Последнее лето Нецер-Хазани

«Домашняя игра» - так назвали свой фильм подростки из бывшего поселения Нецер-Хазани, который они снимали в то жаркое лето – последнее в истории Гуш-Катифа.
Он совершенно не политизирован – при том, что герои ведут двойную борьбу, пытаясь отстоять свой дом и одержать первенство в баскетбольном матче. Они и сами не вполне понимают, где кончается игра и начинается реальная жизнь, и до последней минуты надеются на чудо. Но чуда не происходит. Жаль, что этим фильмом до сих пор не заинтересовался ни один из телеканалов. Мне кажется, что его стоило бы посмотреть всем живущим в Израиле – вне зависимости от политических убеждений. Потому что на самом деле «Домашняя игра» - это бесхитростный рассказ о жизни подростков и их семей, попавших в неординарную ситуацию и пытающихся в ней выжить.

Вкратце сюжет фильма таков: в разгар школьных каникул в Нецер-Хазани съезжаются на традиционный матч баскетбольные команды из поселений Гуш-Катифа. Хозяева площадки – признанные чемпионы. Победят ли они на сей раз? Это событие происходит на фоне начинающегося размежевания. В картине уже присутствуют солдаты. Съемку ведет Эйнат Йефет, только что закончившая тихон (Эйнат: «Я столько раз боролась с искушением нажать на «стоп». Мне казалось, что если я застопорю съемку, все сразу вернется на свои места. И не будет никакого размежевания, и мы останемся здесь, и все будет по-прежнему. Но жизнь, в отличие от кино, не остановишь»). В фильме есть несколько кульминационных моментов, но самый сильный происходит в финале, когда один из лучших игроков баскетбольной команды Нецер-Хазани Элидад Шнайд, выпустившийся, как и Эйнат, тем летом из тихона, комментирует события, происходящие на экране. Его команда впервые потерпела поражение в матче. (Элидад: «Это было очень грустно. Я смотрел на своих друзей, и видел, как тяжело они переживают неудачу. И вдруг до меня дошло: что-то здесь не так. Только что мы были все вместе, а теперь каждый пытается справиться с поражением в одиночку. И тогда я взял в руки мегафон и запел одну из наших, гуш-катифских песен. И все, кто был в зале, ее подхватили. И наши соперники из других команд – ребята из Неве-Дкалим и других поселений тоже запели вместе с нами. Мы образовали в центре круг, обняли друг друга за плечи и продолжали петь. Это был такой сильный момент. Мы снова были все вместе! Несмотря ни на что»).

***

Мы встречаемся с одной из участниц фильма - Яэль Маман в Иерусалиме. Яэль 24 года. Ее отец был одним из основателей Нецер Хазани, все его дети родились там. До размежевания Яэль работала в поселении инструктором по работе с подростками.

- Как возникла идея этого фильма? - спрашиваю я Яэль.

- Во время размежевания многие телеканалы обращались к жителям поселений с просьбой снимать события изнутри. Эйнат Йефет вела такой видеодневник, записывая на камеру свои впечатления. И один из моих братьев тоже много снимал на видео. Из этих коротких эпизодов и смонтировал потом фильм Ярон Шейн, житель Гуш-Эциона, который вышел с нами на связь через Ави Абелло, находившегося тогда в Нецер-Хазани. Ави попросил у нас отснятые материалы: ему хотелось, чтобы события, которые происходили тем летом в Гуш-Катифе, были показаны в фильме глазами подростков: о чем ребята думали тогда, что чувствовали. Монтаж был закончен только нынешним летом.

- Этот фильм где-то демонстрировался?

- Мы показали его жителям бывших поселений. Люди увидели себя со стороны и как будто вновь пережили те события – им было очень грустно. Еще мы показывали фильм в школах, и в молодежных объединениях. Кстати, все принимали фильм очень хорошо – и религиозные люди, и светские. Одна женщина после просмотра сказала мне: «Я только теперь понимаю, что вам пришлось тогда пережить». Дело в том, что средства массовой информации представляли события довольно однобоко, и у людей сложилось мнение, что все без исключения жители Гуш-Катифа применяли насилие. Но ты же видела в фильме, как наши мужчины, принимавшие участие во всех израильских войнах, добровольно сдают оружие до начала размежевания; как пожилые женщины обнимают солдат, пришедших их выселять, и говорят, что любят их как своих сыновей и ни в чем не винят.

Сейчас Эйнат увезла фильм в Майами, - продолжает Яэль. - Она уехала туда на несколько недель по приглашению местных еврейских общин. Мы собираем пожертвования на свое будущее поселение. В Нецер-Хазани до размежевания проживали 80 семей, 50 из них сейчас живут в каравиллах, установленных на территории киббуца Эйн-Цурим, часть остались в верхней Галилее, куда их доставили автобусом летом 2005-го. Мы, конечно, хотели бы снова жить все вместе, и пытаемся добиться этого своими силами.

