Юнона и Авось

Далекий голос девочки в полях:
Я хочу света солнца, теплого, сияющего, я хочу сверкающие блики на воде, я хочу моря, мандаринов, неба, ветра, цветов, я хочу жить, ЖИТЬ!..






********

Твоя сила создала его сердце,
Твое дыхание открыло его глаза,
Твоя святость дала свет его лицу,
Твоя любовь дала нам одну жизнь на двоих –
Так не Ты ли один можешь спасти,
Не Ты ли один – хочешь спасти?
Возьми меня под сень твоих крыльев…
И Твой покой и свет будет в моей груди
Навеки.
Боль моя пусть будет со мною,
Я возношу ее к Твоим небесам,
К Твоему лицу мои глаза,
Во власти Твоих лучей мое слабое сердце.
Я знаю – никакой тьмы не останется в Твоем мире.
Спаси его.

Голос долины ветра:
О друг мой, слышишь ли ты меня?
Посмотри в небо.

Он умер? Ей сказали это? Ей сказали это теперь? Он умер… мне сказали… мне сказали, что ты… что это за звук? Он…
Она вышла на дневной свет и, опираясь на каменную стену города, шла вперед. Мрак был перед ее глазами, она не видела света, не видела улиц, пальцы ее скользили по холодным камням глухой стены, ей казалось, что весь мир стал пустотой, темнотой, тишиной, словно замершей в ожидании чего-то непонятного и чудовищного, словно бы произошло что-то, чего не могло быть; и, казалось, стоит коснуться даже воздуха этой пустоты – и он задрожит от невыносимой боли, она чувствовала боль камней, которых касалась, она стояла в ее пальцах…


********

Я пойду за тобой
Я пойду по твоим следам
Я пойду по дороге, хранящей след твоего тепла
Эти камни под моими ногами, я словно бы не вижу их,
Я вижу свет твоих глаз
Я слышу шепот твоих шагов впереди меня
Слышите?
Как холодно…
Мое сердце бьется со звуком твоих шагов,
Шум движения твоей одежды
Заменяет мое дыхание.
Твоя любовь не оставит меня… никогда…
Твои глаза в этих застывших глазах,
Моя холодная рука касается камней,
Хранящим гул… твоих шагов…

