Жили-были. Ч. 2. Глава четвёртая. Жертва взрыва

Спал Кармус странно. С одной стороны, вроде бы, и не спал вовсе, проходя чередою лихорадочных, сменяющих одно другое сплетений, сочетаний несочитаемого, но, как обычно во сне, фантастическое представлялось обыденным, не вызывая ни вопросов, ни недоумений.

 Удивительной была сама несообразность сна: ни тематика, ни образы, ни чуть не соприкасались со знакомым, виденным, наболевшим. Это был другой мир, и прежде всего, в нём поражало обилие животных. В жизни Кармуса, как и в жизни его города, да и Империи в целом, животные почти не существовали, давно превратившись в нечто экзотическое, заморское, почти сказочное. Разумеется, в городе жили крысы, много крыс, в нём обитали жуки, ящерицы и змеи, как и прочая живность, коей кишели некогда бескрайние болота, на месте которых раскинулся нынче город, но... разве ж это животные? Бродячие собаки и кошки давно перевелись – съеденные, отравленные воздухом и людьми, замордованные, сбежавшие. Домашних же держали в редчайших случаях, в самых богатых семьях, да и там считалось это признаком крайней экстравагантности, на грани бизара. Кармус не знал ни одного человека, который держал бы в доме животных, разве что речь шла о какой-нибудь редкой разновидности рептилий, насекомых или рыб.

 А тут...

 ...по лесу шёл медведь. Обутый в берестяные лапти, он нёс на плече плетёную котомку. Котомка искрилась кристаллами соли. Кармус точно знал, что медведь несёт соль только что оленившейся важенке, дабы та полакамилась. И это казалось ему самым естественным на свете...

 ...на поляне танцевали волки. Сверчки и кузнечики, залитые лунным светом, играли стройным оркестром, а волки плясали. Притопывая, задиристо осклабясь, подбоченять, они то обнимались и кружились в паре, то пускались вприсядку. А откуда-то сбоку, из-за стволов березняка, им вторила невпопад заунывная дудочка...

 ...на суку висела белка. Живая, она бежала без оглядки в подвешенном за сук колесе, в бесконечной погоне за орехом, упрятанном в золотую фольгу. Бежала изо всех своих беличьих силёнок, непрестанно... неизбывно... И это было неправильно. Кармус знал, что белка не должна бежать в замкнутом колесе, что её обманывают, что белке никогда не вырваться самой за пределы порочного круга, что ей необходимо помочь... И он хотел прийти и выпустить белку, но не смог перешагнуть за грань, пробиться... И тогда он стал кричать и звать зверей, чтобы те вызволили белку, но звери не слышали и проходили мимо, не ведая, не зная...

 ...а потом наступила жуть. Странный зверь, помесь лисицы и кошки, сросшихся воедино, бесился в приступе ярости, катался по земле, исходил пеной и воем. И Кармуса затопила,вдруг, такая тоска, такой всеобъятный, необъяснимый ужас, что он вышвырнул себя из этого сна, затем лишь, что бы тут же перенестись в другой...

 ...омерзительное существо, отдалённое напоминающее крота-переростка, но в гибком хитиновом панцыре, тине и бородавках, - сидело на болотной кочке и... посылало сигналы в Космос. Кармус знал это точно, потому, что этим существом был он сам. Да, он сам. Он даже знал кто он есть: Букашка, высокопоставленный, вельможный раб. Как раб может быть вельможным? Кармус не знал. Но он им был. И Кармус-Букашка слал сигналы, пытаясь сбежать из рабства на волю, в другой, чистый мир, где нет ни болот, ни пресмыканья, ни лести, где белки не замкнуты колесом недостижимого искуса, а беды не безысходны... И он слал и слал сигналы, моля о помощи, всё больше слабея и отчаиваясь, но всё ещё надеясь, что сумеет...

 ...и он сумел, достучался, они пришли...
 ...нежная, целомудренная лань подошла к безумной старухе и тихо стала рядом. И старуха, просияв внезапно, какой-то глубинной, потаённой радостью, прошептала: "Доченька! Ты вернулась?! Ты, ведь, вернулась ко мне, правда?!" Лань утвердительно кивнула, моргнув влажным глазом, и старуха, тут же помолодев и успокоившись, обняла лань и повела её прочь, вдоль улицы, и прохожие улыбались им... да, улыбались, провожая по-доброму...

