Made in Russia. Письма из ниоткуда. Часть 2

1.Пятновыводитель "лаврентьевка" и прочие моющие средства.

...Так все простенько, но безо всякого, признаться, вкуса происходит, meine Kleine – трудно даже и передать. У нас здесь, на среднелунной возвышенности.
Что-то даже и с климатом сделалось в последнее время странное… А с чего бы – не очень и понятно.
Верно, опять коммуняки шалят.
Или адепты бездушного капитализма.
Или - сатрапы мира чистогана.
Или – и то, и другое, и третье сразу – и коммуняки и сатрапы с адептами - хором.

А генменеджер на них сердится. Матушке-природе жалуется, а после этого - и такая грустная неувязочка с климатом выходит.
О котором, мон петит бон-бонка, еще некогда великий Аспушкин писал…
Про снег что-то, только в январе выпавший.
Да, а еще и про каменных гостей.
Как там это у него – элегантно?

«Я гибну – кончено – о Донна Анна!
Проваливаются.»

Веселился классик – когда эту ремарку вписывал. И представлял себе живо, как герои проваливаются под пыльную сцену… И хором начинают чихать – веселя зрителей глухими раскатами на весь зал.
И сам смеялся - легко и талантливо. Как только он один умел.
Его улыбка и смех остались в воздухе, а сам он отправился, насвистывая что-то фривольное, и помахивая тросточкой, клико употреблять, и за тетеньками волочиться…
Которые, как он нескромно заметил, подмылись в ходе очередного невского наводнения. С чувством выполненного давнего долга, надо так полагать.

Я прямо и вижу наяву эту славную картинку.
И веселюсь - вместе с классиком.

На днях мы тут тоже развлекались, каменных гостей вызывали, а потом в бутылку обратно – веником, веником – загнать пытались.
Чуть было – я и сам, крошка, под сцену вместе с нашим каменным гостем не угодил.
Но не провалился, по счастью, и, тоже помахивая потом "тросточкой"… в постельку с Мамбочкой бесценной отправился.
Ввиду чрезвычайности переживаний. Большим нетерпением горя.
Видимо, сильный выброс адреналина в кровь наблюдался.

Мамба решила – и никого не спрашивая, - Вуду Гало к нам вызвать.
То ли посмотреть, как на нем шапка сидеть будет зимняя. То ли затем, чтобы он свой вердикт в отношении меня вынес – наш ли я человек? Или, все же – не наш?
То ли меня уже в суп пора, то ли в женихи определить стоит.

Она взяла, как я думаю, да и прочитала заклинание - на деревянной эбеновой пластинке вытатуированное. Эту маленькую пластинку ей ее папаша перед отъездом в нашу необъятную родину выдал, и на шею на кожаном шнурке повесил. Как талисман.
Для экстремальных случаев.Например, встречи со мной.
Нечто, вроде номера – 911.
Звоните, и ждите помощи. И помощь обязательно прибудет. Не сейчас, так позднее. Как с другими делами управимся. Ботинки зашнуруем - и к вам немедленно. Вы только не отчаивайтесь и ждите.
И молитесь пока.

...И началось…

Вместе с вещами, принявшими вдруг совершенно неожиданные очертания и размеры, оно, это самое, из космических далей вызванное – улюлюкалось. Искажалось и плавилось, и по кругу комнатным смерчем леталось. Крутилось, вихрилось, вздымалось и скакалось. А еще, к тому же, скалилось, лыбилось, дыбилось, ухалось и злилось. И даже еще и кусалось и обжигалось.

Мамба от страха схватила меня за руку, спряталась за мою спину, уткнулась носом сзади куда-то между моих лопаток, и сквозь рубашку я чувствовал ее прерывистое, горячее и влажное дыхание.

До сих пор, детка ты моя ненаглядная, не могу поверить – во что смог, вдруг подпрыгнув к потолку и завертевшись, превратиться мой самый тривиальный на свете пылесос «Буран-Сатурн». Который, очевидно, имел несчастье подвернуться под руку этим космическим силам телепортации. Или – как там еще по научному эта хрень называется. С явлением и материализацией духов, и с перемещением в пространстве и времени макро и микрокосма.

Это было так неприлично, ну, так неприлично…
Даже ребятам в бане – я и то постеснялся бы рассказывать, что из пылесоса вдруг сделалось, и что он начал вдруг вытворять, закручивая и извивая свой резиновый безразмерный хобот… И на что этот самый хобот стал походить.Чисто воды - порнография.
Прямо – краской стыда за пылесос заливаюсь до сих пор.
Хорошо еще, что Мамба, спрятавшаяся за меня, всего этого не видела.
Зрелище – явно было не для таких примерных маленьких девушек, как она!… Может быть - только уж для очень развратных тетек.

Потом – внезапно - установилось подобие гробовой тишины, и все успокоилось.
Как будто кто-то вставил мне в уши затычки – разом и в оба, одним махом.
Только в воздухе, все еще слегка плавящемся и струящемся, оседали по своим местам предметы моего обихода, приобретая привычные очертания.
И пылесос, наконец, – и тот успокоился.
И мы в тишине вдыхали горячий запах нагретого металла - словно кто-то на кухне забыл на плите пустую сковородку.

Мне отчаянно захотелось чихнуть… Мне показалось, что я уже провалился под пыльную сцену, и спотыкаюсь и ползаю там среди разваливающейся под ногами рухляди. Без финального восклицания – о, Донна Мамба!
Но я сдержался ввиду - торжественности момента.
Зато – громко чихнула Мамба.
И все окончательно успокоилось.

Перед нами, как в кино, сделанном на компьютере – прямо из ниоткуда - явился маэстро Вуду Гало. Собственной персоной.
Причем, что удивительно – в огромной зимней меховой шапке. Той самой, которую мы с Мамбой ему купили в пассаже, готовясь к нашей суровой, но, как оказалось, дождливой зиме. И которая покоилась, вообще-то, в картонной коробке на антресолях.
Когда этот Вуду туда успел забраться? – подумал я. - Ох, непрост этот малый. Глаз да глаз за ним нужен...
Шапка, похожая на треух, сидела на его голове криво. Лисий мех стоял дыбом и искрился статическим электричеством. Видно было, что никогда до этого Вуду с зимними меховыми изделиям фабрики « Заходы Ильича» дела не имел.

- Заклинания прочитала? – спросил я ошарашено Мамбу. – Вслух, трижды? Задом наперед? И чмокала, да? Чмокала? Да?! Ну, признавайся…
Спиной я почувствовал, как она бодает меня между лопаток лбом, кивая испуганно и виновато.
- Цмокала…

Вуду Гало, с крохотным личиком, похожим на почерневшее морщинистое яблоко, обрамленное мелкими-мелкими косичками, выбивающимися из-под ушанки, молча и внимательно смотрел на меня ярко-синими глазками.
- Он что, потомок голландцев? – спросил я, даже не очень соображая, о чем надо в таком случае спрашивать.- Или шведов?
- Англичанинов… пиратов…, - жалобно сказала Мамба, и отпустила наконец кисть моей руки. Которая – тут же заныла от ее борцовой хватки, и на ней остались багровые пятна - из-под сжимавших ее пальчиков. Я принялся растирать кисть.
- У него дедушка была английская… Каторжная… Или – австралийская…

То-то и видно, что каторжная, подумал я, рассматривая непонятным образом оказавшуюся на голове Вуду шапку.

