На траве дрова. продолжение повести 12 застреленных тещ отрывок
Ростовцев поднялся, потирая бока и тихонько ругаясь. На улице уже было светло. Стояла глубокая тишина, самая глубокая из возможных на тихой заштатной улице без жилых домов в выходной день ранним утром.
Алексей Александрович прошел в крошечный закуток, где ютились сантехнические блага цивилизации, пустил воду, вызвав сладострастный стон резонирующих труб. Ростовцев усилил напор и мерзкий, неуместный в покое и безмолвии раннего утра звук пропал, осталось лишь жизнерадостное пение водяной струи, пущенной под большим напором.
Алексей долго и со вкусом умывался, избавляясь от вынужденной, болезненной неподвижности. Потом решил, что неплохо было бы ему побриться. Разглядывая свое лицо в кусочке посеребренного стекла, Ростовцев отметил, что вольная жизнь, несмотря на все неудобства, пошла ему на пользу: лицо похудело, отчего Алексей Александрович стал выглядеть моложе и мужественней, Собственно говоря, человек он теперь свободный, а значит хорошо выглядеть ему положено по чину...
Алексей поставил чайник, влез в холодильник, вытащил хлеб, масло, колбасу, пакет моментальной каши и принялся готовить себе завтрак.
Под это монотонное и не слишком приятное занятие мысли "дипломированного мага и экстрасенса" в который раз вернулись на полторы недели назад, в тот злосчастный день когда его навестил Рамон со своей бандой.
Беда не ходит одна, и дома Алексея поджидало продолжение "банкета".
Ростовцев открыл дверь, еще чувствуя, как налетают порывы предательской дрожи в коленках, от недавно пережитого страха.
В квартире было темно и тихо. Вернее в коридоре плескался жиденький отблеск слабого света из большой комнаты. Алексей машинально включил электричество. В прихожей лампы загорелись, разгоняя шизофренический полумрак.
"Уже хорошо" - подумал Алексей Александрович. Чувствуя неладное, он прошел в комнату, не снимая обуви. Уже издалека он увидел, что гостиная вся заставлена зажженными свечами из его запасов. Ростовцева кольнуло неприятное предчувствие - Лариса терпеть не могла такого способа освещения, жалуясь на запах, духоту и недостаточную яркость.
Перед свечами стояли какие-то старые фотографии из валяющихся на полу раздерганных альбомов. Алексей Александрович понял, что дело плохо. Вспомнилось, что сегодня 40 день со дня старухиной смерти.
Ростовцев очень любил свет живого пламени, чувствуя в мерцании пламени ровную, гармоничную, жизнеутверждающую мелодию огня. Но сегодня его собственные свечки, зажженные чужой рукой, скрипели совсем другие песни.
Жена сидела за столом, на котором стояло большое, парадное фото ее матери 20-ти летней давности, с траурной лентой перетянутой через левый нижний угол. Перед портретом огненным ковром плескалось пламя полутора десятков свечей. Композиция была похожа на домашний алтарь нового божества – хорошей мамочки. Ростовцев, который знал подноготную их отношений, только усмехнулся, маг слишком хорошо знал психологию людей.
Да и соседство импровизированного «места скорби» с наполовину пустой бутылкой "Баллантайна" и измазанным губной помадой стаканом, в общем-то говорило само за себя. Обыкновенный алкогольный театр, дешевая пьеска для одной пьяненькой актерки.
Лариса была зареванной, с расплывшейся косметикой, несчастной и некрасивой. Несмотря на все атрибуты взрослой женщины, включая унизанные золотыми перстнями пальцы, сережки с брюликами, сильно открытые вырезом халата арбузные груди 4 размера, изрядную помятость лица и складки жира на талии, она напомнила Ростовцеву маленькую, потерявшуюся девочку.
- Что случилось? - поинтересовался Алексей Александрович.
- А, это ты… - сказала Лариса, демонстративно поднимая стакан и любуясь огненными бликами в толще жидкости цвета темного янтаря.
