я ехал в институт. К первой паре. Толкучка в метро. Забитые улицы. Грязь под ногами. Стоя на остановке, я дожидался троллейбуса.
Я нервничал, чувствовал, что опаздываю. Да еще как на грех, часы я оставил дома, и, неориентирование во времени злило меня еще больше.
Окончательно изведясь, но, так и не дождавшись никакого транспорта, я решил, хотя бы узнать у прохожих время.

Недолго думая я подошел к первому попавшемуся, стоящему на остановке ближе других.

Ближе всех ко мне стояла девушка, приблизительно одних со мной лет.
На мой вопрос она приятно улыбнулась и вежливо ответила: «Восемь двадцать».

Я поблагодарил ее. Страшное чувство было у меня на душе. Какая-то неведомая сила приковала мое внимание к этой девушке. Я отошел чуть подальше и стал наблюдать за ней, забыв, абсолютно забыв, что я куда-то спешу.

Девушка, по-видимому, также как я, опаздывала куда-то и довольно часто смотрела на часы.

Ее интеллигентность и вежливость поразили меня.
К сожалению, в наш век очень мало воспитанных интеллигентных людей. Особенно среди молодежи. Это касается и мужской, и женской ее части. Но у девушек эта невоспитанность, грубость проступает как-то еще более четко и явственно. Наверно это так, в силу того, что женщина изначально является существом более чувствительным, нежным и хрупким, нежели мужчина.

Поэтому жесткость, грубость и другие тому подобные качества особенно уродливо выглядят у женской половины общества.
Эта девушка же отнюдь не обладала всеми этими качествами. Напротив, ей была присуща какая-то тихая, да, именно, тихая нежность. А в глазах у нее, глубоких (это я отметил сразу) глазах была какая-то грусть.
«И глаз осенняя усталость». Да, да точно. Лучше не скажешь, прав был Есенин.

Я смотрел на нее долго. Не могу сказать, как долго. Мне казалось, что я знаю ее всю жизнь. Я ничего не видел, не слышал, ничего не замечал, будто бы уже не здесь, на бренной земле находился, а где-то в иных сферах. Не заметил я и подошедшего троллейбуса.

Я пришел в себя лишь, когда все пассажиры уже сели, двери закрывались, и моя новая знакомая незнакомка также вошла в троллейбус, и он тронулся с места. Провожая его взглядом, я понемногу возвращался к ощущению действительности. Лишь тогда я очнулся, когда троллейбус скрылся за поворотом.

Я мигом спросил время у спешащего с дипломатом в руке мужчины.
Узнав, что уже без пяти минут девять я бросился бежать. На пару я конечно опоздал. Препод меня не пустил. Но я не жалею…


24 октября.


Сегодня я вновь увидел ее…

Я, как обычно стоял на остановке, когда увидел, как она идет по направлению ко мне.

Она остановилась от меня метрах в пятнадцати и, казалось, не замечала меня.

Нет, она не шла, она…плыла, парила!

Двухнедельное ожидание было для меня сродни засухе. И вот пошел дождь. Спасительный, несущий жизнь дождь!

Как выразить это словами…

Я хотел подойти к ней, представится, познакомится, но…это трудно объяснить…

В тот миг, когда я увидел ее, дыхание мое сбилось, сердце стучало бешеный ритм, грозя вырваться из груди. А ноги, мои ноги, будто вросли в землю: я не мог сделать и шага, даже шевелился я с огромным трудом.
Сегодня я наконец-то, впервые смог ее рассмотреть.

Но вот в чем весь ужас. Лишь только она исчезла (а сделала она это тем же путем, что и в прошлый раз), образ ее пропал из моего сознания. Он быстро и неумолимо таял перед моими глазами. Я никогда не жаловался на плохую память, но…от нее осталась лишь яркая вспышка.

Я помню лишь яркие, кажется, подсвеченные изнутри цвета!

