Заметка

Катенька Миронова, 22-летняя корреспондентка районной многотиражки, выделялась из своих коллег и ровесниц какой-то тихой красотой и удивительной наивностью. Красота смягчала весь тот праведный гнев, который у шефа вызывала Катенькина наивность. Разумеется, не красота была главной причиной того, почему шеф держал её в редакции; просто в многотиражку "Пролетарий" очередь безработных журналистов не стояла, а заметки для комсомольцев Катенька в отдел коммунистического воспитания представяла вполне сносные и к тому же регулярные. Конечно, за молодой коррепонденткой был нужен отеческий догляд. Так, например, было время, когда Катенька повадилась интервьюировать ветеранов. Старички вспоминали войну охотно, и Катенька затоварила отдел длинными мемуарами фронтовиков. Шефу предстояло распихивать этот материал в течение нескольких месяцев. Он растолковал Мироновой, что темы нужно варьировать, и послал её в Суворовское училище, где она произвела неотразимое впечатление на офицеров, а к шефу вернулась с чувством искренней благодарности за интересное поручение.
Впрочем, самоблюбие в ней присутствовало, и она пробовала придумывать свои темы самостоятельно. Удачной находкой был цикл интервью с несколькими профессорами и академиками, которые шеф опубликовал вполне охотно и благосклонно; к Катиной досаде затерялось только одно интервью, которое так и не попало в печать. С приближением олимпийского лета (1980, как вы понимаете, года) любая тема спорта гарантированно проходила в номер. А в одной заметке Катя сделала экскурс в историю Олимпийских игр, после чего шеф смотрел на неё уже как на вполне сформировавшуюся журналистку.
...В то утро (как и накануе, собственно говоря) пресловутая женская интуиция Катеньке ровным счётом ничего не подсказала. Только возле газетного киоска, мимо которого она проходила каждое рабочее утро, вдруг раздалось негромкое:
- "Пролетарий" есть?
Сказано это было таким странным тоном, что Катя почему-то подумала, что спрашивают у неё, и повернулось на голос, но покупатель обращался к киоскёрше, а та отрицательно качала головой.
"Уже распродали", подумала Катенька и улыбнулась. В предыдущий день была запарка: в двойной майский номер ушли запасы свежих материалов, а за выходные никто ничего по здоровой человеческой лени не сделал. Шеф кричал, точнее даже орал, и положение спасла Катя: в поисках материала на латание огромной белой дыры в три тысячи знаков она перетряхнула свои папки, нашла старую завалявшуюся статью из цикла об учёных, и в последний момент перед отправкой номера в типографию, шеф, не читая, поставил Катину заметку на третью полосу. Номер, как следовало из разговора у киоска, получился, несмотря на запарку, удачным, и за утро его в этом киоске раскупили.
Взбежав по лестнице редакции, Катя уверенно направилась к кабинету шефа на летучку, открыла дверь и... остановилась, не понимая. Все сотрудники напряжённо смотрели на неё и молчали, а кроме этого Катеньку смутило то, что в комнате сидел кто-то чужой, от которого веяло чем-то опасным. Будь Катя Миронова не так наивна, она бы мгновенно поняла, что это человек из КГБ, но... если бы она была не так наивна, не произошло бы всей этой истории.
- Ты мне вчера что подсунула? - вместо "здравствуйте" спросил шеф деревянным голосом.
Понимая, что случилось что-то страшное, Катенька пролепетала:
- З-заметку...
- О чём?
- О... молодёжи... Оборонной науке.
- А у кого ты брала интервью? - продолжал шеф всё таким же неизменным голосом.
- У профессора... нет, академика.
Катя от волнения начала вспоминать статью построчно.
- Ну и как его звали, твоего академика? - спросил шеф и почему-то склонил голову набок.
Понимая, что лучше отвечать прямо и быстро, чтобы не вызвать у шефа ни крупицы лишнего гнева, Катенька моргнула, вспомнила простое русское имя и тут же сказала:
- Сахаров... Андрей Дмитриевич...

20 января 2007 г.