3. Триумф

Ровно в 17:00 в номер постучали. Консультант и Преемник во фраках встретили Кэт и Стива улыбками, обе стороны лучились симпатией друг к другу. Роскошный лимузин ждал дорогих гостей. Петров заметно нервничал, от выпивки в салоне лимузина отказался, одернул резко потянувшуюся было за предложенным коньяком руку подопечного. Улыбнулся лучезарно:

- Потом, потом, господа, все потом...

Весь путь до кулис глаза слепили вспышки фотокамер, корреспонденты со всех сторон протягивали громадные микрофоны, выкрикивали вопросы, Преемник был сосредоточен и серьезен, Консультант натужно улыбался, вертя головой, Стив и Кэт бросали реплики корреспондентам, слышались аплодисменты и возгласы восхищения.

Оркестр играл превосходно. Сила чарующей музыки Рахманинова превозмогла волнение Консультанта, и майор задремал. Преемник же, напротив, проникся мастерством исполнения, растрогался не на шутку, и, время от времени, пускал слезу.

После небольшого перерыва, когда зрители заняли свои места и на сцену был вынесен небольшой стол с микрофонами, все четверо заняли свои места. Консультант, Стив и Кэт - за столом, Преемник должен был выступать ближе к залу, у стойки с микрофоном. Планировалось, что писатель обратится с речью к публике зала, стоя у микрофона, синхронный перевод выступления будут вести совместно Стив и Кэт, оживляя выступление, по-необходимости, репликами и шутками. Консультанту же отводилась роль трактовщика неудачных ответов-импровизаций Преемника, если таковые случатся, на вопросы публики из зала.

Не рискуя по памяти воспроизводить событие мирового значения, автор, с вашего позволения, воспользуется материалами газет «Нью Йорк Таймс» и «Вашингтон Пост», которые подробнейше запротоколировали блестящее выступление выдающегося писателя из России, Опреснока Дормидонтовича Совкофилова.

АВТОР О РОМАНЕ «В КАЧЕЛЬ!»
РЕЧЬ ОПРЕСНОКА ДОРМИДОНТОВИЧА СОВКОФИЛОВА.
НЬЮ-ЙОРК, «КОРНЕГИ ХОЛЛ». 2007.01.19.18:30

- Дамы и господа!

Я рад, что мой роман привлек ваше внимание и меня пригласили на встречу с вами. Я рад, что стою здесь, на сцене Корнеги Холла, перед вами, чтобы представить вам свой скромный роман. Замысел романа давался мне не просто, он рождался в сложные, переломные времена. Когда, ни на мгновение не выпуская власти из рук, коммунисты продекларировали на весь мир верность демократическим принципам. И точно так же, как они попирали в бытность ими же декларируемые коммунистические принципы, они легко и привычно надругались и над демократическими идеалами. С завидным энтузиазмом они бросились обслуживать собственные неуемные аппетиты за счет интересов государства и людей, его, это государство созидающих и защищающих. Итак, постбольшевизм породил еще одно чудовище. Это чудовище - беспринципная алчность.

В зале раздались аплодисменты, а лицо майора Петрова заметно перекосило. Консультант растерянно перебирал в руках листки утвержденного доклада и тосковал о табельном оружии. Ему очень хотелось застрелиться, но перед этим застрелить Преемника. Стив и Кэт недоуменно переглядывались, тот доклад, который они перевели загодя по предоставленному тексту, не имел ничего общего с тем, о чем сейчас говорил автор. «Автор» же продолжал:

- Деятельнось властных структур на всем постсовестском пространстве преступно дискредитировала ценности демократических свобод. Многие миллионы судеб хороших специалистов, законопослушных и достойных людей, были безжалостно и необратимо исковерканы. Десятки миллионов людей уходили из жизни по разным причинам, суицид стал нормой. Отравленный алкоголь и наркотики споро прореживали уцелевшую часть многострадального населения. Много молодых жизней унесла война в Чечне. Хотела ли Америка таких перемен в России? И чувствует ли Америка свою вину перед лицом десятков миллионов пострадавших, уничтоженных, униженных людей России?

В зале наступила тишина.

- Мой роман, - продолжал Преемник, - не претендует на срез всех слоев общества. Роман написан не о простых людях. Героиня - дочь известного мафиози - в бытность -замначальника управления торговли, герой - бывшая номенклатурная единица - инструктор райкома партии. Моей целью было показать неразрывную связь времен брежневского несмываемого позора страны и нынешних недоперестроечных реалий.

