Глухонемые

Так случилось, что мне нужны были деньги. Кадровый центр временно устроил меня в Общество Инвалидов. Моей задачей было за месяц склеить около восьми сотен пакетов для шпаклёвки и цемента. Обычные бумажные пакеты: зелёные и синие, с крупными надписями на лицевой стороне.
Я коротал вечера в пыльном офисе, клеил ненавистные моему сердцу пакеты и думал о доме. Стоит сказать, что я не был одиноким в этой трудовой деятельности. Компанию мне составляла молчаливая молодая женщина, сидевшая за столом напротив и так же исправно клеившая эти злосчастные пакеты. Когда я приходил в офис, она всегда улыбалась и приветливо махала мне рукой. От такой искренней улыбки у меня внутри каждый раз всё сжималось, хотелось сделать что-то доброе, приятное этому человеку.
Её звали Халимя. Она была глухонемой. Я никогда раньше не встречался с людьми, общающимися посредством языка жестов. Хотя сказать, что Халимя совсем не говорила, было бы неверным. Она могла произносить многие слова и фразы, возможно, иногда нечленораздельно, однако я научился понимать её речь.
Из наших разговоров – пантомим я выяснил, что Халимя замужем за глухонемым. Глухонемые – почти люмпены, изолированные от общества люди-осколки, им трудно найти работу, связи, деньги. Общество инвалидов, по словам Халими, обещало помочь найти работу ей и её мужу. Несмотря на свой врождённый недостаток, если его можно было назвать таковым, Халимя умела обращаться с компьютерной техникой, прекрасно готовила и знала английский язык. Сколько возможностей у человека! Но везде и всюду слышится одно и тоже: глухонемая, не можем взять на работу.
Мне тогда казалось, что разговаривать с глухонемыми – не сложнее, чем с обычными людьми. Мы общались записками, я брал чистый блокнот и начинал в нём что-нибудь записывать: вопрос, рассуждение, повествование, а она отвечала, или каким – либо образом реагировала на мои записи.
Однажды в офис пришла небольшая группа людей. Халимя объяснила мне, что они тоже глухонемые, и она знает их. В воздухе замелькали руки, слышались нечёткие, захлёбывающиеся слова и фразы, всё тонуло в какофонии, и вновь всплывало на нечёткую поверхность.
Возле моего стола, заваленного бумагой, словно баррикадами, стояла глухонемая девочка. Внезапно, словно по команде марш, она завыла. Я не мог описать, что это были за звуки: полицейская сирена, детский крик боли, сигнал sos, телефонный звонок, гиканье осла, плачь матери и убаюкивающая колыбельная. Я почувствовал, как скользкий, плотный комок застывает в глотке, мешает дышать, двигаться, мыслить. Мне хотелось заткнуть этой девочке рот, но я не мог двинуться с места. Меня раздирало изнутри, я хватался за голову, затыкал уши, делал всё возможное, только бы не слышать этой «глухонемой песни». Вскоре эти люди ушли. Но они ушли формально, поскольку уйти из человеческого сознания невозможно, как не сломать те кресты, что сами возвели мы в душе своей, имя которой кладбище. Нельзя.
Однажды Халимя принесла мне каталог каких-то товаров. В сущности, они не были мне нужны, но Халимя сказала, что её знакомая-глухонемая распространяет эту продукцию, и я не смог отказать, поскольку проникся жалостью и тревожным сочувствием к этим людям. Я выбрал пару безделушек, после чего указал на них Халиме. Она взяла бумагу и что-то быстро, словно куда-то торопилась, написала на ней. И со словами: «Это тебе», протянула этот листок мне. На кусочке белой заводской бумаги был адрес. «Ми можхем встретица и погулят»? - Халимя улыбнулась мне одной из тех искренних улыбок, какими одаривала меня каждое утро. Я закивал головой и улыбнулся в ответ. Мне редко приходилось встречать таких людей, как Халимя: добрых, искренних, светлых, словно утреннее солнце.
Я обещал, что приеду, поскольку знал, что за недолгое время работы в Обществе инвалидов, стал для Халими близким другом.
Как ни странно была осень. Я перестал уделять должное внимание пакетам для шпатлёвки, поскольку склеил ровно восемьсот штук. Получив законно заработанные деньги, я бросил работу.
С тех пор прошло два года. Я не приехал к Халиме. Сначала не было денег на те безделушки, что я заказал, а позже куда-то пропал листик с её адресом. Сейчас, после двух лет работ, знакомств и связей, я всё же нашёл тот клочок бумаги, безделица сущая, ах, если бы… Мне совестно за себя. За то, что столь подло предал человека, обещая помнить и ждать, писать и встречаться. Это всё равно, что плюнуть в спину и убежать, ожидая, что последний обернётся и укоризненно покачает головой.