набросок одной жизни

...когда она вбегала к нему, ее руки всегда были чем-то заняты. она приносила ему легкие перья из крыльев чаек, камушки, нагретые теплым августовским солнцем, или тонкие нити паутины, спланировавшей ей прямо в ладони.
- смотри! это тебе.
и обнять сразу - не получалось. потому что непременным был ритуал подарка. нужно было рассмотреть, разглядеть, а если получалось, то и на зуб попробовать.
- это тебе, - повторяла она, словно бы боясь тишины, заполняя паузы, не давая ни одной секунде протечь беззвучно. - тебе...
он смотрел. постукивал камушком о камушек, сдувал перышко с ладони и смотрел, как оно улетает по одному ему известному маршруту - в холодные и приветливые горы... он надевал паутинку себе на шею со смехом и заматывал на манер кашне. тогда он еще не представлял, что тонкая, почти невидимая глазу нить может стать удавкой. узами...

а осенью паутинка обрела силу и сдавила горло одиночеством.
она была простужена и все время молчала. секунды, не заполнившись ее звонким голосом и легким смехом, ползли, изнывая от собственной пустоты и, что совершенно нелогично - тяжести.
она смотрела на него совершенно больными глазами. в ее руках уже не было ничего. на шее громоздился толстый шарф, который она сама себе начала вязать... и все вязала, и вязала.... теперь он даже не мог увидеть, как бьется голубоватая венка у нее на шее. шарф был таким толстым и большим, что скрывал практически всю ее от посторонних глаз. глазам своим тоже было не разглядеть....

...она молчала. паутинка, убедившись в том, что все тихо и никто не помешает, стягивала горло все сильнее. ее лесочная тонкость и прочность оставляли мало надежды на жизнь. тем более, что осень, кажется, поселилась в Городе навечно. она рыдала за окном, цеплялась за одежду колючками голого кустарника с засохшими трупиками малиновых ягод и норовила плюнуть под ноги грязными брызгами из-под колес... дышать не было сил... особого желания, впрочем, тоже не было...

но однажды утром наступила зима...
хотя, нет. не так! она не наступила даже, как положено мягко передвигающейся зиме, она грянула! за ночь выпало столько снега, что машины превратились в больших белых медведей, заснувших в городском дворе.
он проснулся с мучительной болью в горле, вокруг горла, не покидавшей его уже давно.
- сегодня я умру, - подумал он, потому что она по-прежнему молчала, и вообще, кажется, потерялась в своем шарфе... даже глаз видно не было.
- прощай, - сказал он про себя разноцветному шарфовому кокону и из последних сил потащил свое измученное осенью тело на улицу. а там...

там случилось чудо. не выдержав неожиданно-острой минусовой температуры, паутинка (а она стала уже практически стальным шнурком) натянулась, чуть не прервав его дыхание раньше времени, натянулась и... лопнула с ярким "дзиннннннь".

последние ноты этого "дзинь" еще осыпались брызгами в пушистый сугроб, подмявший под себя малиновые кусты, когда он, получив порцию морозного зимнего воздуха прямо в горло, закашлялся и присел на ступеньки.
- я буду жить, - наконец смог выговорить он. - теперь я буду жить!

***
снег все валил и валил. он сидел на ступеньках, не обращая внимание на снежинки, оседавшие на завитках волос у висков (уже и так отбеленных сединой), на капельки воды - растаявший снег, бежавшие по щекам. он сидел на ступеньках и ощущал каждый момент, каждый всплеск этого почти забытого чувства - Жизни.

а в доме невероятным образом шарф распускался, и цветные нитки сматывались и сматывались в клубок... в коконе не оказалось никого, да только он этого так и не увидел...