Летать

Я всегда боялась летать. На самолетах….

Первый раз я полетела в 3 года. С родителями в Дагестан. В гости к родственникам. Все время, проведенное в воздухе, я не расставалась с бумажным пакетиком, куда периодически выплескивался съеденный утром завтрак. И еще закладывало уши.

Следующий полет состоялся многим позже. Мне было 13. Старшая сестра моей подружки умудрилась найти жениха ни где-нибудь, а в далеком Ижевске. Я летела на свадьбу. Помню, как вцепилась в поручни кресла при взлете. Трясясь от страха, думала лишь об одном – если самолет разобьется, то я умру девственницей. И не понятно, что больше пугало меня в тот момент.

В 17 лет отец повез меня в Москву. Он служил в авиакомпании, поэтому выбор транспорта не обсуждался. К тому же, на билеты были скидки. На протяжении всего полета отец, не умолкая ни на секунду, рассказывал мне об устройстве самолета. От слов, что техник Вася не подкрутил гайку в левом двигателе, меня бросало то в жар, то в холод. ТУ 134 сотрясался, стонал, жужжал, скрипел и хрипел. Отец уверял меня, что все в порядке. Просто самолет старый. Поизносился. Но долетит, бедолага, никуда не денется. Девственности к тому моменту я уже лишилась. Но, тем мне менее, дала себе зарок никогда больше не летать. И опять закладывало уши.

Мне было 23 года, когда я нарушила данное самой себе слово. Мы с тогдашним бой-френдом Лешей летели в Египет. В январе. Последний раз я была на море больше 10 лет назад. Эмоции просто переполняли меня! Ожидание африканского солнца, Красного моря, пальм! Это не Крым и не Кавказ, а заграница! За несколько часов перенестись из замороженной Москвы в тридцатиградусную жару! Разве это не чудо! Я даже забыла о боязни самолетов. Да и огромный ИЛ 86, с несколькими салонами и тремя рядами кресел в них, отчего-то внушал доверие. К тому же, Лешка, как только мы выехали на взлетную полосу, вдруг побелел и покрылся испариной. «Боюсь», - прошептал он посиневшими губами и зажмурился. Как ни странно, его страх придал мне сил. Появилась уверенность, что все будет хорошо. И уши заложило сосем немножко.

 При посадке, едва шасси коснулись земли, грянули аплодисменты. Кто-то засвистел. На лицах пассажиров заиграли улыбки облегчения – слава богу, сели! А мне захотелось плакать. От трогательной нежности к железной громадине с крыльями, в недрах которой я находилась. И я поняла, что влюбилась. В самолет. В ИЛ 86.

Когда нас везли на автобусе к зданию аэропорта, я как зачарованная, смотрела на большой, сильный, гладкий и сверкающий на солнце аэробус. Я с трудом заставила себя отвернуться. Леша стоял рядом и не переставал восхищаться перемещением из зимы в лето. С лица его не сходила улыбка. Она показалась мне ужасно глупой. Впрочем, как и сам бой-френд.

Через несколько минут нас поглотила суета египетского аэропорта. Повсюду суетились арабы. Виза, паспортный контроль, багаж, трансфер…

А потом было прозрачное море. Как будто живое от обилия рыб. Палящее солнце, пальмы, волшебный дух пустыни. Восточный колорит не мог оставить равнодушной.

 Но вот настал день возвращения в Москву. Мне было жалко расставаться с полюбившимся Египтом, но, в тоже время, я ждала новой встречи с самолетом, молясь всем богам, чтобы это был ИЛ 86. И он был. Все такой же огромный и сильный, хищный и мощный. Я не могла удержаться, чтобы не дотронуться до него.

 Помню, как зашла под крыло, и меня обдало жаром от еще не остывших двигателей. Я положила руку на шасси и на секунду замерла. Гигантская машина нависала надо мной, будто придавливая своей тяжестью. Было немножко страшно. Я почувствовала себя маленькой и беззащитной. Эдаким червячком под брюхом железного монстра. Хотелось подчиниться ему как подчиняются мужчине.

Позже, сидя в салоне, я задумалась – неужели я отождествляю самолет с настоящим мужчиной, сильным и надежным? Фрейдизм какой-то!

