Жестокая

 Половина десятого. За окошком не темнеет только потому, что стоит июнь, самый светлый месяц в году, а будь, скажем, декабрь…Впрочем, не важно. Важно, что Василия, моего законного, до сих пор нет дома. Полчаса назад звонил по телефону: «Санюшка, я на работе…» А почему, собственно, он на работе, когда ему давно пора быть дома?.. Я еще понимаю, если бы он был пожарным каким-нибудь или врачом «Скорой помощи»…Так нет, самый обыкновенный преподаватель физики. Интеллигенция, тоже мне…

Ревность?.. Нет, это качество мне не свойственно, да и глупо ревновать – все равно не поможет, если что…Если и ревную, то только к бутылке, с ней он, по всей видимости, сдружился крепко, уделяет ей больше внимания, чем мне, живой и, так скажем, любящей…Я еще понимаю – иногда посидеть с друзьями, расслабиться – и сама не ангел с крылышками – но чтобы это повторялось изо дня в день?!

Нет, я не стану бить посуду, закатывать глаза и заламывать руки. Вот из принципа не стану. Он войдет, протянет мне букет смятых тюльпанов, я молча возьму их, поставлю в вазу с водой, он в это время подойдет ко мне сзади, обнимет, жадно вдохнет запах моих волос, выдохнет некую смесь дешевого пива, водки и сухариков с чесноком и пьяно прошепчет в ухо: «Шурка, Шурка...»
Мне не нравится, когда меня так называют. «Шкурка» какая-то выходит. Я люблю, когда меня называют полным именем – Александра. Сандра. Ну Саня, на худой конец (правда, на Саню я похожа лишь в те дни, когда мне взбредет в голову проводить генеральную уборку – а бывает это чрезвычайно редко – когда на мне выцветшее ситцевое платье с подоткнутым подолом, косынка, в руке – тряпка…) Но Василий, видимо, этого не понимает.
Я ненавязчиво выскользну из его объятий и пойду в спальню – разбирать постель. Через пять минут пришлендает и он. Повиснет на дверной ручке, пьяно похлопает глазами, расплывется в улыбке, протянет руки и двинется ко мне. Я оттолкну его и, указав на дверь, холодно вымолвлю:
- Полагаю, в соседней комнате тебе будет гораздо удобнее!
И буду с удовольствием наблюдать, как в глазах его мелькнет обида. Он уронит руки, брови удивленно-жалобно взметнутся вверх. «Ты – жестокая женщина!» - прохрипит он и, взяв подушку под мышку, поплетется в соседнюю комнату.
А что, женщины любят, когда их называют жестокими…

Десять часов вечера. Василий где-то шляется. Я сижу у компьютера, раздраженно барабаня пальцами по клавиатуре.

Мне тридцать четыре года – считай, половина жизни прожита. Но кое-чего я уже добилась: графоманствую немного, стишки, там, рассказики… Недавно один рассказик напечатали в одном литературном журнале, а значит, не все так плохо. Может, Василий завидует моему графоманству?.. Но, по-моему, это глупо. Чему тут завидовать? Хочешь добиться того же – пожалуйста, вот тебе ручка, бумага. Вот тебе стол… К тому же графоманство - лишь хобби, на жизнь-то я зарабатываю преподаванием истории в техникуме. Он-то хоть в вузе – доцент кафедры теоретической физики. Можно сказать, это я ему завидую… ну, самую малость.
...А самое значительное мое «произведение» – ребенок Петька, десятилетний оболтус. Правда, сейчас он в деревне у бабушки, на парном молоке и всем прочем…

Суставы уже сводит судорогой. Срываюсь с места, подхожу к окну, вглядываюсь…Нет, и там Василия не видно. В груди появляется холодок. Что делать? Сидеть дома? Пассивно ждать? Нет, я этого не вынесу. Возьму и тоже уйду из дома. На всю ночь. Пусть поищет, пусть поволнуется – может, тогда поймет меня…

В общем, вылетаю из квартиры, ступеньки звенят под каблуками, хлопает дверь подъезда… Теплый и одновременно свежий, наполненный запахом молодой листвы ветер бьет лицо, откидывает назад волосы. Я не вижу ничего вокруг, но предполагаю, что навстречу мне – усталые работяги, парочки, поглощенные собой – и только белобрысо-голубоглазые дети, наверное, удивленно оглядываются на мчащуюся тетку с дико вытаращенными глазами, а вечно обеспокоенные и куда-то спешащие мамаши тянут их за собой…

Ну, все. Выдохлась. Падаю на скамейку на какой-то детской площадке…Добилась своего: в глазах все пляшет, в груди огонь, в мозгах – тоже какая-то дикая пляска. Ничего не разобрать…
Понемногу прихожу в себя. Мысли устаканиваются…Нащупываю в кармане упаковку сигарет, нервно курю, смахивая пепел прямо на колени. И пусть...