Мамба виновато вышла из-за моей спины, встала между нами с Гало, парящим в сантиметрах десяти над полом, и склонилась перед ним, изображая нечто вроде священного поклона – гибко прогнувшись, широко разведя руки, и подняв ладони вверх.
Ах, какая попка! – отметил я про себя, ощущая, как все тело покрывается неприятной испариной от переживаемых потрясений. Так бы и набросился… невзирая на призраков.
Кстати, мог бы он чаще и ноги мыть, - подумал я также, переводя взгляд с Мамбиной грациозной попки на босые и корявые ножищи Гало, размера сорок седьмого, пожалуй. От которых в нашу сторону потянуло чем-то - не очень заманчивым.

Вуду мельком глянул на Мамбу, кивнул ей небрежно, послюнил пальцы и молча ритуально коснулся маленькой костлявой лапкой ее лба - вместо приветствия. А потом опять вперился в меня - своими глазками. Совершенно, надо сказать, неестественного - на его, пепельном, морщинистом лице, небесно-синего цвета.
Помолчали.

Потом он спросил, и почему-то, - на ломанном английском:
- А завтрака уже готова, принцесса?
- Конечно, великий и отчаянная Вуду - ответила Мамба почему-то по-русски. - Завтрака для тебя всегда наготове.

У меня мелькнула нехорошая мысль: а не свой ли будущий завтрака, которая всегда наготове, он так пристально разглядывает сейчас. Недобро и оценивающе прохаживаясь взглядом по моей фигуре.
Вуду Гало сморщился, будто раскусил перечный шарик, попавшийся ему в супе, и сказал сварливо:
- Ну, так и давай ее побыстрее. Завтрака. Времени у нас мало.

Мамба выпрямилась, и звонко и радостно хлопнула в ладоши.
Выдвинувшись из кухни, на пороге комнаты возник совершенно преображенный белоснежным поварским колпаком на курчавых волосах, а также лихо-небрежно повязанным пионерским галстуком на могучей шее – Мобуту, - в поварском же переднике, заляпанным чем-то свежим, красным.
Он держал в своих вытянутых лапищах кастрюлю, из-под крышки которой выбивались струйки не слишком аппетитного пара.
Как и когда это Мобуту успел пробраться на кухню? – мне было совершенно непонятно. Настоящие чудеса, подумал я.

- Крокодайл трехдневный. Лапки стриженные – прелесть… - сказал Мобуту немного почему-то виновато, обращаясь больше ко мне, чем к Вуду. – Очень-очень заманчивый. Со стриженый лапками.
Вуду косо посмотрел на Мобуту, и принюхался:
- Зачем ты, жирафий помет, старый крокодайл ловил? – спросил он довольно грубо, и опять почему-то, на ломанном английском. А может быть даже, и фламандско-бурском. – Неужели трудно было выбирать помоложе, однако?
Мобуту часто-часто заморгал, и глаза его еще больше виновато забегали.
- На базаре крокодайл не продаюта. А в зоопарке нет молодой и очень свежая.
- Крокодайл надо ловить в реке, - назидательно сказал Вуду. – Тогда он будет и молодой, и свежая. Тут есть река?

Я решил вступиться за Мобуту:
- Великий и отчаянный, - сказал я, - тут есть река. Правда, если там и водятся крокодайлы, то, на сто процентов – двух или даже трехголовые. Мутанты. Даже кошки не едят рыбу из этого реки, великий и отчаянный. Не говоря уж о крокодайлах.
- Это, кто, Мамба? – спросил строго Гало. – Таких крокодайлов не бывает. И почему говорит, когда его не спрашивают?
- Это он, - сказала Мамба, и еще раз аппетитно прогнулась перед Вуду, слегка прижавшись ко мне попкой. – Тот самый.
- Мне казалось, он смышленее…И воспитаннее…
Он пристально посмотрел мне в глаза. Я не отвел взгляд.
- Нет, Мамба. Это не наш человек. Он еще не там, но уже и не здесь. А это – опасное, - изрек вдруг Вуду Гало довольно загадочную фразу.
- Где это там? И что значит – здесь? – спросил я, начиная потихоньку накаляться.
Вуду на это ничего не ответил.
Еще немного помолчали, разглядывая друг друга.
Предметы опять вдруг стали переливаться и плавиться, опять начал оживать пылесос. Гало внезапно выхватил кастрюлю с завтраком из рук Мобуты, и стал таять в воздухе, делаясь прозрачным, пока не исчез совсем.
Шапка исчезла вместе с ним. Кастрюля - тоже.
И только запах нагретого металла с примесью какой-то дряни, продолжал висеть в комнате.
Так мы и стояли…

- Надо бы тут проветрить, - сказал я, наконец, чтобы нарушить священный столбняк, в который впали Мамба с Мобутой… - Кстати, Мобуту, зачем ты разоряешь зоопарк, а?
- Это не был крокодайл, - ответил Мобуту.

…Вот такое развлечение, мон флер оранж, придумала Мамба. Оказывается, у нее родилась мысль – пригласить меня к себе, на свою африканскую родину. Скатать туда на недельку-другую. Или больше – уж как выйдет, как события там повернуться.
Показать меня папе, и, может быть, даже ввести меня в королевскую семью. На правах, думаю, диковинной лунной обезьяны. В качестве достопримечательности в ее королевском зоосаде.

Я, конечно, уперся всеми своими четырьмя копытами.
Во-первых, не нравится мне изображать обезьяну, даже и при королевском дворе.
Во-вторых, мне не положен отпуск – я еще и года не работаю в нашей конторе, а по КЗоТу – отпуск в первый год работы отдается на усмотрение администрации.
Поскольку администрация у нас довольно крутая, не думаю, что они такого, как я, перспективно-талантливого, так вот просто отпустить захотят.
Да еще – под влияние этого самого шамана – непонятной никому веры и звания. А мы-то ведь, кстати - ортодоксы, не всех жалуем.

А в-третьих, как ты знаешь, я вообще давний и убежденный противник матримониальных гименических взаимоотношений между полами. Хотя и не давал обета безбрачия.
Потрахаться там, или, там, подружить – пожалуйста. Сколько душе угодно будет.

Но – чтобы вот так, серьезно, нет, это уже не по мне.
Я уже больше в эти игры не играю. Даже и с африканскими принцессами. Совсем мне не хочется королевскую семью пополнять.
Ни в качестве жениха, ни в качестве завтрака, ни даже в качестве ручной обезьяны.

...Да и с погодой, как я уже тебе говорил, черт знает что творится. Какие тут матримониальные позывы, а, милочка ты моя
Когда в пору по грибы отправиться?

Вот и мой коллега по работе – тот, что Мамбу мне накликал, и обзавидовался потом… Ну, тот самый, помнишь?
Так вот, глядя на дождь, он говаривает, когда заходит – что грибная погодка началась. И улыбается, будто довольный кот, поймавший мышь.
И потирает лапки. И кладет их ко мне на спинку кресла.

То ли он, очень грибы собирать любит, - думаю я, отодвигаясь, – то ли просто голубой.
Пусть даже и женатый.
Уж больно завистлив, и часто ко мне в кабинетик заходит. Подозрительно все это. За женой-то, как известно, не за стеной… Черт его знает, что у него там на уме.

Я, конечно, не знаток голубых мальчиков, и, тем более, не знаток грибной охоты, но не представляю себе, какие грибы можно собирать в январе?
Поганки с мухоморами?

...Все же, надо отдать ему должное - очень хорошее качество у моего коллеги наблюдается: умеет он даже в погоде найти что-то приятное. Например – грибы.
Пусть бы, даже и поганки.

Впрочем, я тоже от него стараюсь не отставать. По части поиска положительных моментов в жизни. Изо всех сил стараюсь. Тянусь.
Только вот, на мой маловзыскательный вкус, например, - лучше грибы собирать в магазине. Прямо в банках. Чего мелочиться-то? Сразу – уже и готовые, невзирая на дождь. Или стужу.
Или в другую непогоду.