Рыжие, огненно-рыжие волосы. Карие, нежно-карие, миндального цвета глаза. Глаза ее казались мне отражением чего-то. Но я не могу найти слов, чтобы хотя бы приблизительно описать их. Любое сравнение, пусть даже самое лучшее, сделает тусклым их блеск, преуменьшит их неведомую силу.

Зеленое, будто бы из листьев пальто довершало ее утонченный образ.
Все… Больше я ничего не помню. В институт я опоздал, но, даже придя на лекции, я был не в состоянии слышать что-либо. Истощенный, я уснул.
 

7 ноября.


В институт я ходить перестал.

Каждый день я жду ее, но вот уже две недели она не появляется.

Я дежурю на остановке с раннего утра и до позднего вечера. Лишь сегодня, в праздник я решил остаться дома и никуда не ходить.

Она стала занимать все мое сознание. Больше я ни о чем не способен думать. Все мысли – только о ней.

Мне необходимо видеть ее, иначе у меня начинается буквально ломка, как у наркомана.

Сейчас я ложусь спать. Возможно, я увижу ее…


21 ноября.


Институт я бросил окончательно. Я жду и ищу ее. Ищу ее по всему городу, заглядываю в лица. Иногда мне кажется, что я заметил знакомые черты,…но снова не то.

Хотя иногда я вижу ее на остановке, но у меня нет сил и смелости подойти к ней, хотя я должен. Я лишь любуюсь на нее издалека и молюсь как на святыню.


5 декабря.


Сегодня свершилось чудо. Я познакомился с ней. Я долго не мог подойти к ней: ноги отнялись, а язык…его как-нибудь не было.

Я долго стоял так, в ожидании и смятении, не решаясь подойти.

Приехал троллейбус. Она села, а я последовал за ней.

Через несколько остановок она сошла, и я понял: ждать нельзя. Я тут же соскочил с троллейбуса и кинулся вдогонку.

Нагнав ее, я забежал слегка вперед и начал разговор банальной фразой:
- Девушка, извините, можно с Вами познакомиться?!

В ответ она неуверенно кивнула, и в глазах ее был и испуг и удивление.

- Меня зовут Макар, - представился я. – А вас?

- Маргарита.

- Очень приятно!

Дальше следовали стандартные фразы, содержание которых я даже уже не помню. Я произносил их на автомате, а мысли мои занимало изучение моей собеседницы и наблюдение за ней.

Спустя несколько мгновений мы расстались. Она впорхнула в дверь какого-то учреждения (я даже не запомнил адреса) и скрылась из глаз.

На прощание я лишь слегка, в порыве чувства, коснулся ее руки. Она побледнела, но руки не отдернула, лишь пронзительно посмотрела мне прямо в глаза, и я убрал руку.

Через несколько минут ушло и пьянящее чувство. Я понял, что долго шел по улице. А Маргарита исчезла, будто ее и не было.


Примерно 12-14 декабря.


Точнее даты я не помню и не знаю. Помню лишь, что сегодня седьмой день, как я узнал Ее имя и ношу его в себе.

Сегодня она впервые обратила на меня внимание и позвала меня. Она играла со мной. Я как обычно любовался Ей, как вдруг услышал сквозь шум машин музыку ее голоса. Она звала меня! Меня!

- Макар! Макар! – слышался мне шелест Ее голоса. Будто сирена на скалы звала Она меня. И я пошел!

Я шел на звук Ее голоса, загипнотизированный им. Но вдруг натолкнулся на преграду. Преграда было невидима, но от этого далеко не бесплотна. Я физически ощущал этот барьер и не мог приблизиться к Ней более не на шаг.

Она играла мной! Мной!

Преграда эта вдруг заискрилась, заблестела и стала превращаться в зеркало, в котором я видел только Ее. Другие люди исчезли. Лишь я смотрел в это зеркало и отражался в нем рядом с Ней.