 ...огромный медведь в лаптях, встав на задние лапы,загородил собою узкий переулок и медленно шёл на опешивших Скелетонов. Те пятились в страхе, отступая в каменный мешок тупика. И Кармус знал, что с появлением в городе медведя, тот навсегда избавится от Скелетов и прочей нечисти, так что он, Кармус, сможет беспрепятственно гулять ночными проулками, просто наслаждаясь самим Сумраком, недосказанностью теней, магией полу-света, просто бродить, без опасения быть убитым, истерзанным, униженным...

 ...волк глянул на паренька с покаянной вывеской, а паренёк – на волка. Он подошёл к нему, склонился и сказал: "Простишь ли ты меня, брат, а?". И волк лизнул ему руку, и потёрся о штанину, и пошёл рядом. И парень снял с себя табличку, свернул и аккуратно прислонил к столбу: в ней больше не было надобности...

 ...вот, только... насилуемой девушке так никто и не успел помочь...

 ...а на железном крюке, вбитом в стену, Кармус различил беличье колесо, и белка неслась столь же извечно за недостижимым орехом... только теперь уже – в неживом, неоновом свете реклам...

 И Кармусу так сдавило грудь в тоске от всего этого, что... но раздался скрип тормозов, рядом остановилось голубое такси и водитель, высунувшись из окна, прокричал ему наставительно-весело: "Эй, заснежник, помни одну штуку: в этом мире нет ничего, чего бы стоило по-настоящему бояться! Усёк? Ни-че-го! Ну, пока!"

 "В этом мире нет ничего"... – повторил вслед за ним Кармус и... заснул

***

 Поразительно, насколько цель – любая, поставленная перед собою цель, - наполняет жизнь смыслом.

 Кармус проснулся с первыми проблесками мутного света, удивительно чётко помня подробности сна. Он встал, ощущая ни чуть не свойственный ему прилив сил, подошёл к окну и, отдёрнув занавеску, не прошептал, как обычно, вглядываясь в утреннююю непроглядность, а в полный голос, делая ударение на каждом слове, сказал:"Я вас люблю!"

 Ибо его план созрел. И у него была цель.

 Он включил радио и под привычную ритмику дыхательных упражнений стал слушать.

 "... мэр обещает незабываемое праздненство. С наступлением сумерек на центральной набережной состоится небывалый досель фейерверк и салют с имперских эсминцев, а также – ночная аэробатика, массовые гулянья, клоунада, марафон рок-опер, бесплатные аттракционы. Особые части полиции и гвардейцев гарантируют полную безопасность. Мэр, таким образом, желает почтить город и славных его граждан за долгие и плодотворные годы службы во благо... на исходе каденции. Вслед за тем состоятся выборы в городской совет. Работы по расчистке повреждённых взрывом кварталов ведутся полным ходом. Число жертв, указанное по началу, оказалось завышенным и по последним данным не превысит и 15 000... раненые получают помощь в наилучших госпиталях синдикатов и за их счёт. Лишившиеся крова и понесшие иной материальный ущерб получат скорую компенсацию. Синдикаты и части спецназа благодарят город за оказанное доверие и заявляют, что и впредь будут стоять на защите его интересов с не меньшей эффективностью...министр обороны...общественная компания в пользу жертв взрыва..."

 Кармус удовлетворённо кивнул. Всё разворачивалось в соответствии с его прогнозами.

 Он наскоро проглотил овсянку и спустился во двор. У мусорного бачка, как обычно, громоздились груды пустых ящиков. Он выбрал один, большой, из плотного картона, и вернулся к себе. Развернув и обрезав ненужное, он получил то, что хотел, проделал два отверстия и вдел верёвку. Достал банку красной краски и грубую малярскую кисть, оставшиеся у него с прежних времён, когда он вяло пытался как-то благоустроить своё жильё, и крупными, рваными буквами написал воззвание.

 Он дал краске просохнуть и подсчитал свои резервы: денег оставалось впритык на две поездки на автобусе. Но, если план сработает, больше одной ему не потребуется.

***

 Кармус без происшествий добрался до Бюро, картон был сложен на подобие папки для бумаг.