Такая баночная грибная охота имеет свои неоспоримые достоинства – к слову сказать.
Она - и круглогодичная, и не требует ноги в лесу о пни да коряги сбивать. И шампиньоны с трюфелями в лесу не водятся. И комары до смерти не закусают. Хотя, конечно, ты совершенно права, моя сладкая: в эту пору лунной зимы комары в лесу не водятся, а если и водятся – то не летают уж больно шибко.
Так, полагаю – лежат себе, на сонных отечественных партейных медведей похожие, и спят где-то под корягами и пнями. Крылья сложив, и грезя о новой свежей крови.
А те, – которые отдельные все же парят и летают – те просто шатуны какие-то. Беспородные.
Экзотическая редкость… Только в народном собрании таких и отыщешь. Собачащихся со всеми подряд из-за зимнего недосыпу, и рыщущих - где бы еще удачно лизнуть, чтобы в ответ подкормили...

А главное преимущество – говоря о грибах, уже закатанных в банки, - всегда и похороны за счет заведения можно устроить. За счет магазина, то бишь.
Родственники потом, после трапезы, вполне могут себе компенсацию через суд выторговать.
Если вдруг что-то не так с грибками окажется.
Или с тобой самим.
Ими налакомившимся.

К слову, я - на месте суда, еще бы заставил родственников и приплатить магазинчику за приятные новости. Хоть немного, но приплатить. За такое чудесное решение многих проблем, связанных с безвременной кончиной от грибного ботулизма.
Ведь какой это положительный момент – не находишь?

Но если уж в целом – я вообще лично грибы не очень люблю.
Вполне за столом и без них обойтись могу. Даже водку могу чем-нибудь другим закусить запросто. После всех тех гадостей, что про грибы в газетах пишут.
Хотя водку и не пью особенно сильно. Так, по мелочам только. И селедку терпеть не могу.

…Наш лунный январский дождь за окнами меня не особенно и раздражает. Поскольку - нет у меня дачи с трудовой повинностью в одну, довольно дорогую лошадиную силу. Куда, обычно, всё тянут, да тянут – копай, копай, копай… И в дождь, и в сушь. Все копай, да копай… И в стужу, и в слякоть…
Да не люблю я копать, черт меня подери!
Слава богу, некому меня на дачу тянуть – вроде жены.
Только – если вдруг девушки на пикник приглашают. За черту города.
Или дальше, в Африку куда-нибудь, на травку.

Ну а на пикник ехать в такую погоду я совершенно не расположен.
Даже и с какой-нибудь очаровательной барышней, вроде Мамбы – не поеду. Даже и в Африку, на пикник.
Ни в какую – не поеду.
Пусть даже до трусиков тут прямо передо мной разденется, и скажет – поехали, милый.
Не поеду, topless ты моя очаровательная, шоколадочка ты моя волнительная!
И точка! Что хочешь, делай, а я не поеду!

И к папе на смотрины к твоему – тоже не хочу!
Даже если солнце выглянет, и все вокруг просохнет, и комары дружно, как орлы, воспарят, и самолеты по-человечески летать начнут.

Пусть они, там, в Африке, кем-нибудь другим питаются.
Я, конечно, комаров с оводами загородных ввиду имею. А не папу африканского. И не прелестных девушек, вроде Мамбы. И не Мобуту. На мужском стриптизе помешанного. И собак вместо крокодилов шаману Вуду подсовывающего.

...Кстати, еще немного о грибном ботулизме: родственников, известных мне – у меня по пальцам на одной руке пересчитать можно. Так что, вряд ли будет - кому в суде компенсацию отстаивать. За мою безвременную кончину. Если вдруг я в магазине на грибы поохотиться захочу.
А получится – что это они на меня поохотились.

Я так подумал, поразмышлял – вообще, лучше грибы не есть. И на них не охотиться. Если водку не пьешь, то и особой потребности в такой изысканной закуске нет. В такую милую погоду.
Во избежание непредвиденных случайностей.

Лучше всего будет в такую погоду - организовать пикничок у себя дома, в собственной девственной постельке. С какой-нибудь не слишком капризной по части кулинарных изысков и загородного воздуха девочкой. Которой тоже на грибы наплевать. Вроде Мамбы.
Что мы, кстати, немедленно после визита Вуду и проделали.
И как еще проделали-то!
Мобуту выгнали, и такой пикник закатили – любо дорого. Уж больно Мамба проголодалась. Да и я с ней – за компанию.

Сначала, впрочем, Мамба надумала немного погоревать – по поводу моего скептицизма. И по поводу того, что я никак с местом жительства не определюсь.
Еще не там, но уже и не здесь – как сказало привидение - видишь ли...
И с папой не горю страстным желанием познакомиться. Хоть он и царь, король, и вседерживец всевозможный.
Я вообще, - во всякую муру эзотерическую неохотно верю. Считаю, что это Мамба мне какой-то дряни подсыпала, чтобы галлюцинации вызвать.Так я ей и сказал.

- А сапка? – спросилаа Мамба. – Ты зе видишь, сапка-усанка вместе в Гало ушел? Значит – он был тут… Не соврала талисман.
- Может быть, - сказал я, -он и был, и с шапкой и ушел, если это не штучки Мобуты. Который этот самый сапка, как ты метко выражаешься, за сто баксов который… Если только Мобуту его не продал на базаре, или на собачку свежую не обменял. Или – в стриптиз не уволок. Мамба, деточка, - представляешь, Мобуту в ушанке и голым? И как только его поклонницы на куски еще не разодрали от сексуального восторга. Наверное, шапка теперь в его инвентарь входит – вместе с трусиками-веревочками…
- Представляешь… - сказала Мамба, улыбнувшись впервые после отбытия Гало.
И протянула руку к моему поясу.
В общем, мне, кажется, удалось ее убедить в том, что в начале двадцать первого века верить привидениям – просто глупо. А в привидения верить – еще глупее.

Но главным аргументом в моих утешениях было то, что когда Мамба, как бы невзначай, случайно, дотронулась до моих джинсов - чуть ниже железной пуговицы, где как раз начинается зиппер, - то обнаружила, что наш милый друг давным давно, и безо всяких колдовских ухищрений, готов прямо без мыла выдраться из тесных оков, и отдаться в ее милые ручки.
Он, как оказалось, так и просится, чтобы его приласкали, поцеловали, и направили прямо в пышущие волнующим жаром приключения. Что еще немного, и он этот самый медный зиппер просто разорвет. Прямо надвое. Зверюга просто какая-то - в тесной клетке джинсов…

Такое его рвение есть очень весомый аргумент в разговоре с женщиной – не находишь, моя крошка?

Причем, как я тебе уже рассказывал, при общении с Мамбой, этот аргумент у меня становится неожиданно огромных размеров. А на непосвященных в колдовские африканские тайны, наверняка, должен бы производить очень сильное впечатление. Как говорится, слабонервные дамочки – зажмурьтесь и отвернитесь. И примите надлежащую случаю позу, пожалуйста…
Жаль, только, что Мамба очень пристально следит за моим и его поведением...
Думаю, крошка, и на тебя бы это тоже произвело… Ты, может быть, даже бы и всплакнула – от счастья. Зная твою чувствительную женскую натуру. Падкую на такие вот роскошные штуки.
К слову, твой козел – применяет такие аргументы в прениях с тобой? Или все больше кредитными карточками орудует? За неимением чего-нибудь получше?