В зале послышались возгласы одобрения и аплодисменты. Чувствовалось, что в зале были эмигранты из СССР, которым тема была близка, которые сами, получив возможность, бежали от мерзостей соцреализма. Этим людям льстило, что, судя по выступлению соотечественника, они сделали правильный выбор и приняли разумное и дальновидное решение.

- Я долго думал над названием романа, - продолжал Преемник, - и не секрет, что название «В качель!» демонстрирует некий бесшабашный посыл. Так говорят простые люди, когда речь идет о нехороших людях или гиблых обстоятельствах. Но это название совсем не означает полной обреченности. В этом названии слышится сила и уверенность. Так сильный отмахивается от слабого противника, так лев смотрит на шакала: «В качель тебя, дружок!» Так говорят и в отношении болезни: «В качель ее, лихоманку!» Да, страна, ее разумные и законопослушные люди, подверглись в очередной раз за время разбойной власти коммунистов неимоверным унижениям и страданиям. Огромная часть трудолюбивых и вполне успешных людей, в том числе и защитников Отечества, безумным повелением команды откровенных бандитов и отморозков, стоящих у власти, была открыто и цинично списана со счетов государственной востребованности. Совершенно очевидно, что большинство людей не могли принять предложенные им правила игры ни при каких обстоятельствах, они уходили из жизни, они погружались в пропасть нищеты и неустройств, но, при всем при том, они оставались собой, презираемые и унижаемые, они не изменили себе и своим идеалам. В кратчайшее время была целенаправленно попрана система сокровенных человеческих ценностей.

Эти слова Преемника встретили шквал искренних аплодисментов. Консультант, изменив окраску лица с бледной на розовую, неподвижно сидел, полуприкрыв глаза и нервно дергая левым веком. Глаза Стива и Кэт, осуществляющих синхронный перевод приобрели вполне искренний интерес, не смотря на то, что такая неожиданная импровизация докладчика существенно прибавила им работы. Преемник продолжал:

- Об этом времени прекрасно сказал один поэт в своем стихотворении. Преемник картинно выставил вперед руку и с чувством продекламировал стихи:


Неразгаданным путем, темной тропкою,
уходили силы прочь, в никуда,
виноватиться привыкшие робко,
проживали эту жизнь без следа.

Содержали нас столетья, и более,
словно скот в колхозе "Путь Ильича",
и бесправье, в сочетаньи с неволей,
оказались пострашней палача.

Пали духом и вконец оскотинились,
белый свет заполонила деньга,
как из прорванной весною плотины,
хлынул бешеный поток в берега,

смыло напрочь все заветы отцовские,
раскорежило страну на куски -

вдоль дороги проституточки-соски
да опущенные сплошь мужики...


Да, господа, печальное зрелище нынче представляет собой пространство, некогда именовавшееся СССР. Бандитская поросль большевизма, утвердившая свою власть на бесчисленных кровавых злодеяниях, принесла наконец свои чудовищные плоды. В романе «В качель!» - роскошь обстановки, благополучие и самоуверенность героев представляют собой лишь фон. Лубочные тона лишь усиливают впечатление замкнутости и нереальности того мира, в котором живут герои. И нужно было быть истинными детьми несгибаемого племени большевиков, чтобы, принимая блага как данность, совершенно не думать о своем народе. Заметьте, господа, я не сказал – относиться наплевательски к своим соотечественникам или презирать людей, пытающихся как-то выжить на дочисто обворованных пажитях, я сказал и подчеркиваю сказанное – НЕ ДУМАТЬ О НИХ!

Представьте себе такую картинку. В солдатской столовой, за общим столом, паек всех сидящих ест один солдат. Этот солдат ничем не отличается от остальных, кроме того, что обладает патологическим равнодушием к нуждам окружающих. Остальные голодными глазами смотрят на него и он видит эти их глаза. Он прекрасно знает и о том, что этих солдат ничего не ждет в этой жизни, разве только голодная смерть. А чтобы не было возмущений со стороны голодных, к жующему приставлены и, одобряющий это безобразие, командир и взвод автоматчиков, готовых с оружием защитить права жующего. На мой взгляд, и на взгляд любого здравомыслящего человека, такая, вполне узаконенная ныне в постсоветском пространстве система взаимоотношений между людьми и совсем не людьми, подверглась бы осуждению даже в страшном концлагере социалистического типа, тем более, она не имеет ничего общего с демократией, в самом худшем ее проявлении.