Оглядываюсь. Ба!.. Вот куда меня принесло. В этом доме, во втором подъезде, на пятом этаже, живет моя бывшая однокурсница Лида. Забежать, что ли, на минутку к ней?..
Когда-то Лида была отличницей, не чета мне, и все вокруг прочили ей научную карьеру. Но она, не успев окончить институт, выскочила замуж, и аспирантура покатилась под откос. Добрая мама-наседка, колобком катается по квартире в пестром ситцевом халатике, щебечет, опекает своих четверых оболтусов – мужа и троих сыновей, и не нужны ей никакие кандидатские-докторские… Обычно я слегка браню ее за это – что, мол, свои таланты в землю зарыла? – а она, смешно сощурившись, только смеется серебряным колокольчиком. « Вот, - говорит, - все мои таланты!» - и указывает на троих балбесов тринадцати, десяти и четырех лет, вымазанных манной кашей.
Но сегодня я не стану ее журить. Просто сяду за стол, окину взглядом ее небольшую чистую кухню – белые занавески на окнах, цветы, аккуратные обои – тоже в цветочек – и такую же скатерть. Лидка достанет из буфета чисто вымытые чашки, разольет ароматный чай, а я, подперев щеку рукой, как обыкновенная баба, пожалуюсь на свою долю. Лидкины брови сочувственно поднимутся. «Сашка-а!.. – охнет она. – Да как же это, а?.. Да разве бы я терпела столько на твоем месте?! Разводись с ним, вот что я скажу! Или нет, - она задумчиво прислонит палец к нижней губе. – Ты вот как поступи с ним: вернется он домой – пьяный или трезвый, неважно…а ты ляг на постель и слабым голосом ему: «Милый, мне что-то нездоровится, принеси мне чайку…» Или среди ночи: «Милый, мне скучно, не спится что-то, не почитаешь ли вслух?..» И если он – ноль внимания – разводись!.. Разводись – и даже не думай.. А вот еще хороший способ – уйди из дома на всю ночь. Да хоть куда. Ко мне заходи!.. Посидим, выпьем, молодость вспомним…Помнишь, как мы с тобой в институтские годы…»

Нет, пожалуй, последнего она не предложит. «Тш-ш!.. – зашипит она. – У меня Ванька (это ее младший) уснул, говори шепотом!..» Какие уж там «институтские годы»!..
Я метнула взгляд на ее окно. Нет, пожалуй, не пойду я сегодня к Лидке. У нее, как всегда, домашних дел по горло, а то, может, Коля (муж) с работы пришел усталый, надо его кормить – да мало ли что надо?.. Для чего мне смущать семейный покой?..
Да и вообще, как-никак, почти одиннадцать, пора домой сворачивать. Погуляла – и хватит. Может быть, Василий наконец пришел, тут-то я ему и задам!..
Я нехотя поднялась, стряхнула пепел с колен и медленно двинулась в сторону дома. В памяти зачем-то всплыло: вот Василий приходит домой, пьяный; я – каменной статуей за компьютером. Он неслышно проходит в комнату, встает у меня за спиной (вообще я не люблю, когда кто-то читает мои вещи, так скажем, «в процессе», но не ругаться же!) и мягким, просящим голосом: «Сашуня, я голодный». А я, не меняя позы и даже не шелохнувшись, каменным голосом: «Иди и ешь! Весь холодильник твой. Странно – напиться смог, а на еду денег не хватило?..» Он, вздыхая, плетется на кухню, где долго гремит кастрюлями; слышу, как что-то то и дело выскальзывает у него из рук и валится на пол. «Ну, так не годится! Так он всю посуду у меня перебьет». Бегу на кухню, разогреваю ему еду сама. Я привыкла все делать сама. Так спокойнее…

Погруженная в свои мысли, я не заметила, как очутилась на проезжей части. Шла как пьяная, видя перед собой только туманное зеленое пятно…

Смутно помню, как это было…Пронзительный визг тормозов, короткий вскрик…Я резко обернулась…
Посередине дороги стоял легковой автомобиль с распахнутыми дверцами. У края
дороги лежал изуродованный человек, правда, со всех сторон его окружали люди… «Мужчину сбили», - услышала я старушечий голос. Молодой человек лет семнадцати-восемнадцати кинулся к таксофону…
Не знаю, сколько я простояла на одном месте – ноги словно бы окаменели и с трудом отрывались от земли. Растолкав людей - я увидела, кто лежал на обочине…

Туман рассеялся окончательно, и зрение, мысли, чувства сжались в кровоточащую точку и в ней пульсировало: Вася!
Я упала на асфальт, подползла к мужу и бессильно упала ему на грудь, но тут же резко поднялась, взглянула в его безжизненное лицо: а вдруг не он?  Вдруг...

- Люди! Где... Что... Сделайте что-нибудь! – прохрипела я и, не в силах больше ничего говорить, уронила лицо в ладони. Сквозь пальцы вижу: асфальт, забрызганный кровью.
Воздуха не было, казалось, внутри и снаружи все горело огнем. По-рыбьи открывала рот, не в силах вдохнуть, и судорожно сжимала пальцами горло.
Кто-то положил руку на плечо… Кто-то оттаскивал меня от тела…

_________

…В груди, в висках, в коленях и запястьях неистово бьется. Я стою у окна, вцепившись в подоконник. Только что выплыла из полубессознательного состояния. Ну надо же так себя накрутить. Уже почти поверила, что все это на самом деле было. Не шутите с воображением… Ладони замерзли. Господи!.. Не было! Пригрезилось! И радуюсь, и слезы по лицу…

В квартире мертвая тишина. Мои шаги по комнате кажутся слишком громкими…
А вдруг… и ПРАВДА?.. Неправда. Не думать об этом.  Спокойно, Шура, спокойно...
Закусываю рот, трясу головой.
Холодная дрожь нарастает, ползет вверх, к горлу. За окном совсем темно. Кидаюсь к окну… Судорожно ловлю воздух.
Звонок в дверь. Пронзило насквозь. Сердце подпрыгнуло. Родной мой! Наконец-то!.. Какой бы ты там ни был! Пришел! Главное, что пришел!..
Бегу к двери. Замираю… Холодом… А вдруг… не он? Вдруг пришли сообщить, что…
Страшно. Не открою!
- Дурища! - одергиваю себя. - Кто же это может быть, кроме него! Родной мой…
Поворачиваю ключ…