…Против этого аргумента пылкая Мамба, конечно, устоять уже не могла, забыла слезы печали, и начала свой волнующий танец.
А из-за входной двери я вдруг услышал раскатистые – на весь дом - удары тамтама. Мобуту, кажется, тоже понял, что ему срочно надо делать.

...Кошечка моя оральная, я обратил внимание на интересную вещь: занятия любовью в собственной постельке в качестве загородного пикника - многие вопросы снимают. И дурацкие мысли прочь гонят. А еще - очень благотворно на организм влияют.
Во всяком случае, хотя бы не грозят смертью от ботулизма. Или – от съедения комарами на природе.

А девушки, если уж очень голодные попадаются, так те, думаю, – пусть себе едят лучше в постельке, а не за городом на травке. Если юношеский аппетит у них такой хороший. Пусть все, что ни попадя в постельке – заглатывают. Во время нашего скромного пикничка. На здоровье, как говориться.
Крошки стряхнем с простыни – и будто только что стиранная.
Даже мокрые пятна на простыне эту картину не испортят. Любой каприз – пожалуйста. Кушайте – на здоровье!
Кушай, Мамбочка, питайся, деточка!


…- Ну, ты и осел у меня, - говаривала некогда любовно моя вторая жена, когда я приблизительно в таком вот духе, как сейчас тебе, мон петит флёр, высказывался. Очень ей нравилось, когда я в таком игривом настроении находился. Особенно - по части пикников. Без выезда на пленэр. С посторонними, не нашими, не семейными девушками. Сразу она про ослов вспоминала.
А я, вот, моя радость, иногда думаю, как же это хорошо, что мы с ней развелись, все-таки!
Не меньшее счастье это было – чем когда ты со своим козлом от меня умотала наконец.
Такое приятное чувство сердце и остальной организм пронзает…
Прямо – непередаваемое ощущение полноты жизни и удивительного и очень простого мужского удовлетворения.
Никто ведь меня теперь давно ослом и не называет. И даже козлом. Кроме меня самого. Иногда. Когда я сам решаю, что заслужил такое приятное прозвище.
И это очень радует, и где-то даже вдохновляет на новые подвиги.
После которых, как раз, и возникает желание самого себя ослом или козлом назвать.
Я вот подумал: слушай-ка, конфетка с французским прононсом, а твой козел – знает, что мы его с тобой - козлом называем? И как он к этому относится?
Радуется?
И деньги все же дает? Ты уж напиши мне об этом.

Мамба, например, вообще ко мне очень уважительно относится. Говорит, что я похож на священную гору с названием – в русском переводе – Буйное Извержение. У них там гора такая есть, которой они поклоняются, которая все пышет, пышет, а потом – ка-ак зафонтанирует.
Эти фонтаны у них - хороший признак.
К погоде и урожаю на алмазы, нефть и прочие блага.
Я, конечно, понимаю – что многое в моих фонтанах от Мамбы зависит. Но все равно – пустячок, конечно, но мне приятно такое сравнение - с Буйным Извержением.
Когда – минут через тридцать после того, как Вуду Гало отбыл на родину, - я залил Мамбу -под сладкие звуки тамтама из-за дверей, она так прямо мне и сказала:
- Ах, ты, буйное извержение мое! Никому не отдам… Сама все съем!
И облизнулась – хищно и сладко.
Вот так…

…Хотел бы я вернуться в моем этом послании к тебе - к погоде.
И к чудным делам нашего генерального менеджера. Того, что сверху на всех на нас смотрит. И всякие разности насылает, когда ему кажется, что его прогневили. Или – когда на матушку природу обижается.
Странно он это как-то делает, думаю я.
Никакой системы в этом нет.
Вот так, обычно, он вроде никак и не проявляется, и не дает о себе знать.
Смотрит себе, и смотрит, в кресле раскачиваясь и пледом укрывшись. Наблюдает. Дождиком польет, снегом посыплет, морозом завернет, солнышком отогреет.
Ну и как - из-за облаков выглядывает, – не загнулись? Смотри-ка ты, опять бегают, как заведенные.
Ну, пусть побегают еще.
А там – посмотрим, что дальше с ними делать.

Но потом что-нибудь там у него испортится, настроение похмуреет, или просто вожжа под хвост попадет... Когда у матушки природы критические дни начинаются или она в ПэМэЭсе находится, и к ней – не подступись...
И он тут же – и проявится.
Неожиданно, и не очень уместно…
Ведь, если вдуматься-то – ну какие грибы в январе, а? Правда? О которых этот дурак-коллега все толкует.

Прямо на ровном месте с людьми начинают происходить странные вещи. Вроде бы, нормальный вчера человек был, а тут словно – крыша съехала.
На днях, как я уже говорил, моего коллегу, между прочим, – того, что с голубым уклоном, - постигло определенное несчастье.
Как будто что-то с головой у него случилось – не очень хорошее.

Мне кажется, это действительно – не очень большое счастье, если не очень умный, завистливый, но взрослый уже человек, всегда скептически настроенный ко всякого рода шаманствам, - и вдруг начинает верить в лабуду.
И серьезно рассуждать о колдовстве, приворотах, отворотах и заворотах…
Какие еще такие завороты, когда он сам в нашей конторе работает?
Не к лицу ему вроде бы… человеку ортодоксальных твердых убеждений.
А он заходит – и давай бубнить о белой и черной магии других астральных телах. А также – и о прочей ерунде.
А также о жизни после смерти.

Недавно он мне все уши прожужжал – про эту, будущую нашу жизнь.
После смерти которая предполагается.
Которая, как он утверждает, и ему обещана.
Я даже устал слушать. Что для меня очень характерно.
Посуди сама, meine Kleine, все-то он мне какую-то лапшу эзотерическую на уши вешает. Вместо того, чтобы сказать, когда он мне долги отдаст.
И все – как можно ближе ко мне подвигается.
А я этого очень не люблю.
Мы ж не в метро, в конце концов, чтобы друг к дружке прижиматься, а в присутственном месте находимся.

Трезво подумать, и объективно взвесить - какая такая жизнь после смерти, например?
Вот у меня, может быть, в перспективе она и есть – но к чему мне она? Нужна ли она мне? Коли я даже на простой вопрос ответить не могу – а нужны ли мы сами себе вообще?
И окружающим – в частности?
И, наверное, никто на этот вопрос ответить не может. И ответа сверху не получит – это точно.
Каждому отвечать – никакие компьютеры не выдержит, а электронная почта канцелярии просто повиснет безнадежно, и все сервера с катушек слетят.

Мы и эту-то, нынешнюю жизнь, до самой своей первой смерти - по человечески прожить не можем. В удовольствие, не напрягаясь, и не нервничая по пустякам.
Все норовим скурвиться.
Надеясь, что это – не последняя наша попытка. Что и следующая попытка – не за горами.
...И вот тогда-то мы уж и развернемся. В полной своей красе, и в великих наших талантах...

Ходим, и утешительно думаем, что еще обязательно - что-то, да будет. Что-то очень-очень хорошее.
Что там, после смерти, станем богатыми и знаменитыми. И дети у нас будут нормальными. И начальство – очаровательным. И жены у нас будут другие. Или вообще их не будет, что тоже очень даже славно.
Ну и так далее…
Ты ведь тоже, приблизительно, также думаешь, моя радость? Или – ты все же философ и я еще до сих пор этого не разглядел? Глядя на твой незамутненный лобик и вспоминая бритый модельно лобок?

Знаешь, лапушка, только стоит задать самому себе серьезно и с полной ответственностью вопрос - зачем нам вообще эта, предполагаемая некоторыми жизнь после смерти? И все сразу на свои места встает!!
Цели-то в ней нет – по определению…

Подумай - действительно - зачем, все-таки, она нам, новая попытка? Еще одну жизнь и себе, и окружающим испортить?
Мне – например… Деньги так и не отдав в этой жизни - это я уже про своего коллегу.

