Про гордость

Однако много сейчас людей милостыню просят. Куда ни пойди, обязательно встретишь охотников за удачей. У кого-то и вправду ни гроша, а есть и те, кто совесть потерял. Придумывают небылицы всякие: про болезни и смерти, про «неместных» и грабеж на вокзале, и все для того, чтобы выпросить у сердобольного гражданина лишние рублик, да копейку.

И все же выигрывают те, кто отдает, потому что у них совесть есть и способность к состраданию. А те, кто копейки собирают, имеют только мелочь ту, что выпросили.

История моя про одного человечишку, который живет в Измайлово, и зовут его Федя Отморозкин. Не подумайте, что фамилия смешная, просто однажды зимой Федя напился до чертиков, всю ночь пролежал в снегу, однако остался живой, правда, отморозил себе кончик носа и большой палец на правой ноге. Потому-то и прозвали Федю Отморозкиным, а фамилию и отчество его уже никто и не помнит.

Федор любил выпить даже больше, чем просто лишнего, и уже не стеснялся этого перед соседями, у которых когда-то «занимал на хлебушек», и, неумело крестясь, клятвенно обещал, во что бы то ни стало бросить. После смерти жены, единственным его занятием было, как говорит сам Федя, стучать стаканы и рюмашки, бухать бухашку из баклажки. Каждое утро неизбежное похмелье, потом работа - непременно дрожащими руками в соседнем сквере он собирал пустые бутылки, сдавал их и на вырученные гроши снова покупал дешевую водку у заезжего афериста.
 
Однажды Федор понял, что жить так дальше нельзя, денег постоянно не хватает, а бутылки собирать - уже здоровье не то: «вроде идешь тихонечко, не спешишь, а сердце проклятое жмет, аж дышать нечем». И решил он, глядя на своих «коллег», идти зашибать деньгу «по-легкому». "Лучше руку протянуть, - думал Отморозкин, - чем от голода протянуть ноги". С этой мыслью однажды Федор вышел на большой тротуар, где после недолгих примерок выбрал себе рабочее место, положил перед собой, как положено, старую шляпу и занялся ожиданием.

Толпы людей сновали в разные стороны, не желая обращать никакого внимания на Отморозкина. Ему стало скучно, начал зевать, с тоской оглядывая все вокруг. По его мнению, работа непременно должна увлекать человека, что называется охватывать с головой, так, чтобы можно было реализовать весь свой скрытый потенциал. Но потенциал Федора никак не хотел реализовываться и упрямо находился в скрытом состоянии. Такое положение дел его никак не устраивало, и Отморозкин решил на сегодня закончить, а дома отметить первый свой рабочий день в новой должности. Варвара с пятого этажа Федору задолжала бутылочку, за то, что он целый месяц гулял с ее пинчером, когда та лежала в больнице.

Неожиданно в пустую шляпу Отморозкина, словно осенний лист, спланировала купюра в сто рублей. "Целых СТО РУБЛЕЙ! - простонал чуть слышно с волнением наш работяга. - Это ж сколько надо бутылок сдать, чтобы получить за них сто рублей?» - Гадал про себя Федя, не веря в свою удачу. Он и не представлял себе, что мог бы получить столько денег, ничего не делая. Ну, рубль, ну десять, но чтобы столько!.. Как повезло Феде, но кто же такой щедрый?

Отморозкин поднял глаза и осмотрелся. Женщина, словно Царица Мира, статно и неспешно проходила вдоль тротуара, выделяясь на фоне серой мельтешащей толпы. Все было ясно – это она. Загадочная незнакомка, казалось, свысока беспечным взглядом смотрела на бестолковую суету людей, снующих взад-вперед, и было ясно, что она не как они, она другая, которая имела право так смотреть на них и так платить авантюристам с большого тротуара.

- Хороша баба! - Подумал Отморозкин, растинув в улыбке свой беззубый рот,
- Я б такую - ух! - смело размечтался ловелас герой-любовник.


- А что же мне на них купить? - задумался Федр.
- Наверное, куплю себе бутылку водки, нет, куплю две, а еще папиросок - пачку, чтоб теплее было. А еще бы закусить - какой-нибудь колбаски с жирком грамм сто, да хлебушка бородинского. Потом картошечки пожарить на масле сливочном, да еще лучку зеленого и репчатого. Укропчика! Да-да посыпать картошечку, когда поджарится. Вот это хорошо! А к водочке еще огурчиков маленьких маринованных, да селедочки не шибко соленой. Посидеть можно - ах! Трофимыча приглашу - друга своего - уж не видел его, небось, годков семь.

- Только, кажется, ста рублей-то мне не хватит. Размечтался до небес. Как же мне быть-то? Вот захотел по-человечески отметить это дело, посидеть, а денег-то и нет. Что же это, получается - хочешь, а нельзя - "накось-выкусь". Что ж я не человек что ли? Значит, эта баба может жрать в три горла, а я, значит, нет! Что ж я хуже нее, да?

 Федя с негодованием встает: «ох, отсиделые ноги не слушаются», - с трудом ковыляя по асфальту, догоняет он ту самую прохожую даму, в дрожащей руке сминая купюру, и с ненавистью в глазах кидает ей сто рублей прямо в лицо.

- Что, стерва, не приятно тебе?! А мне, думаешь, приятно, когда тебе бумажки швыряют, как собаке приблудной. Можешь подавиться своими рублями, мне от таких ничего не надо. Не на тех напали. А то ходят здесь, хозяевами себя возомнили, а простому человеку и житья нет. Бери, зараза! Что смотришь?!

Испугавшись благодарности Феди Отморозкина, женщина быстро подняла свои сто рублей и пустилась бежать, что есть силы.

- Что, стыдно стало?! - кричал Федя в след убегающей благодетельницы,
- То-то же, будешь знать, как стольниками разбрасываться, а то ходят здесь.

 Отморозкин стоял на холодном ветру и жалел себя, размахивая руками в разные стороны.

 Женщина скрылась за поворотом, а Федя, чувствуя себя отомщенным, вернулся на свое место. И снова неожиданно в его шляпу упали десять копеек.

- Спасибо, здоровьице вам, - произнес Федя вслед уходящему прохожему.

- А, все-таки: каким я был дураком, таким и остался, - рассудил про себя Федр, - сто рублей-то мог бы и не отдавать, так ведь нет - гордость проклятая всю жизнь спала, а тут на тебе - проснулась.
 
КОНЕЦ