Докладчик перевел дух, а зал ответил ему благодарными аплодисментами, и продолжил:

- В своем романе я намеренно показал своих героев не в идеализированном свете. Чтобы стало понятно всем – это простые, такие же как и мы с вами, люди. Нет в них ничего особенного и никакими такими необыкновенными талантами они не обладают. Что же тогда роднит их с той немногочисленной элитой нашей страны? Отвечу – два качества. Это клановость с одной стороны, а с другой – серость. Если с принадлежностью к избранным кланам все понятно, то второе мое утверждение может вызвать вопрос – почему? Почему серость и узость мышления стали вдруг востребованы именно ныне? Ответ, думаю, прост. Чтобы блаженное и спокойное болото привычного беззакония не возмутили бы здравые идеи и полезные преобразования. Ради этого, пару десятков лет назад, эти господа решились даже на перефразировку идеологических деклараций. И, между прочим, не погнушались при этом использовать для промывания мозгов, пока еще способного думать населения, работы далеко не лояльных к властям авторов (Ю. Афанасьева, А. Нуйкина и др.). Где теперь эти авторы, одному Богу ведомо. Говорят, что где-то и что-то пишут. Но сам факт отсутствия массовых тиражей популярных изданий говорит о нынешней власти больше, чем это может сказать любой ее оппонент. Вот, господа, вкратце и все, о чем я хотел поведать вам с этой высокой трибуны, о романе, об истории и мотивах его написания. Я счастлив, что мне выпала эта честь, что я могу свободно изложить свои взгляды перед аудиторией, составляющей, без сомнений, цвет страны истинных демократических свобод, страны, одно название которой – США, приводит в трепет всех пособников тоталитаризма.


После того, как утихли последние хлопки взорвавшегося аплодисментами зала, Преемник сказал:

- А теперь, господа, я готов ответить на любые ваши вопросы. Прошу подавать вопросы в записках переводчикам.

Минут десять в зале слышался шопот и шелест бумаги, люди подходили к сцене и передавали записки. Собирала записки Кэт и передавала на стол Стиву. Стив перебирал листочки и делал на них пометки. Когда все стихло и зрители успокоились, Кэт прочитала первый вопрос:

- Господин Совкофилов, а правда ли, что вы состояли в союзе писателей имени товарища Фурманова?

- Да, господа, это правда. И я горжусь этим. Потому что именно там была заложена отличная школа исключительной требовательности к себе и ответственности перед читателем. Именно там писатели учились утверждаться в истине в обход идеологических установок, овладевая Эзоповским языком общения с думающим читателем, именно благодаря лучшим советским писателям, и сформировался этот огромный пласт думающих людей. И это не были обязательно известные авторы или известные произведения, скорее наоборот. Эта школа, школа СП СССР, дала прекрасных писателей и прекрасных мастеров поэтического творчества, смею заверить вас, господа, этот список внушителен.

- Опреснок Дормидонтович, расскажите немного о себе.

- Я родился в простой семье, отец у меня был офицером, мать простая женщина. Я был первым в нашем роду, кому посчастливилось получить высшее образование. Я закончил ракетную академию бронетанковых войск, служил в действующих войсках. Могу вам сказать с уверенностью, господа, что броня у нас крепка, а танки наши быстры. Я сам разработал систему транспортировки и запуска баллистических ракет с помощью танков. Вкратце расскажу вам. Видя перед собой танковую атаку, враг расслабляется. Он не знает, что к каждому танку на специальных тележках прикреплено сзади по одной ракете «Тополь-МСТ». Буквы МСТ означают – Межконтинентальная, Старт Танковый. Танки останавливаются, противник трубит победу, а в это время... Экипажи всех танков скрытно устанавливают ракеты в вертикальное положение и поджигают стартовые фитили. Потом танки медленно продолжают движение в сторону врага, отвлекая его внимание, фитили тем временем догорают и происходит пуск ракет. Моя система получила одобрение самого Министра Обороны Гречко. Осталось только придумать, как направить эти ракеты в нужную сторону. Я предлагал посадить на каждую из них по одному из танкистов и вывести наружу руль и сиденье, а также прибор ночного видения, чтобы можно было рулить и в темноте. Довести разработуку до конца я не успел, вышел в отставку.

- Господин писатель, это ваша первая книга? И есть ли у вас еще произведения?

- Да, господа, это первая моя книга, мой первый роман. Можно сказать, что в этом романе я подвел итоги некоторых своих размышлений. Еще у меня есть рассказы иронического жанра, автобиографическая повесть, иногда пишу стихи.