Мы стояли где-то на заснеженной горе, а за спиной у нас садилось кроваво-красное солнце. Она обняла за плечи, прижалась ко мне.
Картинка изменилась.

Мы стоим посреди тропического леса. Поют райские птицы и манят в листву своим ярким оперением. Мы стоим на огромных валунах и слева от нас огромное озеро с такой прозрачной, чисто водой, что видно рыб на его дне. Их чешуя блестит на солнце, когда они иногда, высоко подпрыгивая, выныривают на поверхность.

Она наклоняется ко мне. Смотрит мне прямо в глаза: пронзительно и смело…и вдруг жарко целует меня в губы.

Это длиться несколько секунд, но мне кажется, что проходит целая вечность…

Внезапно она отталкивает меня, громко хохоча, и исчезает. Исчезают райские птицы, озеро. Тропические деревья чахнут, листья на них скукоживаются, желтеют и падают вниз, на редкую, на светло-коричневой земле, но еще зеленую траву.

Я оказываюсь в каком-то занесенном листвой осеннем парке. Я сижу на широкой длинной аллее, прямо на земле. Вдруг я замечаю в конце аллеи Ее. Она улыбается, смеется и жестами подзывает меня к себе.

Я поднимаюсь и бегу к Ней, но Она заливисто смеясь, убегает от меня, продолжая звать. И я, что есть мочи, из последних сил бегу за Ней. Спотыкаясь, падаю! Но все равно встаю и продолжаю бежать. Бегу! Бегу! Снова падаю! Снова встаю!

Я уже потерял Ее из виду, но все равно продолжаю бежать…и падать. Бежать и падать.

Парк кружится перед моими глазами, кувыркается и искажается.
Все перед глазами сливается в единые цветные полосы. Эти полосы крутятся и мелькают. Эти полосы трех цветов: рыжего, карего, зеленого.
 
Рыжий, карий, зеленый…Рыжий, карий, зеленый…

Все. Темнота.

Из темноты меня забрали Ангелы. Они перенесли меня в свое жилище с белыми стенами и мягким ложем. Там было тепло, тихо и спокойно. Ангелы часто приходили ко мне, разговаривали со мной, спрашивали, как я себя чувствую. Иногда, когда они думали, что я сплю, они тихо переговаривались друг с другом, наверно советовались, как облегчить мою душу.


Четырнадцатый День Нашей Встречи.


Сегодня свершилось то, что действительно облегчило мою душу.

Сегодня ко мне пришла Она. Неделю томила Она меня. И, наконец, пришла. Она тоже была белой – Она была Ангелом.

Свет, исходящий от Нее, согревал, очищал меня, и облегчал мои страдания.

Она думала, что я сплю, и тихо разговаривала со мной, а я – я боялся проронить хоть слово, издать какой-то звук, даже стон, боялся перебить Ее, боялся, что она исчезнет, не желая видеть меня.

Я молчал.
 
Вскоре она ушла. Я смотрел ей вслед, не моргая, боясь потерять, потерять хоть долю секунды и не увидеть. Я провожал ее глазами. А когда она исчезла, тревога и страх, таившиеся в моей душе, вдруг вырвались наружу, на свободу, подкрались и охватили меня.

Я боялся снова никогда не увидеться с ней. А Тревога и Страх сидели на моей кровати, давили мне на грудь, отчего мне было больно и трудно дышать, злобно смеялись и сверкали глазами.

Восемнадцать День.

Ангелы привезли меня домой.

Все вокруг белело и мне стало гораздо лучше. Тревога и Страх остались у Ангелов и не отправились со мной.
 
Много елок стояло в городе, и я вдруг вспомнил, что люди наверно будут скоро отмечать Новый Год. От этого мне стало немного тоскливо, потому что мне не с кем было его отмечать.

Ангелы оставили меня дома, попрощались со мной и исчезли. А я остался один в пустой комнате.