 Он оглядел здание. До начала перформенса он должен был удостовериться ещё в одной детали, хоть знал это и так... Обойдя здание, он нашёл укромный угол и положил туда картон. А потом поднялся по тем самым ступеням и вошёл в дверь.

 Охранник был незнакомый. Кармус предъявил Билет Безработного и прошёл в кабинку. Он возложил ладони на индикаторную панель, робот зажужжал и выплюнул жетон. Но, в отличие от обычного жёлтого, этот был красным.

 Кармус взял жетон и прошёл к кассе.

 - Вам ничего не причитается, - был ответ.

 - Почему, - спросил Кармус.

 - Ваше удостоверение.

 Кармус передал свой Билет Безработного.

 - Вы сняты с учёта.

 - Снят с учёта? Но почему? Я безработный. И ищу работу.

 - У нас вы больше не числитесь.

 - А где числюсь?

 -Нигде. Вообще. Вас нет.

 - А кто же, по-вашему, перед вами стоит?

 - Не знаю. И знать не желаю. Как безработного – вас нет. Я изымаю у вас Билет. Отойдите от кассы и покиньте здание. Иначе я вызову охрану.

 Именно этого Кармусу и недоставало. Теперь всё встало на свои места. Его нет. Он снят с учёта живых. Прекрасно. Сейчас он покажет им, на что способен мёртвый.

***

 Кармус одел на себя плакат и стал прохаживаться вдоль тротуара, под нависающей над ним громадой Бюро по Безработице.

 С плаката кричала красным криком надпись:

 Ж Е Р Т В Е... В З Р Ы В А... О Т К А З А Н О... В... Р А Б О Т Е !

 Был разгар утра. Запруженные улицы деловой части города роились толпами служащих, торговцев, праздношатающихся. Медленно нагнетаемый зной уже начинал привычно сгущать воздух, замешивать пыль на липкой влажности, клубиться маревом.

 Ещё одно обычное утро? Не совсем. По городу шныряли десятки и сотни представителей СМИ. Группами и в одиночку, репортёры, фотографы и газетчики, сценаристы и режиссёры теле- и радио-компаний, жёлтой, чёрной и голубой прессы. Они рыскали по улицам в поисках сенсаций и скупов, героев, жертв, свидетелей: город полнился слухами о взрыве, а стадо следует потчевать тем, чего то жаждет.

 Уже по дороге в Бюро, из окна автобуса, Кармус различил их: операторы с громоздкими кино-камерами, фургоны с антеннами и тарелками, шнуры и микрофоны, отражательные экраны и даже передвижные гримёрные, - всё было мобилизовано на добычу свежего, нового, неслыханного. Информационное пиршество предполагалось растянуться, как минимум, до утра, плавно приобретая вид восторженных сводок о вечернем праздненстве.

 На этом и строился план Кармуса. Выйди он со своим плакатом в обычное утро – стоять бы ему годами, вростая в землю... либо в ожидании скорой отправки в каталажку под каким угодно предлогом. Но не сегодня. Так, по крайней мере, он надеялся.

 К нему приблизился человек с блокнотом в руке, и значком "Пресса" на рубашке. Газетчик.

 - Вы – жертва взрыва? – спросил он .

 - Да, - ответил Кармус. – Я – жертва взрыва. Чудом спасся. И опоздал отметиться в Бюро. Совсем не намного опоздал. И меня лишили недельного пособия. А затем и вовсе сняли с учёта. Мне грозит потерять жильё, быть вышвырнутым на улицу...А я... всего лишь прошу работу. Неужели в этом городе нет работы для одного человека?

 Когда Кармус закончил свой заранее подготовленный монолог, то обнаружил, что окружён толпой. На него щерились объективы фото- и видео-камер, дула микрофонов, коробочки записывающих устройств... Стоило ему закрыть рот, как посыпались вопросы.

 - Как ваше имя?

 - Это правда, что вы спасали раненых?

 - Вам нечем кормить своих детей?

 - Что вам сказали в Бюро?

 - Обращались ли вы за помощью к синдикатам?

 - Кто вы про профессии? Кем работали раньше?

 - Сколько лет вы в Империи?

 Кармус кивал, застенчиво улыбался, говорил: "да, конечно", и растерянно переводил взгляд с одного вопрошающего на другого.