- Господин писатель, что вы думаете о будущем России?

- Россия - страна бескрайнего диапазона. Родина выдающихся, гениальных людей и огромной массы совершенно уродливых, опустившихся и неприглядных обывателей. Это страна великих свершений и научных открытий и страна разгула властвующих преступников, страна возрождения духовных корней и, в то же время, как губка, впитывающая в себя всю мерзость и пороки человечества. Это страна, где уголовник и выдающийся деятель науки или культуры сосуществуют в странном симбиозе. Это страна парадоксов. Страна, по которой не одно десятилетие гуляет красное кровавое колесо, а она возрождается, живет. И люди в ней творят, радуются, тянутся к Церкви. Над этими людьми издеваются, их гонят, их лишают всех прав и надежды на лучшую жизнь, а они верят, что преступники будут посрамлены и наказаны, что справедливость восторжествует. Потому что так устроен мир. Опричников Дзержинского истребляли опричники Ягоды, опричников Ягоды уничтожали опричники Ежова, тех - люди Берии, и сие есть непреложно действующий закон, утвержденный Самим Создателем этого мира. Зло не бывает безнаказанным. Сеющий всегда пожинает то, что он сеет. Я верю не в будущее России, а в саму Россию. Ибо Россия сегодняшняя своими корнями уходит в свое древнее прошлое, а будущность ее рождается в горячих битвах лучших умов ее, всем сердцем преданных своей земле, которую люди духовные доныне именуют - Святая Русь. Человечество стоит на пороге новых гуманитарных открытий, несущих миру новейшие социальные технологии, на пороге новой ступени социальной эволюции. И я убежден, что именно России предстоит сделать значительный вклад в этот позитивный процесс.

Зал при этих словах взорвался аплодисментами. Когда зал успокоился, Стив продолжил:

- Господин Совкофилов, скажите, а как вам удалось опубликовать свою книгу?

- Моя книга - это обычный роман об обычных героях сегодняшнего дня. Это, если можно так выразиться, слепок с жизни одной отдельно взятой семьи в представленном промежутке времени. И разве с меня спрос за время, за очередной перелом, жертвой которого оказался наш народ? Книгу приняли к публикации, посчитав ее злободневной и нужной. Это целиком заслуга издателя. Больших надежд на ее издание я не питал, если сказать откровенно.

- Опреснок Дормидонтович, а на что вы все это время существовали, если вас не издавали?

- У меня приличная пенсия, свой дом, огород, своя живность. Даже самогон свой. Гоню из картофельной ботвы. Знатная вещь!

В зале послышался одобрительный гул. Докладчик решил пояснить:

- Я, господа, старался не афишировать своей писательской деятельности. В те времена афишировать это было просто опасно, поверьте мне на слово. Система борьбы с инакомыслием была отлажена превосходно, методы борьбы использовались самые изуверские. У меня несколько раз конфисковывали мой самогонный агрегат, который мне делали по спецзаказу из танковой брони на заводе в Челябинске. Один раз, (я думаю – спецслужбы) у меня срезали ночью всю ботву с картофеля. Пришлось тогда гнать родимую из соленых огурцов. Получилось неплохо и экономно. Пока пил, обходился без закуски. Были еще происки. Однажды, когда я спал, немного перед этим выпив соленоогуречной, в комнату ворвался взвод чертей, одетых для маскировки в форму танкистов. Черти безобразничали, корчили рожи, приказов не слушали, творили беспорядок. Ну, я их построил в шеренгу по два и провел с ними строевые занятия. Двоим чертям, особенно развязным, пригрозил гауптвахтой. С тех пор черти больше не являлись.

- Господин Совкофилов, после вашего блистательного выступления здесь, не ждут ли вас на родине неприятности?