И если мы сейчас сами себе не очень нужны, а окружающим – и подавно, и все замечательные слова, которые они иногда говорят в наш адрес – лишь фикция, мираж, - тогда точно никакая другая жизнь после смерти нам не нужна.
От себя бежать – что по кругу носиться.
Поэтому, думаю я об этом, так называемом, коллеге – изволь сейчас своими долгами озаботиться – а не будущей жизни ждать.
И руку на спинку моего кресла, не клади.
Не по этому я делу, дорогой товарищ.

Никто из нас там, в будущей жизни, не был, и главное, оттуда обратно к нам не выбирался –чтобы что-нибудь интересное порассказать.

Ворота туда, я например, вижу.
И Петр Петрович при воротах – замечательный.
И письма из канцелярии по электронной почте вместе с очередными циркулярами приходят.
Но что и кто там, а главное – как там все устроено, достоверно совершенно не знаю.
Никаких вестей от счастливчиков не зафиксировано – одни досужие вымыслы.

С теми, например, кто у нас внизу – в котельной мыкаются, про тех и так все понятно.
И не стоит над этим голову себе ломать долго и сильно – не то, просто перегреешься. Самое слабое ведь место в организме – это, все-таки, голова. Из строя выходит прямо на глазах. Пшик – и перегорела, бедная.Я ж тебе уже говорил, а ты все не слушаешь меня.
Да, а еще – и головка от избытка мыслей воспламениться может.
Но про нее – всегда отдельный разговор.

…Между прочим, детка, знаешь, какая еще у нас новость?
Тот малый, которого я за твоего мистера Смита принял, и которого наши швейцарские гвардейцы-охранники из офиса выкинули – оказался очень настырным бизнесменом.
Сейчас они с заведующим котельной, что на копытах по причине болезни ног ходит, почти по рукам ударили – скупает этот лже-Смит, лже твой Джентльмен с Большой Буквы, нашу котельную. И на добычу мыла ее перепрофилировать будет. И прочих чистящих средств из подручного материала. И все - с помощью друзей из мэрии, представляешь? Которые, кажется. тоже в долю войти хотят.

Вообрази, котеночка ты моя оральная: новый мыльный брэнд скоро на рынке появится –«Грешная Тоффаночка», например.
Или – отмыватель пятен, «Геббельс».
Или – очиститель «Берия»…
Или даже – «Увлажнитель смягчающий, застойный, с экстрактом девственниц», «Удобритель гормонально-сперменный,грозный, для сухих слизистых оболочек»…

Как тебе, а? Просто в улет моющие средства пойдут, думаю.
Будут пользоваться у населения повышенным спросом.
Как приятно «геббельсом» намылиться и «лаврентием» пятно фруктово-ягодное вывести под корень, а затем увлажнителем из девственниц руки намазать – чтобы кожа не сохла - правда?! А удобрителем "грозным" с экстрактом наркомовки горло и ротик прополоскать.
«Колгейт» и прочие монстры могут дальше просто отдыхать…

…Что же касается жизни загробной – как я об этом размышляю иногда, когда мне деньги не отдают - время придет, и забирайся-ка, милый друг, в деревянный ящик. Вместе со своим астральным телом. Подходящее место, любимый ты наш. Уютное даже. И готовься к переработке на увлажнитель. Или – удобритель – как кому больше нравится.
И для твоего, астрального, – ящик этот же - тоже в самый раз. Оно тоже туда поместится. И еще места немного останется.

В общем, собирайся, а вещи тут оставить можешь. Они тебе больше не понадобятся.
Одностороннее движение у нас. Одноколейное, как железнодорожники метко выражаются. Колея вниз, и все.
В одну сторону.

…Конечно, милочка, может, еще не все потеряно - у моего коллеги.
Хочется и в это верить.
Может быть, у него еще - не такой уж и запущенный случай? И крыша на место сама собой встанет? И деньги вернет? Жалко мне его, хотя я голубых, как знаешь, не очень привечаю. И всегда он мне казался хоть и больно уж завистливым, зато жадным, а значит - более или менее нормальным.
Когда трезвый, естественно.
А данное его увлечение приворотами и заворотами – временное явление. Ну, перегрелся немного человек.
От большого количества работы.
И кроме того, это у него явление, хочется верить – все же вынужденное, на сексуальной почве приключившееся.

Потому что рассуждать о загробной жизни он начал после того, как он про Мамбу узнал, и у него от расстройства уменьшилась половая функция. Так он сам элегантно выразился по данному поводу.
Надо отдать ему должное – умеет он все такое очень тонко подметить. Даже без особого мата или сальностей.
В переводе на простой, обиходный русский – стоять у него, по-моему, перестало. На жену, перестало стоять – я это имею ввиду.
Если, конечно – изначально хоть немного стояло. От этого, у него, кажется, и голубые позывы стали случаться.

Но я у него об этом не спрашиваю. Как-то не с руки такими тонкостями интересоваться. Обидеть человека можно.

Кроме всего прочего, если человек загробной жизнью интересоваться стал – с ним вообще трудно разговаривать. Только слушать его можно. Или – подальше от него держаться. Потому что глаза у него при этом – почему-то как-то странно поблескивают.

Но не хотелось бы мне от этого коллеги пока подальше держаться. Должен он мне, как я уже и сказал – и довольно приличную сумму.
Я, конечно, не напоминаю ему об этом. Как деликатный человек. Но если я подальше держаться от него начну – то вообще, пиши, пропало.
Не отдаст – как пить дать. Голова другими вещами у него забита. До денег ли тут? Чужих - особенно.

Подумает, что я забыл про деньги. Или настолько разбогател на взятках – что и долг обратно просить не буду.
А я – нет, не разбогател. Я бы даже наоборот сказал – что-то в последнее время обеднел даже.
Я ж тебе говорил, ягодка моя лучистая, очень неохотно люди с деньгами расстаются. Даже и во имя спасения – а все равно жадничают.
Надо бы даже схемку для непонятливых нарисовать – как запросто можно в очиститель или удобритель превратиться или кусочком не очень аппетитно пахнущего мыла стать. И к визиточке моей прикладывать – на прощание.
Глядишь, и деньги понесут.


© Copyright: Марк Хена, 2007
Свидетельство о публикации №2701250144

2. Третье пришествие

...До конца и не понимаю, майне зюсхен, почему ты все Вуду Гало интересуешься.
Стал даже тебя к нему несколько ревновать – хотя это глупо. Тем более, я даже позабыл твой нетленный облик. Ну – попка у тебя упругая, вот и все, что вспоминается. Трахать тебя сзади, по попке пошлепывая, иногда ничего так себе было. И думать, чтобы в тебя случайно не кончить.
И все.

Пытаюсь остальное вспомнить, и никаких твоих других деталей не вспоминается. Ни грудь, ни ротик, ни ум с чувством юмора. Не запали в душу. Только просьбы разные, но на это я не в претензии. Ты ж девушка, а девушки всегда что-нибудь просят, это у них свойство такое.
С этим либо надо мириться, либо вообще - голубым юношей стать.

Так что, мне тебя ревновать к Гало – великая глупость.
Все равно, что к твоему козлу ревновать. Козел – он и есть козел. Хоть в Америке, хоть в Африке. Хоть у нас, на Среднелунной возвышенности.

То же самое, и про африканского шамана.
Ну, шаман он Мамбин, этот самый Гало, ну и что?
Мало ли вокруг нас шаманов?