 Краем глаза он заметил, как сквозь толпу пробиваются несколько парней из огромного фургона крупнейшей теле-компании. Они расчистили себе дорогу, вмиг установили оборудование и вот уже перед Кармусом предстала телевизионная дива, знаменитая звезда экрана, лучший корреспондент сенсационных новостей.

 Она купалась в красоте и очарованьи, позволяя безпошлинно любоваться собой, как воплощеньем недостижимого. Предполагалось, что при виде её простые смертные замрут в немом благоговеньи, от одной лишь мысли, что они, ничтожные, сподобились узреть это чудо во плоти. И они замерли.

 Дива остригла Кармуса моментальным оценивающим вглядом, утвердительно кивнула и бросила операторам: "Пойдёт!" К Кармусу она обратилась снисходительно-командным тоном:

 - Мы в прямом эфире, дружок. Смотри, будь паинькой.

 Оператор дал знак. Дива продуманным движением поправила обворожительно растрёпанную причёску, умопомрачительно улыбнулась и заговорила в камеру:

 - Дорогие телезрители, мы находимся у здания Бюро по Безработице. Перед вами – не просто ещё одна жертва взрыва, жертва, перенесшая шок и ужас. Оказывается, то было лишь началом её лишений...

 Она обласкала Кармуса неподражаемой улыбкой, которая одна стоила миллионы: смесью материнской заботы, дружеского участия и откровенной эротики.

 - Расскажите нам вашу историю...

 И Кармус, беспомощно улыбнувшись в камеру, сказал:

 - Я – Кармус Волленрок, мне 38... – и повторил свой рассказ в несколько более красочном и душещипательном варианте.

 - Как видите, - подытожила дива, - государственным чиновникам неведомо чувство сотрадания к ближнему. Интересно, что скажет по этому поводу мэр города?

 - Вырубай! – скомандовала она своей команде и, не одарив Кармуса и прощальным взглядом, быстро прошла сквозь затаившую дыхание толпу, к фургону, к новой, очередной истории... И Кармус, второй раз за это утро, был снят с учёта, вычеркнут из списков живых, прекратя быть.

 Толпа вокруг стремительно редела. Но дело было сделано. Напротив, через дорогу, висело огромное табло телеэкрана. Оно занимало три средних этажа здания и, видимое на сотни метров, непрерывно передавало канал новостей. Кармус глянул на экран и увидел себя. Трансляция, и вправду, была прямой... Оставалось ждать.

 Минут десять не происходило ничего. Кармус сиротливо стоял на тротуаре и подумывал, а не присесть ли ему в теньке, когда обнаружил, что по лестнице Бюро к нему спускаются двое. Охранники в стильной, никогда не виденной Кармусом прежде, серебристой форме.

 - Кармус Волленрок?

 - Да, это я.

 - Пройдёмте, пожалуйста. С вами желает побеседовать Начальник. И снимите с себя этот плакат.

 Тон охранников был вежливо-корректным, но не оставляющим места сомненьям: неповиновение исключалось. Впрочем, Кармус и не планировал неповиновения, напротив, он и сам жаждал того же. Его план начинал приносить плоды.

 Пройдя вестибюль, они вошли в лифт. Огоньки этажей стремительно сменяли друг друга, а они всё возносились. Скольжение замедлилось, двери бесшумно отворились и... Кармус попал в другой мир, начисто лишённый безликой казённости Бюро.

 Мягкий свет бронзовых ламп ласкал сполохами панели красного дуба. Полы, устланные палевыми коврами нежнейшего ворса. Глубокие кресла из натуральной кожи, утопающие в себе.

 Они прошли по коридору и остановились перед единственной дверью, глядя на которую, Кармус подумал, что работай он, хоть всю свою жизнь – не скопил бы и половины на одну такую.

 Кабинет Начальника Бюро был огромен и почти пуст: окно во всю стену с грандиозным видом на город. Несколько небольших картин с морем. Три телефона на сверкающем столе чёрного мрамора. Белая статуэтка. Бар.

 Человек за столом при виде Кармуса встал и озарился счастливой улыбкой. Высокий, стройный, под пятьдесят, чёрный, гладкий волос сверкает безукоризненностью, в точь, как и костюм, галстук, заколка на галстуке, крупный рубин в заколке... Навстречу Кармусу протянулась ухоженная рука.