- Где планируется ваше будущее поселение? Оно уже строится?

- К сожалению, нет. Пока что идут переговоры по поводу земельного участка в районе Биньямины. Так что до начала строительства еще далеко. Думаю, мы сможем переехать в свои дома не раньше, чем через два-три года.

- Почему вы решили связать в фильме две темы – спорт и размежевание?

- Спорт – это то, что всегда волновало подростков Гуш-Катифа. Каждое лето мы устраивали грандиозный матч между поселениями, из которого наши мальчишки всегда выходили победителями. А тут вышло так, что это был последний матч и последние летние каникулы в Гуш-Катифе. И хотя разговоры о размежевании начались задолго до самих событий, никто до самого последнего момента не верил, что это и в самом деле случится. Драматизм ситуации состоял в том, что мальчишки вели по сути двойную борьбу: за первенство в матче и одновременно были невольными участниками сопротивления жителей Гуш-Катифа, не желавших оставлять свои дома. Нецер-Хазани – одно из старейших поселений, было основано в 1977-м году. В отличие от других, наше поселение не такое большое, но все его жители – на редкость сплоченные, мы старались и во время событий держаться все вместе. Ребята, которых вы видели в фильме, родились в Нецер-Хазани и все, как один, мечтали служить в боевых войсках. Подростки очень тяжело восприняли ситуацию. Нам приходилось без конца говорить с ними об этом.

- Какие вопросы они задавали тебе, инструктору по работе с молодежью, которая находилась с ними постоянно?

- Понимаешь, эти ребята видели, что творится у них дома и как переживают их родители. Иные просто замыкались в себе и не хотели говорить о происходящем. Другие спрашивали: почему это происходит именно с нами, ведь мы религиозные люди, и Бог должен нас защитить. Они вообще не представляли, как себя вести в подобной ситуации. У нас были споры по поводу того, собирать ли нам самим вещи и как относиться к солдатам? Пойми, мы ведь до размежевания относились к солдатам как к братьям, приглашали к себе на Шабат, или звали в жаркий день к себе домой, чтобы они освежились в душе. А теперь некоторые ребята предлагали забрасывать солдат помидорами, когда те придут в Нецер-Хазани и начнут раздавать повестки о выселении. Но как на такое мог пойти, например, такой парень, как Элидад Шнайд, у которого пятеро братьев служат в армии? Тут я должна заметить, что солдаты, участвовавшие в размежевании, вели себя по-разному. Некоторые отличались таким хладнокровием и абсолютным отсутствием чувств, что просто оторопь брала. Может быть, с ними предварительно поработали психологи? Ведь, понятно, что все они простые парни и не хотели причинять нам зла.

- В фильме солдат показывают постоянно, и по растерянным лицам некоторых заметно, что они и сами-то не очень верят в справедливость приказа, который им приходится выполнять.

- Да, мы тоже это чувствовали, и потому спорили с ними, уговаривали, даже кричали. Я помню, как тяжело воспринимал споры по поводу солдат брат Элидада Шнайда – Бецелель, который служит в армии. Он предлагал ребятам просто сказать солдатам, когда те придут в их дом: «Вы совершаете ошибку. Ведь не исключено, что через двадцать лет мы будем жить с вами здесь по соседству, и вам будет стыдно за сегодняший день». Но ведь факт, что наши подростки из Нецер-Хазани не применяли насилия по отношению к солдатам!

- Однако, в фильме есть кадр с пылающими воротами, ведущими в поселение.

- Это был уже не протест, а, скорее, жест отчаяния, реакция на происходящее, когда все уже понимали, что самое худшее уже произошло.

- Я обратила внимание на сцену, где секретарь вашего поселения Иуда Башара пытается говорить с офицерами, добиваясь ответа, куда эвакуируют жителей Нецер-Хазани, а те уходят от ответа.

- Офицеры и в самом деле не знали, что с нами будет. Я вместе с другими жителями Нецер-Хазани в течение двух недель жила в палатке в парке Арлозоров в Тель-Авиве. Потом целый год скиталась по разным местам, и только нынешним летом наша семья обрела, наконец, (опять-таки временное!) пристанище, но на более длительный срок, в Эйн-Цурим, где мы получили караван.

- Ты имеешь в виду каравиллу?

- На самом деле это тот же караван, да еще с кучей разных проблем.

- Как сложилась судьба героев фильма «Домашняя игра»?

- Элидад Шнайд недавно женился, учится на армейских подготовительных курсах. Эйнат отслужила год в Шерут Леуми (альтернативная военная служба – Ш.Ш.). Рэму, сыну Иуды Башара, удалось попасть на курсы летчиков. Что же касается других ребят, ты знаешь, некоторых из них события того лета подкосили настолько, что они не хотят теперь идти в армию, а ведь мечтали об этом с самого детства! У них в душе такая сильная обида и такая непроходящая злость, с которой они пока не могут справиться.