Да у нас, если ты хочешь знать, половина нашего народца лунного – шаманы.
Все заклинают, и заклинают – дайте нам того, дайте нам сего, демократии дайте, хлеба побольше, да зрелищ. А если хлеба да зрелищ дадите, то вообще больше ничего другого не надо – только палками при этом не лупите. По голове. Это наше самое слабое место.
И сам народец опять строем в рабство к чиновникам и прочему сброду идет.

Что ж тут поделаешь?

Да ничего, моя дорогая, с этим не поделаешь.
Это не лечится, как говаривал один мой знакомый хирург. Перед тем, как отрезать очередному пациенту очередную конечность. Или даже целую голову сразу.
Но разве у нас махом столько голов поотрезаешь, и новые пришьешь?
Да никогда в жизни! И голов новых у нас нет.
Боеголовки есть, а нормальных голов – увы…

А другая половина народца нашего бедного, скажу тебе как родной – настоящие йоги, которые без питания и воздуха сколь угодно долго жить могут. Их даже закопай – и то живут. И ничто их не берет.
Ни чума.
Ни голод с холодом и чиновниками.
Ни рабство коммунякско-феодальное.

На доски с гвоздями эти наши йоги как залягут – так и наслаждаются. Даже можно сверху кувалдой постучать - они только улыбаться будут от счастья.

Третья половина у нас бомжи .
Должен сказать, очень достойное, вонючее и морозоустойчивое сословие. На помойках, и даже в нашу лютую лунную стужу - прекрасно себя чувствуют.
Денатурата накатил, и целый день свободен.

И еще одна половина народца у нас есть, милая ты моя, - это партейные иноверцы, которые ни в чем себе не отказывают, и все по Кутузовскому с Рублевкой шпарят да шпарит – да так, что лишь пух с перьями с холопов вокруг облетают…
От такой иллюминации и их чиновничьего задора.
Но про них, если честно, майне кляйне, даже и говорить особенно не интересно, с ними и так все понятно. А если что и непонятно, они после выборов весьма внятно объяснят. Всем и каждому. Если надо - с помощью кувалды.
Сила есть – ума им не надо. Зачем им ум?
Лишняя это деталь в туалете совершенно. Главное, ничего личного и все по закону.

***
Возвращаясь к вопросу с Вуду Гало - ну, умеет материализоваться Гало где нужно, и где не нужно и совершенно невпопад, и не спит никогда, все чует. То ли носом. То ли еще чем-то…
Это что – редкое свойство?

И КГБ у нас никогда не дремлет, и материализуется в самое неподходящее с точки зрения обывателя, время. И кого надо и куда надо – быстро заправит.

Так что же ты им-то, например, не интересуешься? Как это у него, у КГБ этого самого, откуда и наш царь царей родом, выходит – сразу во всех местах присутствовать? Ведь интересная особенность – правда?
Но тебе это пофигу.
Да и все остальным, кстати, – тоже.

Ну, вот, помнишь наверное, как шапку зимнюю Вуду своими волшебными фокусами у нас слямзил… Хотя я до сих пор не понимаю, зачем ему в его жаркой Африке зимняя шапка нужна?
Ну и что?

Мало ли у нас народца – любого сословия, способного унести все, что плохо лежит – и даже с закрытых антресолей?
Да и то, что хорошо лежит – ведь тоже унесут. Прямо из сейфа, или из нефтегазовой скважины, и глазом не моргнут.
Скажут: цыц, уроды, так и было!
Но и это тебя не очень-то волнует.

Все ты мерзким старикашкой с дурным запахом изо рта, который свежих крокодайлов любит, поминаешь.

***
Кстати, крокодайлы – теперь редкие гости в Москве-реке. По причине ее полного превращения в клоаку.
Если и забредет один какой-нибудь случайно, прямиком из Африки, то хлебнув наших отравленных вод – обратно к океану гребет, своим гребенчатым хвостом туда-сюда размахивая.
Понюхает наш речной мазут, слопает несколько рыбок-мутантов, парочку зазевавшихся рыбаков возле сладкого кремлевского канализационного слива на набережной пристроившихся, схавает, плюнет, - невкусные, ядовитые! - и обратно к себе в Африку грести начинает.

И приходится нашему бедному повару-стриптизеру Мобуте кормить Гало дохлыми лежалыми собаками - из ближнего китайского ресторанчика.

***
Вообще, милочка, должен спросить тебя: да мало ли разве на свете других чудесных вещей – которыми стило бы поинтересоваться? Кроме Вуду Гало?
И должен тебе ответить со всей прямотой, на какую только я и способен: немало.
Могу тебя даже заверить – их много!
И еще как много!

И собраны они, главным образом, – именно у нас, на Среднелунной возвышенности.
При температуре в минус 150 градуса по мистеру Цельсию, исследователю температур и градусов.
Или – около того.
В общем – в районе абсолютной непригодности к нормальной жизни.
Это наблюдение уже по мистеру Кельвину, основателю абсолютного ноля.
Собраны они тут как в кунсткамере, и надо только не лениться, и внимательно по сторонам оглядываться.

***
К слову, детка, о температуре окружающей среды.

В последние дни температура у нас несколько поднялась. Я думаю, из-за нагрева атмосферы. В результате просто сумасшедшего броуновского движения чиновников, делегатов и депутатов, а также и других всевозможных кандидатов в слуги народа - вокруг этого самого народа.
Смотришь на все это, и даже дивишься. Так и кипит атмосфера в результате этого движения, так и бурлит.
Не перегреться бы с непривычки.

Эти так называемые слуги народа, и где-то большие бессеребрянники и может быть, даже крупные патриоты, из кожи вон лезут, и вокруг избирателей так и вьются, так и вьются. Словно осы над банкой варенья, забытой хозяйкой в саду.
Давайте, мол, мы вам услужим…
Ну, давайте, мол, а?...

И ведь услужат, как пить дать.
Хочет этого народец, или не очень хочет. И даже, если не хочет – заставим!
Потому что они лучше самого нашего народца этот самый народец знают. Вдоль, и поперек. И в глубь, и в ширь.
Они, пожалуй, даже еще помнят 17-й год, и поэтому, - чтобы не отвлекать нас на всякие богунеугодные дела, продажу любого оружия запретили.
Как бы чего не вышло!

Так и развесили в оружейных магазинах таблички: нету у нас оружия. Кончилось все.
До особого административного разрешения. Чтобы вы тут, ребята, не шалили особенно.

Видимо, очень боятся: а вдруг народ отстреливаться от их кружения и верчения - вокруг него - начнет? И от их услуг с помощью отстрела избавляться будет.

Уж больно они назойливые - эти ихние услуги. Ужасно назойливые.
И верчение их вокруг для глаз и слуха утомительное.
Как только слышишь: «Давайте, мол, мы вам услужим… Вы же без нас пропадете, бедные», - так сразу в сортир тянет. Тошнота к горлу подступает. И тоска сердце сжимает – куда ж от них деться-то?

Вот из-за их кружения и без того загаженная и разряженная наша атмосфера несколько даже нагрелась и от абсолютного нуля - по мистеру Кельвину - несколько дальше даже отошла.
Впрочем, моя сладкая, нет худа без добра!
Во-первых. Их можно использовать как слабительное и тошнотное – одновременно…
Во вторых, этих депутатов с делегатами и прочими иноверцами можно приспособить для нагревания нашей ледяной атмосферы.

***
Я, между прочим, думаю, что слухи о глобальном потеплении, которые распускают ваши ученые высокооплачиваемые – просто чушь собачья.
Так прямо и запиши себе куда-нибудь, милочка бесценная. В свою потайную книжечку.
Это выборы слуг народа, сбившихся в одну юлящую и завывающую стаю, во всем этом потеплении виноваты!