- Россия не раз уже декларировала перед всем миром свою верность демократическим принципам. Одним из основополагающих принципов демократического общества, как мы знаем, является свобода слова. И потом, господа, мне вовсе не хочется представлять Россию ответственной за весь бывший СССР. Россия является таким же осколком былой тоталитарной империи, как и бывшие ее союзнические республики, со всеми присущими им пережитками. Гарантами моей неприкосновенности может служить открытость моего выступления перед вами, господа, и слова моего консультанта, Петрова Владимира Игнатьевича, полномочного представителя правительства России. Господин Петров, прошу вас, подтвердите мои слова. -

Майор медленно поднялся со стула. Ему стало нехорошо. Перед глазами в тумане мелькали лица зрителей. Петров ясно отдавал себе отчет в том, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть его дальнейшая карьера, судьба, а возможно и, скорее всего, сама жизнь, причем в самом прямом смысле - будет он жить или нет. Майор глухо откашлялся и дребезжащим фальшью голосом изрек:

- Товарищи... Простите, господа... - по залу пробежал смешок, - Писатель Совкофилов Опреснок Дормидонтович несомненно является великим писателем. Он - наша гордость и наше культурное наследие, - майор почувствовал, что с «наследием» он явно переборщил, - Я уверен, господа, что наш дорогой и любимый Л... Опреснок Дормидонтович Совкофилов отныне уже не только наше, русское достояние. Он уже принадлежит всему миру.

Ловко сгладил майор несуразность своих фальшивых заверений, но мысль о генерал-полковнике Аполлове вновь вернула Петрова в преисподнюю животного страха и омерзительных предчувствий. Выход, который уже явственно рисовался майору, ужасал своей неотвратимостью и простотой. А тем временем Стив уже задавал Преемнику очередной вопрос:

- Господин Совкофилов, расскажите о ваших творческих планах.

- Мне трудно, господа, сейчас говорить о своих творческих планах. Я привык к свободе в творчестве, к свободному изложению волнующих меня тем, поэтому ограничивать себя заранее планами, которые еще не вызрели в душе, не в моих правилах. Есть несколько задумок, но не уверен, что дело дойдет до их осуществления.

- Господин Совкофилов, как долго вы писали свой роман?

- Я писал его достаточно долго, написание и обработка заняли у меня 5 месяцев. Если бы не увлечение рыбалкой и ботвиновкой, я думаю, что работа над романом заняла бы у меня не более двух месяцев.

- Господин Совкофилов, трудно ли совмещать писательскую деятельность с какой-нибудь другой деятельностью?

- Трудно ли? Да, очень трудно, практически невозможно. Нужно прилагать достаточно много усилий для такого совмещения, с годами приобретается иммунитет к проявлениям любопытства и неприязненного отношения к себе. Каждый писатель жаждет признания, это не секрет, но если признания долго нет, многие падают духом и оставляют творчество. Труднее всего, пожалуй, совмещать отстраненность от этого мира и практическую необходимость пребывать среди людей, которые считают писательство блажью, а, вернее, сумасшедствием. Их логика проста. Если ты писатель, то что ты делаешь здесь, среди нас? Где твои книги и почему о тебе никто не знает? Как можно всерьез заниматься тем, за что не платят денег? А если не платят денег, значит это никому не нужно, а если ты занимаешься тем, что никому не нужно, то как это еще можно назвать, если не сумасшедствием? Допустим, человек увлекся рыбалкой, это понятно, допустим, спортом или самооздоровлением - это тоже понятно, всяк человек для себя хозяин. Но ведь если человек решил писать, то он взял на себя этим смелость делиться своими мыслями с читателем, с другими людьми? А где уверенность в том, что эти мысли не принесут вреда читающему? Что написанное не извлечет из подсознания читателя темные мысли и нехорошие страсти? Здравые, вообщем-то, мысли. Но, скажите, отчего же тогда писателю так непросто пробиться к издателю сквозь плотный строй производителей демонической литературы? Не лучше ли, в таком случае, господа, поискать ведьм среди маститых и признанных авторов? То-есть, я убежден, что маститость и признанность нынче больше работают не на духовное оздоровление читателя, а на открытое и беспринципное обслуживание самых темных сторон человеческих пороков. И чем более талантлив такой автор, тем страшнее эффект от его книг.

- Господин Совкофилов, вы намекнули на причастность США к распаду СССР. Поясните ваш намек.

