Белое

-Это ж надо быть такой сволочью!..
Дождь часто начинается не вовремя.
Вчера он стоял на том же самом месте и испытывал несколько… совсем иное – тогда он был, по крайней мере, один.
-Чертовски высокомерно.
-Ну, раз ты так говоришь, наверное, я высокомерен.
-И сволочь, вдобавок ко всему!
Дождь, хороший, серо-зеленый, просто еще только-только начался. Ее светлая рубашка темнеет. В разрезе – матерчатая горизонтальная радуга, много радуг вокруг груди и живота. Оба спокойны – только она уже, а он – еще. Он ждет, что будет дальше, и смотрит. Вокруг – и внизу – стелется город, словно срисованный с карты-путеводителя. Улицы с севера на юг и с запада на восток. Груда знакомых зданий-игрушек, сваленных в одну кучу.
-Дай гитару.
Она садится на деревянные ступеньки смотровой площадки и начинает перебирать струны.
-Лучше уйди под площадку, гитара же не виновата.
Встает и уходит. Внизу темно и сыро, но есть пара приступок, на которых можно устроиться. Отсюда тоже видно город. Он на полтора метра ближе, чем для него, но также похож на цветную карту. Из пункта А в пункт В.
Ударяются о доски капли, на глубине пары десятков этажей сквозь мокрый воздух блестят листья деревьев: и все – блеск и запах травы – все стекается сюда – с поверхности городских лесопарков и дендрариев, пленкой – с кладбищ и речной ленты-застежки. Пожалуй, город, как старую кожу, действительно стоит снимать, начиная с реки: легкое скольжение молнии, и сетка уличных параллелей и меридиан падает тяжелой тканью на пол.
Он сел на площадку. Город прянул вверх, но не взлетел: слишком отяжелел. Да и намок. Дождевая вода проложила новые дорожки по лицу и одежде.
Она взяла аккорд.
Смотри. Полетел, как листья осенью падают.
Или “сережки” с клена.
Или кудри с Иван-чая.
Кругами, словно в воронку соскользнул: по сырым облакам и окнам, потом – веткам, потом – волосам и глазам, потом – по плечам и рукам, обвиваясь вокруг каждого, кто оказался в тот момент в парке.
Какой молчаливый мир.
Я привык.
-А если сейчас вниз прыгнуть?
-Ни плюса, ни минуса, - ничего.
Она взяла еще аккорд.
Одними легкими штрихами, скользящими по бумаге, как маховые перья режут воздух. В профиль – к городу, и он, и она, - оба. Кто-то встанет первым и пойдет к лестнице, спустится на землю. Может, дождь к тому времени кончится, может, нет.
…Первой поднялась она. Убрала гитару в чехол и положила там же, под площадкой. Встала перед ним, - все равно ей пришлось задирать голову:
-Ну, пока. До завтра.
-До завтра.
И пошла назад, в город: поначалу немного неловко, привыкая к вновь ожившему телу и разминая ноги. Потом – легко, стряхивая с волос капли. Не хватало венка и земли под босыми ступнями.
Дождь не кончился, но было тепло: весна стала летом.
Он проводил ее взглядом, а несколько минут спустя вновь поймал, словно подхватил, перекидывая с ладони на ладонь, - только уже цветной запятой.
Еще пара минут, - и запятая тоже исчезла, проскользнув сквозь мокрый парк. Одно из многих зернышек в мешке; золотистое, а по краю – грубые темные нитки плетения. Он снова не был ни сволочью обычной, ни сволочью высокомерной: срок годности имени истек.