Я закрыла глаза и отрешилась от происходящего. Прислушалась. Вот ИЛ выруливает на взлетную полосу, на секунду останавливается и начинает разгон. Впервые я почувствовала, что такое скорость. Сначала все замерло внутри меня. Как будто сгруппировалось. А потом стремительно упало вниз. Захватило дух. Я не чувствовала тела. Была лишь легкость. Невесомость. И щекочущее ощущение где-то в груди. В момент, когда мы оторвались от поверхности и взмыли в воздух, показалось, что душа вышла из тела и слилась с космосом.

С этого дня, как мне казалось, я перестала бояться летать. На ИЛ 86.

И мне везло. Все последующие перелеты были только на нем. Со временем я довела до совершенства технику слияния с моим железным «любовником». Я летала отдыхать по 3-4 раза в год. Меньше не могла. Душа требовала самолета. Несколько месяцев после возвращения с очередного курорта, я худо-бедно держалась. А потом начиналась настоящая ломка. Я тосковала по взлетам и посадкам.

 Особенно ярко это проявлялось, когда я приезжала в гости к отцу, который жил неподалеку от Внуково. С интервалом в пять-десять минут над домами пролетал очередной крылатый красавец – так низко, что казалось, еще чуть-чуть, и шасси заденут крышу. Повинуясь внутреннему порыву, я, заслышав надвигающийся рокот, каждый раз выбегала на балкон и смотрела на самолет. И снова подступали слезы. Щипало в носу, а душа уходила в пятки. Хотелось бросить все, схватить свой красный чемоданчик и бежать в аэропорт. Отца чрезвычайно радовал мой интерес к авиации. Он с энтузиазмом начинал рассказывать мне о моделях самолетов, их отличиях друг от друга, об авиакомпаниях. Я молча кивала, не слушая его и не понимая смысла. Гипноз.

Как-то раз, летом, опять же у отца, я отправилась позагорать на озеро. Дорога шла через лесополосу. Гул двигателей я услышала сразу. Остановилась. Запрокинула голову. ОН летел прямо надо мной - огромный, гордо раскинувший крылья, сверкающий серебристым телом. Я чувствовала его вибрацию. Его силу. Его власть. Я могла бы стоять так вечно. Страх, восторг, волнение, эйфория смешивались во мне воедино. Пожалуй, ничего сексуальнее я не видела. Не чувствовала. Никогда.

Через несколько месяцев руководство отправило меня в командировку в Мюнхен. Наконец-то, пришло время, достать с антресолей красный чемоданчик. Накануне отъезда я практически не спала. Собирала вещи, звонила друзьям, чтобы поделиться радостной новостью – я лечу в Германию! Под утро началась гроза. От раскатов грома сотрясалась крыша. Дождь шел стеной. Нелетная погода.

Взволнованная, я села в такси. Разговаривала с водителем, параллельно отправляла смс всем подряд, позвонила в Воронеж маме. Пару раз пошутила, что самолет рухнет. Конечно, я боялась. Немного. В глубине души.

 В последнее время самолеты падали и разбивались с ужасающей частотой. Но все это проходило мимо меня. Я не интересовалась событиями в мире. Разве что изредка, вернувшись поутру с вечеринки, включала «Евроньюз». Потому что по другим каналам смотреть было абсолютно нечего. И никогда не читала новости в Интернете. Берегла и так не совсем здоровую психику.

Если разобраться, то любой полет сравним с игрой в рулетку. Или лотереей. Повезет – не повезет. Всегда хочется верить, что именно тебе улыбнется удача, и ты вернешься домой.

 Хотя иногда меня одолевают мысли о судьбе. Каждому из нас предначертан свой жизненный путь – кому-то длиннее, кому-то короче. Каждый выполняет свою миссию. Закончив которую, уходит в мир иной. Только вот рассчитать, когда твоя задача будет выполнена и что это за задача не представляется возможным. Почему в большинстве своем примерные семьянины, положительные во всех аспектах люди, так нелепо умирают? А отъявленные негодяи топчут бренную землю, чуть ли не до ста лет? Вечные вопросы! Где справедливость? Получается, что бог убирает людей: насылает теракты, стихийные бедствия, катастрофы, просто ткнув пальцем в небо? Чтобы указать другим на ошибки? Где милосердие? И существует ли оно вообще?