- В смысле? - осторожно поинтересовался Ростовцев.
- Я смешно выгляжу, Ростовцев? – поинтересовалась Лариса.
- Скорее дерьмово, - ответил Алексей. – Я бы на твоем месте принял бы душ и лег в постель.
- Не указывай мне… - с истерическими нотками в голосе произнесла Лариса.
- Зачем, большая уже девочка, - спокойно ответил ей Алексей Александрович. – У меня был тяжелый день, я пойду спать.
- Ты не хочешь спросить, что все это означает? – поинтересовалась женщина.
- Сороковины, - ответил Ростовцев.
- Ну и…
- Лариса, мне очень жаль, что твоя мать умерла, но не надо этих представлений. Еще квартиру подпалишь.
В памяти Ростовцева пронеслась целая вереница картин, где разозленная Лариса желала смерти своей матери.
- Что, хозяином себя почувствовал? Квартирку жалко стало? – глядя на Алексея бессмысленными, ничего не выражающими глазами, начала Лариса. – А квартирка – то не твоя… Не твоя… И пока мы живы, будешь ходить по одной половице.
- Не понял, - сказал Ростовцев.
- А чего тут не понятного. Вещи собрал и пошел… - Лариса вдруг неприятно засмеялась. – Не жить тебе здесь. Ты думаешь, от мамы избавился, сразу стал хозяином? Нет, убийца…
Женщина вдруг метнула в него стакан. Ростовцев увернулся. Стеклянный снаряд, миновав его голову, ударился о стену и разлетелся осколками, оставив темное пятно.
- Сегодня сороковины... Уже сорок дней, как моя бедная мамочка… А тебе и дела нет… - женщина вдруг разревелась. - Твоими, убийца, стараниями.
- Ты рехнулась?! - закричал он.
- Ну, подожди, козел...
Лариса с пьяной решительностью направилась к нему, поднимая кулаки для удара. Для Ростовцева это было последней каплей. После того, как его сегодня чуть не убили, фортель жены вызвал в нем дикую злобу. В момент, когда пьяная женщина оказалась на расстоянии удара, он влепил ей смачную оплеуху. Лариса полетела на пол.
«Ну вот»,- как-то отстраненно подумалось Ростовцеву. – «Не было печали, черти накачали. Тем более сейчас, когда все вроде бы кончилось».
- Ты что делаешь, сволочь?! – женщина попыталась встать.
Ростовцев треснул жену по уху, так, что она снова упала. На этот раз она предпочла не вставать, лишь тихо заныла, перемежая вытье угрозами, оскорблениями и жалобами.
- Бей сволочь, бей…. Убей, как убил мою мать…. Сволочь…. Бездушная тварь, змееныш, гад…. Что бы ты сдох. Это ты должен лежать в Ракитках, не она… Мамочка….
- Протрезвеешь, поговорим, - сказал ей Алексей Александрович, оставив пьяную супругу лежать на полу.
Он пошел на кухню, поставил трясущимися от пережитого волнения руками чайник и встал у окна, остро чувствуя, что прежней, спокойной жизни здесь уже не будет. За окном было холодно, под порывами ветра гнулись промерзшие, мокрые и голые деревья. В свете фонарей было видно, как летит крошево последнего, заблудившегося, совершенно неуместного снега.
Ростовцев услышал, как жена нетвердой походкой прошла в ванную, шмыгая разбитым носом, невнятно что-то бормоча и натыкаясь на стены и косяки.
- Ты думаешь, это сойдет тебе с рук, убийца? – спросила она, появившись на кухне. – Собирайся и убирайся.
- Это с каких радостей? – поинтересовался Алексей Александрович.
- Вон из моего дома, - уперто сказала Лариса.
- Твоего? – иронически переспросил Ростовцев. – Если я не ошибаюсь, я тут прописан. И денег в эту хату вложил немеряно…
- Убирайся, подонок, - взвизгнула женщина. – А не то…
- Что?