О судьбе координатора по вопросам безопасности Гуш-Катифа Ами Шакеда, которого все очень любили, мне ничего не известно, - продолжает Яэль. - Помнишь он говорит на общем собрании жителей Нецер-Хазани: «Продолжайте улыбаться, продолжайте жить, я знаю, вы сильные»? Ави не раз был ранен, защищая нас. Я знаю только, что он был там до конца, пока из Гуш-Катифа не вышли последние жители.

- Эта сцена, снятая в режиме замедленной съемки, когда жители Нецер-Хазани идут в сопровождении солдат, к автобусам, в последний раз оглядываясь на свои дома – одна из самых сильных в фильме. Я видела там и тебя, и твоих родителей...

- Мои родители сами собрали вещи. Они не хотели, чтобы их тащили к автобусам силой. То, что нам пришлось оставлять дом, который семья выстроила сама и в котором прожила тридцать лет – было само по себе унизительно. Но ты знаешь, мы, как и все, до последнего момента верили в чудо, в то, что господь защитит нас, мы ведь все – религиозные люди.

- С другой стороны, вы вполне адекватно реагировали на происходящее. В подтверждение сошлюсь на сцену, где ребята пишут плакаты протеста, а из магнитофона доносится запись старой речи Шарона, где он уверяет народ, что Израиль никогда не оставит поселения. И у всех, находящихся в комнате, в этот момент такая горькая усмешка на лицах...

- Да, это мой брат достал кассету с записью речи. Мы слушали ее тогда и говорили о том, что это полный абсурд: человек, который призывал нас строить здесь новые дома и за которого мы голосовали, вдруг отдает приказ выгонять нас отсюда.

- Что осталось в фильме за кадром?

- Лично для меня самым тяжелым было утро, когда мы проснулись в своем доме в последний раз и я вдруг услышала, как мой отец плачет. Он очень сильный человек, воевал... Я за свою жизнь ни разу не видела у него слез. Это было впервые. И еще был момент, которого я никогда не забуду. В последние дни у нас перед домом горела большая свеча, освященная равом. И она погасла как раз в тот момент, когда солдаты подошли к нашему дому. Мама, когда увидела это, тихо так произнесла: «Вот теперь все, действительно, конец».

- В Нецер-Хазане были погибшие от терактов?

- Были. Погиб мой одноклассник, брат Эйнат; четыре года назад погиб рав поселения Нецер-Хазани, которого все очень уважали. То, что с нами в момент драматических событий, связанных с размежеванием, не было нашего духовного лидера, всеми переживалось очень тяжело.

- Как выживают жители Нецер-Хазани сегодня?

- Тяжело. Многие не могут устроиться на работу. Моему отцу 60 лет – куда его могут взять? Некоторые подростки из-за бесконечных скитаний по разным местам, бросили школу. Всех угнетает временность пристанища и отсутствие своего угла. Нас выручает то, что мы держимся вместе, постоянно поддерживаем друг друга. Уж это нам, по крайней мере, удалось сохранить, невзирая ни на что. Помнишь, в фильме есть сцена, где наша семья сидит за столом и обсуждает предстоящее выселение? Ты не могла не почувствовать, насколько мы в этот момент вместе, как много даем друг другу тепла и любви. Я тогда очень остро поняла, что семья для человека – самое главное. Она дает ему силы для того, чтобы пережить любые трудности.

- А если произойдет чудо и Гуш-Катиф будет восстановлен.. Ты бы хотела туда вернуться после всего случившегося?

- Да, я всегда видела свою жизнь только там. И если уезжала учиться в другой город, понимала, что это временно, и что мой дом в Нецер-Хазани, и когда я выйду замуж, мои дети тоже будут жить там. С другой стороны, я понимаю, что нельзя войти в одну и ту же реку дважды. Если такое чудо произойдет, это будет уже что-то другое. Так как было, уже не будет.

- Ты хотела бы добавить ко всему сказанному что-то еще?

- Мне бы хотелось, чтобы наш фильм посмотрели как можно больше людей. Теперь это уже история, но пусть они хотя бы поймут: мы обычные люди и ничем не отличаемся от них, и вдруг с нами произошло такое.

***

...В то утро, последнее утро для поселения Нецер-Хазани, Эйнат снимает тропинку, ведущую из ее дома на улицу. За кадром ее голос: «Для кого-то это просто тропинка, а для меня - целая жизнь. Сначала я бежала по ней в детский садик с маленьким рюкзачком за спиной, потом уходила каждое утро в школу, таща за собой полный учебников ранец. Еще я уходила по этой тропинке в зал, где мне отмечали бат-мицву; потом в армию, и, по правде говоря, надеялась пройти по ней в белом платье невесты на свою свадьбу. А теперь в моей жизни уже не будет этой тропинки, потому что ее разровняют вместе с домом, где я родилась». Пауза.