 - Кармус Волленрок? Как же, как же, наслышан! Да о Вас весь город говорит: знаменитость! Я был шокирован вашим рассказом, правда! - добавил он на удивление проникновенно. – Проходите, прошу Вас, устраивайтесь по-удобней. Кофе? Или, быть может, чуток коньячку? Нет? Как Вам угодно... Да... как же это, однако... такое прискорбное недоразумение... Но мы всё уладим, верно?

 Босс с риторической, не вызывающей пререканий надеждой воззрился на Кармуса.

 - Ведь Вы не требуете ничего сверх того, что полагается по праву: работу, всего лишь работу! Или пособие, когда таковой не оказывается. А это, знаете ли, гарантируется у нас каждому гражданину Империи, каждому! Даже, если он...эээ... ну ладно...

 - Так Вы – жертва взрыва?! Могу себе представить, какого кошмара довелось Вам испытать! – Босс совершенно натурально ужаснулся. – Нет, - тут же поправил он сам себя, - и представить не могу! Но, думаю, в давке и суматохе, Вам, всё же, удалось приложиться к кое-каким соблазнительным изгибам и впадинам, а? – И он лукаво подмигнул Кармусу. – Ну что Вы, что Вы, шучу... – Лакированные ногти сложились в подобие прискорбного домика.

 И он продолжил чуть более серьёзным тоном, по отечески ласково, доверительно:

 - Видите ли, какая тут штука, уважаемый... (могу я говорить с Вами откровенно?), - Ваш покорный слуга в скорейшем времени намерен баллотироваться на пост мэра города. Да, да, всего мегаполиса! (говорю это Вам по секрету, ещё до официальной огласки)... Конкуренты, - прощелыги! - дышут тебе в загривок, норовят разодрать в клочья, выискивают любой повод, любое пятнышко, лишь бы очернить, дискредитировать, любую зацепку, понимаете ли... И тут появляетесь Вы. С Вашим плакатом-демонстрацией одиночки, прямёхонько под лестницами вверенного мне ведомства. Да ещё с какой историей! Нет, нет, дорогой Кармус, не подумайте, я и в обычное время уделил бы Вам всё необходимое внимание, ну... быть может, с чуть большей бюракритической волокитой... Но сейчас – никак невозможно! Моя совесть всегда была незапятнанной, такой она и останется! Я помогу Вам, дорогой Кармус, даже не сомневайтесь, чего бы мне это не стоило! Вы, ведь, проголосуете за меня, верно? – он лукаво подмигнул Кармусу и рассмеялся собственной шутке. Камень в заколке брызнул малиновым.

 - Я тут успел просмотреть Ваше досье, уважаемый... Да, Вы, оказывается, у нас культурнейший человек! Эрудит! Как это говорится? По-ли-глот! Два образования, музыка, философия... Эх, что Вам сказать? В неблагодарные времена живём... мерила ценностей, знаете ли.. и всё такое... Разучились мы отдавать должное... как бы это сказать?... эээ...нетленному! Да, нетленному и вечному! И город, - сколь бы мегаполисен он ни был, - босс хохотнул новоизобретённому каламбуру, - далеко не всегда, знаете ли, в силах подобрать достойное... достойному. Честно признаться, даже не знаю, вправе ли я предлагать Вам нечто из имеющихся в нашем распоряжении вакантных должностей...

 Босс казался искренно озабочен и с сомнением оглядывал листок на столе.

 - Вот, к примеру, у нас есть место ученика-помощника ассенизатора.. с опцией на продвижение по службе... Устойчивый заработок, постоянный спрос... нет? Ну, разумеется, я Вас понимаю: запашок при этом тоже, устойчивый! – и он вновь весело хохотнул. В это утро босс однозначно пребывал в отменнейшем состоянии духа.

 - Так... что там ещё? Посудомойка в Гранд-отеле. Отменное питание, ароматы изысканной кухни...

 Кармус попытался судорожным глотательным движением вогнать в желудок подступившие к горлу рвотные позывы, что удалось ему лишь отчасти.

 - Ну и, наконец, - редкая должность: санитар в Лазурном Дворце. Ну да, в том самом... В народе он, почему-то, приобрёл незаслуженно дурную славу... Но, смею Вас заверить, душевно больные там – милейшие люди! К тому же, все социальные права, пенсия, отпускные, ночные надбавки и пр...