Задумываясь на эту тему, я всегда упираюсь в один и тот же вопрос. Является ли стремительное развитие моей жизни – раннее материнство, карьерный рост, обрастание материальными благами – знаком, что все так же стремительно и закончится? Ведь главную задачу женщины – продолжение рода – я уже выполнила! Барахтаясь в мыслях, хватаюсь за любую соломинку надежды, что не все я еще сделала, не до конца прошла свой путь.

И каждый раз я нахожу, за что уцепиться. Но упорно продолжаю думать дальше. Про свои грехи. Может ли бог наказать меня? За недобрые помыслы, за жестокость по отношению к близким? За нелюбовь, злобу и зависть, пожирающие иногда меня? Бывают моменты, когда я хочу страшных вещей. Воображение разыгрывается с невероятной силой. Шокирует. Но я не могу остановиться. Как будто лукавый толкает меня в спину. Получается, что я делаю гадости не по своей воле, а потом отчаянно раскаиваюсь, плачу, терзаюсь, каюсь. И… снова делаю то же самое.

Т.е. нахожусь в зоне риска. Запросто могу погибнуть в самом расцвете сил. Нелепо. Например, в авиакатастрофе.

Думала я об этом и перед Мюнхеном. Хотя и пыталась заглушить голос страха.

Настроение испортилось, когда я зашла из кишки, соединяющей зал отлета и самолет, в салон. Это был не ИЛ 86, а маленький ТУ 154. Потертый и уставший изнутри. Казалось, кресла печально вздыхали, принимая очередного пассажира.

Мне досталось место в хвосте, рядом с каким-то странным сооружением, напоминающим тумбочку. Со мной села девушка из нашей группы. Она сразу призналась, что боится летать. Я осторожно заметила, что тоже опасаюсь. Мы принялись обсуждать беспомощность человека в воздухе, отсутствие шансов на спасение при аварии. Вот ведь странно - почему мы любим усугублять и так напряженную ситуацию? К тому же, за окном опять началась гроза. Вылет не разрешали. Мы просидели в душном самолете час, прежде чем в проходах появились стюарды, демонстрирующие как пользоваться кислородной маской и куда бежать, в случае ЧП. Меня всегда поражало столь оптимистичное начало полета. И то, с каким мазохизмом слушают люди.

Зажглось табло «пристегнуть ремни». Самолет взревел и начал разгон. Я привычно закрыла глаза и отрешилась. Было любопытно, как взлетает ТУ. «Фактически измена Илу», - пронеслось в голове. Но я не почувствовала и доли того, что ощущала в Иле. Взлетели мы как-то скомкано. И сразу же началась турбулентность. Нас трясло. ТУ ложился на курс, заваливаясь то на один, то на другой бок. Надрывно, как будто из последних сил, гудели двигатели. Где-то посвистывало и поскрипывало. Моя попутчица судорожно крестилась, прижимая к губам образок. Да и остальные пассажиры сидели с окаменевшими лицами. Табло моргало красным. И вдруг самолет резко начал падать. Его повело вправо. По салону прокатился возглас ужаса. Через пару секунд все повторилось – вниз, крен в бок и тряска. «Воздушные ямы», - сказал кто-то.

Нас кидало вверх-вниз, из стороны в сторону. Снова и снова. Люди кричали в голос. Я вжалась в кресло, зажмурилась и начала молиться. Без остановки повторяла про себя строки «Отче наш». Которые помнила. Их оказалось немного. По проходу пробежал стюард с застывшим лицом.

 «Время есть, есть «Меллер», - некстати вспомнила я строки «жизнеутверждающей» рекламы.

Было очень страшно. От безысходности. Невозможности повлиять на ситуацию. Самолет громыхал как консервная банка. Казалось, еще чуть-чуть и он развалится на части. Я кожей ощущала нарастающую панику среди пассажиров. Заплакал ребенок. Кому-то стало плохо. Турбулентность не прекращалась. Нас все так же швыряло и мотало.