Кстати также, совершенно очевидно, что – дыры в озоновом слое – дело их рук.
Больно сильно они пукают - от усердия народцу нашему непрошено услужить.
И царю где-нибудь полизать что-нибудь - повнятнее.
Чтобы он их заметил и приголубил.
Не спасает их от обильного пускания газов усердия даже их усиленное и почти бесплатное кремлевское питание.

А как им, этим мародерам, скажи на милость, не сбиться в стаю? В стае-то оно сподручнее - на народец с предложением своих услуг нападать.
Даже и волки в стаях охотятся. А чем эти – хуже? Взяли, и правящую стаю органеизовали. С генсеком-царем во главе. Нацлидером, так сказать. Умно – признаться.

Уж больно куш хорош – абсолютная власть.
А также и деньги немалые в придачу.
И вообще…

***
Ты вот не поверишь, моя хорошая, я у себя в почтовом ящике на днях письмо от мэра нашел.
Адресованное мне лично. С посланием, типа – проголосуешь за меня и мою партийку, что во главе с царем идет, и все у тебя будет клёво, братан.
Ух, как клёво! Не сомневайся!

Видишь теперь, моя лапонька, какой я стал вдруг знатный? Так просто, в суете буден, и в микроскоп с мэрских вершин меня не разглядишь.
А тут вот Сам, главный, столичный, начальник управления торговли б/у, да лично, да мне, да целое письмо…

Я сначала раздулся от гордости за самого себя.
А потом, правда, обратил я внимание – что подпись-то его под письмом – типографским способом сделана.
Значит, ни мне одному писано.

И даже обиделся.
Но потом подумал – а чего на них обижаться?
Я ж на убогих не обижаюсь, верно? На тех, которые с хоругвями по манежу ходят, и в грязь носом на колени перед иконой царя-батюшки бухаются. И причитают все – и все от моего имени…
Подумаешь, подумал я, тоже мне, братан отыскался. Век бы его не знать. Да куда от него да всей этой шатии-братии, держащейся дружной стаей, денешься?

***
Эх, лапочка, много курьезного сейчас увидеть можно – очень похожего на светопреставление. Или пришествие - уж не знаю. какое по счету. Как наша госмафия мандаты весьма хлебные на продажу выставляет.
По нескольку миллионов эуро - за штуку. И начинает потихоньку деньги метлами в закрома сметать.

Недаром мэр на, который мне письмо прислал, - по палаткам опять прошелся, по родным, городским.
Что весь вид столицы нашего лунного мира портят и даже пробки, почему-то, создают – по мнению нашего умного и заботливого градоначальника.

***
Такое впечатление складывается, будто и сам градоначальник на автобусе или метро на работу ездит, и по улицам прогуливается, творожные сырки супруге лично - в палатках по дороге, после дня напряженного умственного труда, покупает.
Не очень свежие. Вместе с дешевыми сигаретками.

А супруга потом на живот жалуется, да снести палатки подначивает.
- Снеси, милый, - говорит она ночью на ушко, - снеси, хороший, никакого от них житья нет. От лавочников. Так и норовят отравить, паскуды. Так в туалет тянет и тянет. А я на месте этих палатков новый какой торговый центр впендюрю. Знаешь, какой это доход – не то, что твои гребаные палатки.

А утром встает, и ласково натирает всем известную ленинскую кепочку гуталином:
- Так снесешь, милый? Или тебе гуталином лысину натереть?

Даже простофиле-ежу, мон амИ, понятно, конечно, что пробки и испорченный городской пейзаж тут совершенно не причем.

Ларчик открывается без замка: опять градоначальнику, и его многочисленной семье кушать захотелось, и надо побыстрее оброк с лавочников собрать.
Да и построиться супруге надо, и еще всевозможные супермаркеты и прочие галерей наседают: мы ж исправно платим, мил человек, так гони с улицы этих барыг. Гони их, гадов, поганой метлой. Только клиентов у нас отбивают. И кстати, сноси нафиг все эти гаражи! Как они нас достали… ничего путного с них получить нельзя.

И грозиться мэр: кто не успел, тот опоздал, господа деятели. Того и снесем.
А кто успел – живи до следующего наезда.

В общем, милочка, торопится мэр, посажанный царем царей за свои провинности на следующий срок на то же самое место, и не взятый в вельможную свиту.
Спешит. И к стае прибивается, чтобы сподручнее было.
И мне письма пишет.

Надо бы побыстрее, пока эти, другие, из других семей, более знатных, его законный оброк - в русле строительства светлого будущего нашего лунного народца, да под шумок выборов, - все теми же своими погаными метлами в собственные закрома не замели.
И ему ничего не оставили – с его семьей.
Кроме аппетитной фиги с маслом.
Они это могут – запросто.
Аппетит у тех, государевых, тоже отличный, и на желудки не жалуются.
В общем, чудны или чУдны дела твои, - как справедливо сказано.

***
«А когда дым рассеялся, на месте садов благоуханных царства великого Термарорра стала мертвая пустыня безбрежная».

Умно сказано древним стариканом: все проходит.
Ночь течет над столицей царя царей…
И в Термарорре великого царя царей Темперора, и у нас, на Среднелунной…
В наших любимых помойных кущах, и даже в депутатско-делегатских заповедниках. И здесь все когда-нибудь, да проходит. Это я тебе точно говорю – проверено.

Пройдет себе и это все, и все станет тленом, прахом и пылью.
Так что – хапай, ребята, пока не поздно. Пока тленом и прахом и пылью не стало.

Выборы у нас.
Не понятно разве?
Вы-бо-ры!
Ко-ро-на-ция!

***
Да, красотуля ты неземная, буквально из кожи вон лезут, чтобы потрафить народу, у которого в слугах новый срок мотать собираются.
Пишут письма, замораживают цены на продукты (чтобы потом, сразу после выборов, их тут же разморозить) – ведь сами от щедрот лавочников кормятся. Палатки с гаражами сносят.
И за бензином обещали пригляд сделать – чтобы эти акулы империализма не очень алчствовали…
Хотя бы да перевыборов батюшки-царя.

Ну, а уж после выборов – опять на круги своя всё пустят. Бензин с нефтью да газом - их давняя вотчина…

***
...Я вот подумал, honey sweet, – сколько у нас в стране нашей лунной отличных маркетологов – и не счесть.

Недавно, к примеру, побывал с поручением от моей работы в одной церквушке. В центре славной нашей помойки под названием столица необъятной и горячо любимой лунной родины.
Кстати – признанной почти самой дорогой европейской помойкой.

Пока я по ангельским делам поручения всякие в церковке выполнял, обратил внимание на занятную надпись при входе: «Свечки, купленные не у нас, в нашей церкве не действительны».
Спросил у местного батюшки – это как, не действительны? Я вот по ангельской части работаю, а первый раз о таком слышу… Хотя из крупными менеджерами иногда общаюсь, и даже от Самого иногда по электронке распоряжения получаю.

А так, отвечает батюшка задорно. Что ж эти, с позволения сказать, прихожане, свечки с собой приносят, в другом храме купленные, а? Вы ж в ресторан с чужой едой не ходите, правда? И выпивку чужую там запрещено распивать? Чем же мы хуже ресторана? Я думаю, мы гораздо лучше. Так пусть все по правилам будет.
Я думаю он прав. Церква все же лучше ресторана.
Что ты на это скажешь?
Маркетинг, однако!