 Босс выжидательно уставился на Кармуса.

 Тот упрямо покачал головой. Рвотные спазмы чередовались с головокружением. "Только не грохнуться в обморок! – приказал себе Кармус. – А то, как бы тебе не очнуться в том самом Лазурном Дворце..."

 - Я понимаю, конечно, всё это ни в коей мере не соответствует и так далее... но с другой стороны, работа – она всегда работа, верно? К тому же..., – тон Начальника Бюро посуровел, Кармуса обдало внезапной стужей, - в соответствии с законом, трижды отказавшийся от предложенных ему работ – теряет право на пособие. Вам это известно, любезный?

 Кармус похолодел, явственно почувствовав, как удавка затягивается вкруг шеи...

 - Вчера мне предложили место охранника, - насилу выдохнул он, - на какой-то лестнице...

 - Вот как? Охранника на лестнице? В какой комнате Вы были? В девятой?

 Он нажал клавишу интеркома...

 - Здравствуй, дорогая... как прошла ночь? – Босс хохотнул ответу. – Ты там не слишком усердствуй, я вовсе не собираюсь терять раньше времени ценную сотрудницу... слушай, у меня тут сидит некий Кармус Волленрок...да...По его словам, он вчера был у тебя и ты, вроде бы, предлагала ему место охранника... на лестнице... Ага... так... вот как? – он слушал, кивал, переводил взгляд на Кармуса, всё больше задумывался.. – Даже? ... я и не знал... Ну, спасибо... да, конечно...

 Босс повесил трубку и воззрился на Кармуса. Он изучал его очень пристально, словно только что увидел или обнаружил в нём новое качество, о котором и не подозревал.

 - Господин Волленрок, - наконец сказал он, начисто изгнав из своего голоса всякую игривость, напускное панибратство или просто дружелюбие. – Вам был предложен вчера пост Охранника Лестницы, но вы его гневно отвергли. Да понимаете ли вы от чего отказались?

 - Нет, не понимаю. Мне ничего не объяснили.

 - Вам и не могли ничего объяснить. Такое не объясняют. Быть может, раз в десять, нет, в двадцать лет! наше бюро получает заказ на нечто подобное! И пост был предложен вам, вам, господин Волленрок! Но вы – отказались...

 - Я готов принять его сейчас, -сказал Кармус, почувствовав себя ныряющим в непроглядный ледяной омут. А плавать он отродясь не умел. Впрочем, что-то ему подсказывало: будь он хоть чемпионом мира по нырянию в омуты, - вряд ли бы это помогло...

 Начальник Бюро посмотрел в сторону, куда-то вбок. По всему было видно, что он колеблется, просчитывая в уме различные варианты. Кармус, полуобернувшись, проследил за его взглядом и с удивлением понял, что в комнате они не одни. Оказывается, всё это время в ней безшумно присутствовал третий. Невысокий, худощавый мужчина. короткая седая стрижка, простой серый свитер, умное длинное лицо, тонкие руки, подвижные глаза.

 - Скажите-ка мне, Кармус, у вас есть родные, друзья? То, что вы бездетный холостяк, я знаю.

 - Да нет, практически, друзей у меня нет, так... приятели, не более... близких родственников – тоже. А что? Какое это имеет...

 - И вы ещё никому не успели рассказать о имевшем место быть вчера в Бюро? Я имею ввиду, о предложенной вам вакансии. Ни газетчикам, ни знакомым?

 - Нет, я никому об этом не говорил.

 Начальник, казалось, ведёт с седовласым интенсивный немой диалог. Тот сделал некий неясный жест, чуть поведя бровью, скулой, странно сдвинув и разжав пальцы. Босс его понял и принял решение. Его тон вновь наполнился отеческой теплотой.

 - Ах, дорогой мой Кармус, и чего только не сделаешь во благо человеколюбия и сострадания... Да что там, того требует простая порядочность: ведь я же обещал Вам помочь любой ценой, чего бы это ни стоило,верно? Хорошо. Вы получаете пост Охранника. Завтра, ровно в семь утра, Вы должны быть на углу проспекта Согласия и Имперской. Вы меня поняли, ровно в семь! Ни секундой позже. К Вам подъедет автобус. Чёрный автобус. Он приедет специально за Вами. Вы войдёте в двери и будете доставлены на место. На этом всем Вашим заботам наступит конец, гарантирую. Искренне рад за Вас. – И босс изобразил недозревшую улыбку.