Вереника проснулась, лоб ее был холоден, она не знала, как согреть руки. «Сон… какой страшный сон». Взгляд ее упал на окно, синий свет пасмурного утра лился в комнату, наполняя ее сумерками… Море, окно, дождь, стена… мне снилось… Она словно бы жила каждым впечатлением, каждой новой вещью, увиденной ей – и только этим. Она ходила по комнате, приподнимая узкие плечи, будто бы ей было холодно, склоняя голову. Легкое белое платье, в котором она нечаянно заснула вчера, странно шло к ее черным глазам и бледному лицу. Вчера Владимир сказал ей, что с утра уезжает и вернется через два дня, он попрощался с ней – странно, она совсем не помнила об этом, но предчувствие, какое-то беспокойство охватывало ее, все больше и больше, она уже забыла о том, что ей снился страшный сон, что она только что проснулась, что на улице мелкий дождь, оставшийся на стеклах… Она вышла из дома. Людные, широкие улицы прибрежного города встретили ее своим гулким простором и шумом.
«Свет синий, и на лицах синий свет. Где же, где же? Экипаж, кони белые, будто из тумана; ворон кружится; облака так быстро летят… где же, что? Тихо, как тихо… все замерли…» Она проходила мимо высоких синих окон ресторана и, проводя мокрой рукой по слегка запотевшим, покрытым мелкими каплями дождя стеклам, все шла мимо, глядя на людей, на мужчин и женщин, сидящих за столиками, говорящих о чем-то, чем-то занятым, смотрящим друг на друга… Странно – она как будто не понимала, что ей холодно, хотя дрожала, холодные капли дождя касались ее лица, шеи, плеч, пышные распущенные волосы ее все были в каплях дождя, словно в росе, и тускло искрились в полусумрачном свете улицы. «Какие чудные розы…» Взгляд ее упал на видневшуюся вдали набережную, и она пошла туда, словно влекомая ветром. Корабли отправлялись в плавание, оставляя берег; темное, мутное море давило на душу, горизонт исчезал в тумане, серое небо безнадежно манило вдаль. Вереника стояла на пустынном берегу, одинокая, странная фигурка, и смотрела на уходящие в туман корабли. «Словно что уходит из меня, ах, как больно, и есть ли это море, разве оно может быть, разве может…» Темные волны, бездна, пустота, глядящие из них, как будто напоминали ей кого-то, так близко, так больно, будто она чувствовала кого-то, чье-то прикосновение… «Его нет! – вдруг воскликнула она. – Его нет здесь, он здесь, он еще здесь, я видела его вчера?…» Она сорвалась с места и бросилась обратно, к дому Владимира, она бежала по грязным, людным улицам, наталкиваясь на людей, не видя ничего вокруг; она упала один раз, встала, сделал два шага и упала снова; словно бы все силы оставили ее, словно бы что-то ушло из нее, уходило от нее, без чего она не могла, ничего не могла… Она поднялась и побежала дальше, едва чувствуя ноги, дома, дома, все улицы, улицы, все туман – ей казалось, что она потерялась, что она потеряла его в этих улицах, что она ищет его и не может найти, и она бежала вперед, как вдруг – она замерла и прислонилась в стене. Это был он; он стоял у кареты, у своего подъезда, и говорил о чем-то со знакомым ей мужчиной, которого она не узнала теперь. Она бессильно улыбнулась и хотела было крикнуть, позвать его по имени, но только прошептала: «Володя…» Он быстро оглянулся – может быть, случайно – и, увидев ее, первую секунду стоял неподвижно, как будто не узнавая ее, но тут же подбежал к ней и подхватил ее под локти; она еле держалась на ногах. В легком белом платье, мокром от дождя, загрязненном от падения, с открытой шеей и плечами, с мокрыми спутавшимися волосами, в беспорядке падающими на белое, словно прозрачное лицо тяжелыми прядями – она стояла перед ним, дрожа от холода, с посиневшими губами, со странным, безумным взглядом, не отрывавшимся от его лица. Он ничего не говорил, он только смотрел на нее, застывший взгляд его был странен – словно непостижимый ужас, боль пробивались в нем, но в то же время как будто какое-то страшное очарование остановило его без движения. Что было в его лице? О, что это, что в этих глазах?
- Я искала тебя… как глупо… а ты, ты – здесь… - сказала Вереника, глядя на него будто ничего не видящими глазами, и слабо улыбнулась.
Владимир, наконец опомнившись, закутал ее в свой плащ и, подняв на руки, отнес в свой дом. Попросив соседку помочь ему, он опустил Веренику на диванчик и, пока соседка растапливала камин, не отходил от нее.
- Ты всего лишь устала. Тебе нужно отдохнуть, - спокойно говорил он; на спокойном лице его не оставалось ни одного следа прежней исступленности. – Смотри, руки еще холодные; скоро тебе станет теплее, - сказал он, взяв ее руки в свои и сжав их в своих ладонях. – Тшш… Тише… Тихо-тихо, я буду рассказывать тебе о своем городе.
- Ты возьмешь меня туда? – спросила она, внезапно заметив на его лице холодную полоску от слезы, протянула руку и провела по его лицу, вытирая ее; она словно бы еще не понимала ничего вокруг.
Владимир с удивлением посмотрел на нее; «слезы? разве они остаются?»
- Скоро, совсем скоро; ты увидишь мой дом, я открою тебе его двери, я проведу тебя к его окнам. Ты знаешь, на твоем окне будет стоять герань.
- Герань?
- Обязательно герань, - улыбнулся Владимир. – Нежно, нежно-лиловые цветы.
Свет камина тепло и мягко освещал их лица, подушку, которую Владимир положил под голову Вереники, ее волосы, горящие мягким огнем; его любящий взгляд успокаивал ее, его тихий голос убаюкивал ее, его слова пророчили ей прекрасные, глубокие сны…


*********

…ей снились скалы; тонкая нога ее едва касалась серых камней, он вел ее вперед, поднимал ее выше и выше по горной тропинке, и она поднималась, опираясь хрупкой, будто бы готовой сломиться рукой о его плечо, ничего не боясь, ничего не чувствуя, кроме тепла его рук, нежности его прикосновений, совершенного покоя его присутствия и какого-то теснящего легкостью ожидания… да, она словно бы предчувствовала что-то, словно бы уже чувствовала то, куда он вел ее, что он хотел открыть ей. Последнее движение, последний вздох, она замерла, не дыша – и вот они вышли на край обрыва; она вспомнила – о, она вспомнила в одно предшествующее мгновение, что непостижимо прекрасная даль оживленного, чудесного селения должна появиться перед ними…
Ветер словно подхватил их, непостижимая даль открылась их взгляду; но что это? Вереника застыла, в ужасе глядя вниз. Черные, уродливые останки домов были перед их глазами; ветер развевал пепел недавней жизни, мертвая дорога извивалась широкой полосой; свободное, тихое небо казалось мертвым, и словно мертвую тень бросала его непостижимая чистота на сгоревшее селение. Словно гимн смерти звучал в этой дали, летел над землей и возносился к тихим небесам. Вереника смотрела вниз, словно не в силах оторвать взгляда. Пустынная тишина, казалось, касалась их своими тонкими пальцами. Владимир провел рукой по лицу Вереники, закрывая ее глаза. Они стояли перед обрывом, он – за ее спиной, держа с обеих сторон ее опущенные руки; ее плечи опирались на его грудь, ее звонкие глаза были закрыты, до бледного, тонкого лица ее, светящегося тишиной и жизнью, нежно касался мертвый осенний ветер…

Я смотрела на вас сквозь высокие окна,
Вы молчали в осколках темневших небес,
Тени горлиц касались холодных ступеней,
Из прозрачных соцветий плели мне венец.

