Веришь?

Веришь?

В нашем веке так легко залететь под трибунал, особенно если дело касается церкви и вообще Бога. Это стало настолько серьезным, что страшно представить. Никогда бы не подумал, что настанет время, когда мужчина не сможет самостоятельно выбирать человека, которого он будет любить. А ведь сейчас именно такой случай. Людям просто запрещают любить. Любить разрешено только Бога, все благоговеют перед этим эфиром, перед этим эфемерным, прозрачным созданием, хотя на самом деле – это просто несуществующий образ. Фальшивка. И тебя отправят на эшафот, если ты скажешь об этом кому-либо.

За несколько минут до смерти перед глазами должна промелькнуть своя жизнь, а я размышляю о высоких материях и несправедливости современного мира.

Зачем связывать человека, который не собирается бежать? Я же знаю, что это бесполезно. Ты тоже, поэтому тих и покорен. Мы обещали друг другу не смотреть. Поэтому мои глаза закрыты. Я знаю, что твои тоже. Мы решили, что наша смерть не будет увидена нами. Наверное, это правильно. Иначе – возникнет желание жить.

Я не буду рассказывать, как мы познакомились, это не интересно. Главное, что мы были настолько близко друг другу, насколько можно вообразить.

Неслыханная наглость – молодой постоялец мужского монастыря, принадлежащего Римской Католической Церкви, сбежал с женщиной. Ты постоянно твердил, о грехе и падении. Но ничего не существовало, когда Ты был рядом.

Я никогда не любил слухи, а теперь понял, почему. Бродячим актерам живется не сладко, особенно в Италии. Но именно искусство перевоплощения помогло нам убежать. И только одна живая душа знала, что женщина, сбежавшая с монахом – искусно переодетый мужчина.

И только потому, что этой душой было девушка, тайное стало явным. Я никогда не сомневался в честности своей подруги. Но был уверен, что держать в себе тайну она не сможет просто физически.

Тем не менее, Ты был со мной. Ты говорил о Боге даже тогда, когда руки мои были под твоими одеждами, а губы ласкали твою кожу. Ты молился, когда мы занимались тем, чем обычно мужчины занимаются с женщинами. И занятие это не имело никакого отношения к святой любви и Зачатию. Нет. Ничего этого не было, существовало лишь твое дыхание и стоны.

Мы клялись, что любили. Я уверен, что для тебя это были не пустые слова. Я тоже люблю тебя. Все еще люблю.

Зачем актеру Бог? Он может сам сыграть его. Мы спорили из-за этого. Но в итоге оказывались в одной постели.

Никто не мог заподозрить греха, в девушке, с восхитительными смоляными волосами, юноше, носящего крест и их нежных взглядах, обращенных друг к другу. Это было просто красиво. Ты веришь в Бога, а я люблю тебя. Веришь?

Мы нашли маленький ветхий дом, в совершенно глухом районе, там было тихо и очень светло. На окраине города может быть так уютно.

Ты улыбался мне по утрам, я ловил каждый твой жест, взгляд, слово. Мог ли ты представить, что будешь счастлив с другим мужчиной?

Почему подруги иногда бывают такими болтливыми? Они говорят друг другу секреты, уже заранее зная, кто услышит их следующим. А когда дело доходит до консервативных, помешанных на религии отцов – все принимает ужасающий оборот.

Так уж вышло, что нашу с тобой связь назвали Содомом. Грехом и Падением.

Наверное, это была плата за несколько лет блаженства.

По началу это смешно. Стоять перед полукругом священников и говорить, что их вера – это самообман. Разглядывать ужас и возмущение в их лицах. И понимать, как страх растет в тебе самом. Они оказались большинством.

Вода затекает в обувь, обдавая пальцы ледяным холодом. Я все еще не раскрыл глаз. Веришь?

Суд был тайным, а казнь – прилюдной. Вода прибывала.

Приговор оглашен, казнь выбрана. Толпа ликует. Хотя и десятая доля пришедшего народа не поняла и слова в осуждении, но толпой руководит ажиотаж, Не каждый день на эшафоте - двое мужчин. Влюбленных друг в друга.

Я не могу сдержаться, открываю глаза. Вода медленно прибывает, в холоде уже колени. Я поворачиваюсь, и сквозь стекло вижу тебя. Ты тоже не сдержал обещание. Взгляды встретились. Мы же знаем, что они не правы...

Это самое страшное мгновение в моей жизни. Я понимаю, что Ты умираешь так же медленно, как и я. И тоже ждешь, когда же, наконец, лед воды доберется до легких, чтобы все быстрее закончилось.

Ты что-то кричишь, я могу разобрать лишь движение Твоих губ. Главное, чтобы Ты не начал плакать...Поздно...Я хочу улыбнуться, чтобы Ты видел, понял, что не стоит отчаиваться. Но не могу.

Вода все прибывает.

Я бы хотел, чтобы Ты прочитал мои мысли. Я скажу, как сильно ты дорог мне. А еще едко добавлю, что Твой хваленый Бог не спас нас.

Ты бы понял, что время, проведенное с Тобой, было самым счастливым в моей жизни, что никого дороже тебя у меня нет.

Вода подбирается к подбородку. Нет сил даже вытянуть шею, чтобы хоть на секунду продлить свою жизнь. Жизнь рядом с Тобой. Твои глаза опустели. Из них пропал весь блеск. Взгляд умер быстрее сердца.

Остались доли секунд, до того момента, когда капли воды попадут в легкие, вместе с лихорадочным дыханием. Когда вместо воздуха в них потечет вода. Легкие отяжелеют, можно будет вдохнуть...и не выдохнуть уже никогда.

Через несколько часов тела наши, разбухшие от воды, ставшие мягкими, податливыми и молочно белыми – вынут из стеклянных коробок, в которых нас нашла смерть. И все, кто наблюдал за нами, не зная о нас ровным счетом ничего, скажут, качая головами

-Ишь, удумали!

Перекрестятся. Вздохнут и пойдут замаливать свои грехи. Фокусник, достававший розы из пустых бутылок на центральной площади, молча развернется и пойдет прочь. А уличные актеры начнут играть печаль.