 - Одну минутку, - сказал Кармус, - Но что это за место? В чём заключается работа? Каковы условия, оплата?

 - Условия самые лучшие. Оплата много выше минимума, место – более, чем престижное. О подробностях говорить я не вправе, да я их и не знаю, Вам всё сообщат там.

 - Вы не выдаёте мне направления? – удивился Кармус.

 - На это место не требуется направления. Того, кто приедет в чёрном автобусе там встретят, - и, хоть тон босса и был вполне серьёзным, в глазах его на долю секунды промелькнула искорка озорства, как при очередной, удачно смороженной шутке или... розыгрыше.

 - Нет, нет, так не пойдёт, - неожиданно для себя самого заупрямился Кармус. – Я прошу выдать мне направление!

 Босс вновь переглянулся с седоволосым. Тот пожал плечами: какая, мол, разница?

 - Чудесно, господин Волленрок, вы получите направление. По всей проформе.

 Он выдвинул ящик стола, достал квадратик плотного розового картона, что-то в нём написал и скрепил печатью и подписью.

 - Ну вот, держите.

 - Ещё одна вещь, - сказал Кармус – наглеть, так уж по-крупному! – Я не получил своего недельного пособия. Не получил, потому что опоздал отметиться. А опоздал я из-за взрыва. Я был лишён пособия незаконно. И я требую его возврата! Какая бы ни была у меня зарплата на новой работе, деньги мне нужны сейчас.

 - Вот в этом, милый Кармус, я совершенно с Вами согласен. Вас и вправду, несправедливо лишили пособия. Спуститесь вниз, зайдите в одну из кабинок и вы получите свой жетон, обещаю Вам. А моё слово – закон, верьте мне, Кармус, верьте во всём!

 И он вновь улыбнулся Кармусу. Улыбнулся прощальным,пронизывающим, обжигащим холодом. Так могли бы улыбаться мертвецы или... мертвецам.

 Кармус покинул кабинет и, сопровождаемый всё теми же двумя в серебристой форме, спустился вниз. Он глянул в розовую карточку и прочёл:

 Место назначения: Лестница в Никуда.
 Должность: Охранник.

 И всё.

***

 Кармус в последний раз в своей жизни возложил руки на индикаторную панель. Робот жужжал дольше обычного, но выплюнул жетон. Он был иссиня-чёрный.

 Кармус взял его опасливо, словно тот вот-вот его ужалит, повертел в пальцах... и пошёл в кассу.

 Кассир принял жетон, несколько раз перевёл взгляд с него на Кармуса и обратно, так, будто лицо подателя в силах было удостоверить подлинность жетона или наоборот, - и протянул плотно набитый конверт, который, казалось, только и дожидался такого, вот, чёрного жетона.

 Кармус приоткрыл его и увидел толстую пачку банкнот. Они были мелкого достоинства, но даже на первый взгляд раз в пять, а то и больше, превышали его недельное пособие.

 - По-моему, вы ошиблись, - сказал он кассиру, - здесь несколько больше того, что я обычно получаю.

 - Я не ошибся. Это именно то, что полагается по чёрному жетону, - ответил кассир, и его голос лязгнул зловещей сталью, словно он не выплачивал деньги, а напротив, взымал долг, безжалостно, неумолимо.- Можете считать это... компенсацией, - добавил он и усмехнулся.

 "Лучше бы он этого не делал, - подумал Кармус. – Ещё одна такая улыбка – и я заплачу."

***

 Кармус сидел у окна автобуса и смотрел на город. Безсолнечное прелое пекло было в самом разгаре. Марево, то свёртываясь клубами, то распадаясь на составляющие, то и дело выпрастывало подобия предметов, живых и не очень, и плоскости зданий, кубы пространства и очаги огней оживали в своей трафаретности, окутываясь мнимостью самости, а люди, напротив, обращались в манекенов, лишь на краткие доли мига одарённые неким дёрганным, кукольным квази-бытием.