«Спасибо, господи, что дал мне много хороших моментов за 27 лет», - прошептала я. Смысл слов дошел секундой позже. Получалось, что я прощаюсь с жизнью. Ну, уж нет! Помирать, так с музыкой! Я повернулась к своей соседке, спросила, есть ли выпить. И, о чудо, она извлекла бутылку виски. Я налила половину пластикового стаканчика и залпом опрокинула содержимое в себя. Приятное тепло растеклось по телу. Я достала ноутбук, наушники, загрузила альбом Guns-n Roses. Когда настал черед моей любимой песни Don’t cry, я была пьяна. Увеличив громкость, я с жаром прокричала припев. Несколько человек обернулись. Я только разводила руками – извиняйте, стресс. Минут через пять я выпила еще столько же. Жизнь начала налаживаться. Мне было уже все равно – трясет самолет или нет. Погибнем мы или долетим. Да и вообще, глупо бороться с судьбой.

 С последней песней Guns-n Roses закончилась турбулентность. Но я уже вошла в раж и пела все подряд, что могла найти в компьютере. Если сначала на меня смотрели как на сумасшедшую, то минут через 20 престали обращать внимания. Когда у ноутбука села батарейка, я продолжила распевать те песни, слова которых помнила. Без остановки, смешивая куплет из одной и припев из другой. Дошло дело и до шансона. Какая-то девушка из соседнего ряда не выдержала и попросила сменить репертуар. На что я заявила, мол, могу петь на заказ.

Когда «железяка» ТУ 154 начал заходить на посадку, и нас опять затрясло, я нашла другую забаву – приставать с вопросами к сидящим сзади стюардам. Я без конца поворачивалась к ним и спрашивала, всегда ли самолет свистит, почему двигатель работает неровно, что там затрещало в левом углу. Натянув на лицо вежливую улыбку, они, как ни странно, отвечали на каждый мой вопрос.

Сознание вернулось ко мне, когда мы приземлились. Вмиг протрезвев, я с ужасом подумала, что вела себя отвратительно. От страха я забыла, что поездка деловая. А я представляю лицо журнала Шейп. Хорошо, что никто не видел мои возлияния. Организаторы тура поверили (или сделали вид), что я устроила концерт от шока. Некоторые даже подходили ко мне и выражали сочувствие. Предлагали таблетки, успокоительный сироп.

Сойдя на немецкую землю, я искренне поблагодарила бога за сохраненную жизнь.
Было бы обидно умереть, так и не увидев Мюнхена. А посмотреть было на что!

В Москву мы возвращались на аэробусе А 320. Чистый, просторный салон, кожаные кресла, кондиционер, услужливые стюардессы – резкий контраст с ТУ. Но все же это был не ИЛ!

Я побоялась немного, но как-то несерьезно. Расслабилась. Весь полет болтала с попутчицами.

А через несколько дней разбился ТУ 154. Под Донецком. Погибли все.
Еще один знак божий?

Неделю спустя я влезла в Интернет и с нездоровым интересом начала просматривать все ссылки об этой катастрофе. С замиранием сердца я читала подробности трагедии, рассказы очевидцев, рассматривала фотографии. И чем глубже меня засасывало в недра всемирной паутины, тем хуже мне становилось. В какой-то момент показалось, что я была там! На борту! Видела и чувствовала все, что происходило. Картина гибели предстала перед глазами так ясно, что я невольно отшатнулась от монитора. Но уже через минуту продолжила чтение. Ужас закрадывался в душу. Я физически ощущала пламя пожара – все тело как будто обожгло, заложило уши, глаза начали слезиться.

 А потом я умерла. Вместе с пассажирами. Я точно знала, что мертва. Конечности затекли, и свет померк. Я не знаю, куда бы завели блуждания моего астрального тела, если бы не телефонный звонок. Он вывел меня из транса. Я вздрогнула, посмотрела по сторонам. Все в порядке, я на работе. Только вот ощущение тяжести в груди не проходило. И скорбь. По невинно погибшим людям, детям - совсем крохам. Чем они не угодили всевышнему? Подталкиваемая неведомой силой, я открыла очередную ссылку. И опять «ушла» туда – сначала на место трагедии, потом в дома очевидцев и в зал ожидания Пулково. Я жадно проглатывала информацию со всех сайтов. Каждая строчка кричала такой болью и отчаянием, потерей и горечью, что я не могла оставаться безучастной. До сих пор не пойму - почему я, равнодушная, в принципе, к, подобного рода событиям, пропустила через себя случившуюся авиакатастрофу?

