Бахча

Весной 1973 года впервые довелось мне принять участие в учениях танковых войск в Центральных Каракумах. В ту пору служил я во взводе управления танкового полка начальником летучки, машины, специально оборудованной для мобильного ремонта бронетехники. Моему воинскому отделению были приданы водитель и два ремонтника. Ремонтники предпочли более комфортабельную поездку в БТР-е к местам учений сомнительным удобствам транспортировки в кузове летучки, а мы с водителем очень уютно путешествовали в ее кабине, собранной на базе старого доброго ЗИЛ-157, выпуска начала 60-х годов прошлого столетия.

Проследовав километров двести в составе автоколонны, все вместе свернули на грунтовую дорогу в пустыне, продолжив марш. Окружаюшая температура +50, но, дующий из открытых окон ветерок обдавал наши пропотевшие тела и влага, испаряясь с кожи, создавала эффект приятного холодка.

Вокруг, на сколько хватал глаз, простирались холмы, состоящие и плотной массы песка пополам с мелкими остатками скалистой конкреции красноватого цвета. Создавалось ощущение нереальности, будто мы находились на Марсе. Колеса машины, хотя и не увязали в этом месиве, но преодолевали довольно приличное сопротивление. Так проехали еще километров тридцать, как вдруг, жалобно завизжав, полетел металлический вентилятор охлаждающей системы. Пробив, при этом по окружности водяной радиатор. Ехать дальше, а оставалось еще километров сорок- пятьдесят, без ремонта было нельзя.
 После консилиума офицеров решено было всей колонне автомашин продолжить марш и вовремя прибыть на учения. Нас же двоих оставили в сломанном автомобиле чуть ли не в самом центре песков с обещанием забрать вечером того же дня.
Однако, ни вечером, ни на следующее утро никто за нами не прибыл. Заночевали мы в закрытом фургоне летучки, в куче взятых на случай ночевки солдат в открытой местности, давно списанных старых шинелей.

Утром мы были разбужены нестройным хором детских голосов, что нас чрезвычайно озадачило. Откуда в пустыне взяться детям? Выглянув из автомобильной будки, с удивлением обнаружили, что машину окружает целая стайка галдящих туркменских мальчишек. Увидев нас, те сразу начали выкрикивать уже заранее выученные фразы: «Значок давай, эмблема давай, ремень давай!».
Свинтив танковые эмблемы с лацканов нескольких шинелей, мы одарили ими пацанов, чему те были несказанно рады. Однако, не переставая при этом канючить у нас более весомые подарки, которых мы естественно, отдать не могли.
Тут водителю пришла в голову мысль сменять часть старого обмундирования на еду и он, как мог, объяснил суть своего предложения ребятишкам. Те, посовещавшись, исчезли, но минут через сорок объявились вновь, таща с собой штук десять арбузов и дынь. Оказалось, что километрах в двух от нас находилась колхозная бахча.

Стороны оказались весьма довольны произведенным бартером, а мы смогли утолить голод и жажду. Прошел еще день и ночь в безрезультатном ожидании. Вновь проголодавшись, мы решили осуществить набег на бахчу. Стыдно было воровать, а куда деваться? Не помирать же голодной смертью. Тем более, что и на второй, и на третий день о нас никто не вспомнил.

На четвертый день, поняв, что спасение погибающих в пустыне – дело рук самих погибающих, мы сняли радиатор с машины, скрутили пробитые водяные каналы плоскогубцами, обмазали масляной краской места скруток, установили все на место и залили в горловину арбузный сок. Влага не вытекала!
В ночь, по холодку, с частыми остановками, преодолели оставшуюся часть пути до своих, да еще привезли им мешок бахчевых. Чему те были несказанно рады.

О том, как мы провели в пустыне четверо с половиной суток без воды и пищи, никто даже не поинтересовался.