 "Всё правильно, - бормотал себе Кармус, - так оно и есть на самом деле. На самом деле? А что это такое – "то самое"? Что здесь подлинно, а что – иллюзорность, мираж, исчезающе-эфемерный слепок с не вполне удавшейся копии, чудом сохраняющий видимость недосуществованья? Что правда в этом перебродившем собою, застоявшемся исчадии болотных топей, именуемом "Городом"? Что есть он и что - его исковерканные, осколочные отраженья такого же, как и он сам, горячечного сознанья? И что есть ты, ты, Кармус Волленрок, - марионетка в руках невидимого кукольника, комок непотребной плоти, жалкий, никчемный, безвольный, возомнивший себя человеком? "

 Ни один сирота в мире не испытывал сейчас большей всеоставленности и покинутости, чем он. Но почему? Ведь, план его удался, превзойдя все ожиданья: он приобрёл известность, ему предоставили работу, даже вернули в избытке недельное пособие... Так что же не так?

 Но что-то было не так. Кармус не смог бы сформулировать то, что выходило за границы слов и описаний, но он знал: что-то во всём этом не так, при чём, настолько, что... Больше всего на свете ему хотелось бы сейчас выговориться перед умным, близким, понимающим другом, просто рассказать обо всём... Но такого друга у него не было.

 "Я ещё могу не поехать, ещё есть время. Этих денег хватит, как минимум, на месяц..." - "А дальше? Что будет дальше?" – "Дальше я найду работу, найду сам, без всяких Бюро"... – "А если не найдёшь? И кто тебе сказал, что она будет лучше той, что тебе дают?" – "Пусть не лучше, пусть хуже! Но я найду её сам, а не по указке Хозяина." – "Ну да, и ты никогда так и не узнаешь, что такое "Лестница в Никуда" и что за всем этим кроется." – "Не узнаю и ладно." – "Ты уверен?" – "Уверен." – "Это ты скажешь мне завтра, в семь утра, у чёрного автобуса. А пока – наслаждайся роскошью предоставленного тебе права на сомненье: это то немногое, что ещё оставили тебе, как существу, возомнившему себя свободно-живущим"...

***

 В эту ночь Кармус боялся заснуть, словно сон грозил ему то ли жутким откровеньем, то ли – небытием. Но, в какой-то миг, он потерял контроль и сорвался в себя...

 ... по горной тропе шёл козёл. Нет, Кармус, который был козлом. Та же куцая борода, те же голенастые суставы, но главное – то же томленье по вечному, небесному, иному... Вот только... этот Кармус жаждал изжить в себе не Рыбу, а... самого себя, Козла, дабы постичь, как раз, таки, суть рыбью... да, изжить в себе Козла, дабы постичь Рыбу! "Боже мой, - сумел содрогнуться Кармус в собственном сне, - это прошлое моё или будущее?! Да неужели же я, изжив в себе Козла, обрёл естество рыбье для того лишь, чтобы... возжаждать отторгнуть его во имя... чего-то ещё? В этом и состоит пародия на духовное развитие: в стремленьи обрести нечто, что, обретя, возжелаешь изгнать?! И чего тогда, стоят сны, ежели и они не в силах прервать эту нескончаемую, порочную иллюзию? если даже в них беличье колесо не теряет в замкнутости предназначенья?!"

 ... но колесо вертелось... белка бежала, выбиваясь из последних сил, орешек призывно сверкал фольгой... спасенья не было...

 ... а на всё это сверху и свысока невозмутимо взирал Хамелеон. Вот уж, кто знал всё. Или думал, что знает... Один его глаз неусыпно следил за Козлом, сбивающим копыта в кровь на бесконечных тропах познанья, ведущих из пропастей в небеса и наоборот, а другой – не упускал из виду беличье колесо, усилием мысли сообщая той ускоренье...

 "Так вот оно что! – озарился Кармус запоздалым пониманьем, - Значит, это Хамелеон! Это он направляет Козла ложными тропами и неволит белку! Вот почему один глаз его голубой, а другой – рыжий! Но тогда... тогда достаточно, просто избавиться от Хамелеона и"...

 ...но послышалось пение дудочки, тоскливое, заунывное, из тумана высветилась странная , длинноволосая фигура в балахоне... мелодия мешала смыслы, спутывала проблески узнаванья, будила тени...

 ... и Кармус понял, что не понял ничего, что на самом деле всё совсем не так, или не совсем всё, или не совсем так...

***