Настроение разом испортилось. Даже мир изменился. Все вроде бы то же самое, что и час назад, и вместе с тем не совсем то. Серая, промозглая погода усугубляла тяжелые переживания. Мне стало плохо. Залихорадило. Заболели суставы, запершило в горле, в висках застучало. Неизвестно откуда нахлынула злоба на себя и всех вокруг. Как мы можем заниматься мышиной возней, когда погибли люди? Убиваться из-за такой ерунды, как размолвка с любимым или спор с боссом, в то время, как спасатели извлекают куски жертв из-под обломков самолета? Бессердечность поражала. А с другой стороны, еще хуже становилось от невозможности ничего сделать. Совсем.

 Так думала я тем дождливым вечером.

Домой приехала разбитая и подавленная. Меня не покидало ощущение участия в трагедии. Неужели, душа, в самом деле, может перемещаться во времени и пространстве? Или все это плод моего больного воображения? И почему меня так зацепила именно эта авиакатастрофа? Ведь в тот день было еще несколько происшествий во всем мире! Взрывы в Турции, разгерметизация Боинга в Штатах, столкновение самолетов в Италии и Китае, пожар в Москве! Что толкнуло меня, в падающий ТУ 154? То, что я сама недавно прощалась с жизнью в таком же ТУ? Или во мне проснулось сострадание? До сих пор не могу найти ответа.

Моя квартира показалась тем вечером сырой и неприветливой, как и осень за окном. Как будто я была в ней чужой. Все отторгало меня. Или наоборот, я не принимала привычную реальность? Я долго плакала, сидя на диване. Слезы не приносили облегчения. Разом расхотелось ехать в отпуск, веселиться и развлекаться. Я сходила с ума? Возможно…

Утром лучше не стало. Лишь боль притупилась. Мир выглядел таким же искаженным и холодным. Немножко отвлекла работа.

Ужинала с клиенткой, которая неожиданно завела разговор о самолетах.

После встречи я никак не могла отделаться от ощущения, что завтра мне предстоит подняться на борт и лететь.

Не уверена, смогу ли я это сделать в ближайшее время. Вряд ли. Хотя, бояться мне теперь нечего. Я уже «умирала» один раз на ТУ 154. Пусть виртуально, но вместе с тем до отчаяния реально. Возможно, что и меня постигнет когда-нибудь подобная участь на самом деле. Пути господни неисповедимы. Но не хочется думать об этом.

Я сделала вывод – что всем нам надо жить, пока есть жизнь! Жить так, как будто каждый день – последний. Скинуть с глаз пелену самолюбования и посмотреть вокруг. Не хандрить, встречать утро улыбкой, стать чуточку терпимее к окружающим, не делать больно родным и близким, любить и дарить тепло и заботу мужу, детям, родителям, друзьям. Ведь никто не знает, что будет через час, два, десять, а уж тем более, завтра. Надо верить, что все будет хорошо. Потому что без веры нет жизни.

 Когда-нибудь мы все уйдем. Туда. В ад или в рай, в космос или в иное тело…. Конец это будет или начало? Пустота? Бесконечность? Вопросы, на которые нет ответа.

Я все еще замираю при виде самолетов. Питаю нежные чувства к ИЛ 86. Волнуюсь, собирая красный чемоданчик в очередное путешествие. Шучу, что железная птица может рухнуть. Размышляю о судьбе и своей миссии.
 Конечно, будут в моей жизни и Илы и Тушки, и Боинги. Мир такой огромный. Хочется посмотреть на него. В конце концов, рожденный утонуть, не разобьется.

Я всегда боялась летать. На самолетах….

Н.Ю. 2 сентября 2006, Москва, раннее утро