Двадцать первый День.


Я снова счастлив. Сегодня Она причина ко мне. Она обняла меня и сказала, что теперь всегда будет вместе со мной. И мы будем вместе отмечать этот Новый Год.

Я побежал за покупками. Она ждала меня дома. Ждала! Меня! Я купил мандарин, коробку конфет и две бутылки вина.

За окном темнело, когда мы сели за стол. Зажгли свечи и разложили на столе наши яства и принялись их вкушать. Я откупорил вино, разлил его по бокалам. Мы чокнулись, мгновенно осушили бокалы, и я налил еще.

Первая бутылка быстро подошла к концу. Вино согревало и все больше сближало нас.

Выпив по очередному бокалу, она встала, подошла и как тогда, крепко прижавшись, поцеловала в губы.

Вдруг я заметил, что за нами подглядывают. Мои соседи сверху, снизу, с боков подслушивали и наблюдали за нами через стены. Страх и Тревога также были здесь. Они тоже обнимались и стреляли в нас глазами из темного угла комнаты. И наши, и их тени в свете свечи скакали по стенам. Тени тоже наблюдали за нами.

Это все не понравилось мне и все больше и больше раздражало. Кровь моя кипела и стучала в мозгу.

Я отстранил Ее и встал. Все также смотрели на меня и хихикали. Особенно хихикали Страх и Тревога. Тогда я схватил табуретку и запустил ее в темный угол. Раздался грохот. Тревога и Страх кинулись в разные стороны.

Но Соседи продолжали наблюдать, они были везде, со всех сторон, даже в окнах. Я начал, желая их испугать и прогнать, стучать в стены, в потолок. Я швырнул еще одну табуретку в окно. Стекло со звоном взорвалось, а Сосед полетел, наверное, вниз и разбился.

Тени прыгали по стенам, и я стал гоняться за ними. Они же ускользали от моих ударов.

Кто-то был и за входной дверью, которую я надежно запер. Он тоже усмехался и смотрел на меня. Я швырнул в него первым, что попалось под руку. Это оказалась еще недопитая бутылка вина. Красное, винное пятно растекалось по серой двери.

Это, похоже, Соседа за дверью разозлило. Он посинел от злости и стал ломиться в дверь. Она не поддавалась. Ему на помощь видимо подоспели еще несколько и стали ломиться с утроенной силой.

На люстре повис Страх. Он раскачивался и корчил мне сверху рожи, показывал язык.

Наконец, дверь не выдержала. Она захрипела, затрещала, держась из последних сил, и рухнула.

Несколько синих людей вбежало, и они стали бить меня. Но я сражался с небывалой для меня силой и сопротивлялся им.
Я боялся этих людей. Страх, кривясь и корчась от смеха, выглядывал из-за их мощных спин.

Вдруг впорхнули Ангелы. Они обхватили меня, накинули на меня, белое как снег, одеяние с длинными, как у лебедя крыльями. И я стал похож на раненую птицу. Я не противился. Я люблю Ангелов.

Они обняли меня и понесли прочь. Прочь от страшных, синих людей. Прочь от мерзких Соседей. Прочь от этого дома. Прочь от Страха и Тревоги.
Они несли меня в свое жилище.


 
Пятьдесят шестой День.


Больше месяца я живу у Ангелов. Они заботятся обо мне, кормят меня.

Мне у них хорошо и тепло. Они не подпускают ко мне Страх и Тревогу. Я уже даже забыл, как они выглядят.

Часто я вижу Ее. Она сидит со мной. Она разговаривает со мной.

Она теперь всегда вся в белом. Я даже скучаю по Ее прошлым цветам. Я люблю закрывать глаза и представлять их.

Я закрываю глаза и повторяю: «Рыжий, карий, зеленый…» и представляю их.
Она хорошая. Она добрая.

И я ничего не боюсь!


Июль 2006.