- Господа, при всем моем восхищении достижениями в области прав и свобод личности в США, роль вашей страны в распаде СССР была-таки значительной. Я хорошо помню предперестроечное время. Я помню, как у нас превозносили все зарубежное, как любая связь с заграницей считалась сверхблагом. Как боготворили моряков дальнего плавания, как завидовали туристам, выезжающим в соцстраны, с каким придыханием говорили о работниках посольств и торгпредств. Я помню как люди с ума сходили от ужасной, кошмарной зарубежной поп-музыки, упивались ею, и, что самое смешное - при этом не понимали ни единого слова из прослушиваемых песен. У меня есть основания считать, что подобные веяния среди народонаселения совка были далеко не случайны. Что на подобную пропаганду и обработку населения были пущены достаточные средства. Думаю также, что не обошлось без прямого подкупа и шантажа ключевых фигур во властных и управленческих структурах СССР. Полагаю, что изначально гнилой, тоталитарный режим рано или поздно рухнул бы сам. Я рад, что коммунистический бесчеловечный режим приказал долго жить, но очень обеспокоен в то же время и тем, господа, что из-под обломков этого рухнувшего режима никак окончательно не может высвободиться, серьезно искалеченная этими обломками, молодая наша демократия. Вследствие чего явно вырисовыватся тенденция к возвращению страны на круги своя, к привычному и уютному, до боли в душе - тоталитарному зловонному болотцу. Вот в какой момент следовало бы протянуть руку помощи России. Я вижу, что Америка готова эту руку протянуть, но на политическую арену уже вступают силы, возрождающиеся из былых призраков времен холодной войны, силы, которые всячески противостоят налаживанию истинно близких и дружеских отношений между нашими странами, между нашими народами.

- Господин Совкофилов, а в чем вы лично видите призвание писателя?

- Я, господа, надеялся на этот вопрос и очень рад тому, что вы его мне задали. Итак, что служит, с моей точки зрения, главным критерием писательского творчества? Умение красиво слагать фразы? Нет. Умение затронуть душевные струны читателя, выжать из него сентиментальную слезу? Это всего лишь компонент мастерства. Умение говорить правильные и полезные вещи? Нет, это прямая задача Церкви. Так что же, спросите вы? Я считаю, что это - умение видеть и совсем немножечко кое-что предвидеть из того, что вы сумели увидеть. Умение уловить еще только зарождающиеся в общественных кругах тенденции, ухватить то, что, лишь спустя некоторое время, социологи определят, узаконят и утвердят в обществе. Вот что во все времена отличало великих писателей от пишущих людей.

- Господин Совкофилов, что вы можете сказать о президенте России?

- Контраст, который он явил совершенно неуклюжему и отвязному Ельцину, в самом начале правления насторожил меня. Офицер, тем более советский офицер, коим является Путин, до конца дней своих будет прилежен, скурпулезен и достаточно ответственен в отношении своих обязанностей. Поэтому считаю, что лучшего президента у России не было и не будет. Пользуясь этой высокой трибуной, я хочу высказать свое особое мнение. Путин должен править Россией вечно. Никаких выборов и перевыборов! Уже сейчас следует начать готовить следующего Путина из хорошего и прилежного мальчика, похожего на президента в детстве.

- Вопросы, господа, закончились, - провозгласила Кэт, - оставшиеся записки в основном дублируют уже заданные вопросы. Я полагаю, что наш с вами гость, господин Совкофилов Опреснок Дормидонтович, прекрасно ответил на все ваши вопросы. Думаю, не ошибусь, если выскажу свое мнение, что выступление писателя, автора романа-бестселлера «В качель!» принесло немало пользы не только нам с вами, но и всем, кто слушал или смотрел прямую трансляцию из зала. На этом, господа, объявляю вечер встречи закрытым. Благодарю за внимание и за хорошие вопросы, господа! -

Пока зал, стоя, аплодировал герою, наиболее нетерпеливые протягивали блокноты, листики бумаги, открытки, рекламные буклетики, буквально все, на чем можно было писать, для автографов. Полковник, встав на одно колено, что само-по себе уже было символично, ставил свои подписи. Многие норовили прикоснуться к нему, а одна дама попросила поставить ей подпись на запястьи. Полковник хмыкнул, но подпись поставил. Откуда-то принесли большую охапку цветов. Полковник картинно принял букет и переадресовал его Кэт, отчего та зарделась и чуть не прослезилась. Весь обратный путь до гостинницы Кэт, Стив и Преемник обсуждали как им лучше организовать маленький междусобойчик - в номере или же в баре отеля. Решили, что лучше это сделать в номере. Консультант сидел отстраненно, в веселые дебаты не вступал, он уже мысленно попрощался с жизнью и оплакивал свою скромную могилку на краю Ваганьковского кладбища. Преемник, Кэт и Стив на радостях не замечали настроения Петрова, его странный замкнутый вид им казался естественным. Полагали, что тот просто обалдел от успеха и никак не может прийти в себя. Знали бы они, что этот успех мог стать самым страшным провалом майора, провалом, который грозил ему... Даже страшно подумать, чем.

2007.01.23.