сто 44

Я листаю старый фотоальбом – на толстых листах его замерли коричнево-желтые картины, мой взгляд останавливается на одной из них, чуть позже – на другой, одна из фотографий выпадает из альбома, я смотрю на её медленное падение, переворачиваю страницу.

Поначалу кажется, что это – юная мать – строгое, но почти детское платье, короткие светлые волосы, робкая улыбка. Несколько странно выглядит ребенок, что держит на руках молодая госпожа – ему года четыре, он уже достаточно взрослый, чтоб не отягощать маму своим немалым весом, но, быть может, он болен... Почему тогда молодая женщина улыбается, отчего, как бывает у захворавшего, выражение лица ребенка вовсе не жалостливое? Но... Не детское лицо это, и даже не поумневшего сверх меры ребенка, лицо это взрослого, повидавшего многое человека... Обман, какой-то обман – обычное дитя - немного капризное, уставшее... Вот только руки его детские в морщинах...

На переднем плане молодой мужчина – сюртук расстегнут, волосы немного взлохмачены, в правой руке длинный пистолет, взор потуплен. Чуть вдалеке в кресле сидит дама – черное открытое платье, на лице вуаль, лица почти не видно, если же начать вглядываться, можно нежданно почувствовать на себе взгляд дамы, растерянный, дрожащий. На ковре, повернувшись набок, лежит юноша – глаза закрыты, руки неловко сложены, ноги поджаты – кажется, что молодой человек спит, – лишь пробитым третьим глазом виднеется на его лбу темное круглое пятно. Перед дамой на ажурном столике обрывок некоей записки. Не видно ни фразы, ни даже слова – лишь несколько букв: «...блю...»
 
В зеркало смотрится старик – узкая ссутуленная спина, сгорбленный потертый пиджак. В отражении видно лицо – тоскливое, надломленное, распавшееся надвое – старое зеркало треснуло когда-то. По одну из сторон зеркальной трещины глаз старика закрыт, по другую - еще смотрит. В руке старик держит камень...

Предо мной толстый фотоальбом, я замер, смотрю на упавший снимок. Старая-старая фотография.