Я искала, в пустых, исчезающих залах
То, что я не могла и могла потерять,
Я бежала, студеной струей без сознанья,
И так вольной была устремленность моя,

Так покойной, так легкой, пустой и безмолвной,
Так прекрасной, так чистой в своей красоте,
Не почувствовав страха в земном притяженье,
В узком русле ладоней и нежных теней.

Так закройте глаза мои вашей рукою,
Холодеющий лоб – вашим черным плащом.
Я забыла навеки простые восходы,
Чтобы стать вашим светлым предутренним сном.


*********

Это было той осенью… сумерки и откуда-то – звуки шарманки…
В глазах ее была мольба. Дмитрий молчал.
- Ты… не ответишь мне? Это странно… - прошептала она, как будто не понимая, что говорит. – Так… странно…
- А где он… Владимир, кажется? – Дмитрий холодно оглянулся; заметить Владимира не стоило труда. Он стоял в каких-нибудь пятнадцати шагах и ждал, пристально наблюдая; взгляды их встретились. Вереника, проследив за взглядом Дмитрия, оглянулась и, увидев Владимира, неосознанно сделала легкий жест рукой, как будто хотела протянуть ее к нему.
Владимир поймал это движение и пошел к ней быстрым шагом. Вереника не сводила с него глаз; он коснулся ее талии и, не посмотрев на Дмитрия, повел ее прочь. Вереника оглянулась.
Его глаза. Эти глаза, которые всегда жили только одним чувством, смотрели только в себя и любили ее… но ее ли? Светло-голубые глаза, словно отражавшие тишину неба, отрешенные, очарованные… кем? Ею ли? Он оставался стоять на безлюдной улице; еще мгновение, последняя нить его взгляда; он развернулся и пошел прочь. Вереника, все оглядываясь, провожала его глазами, и, когда он скрылся за поворотом, вдруг остановилась; Владимир последовал ее движению, допустив ее остановиться и остановившись вместе с ней, и пристально смотрел в ее лицо.
- Нет… - прошептала она одними губами; руки ее дрожали. – Нет, я не хочу… Ах, я не хочу, отойди, оставь меня! – воскликнула она. – Нет, нет, я не хочу, не хочу, я ничего не хочу…
Она подняла руки к лицу, чтобы закрыться ими, Владимир взял их в свои и, держа их, сжимая ее кисти, наклоняя голову, заглядывал в ее глаза.
- Тише, тише, - говорил он едва слышно, наклоняясь к ней, - не думай ни о чем, отдай мне всю эту боль, отдай мне все… не думай ни о чем, ни о чем, довольно меня… тише…
Вереника трудно дышала, как дети после плача, положив голову на его плечо; он молча обнял ее за талию и, склонив над ней голову, неподвижно смотрел в землю…


Они уже собирались садиться в карету, когда Вереника услышала знакомые звуки: старый шарманщик с факелом проходил мимо; огонь факела смутно горел в тумане, скрипящая музыка разносилась по темным улицам, как по коридорам бесконечно холодного дома. Вереника остановилась и, оглянувшись, не двигалась с места.
- Что ты? – спросил Владимир, договорившись с извозчиком, и, подняв взгляд от Вереники, всмотрелся вслед уходящего шарманщика; он узнал эти звуки, тот вечер в одно мгновение мелькнул в его сознании; он на секунду опустил глаза.
Вереника не оглядывалась на него, Владимир протянул ей руку и держал перед собой, не отрывая взгляда от тени ее профиля. Вереника смотрела вдаль, затихнув, неподвижно, огонь растворялся в синем тумане, заполняя собой все, время, вечность… тишина… огонь и нежное касание тумана…
Владимир тихо коснулся ее талии и, неощутимо подхватив другой рукой ее локоть, увлек ее к карете; Вереника последовала его движениям, как лист, подхваченный ветром.
- Трогай! – крикнул Владимир и, всмотревшись в неподвижно смотрящую в темноту экипажа Веренику, осторожно закрыл окно рядом с ней, в которое врывался холодный, сырой вечерний ветер.





Я звуком дудочки пастушьей
Коснусь до слуха твоего,
Волной, нечаянно заблудшей,
Исчезну, пеною у ног.

Ищи меня в высоких сводах,
В дали утопленных огней,
Ищи меня в свой свободе,
Спроси у тайны – я ли в ней?

Увидишь ли цветок склоненный,
Подвластный северным ветрам –
Закрой его своей ладонью,
Почувствуй дрожь его тепла.

Не бейся в окна ночью страшной
И не зови в чужих краях –
Твой голос громкий будит пташек,
Уснувших на моих руках.

Я знаю – в дали безыменной
Ты видишь точно те же сны
И оживишь прикосновеньем
Мои холодные черты…



****************************************************