- В Ракитки поедешь, - с нехорошей улыбкой опуская руку в карман, произнесла жена, - в белых тапочках.
- И не ты ли меня туда отправишь, дура пьяная? – поинтересовался Алексей Александрович, - несмотря на иронический тон, внутри что-то тоскливо сжалось. Провоцировать жену на то, чтобы она достала руку из кармана, Ростовцев не стал. Неприятностей сегодня и так хватало, чтобы усугублять их еще и вдыханием «черемухи» или иного спецсредства.
- Сама не справлюсь, найдутся помощники, - с нехорошей улыбкой сказала Лариса. – Я теперь невеста завидная…
- Не пожалей потом, - ответил Ростовцев.
Этой ночью Алексей Александрович провел в комнате покойной тещи, закрыв дверь на замок и для верности приперев ее стулом.
Сон так и не посетил мага. Он ощущал присутствие старухи, вся комната была пропитана ее мыслями, злобным бормотанием и проклятиями. 40 дней явно недостаточно, чтобы очистить помещение от накопленной за много лет, сконцентрированной, созревшей злобы. А за стеной гремела пьяная Лариса, кидала вещи, стенала и ругалась в лучших традициях своей полусумасшедшей матери.
Алексей Александрович печально прокручивал в голове историю этого жилища.
Квартира была получена за военные заслуги деда и бабки, а также потому, что раньше с ними жили сестра и племянница старшей хозяйки.
В моровый для пенсионеров год 1977 год, все старики по - очереди переехали на Хованское. Освобожденная от деда-маразматика, крикливой, тощей, похожей на Бабу-Ягу бабки, ее сестры, дряхлой старухи, тихого, писающегося в постель овоща и сильно пьющей старой тетки, инвалида второй группы, квартира, превратилась из филиала Кащенки в семейное гнездышко строителей развитого социализма, ячейки общества составленной из спивающегося слесаря – интеллигента, ударницы государственного страхования жизни имущества и их дочери – школьницы.
Стараниями новой хозяйки, путем ограничений в приобретении пищи и одежды, жилищу был придан лоск по стандарту общества тотального дефицита: обои, паркет, сервант, с горкой фарфора и хрусталя, цветной телевизор с кнопочным переключением каналов, ковер на полу в большой комнате, ковровая дорожка в коридоре. Особым предметом гордости Ларисиной матери было меховое сиденье настоящего финского унитаза.
К моменту, когда сильно разочаровавшаяся в жизни и мужчинах 25 летняя Лариса выбрала Алексея в мужья, жизнь в очередной раз поменялась. На семье молодой женщины это сказалось не лучшим образом: отец окончательно спился, мать подалась ан производство, но и там тоже не платили. Ларисин НИИ, где она работала секретарем – машинисткой фактически распался.
Жилище, как зеркало отразило эти изменения. Паркет истерся, обои продрались, мебель износилась, сантехника испортилась, хрусталь побился. По квартире носились стаи голодных кошек, устраивая шумные игры и пуская струю в любом понравившемся месте.
Скандалы между старшими членами семьи прерывали бормотание индуистских мантр и заунывные извилистее восточные напевы медитативной музыки - Лариса искала мужа и увлекалась на этой почве эзотерикой.
В воздухе пахло миазмами низкооктанового пойла, вонью от кошачьей мочи, ароматами сандаловых палочек и «Опиума».
Обитатели квартиры ждали того, на чьи плечи можно сбросить все тяготы переходного периода, сесть на шее, свесив ножки и предаться любимому ничегонеделанью. И дождались…
Алексей Александрович подумал, что зря себя изводит, и приказал себе остановиться. В случае развода, он вполне сможет отсудить себе если не однокомнатную квартиру, то, по крайней мере, комнату.
Утром Ростовцев собрал вещи, документы и в 2 приема перебрался в офис.
Свидетельство о публикации №207012500115