***
Сижу и пишу тебе, кошечка моя сексуальная, а хрустальная тихая ночь плывет через город.
Тяжело, и даже несколько взахлеб пью, милочка, воду из пластмассового кувшина с немецким фильтром «бритта», сделанным в Китае, и пытаюсь читать перевод свитка, исписанного, по-моему, клинописью.
А заодно мучаюсь похмельем, и прислушиваюсь к огромному городу, раскинувшемуся вокруг.

Какая замечательная тишина…
Первозданная. Как в начале творения. Или даже в начале его начала. Когда еще ничего вокруг создателя не громыхало и не трещало – взрываясь, и разлетаясь в бесконечную космическую даль перегретой до миллионов градусов плазмой.
Наверное, тот вселенский грохот люди и назвали адскими трубами.
Зовущими на последнее свидание с творцом.
Надо будет поинтересоваться, так это было, или нет?

Богатая, все-таки, у человека фантазия.
Никто из живших или живущих этих звуков слышать не мог в принципе. По причине космического вакуума – в котором звуки, как известно из школьного учебника физики, и не передаются, и даже не распространяются.
Даже сам генменеджер, думаю, просто наблюдал за делом рук своих – в полной космической тишине и в некотором отдалении, чтобы и его не зацепило.
И ничего не слышал по причине вакуума.
Он тоже только предполагать мог, как все это звучит на практике.

***
Но, чу, моя сладкая…
Вот где-то в кронах деревьев, как резаная, орет ворона. Точно ее, сонную и нахохлившуюся, ухватила за хвост ловко подкравшаяся в темноте кошка.
Истошным крикам вороны подпевает сигнализация, - своим жалким, затихающим голоском садящегося аккумулятора.
Тоска.

А вообще – тишь да гладь. Да божья благодать.
Жить бы и жить. И жизнью всемерно наслаждаться.
Залечь и сладко дрыхнуть до утра.

Только вот ворону бы треснуть чем-нибудь тяжелым, чтобы не орала.
И на неугомонный автомобиль с балкона кирпич сбросить. На лобовое стекло.
Чтобы владельцу настроения утром добавить.
С его гребанной сигнализацией, что свербит и свербит над ухом.

Но, - однозначно: если бы не похмелье, все вообще на свете было бы очень даже ничего.
И зачем только это я на коктейли вчера набросился – будто с цепи сорвался?
От огорчения, что ли, или даже стыда? За свои бесцельно прожитые годы? - как говаривал один не очень приятный пролетарский писатель.

Сижу, пишу тебе, да вдобавок и читаю черт знает что - как проклятый каторжник какой-то…
Мамба с Мобутой умотали на свою историческую родину, к папаше в отпуск. А я вот таким делом занимаюсь, хотя завтра на работу.
Читатель, называется!

«…Но, как сказал пророк, в лето пять тысяч седьмое по третьему пришествию Господню, однажды вдруг потемнело, солнце скрылось из виду, и разверзлись небеса.
И сошел с неба на землю туман великий»…

«И птицы небесные гибли на лету, и падали вниз.
И твари земные не могли добраться до своих нор, и тоже падали замертво.
И рыбы морские всплывали брюхом кверху, и на глазах у них выступали слезы.
И рабы нашего Господа, человеки, молили о скорой смерти»…

Вот тебе и третье пришествие…, - думаю я.
Бедные рыбочки всплыли кверху брюхом…
Сварились должно быть в божьей благодати пучин. Будто к ним в аквариум кто-то недобрый кипятильник электрический опустил.
И воду до кипения довел.

Или они просто тоже в нашего генменеджера свято и безоговорочно веруют, бедолаги? И молятся таким вот нетрадиционным образом? Со слезами умиления и жалости к себе на глазах? Всплыв кверху брюхом…
А наш к ним, всё никак, - к этим бедным тварям несмышленым…
Не успел удрать – значит опоздал. Изволь теперь кверху брюхом плавать. Эволюция называется.

Ко мне, кстати, он также - никак. Ну, просто никак – ни в какую… Хотя, думаю, пора мой испытательный срок уже заканчивать, и полную ставку мне платить.

Голова еще недавно была моя. А теперь - совершенно не моя.
И помощи от него, конструктора сущего, никакой при этом.
Выживет сильнейший, думает он там себе наверху.

***
В дополнение к перечисленному выше - все часы в доме этой ночью, как на заказ, показывают разное время.

И мне кажется, сладкая моя, что квартира превратилась в сплошную черную дыру похмелья.
В которой - все крутится вокруг меня неспешным собачьим вальсом. Будто и тут Вуду Гало поработал.
И полегоньку валится куда-то за бугор, к чертовой матери.
Очень это неприятное ощущение, когда всё – веселым собачьим вальсом, и за бугор, за бугор валится.
Кстати, от этого самого Вуду всего, чего угодно можно ожидать. Может быть, в отсутствии Мамбы, он меня пасет? Чтобы я по девкам не бегал пока?
С него станется.

***
«…Но, как сказал пророк, в лето пять тысяч седьмое по третьему пришествию Господню, однажды вдруг потемнело, солнце скрылось из виду, и разверзлись небеса…»

Я заметил, моя сладкая, что пить меньше надо. Будешь меньше пить, тогда и небеса будут меньше разверзаться.
Рыбочки брюхом кверху перестанут всплывать. И мальчики кровавые в глазах перестанут мерещиться.
Часы в доме начнут строем идти – в ногу.
Ну, а господь, может быть, к тебе лицом повернется. Наконец. А не задом.
Как обычно…

Забыл тебе сказать, что я устроился на подработку по литературной части. Ввиду нехватки жалования. А еще – ввиду того, что вдруг открыл у себя желание стать мастером художественного слова.
Чем я хуже других? Да ничем, пожалуй… Вот и взялся теперь за перо – в свободное от основной деятельности время.

Но пить меньше надо – это совершенно очевидно.
Правда, если углУбиться в данный вопрос, то мои дурные самосозерцания и самоукоры не имеют под собой особых оснований. Чтобы быть справедливыми.
Несправедлив я к себе сегодня ночью, детка.
На самом деле, не могу я на самого себя особенно пожаловаться - я ведь не большой поклонник огненной воды. Да и других горячительных напитков – тоже. И никогда особым таким огнепоклонником и не был.

Просто, сегодня одинокой без Мамбы ночью мы имеем в наличии типичный несчастный случай. А по такому случаю и жаловаться-то особенно некому. Не генеральному же менеджеру, действительно…
Ему пожалуешься, а он тебя с места выпрет - к чертям собачьим.

Если уж напился вчера, значит таким и был промысел божий. Он своих решений не меняет…
Кроме того, ему явно не до меня. Есть у него дела с букашками поважнее. В свете грядущих выборов.

Кроме того, я сугубый материалист… И где-то, может быть, вольтерьянец. А может быть даже, и анархо-синдикалист – хотя точно не знаю, что это бы значило. И все это - той еще, крепкой, как танковая броня, совдеповской закалки. Ты же прекрасно в курсе. Моя милая попочка.
То есть, побывавший у совдепов в употреблении.
И стал по этому случаю очень закаленным и ядовитым. Как, видимо, и многие – выжившие.

Надо признать, не бывает худа без добра. После совдеповского многолетнего употребления, закалка становится просто стальной.
И эту сталь уже ничем не возьмешь.

После водки-табуретовки, что по два восемьдесят семь или по три шестьдесят две за полкило, да сырков на закуску по семнадцать копеек, которые прямо в комплекте к водке продавались – ничего не страшно в жизни.
Даже новые выборы и новые трехцветные совдепы – уже просто пустяк.
Изжоги эти надутые щеки, и синие мигалки слуг народа не вызывают – один смех на них.

Я, если хочешь знать, детка, вполне гвозди могу желудком варить, а не то, что новоявленных коммуняков с собственной лунно-патриотической идей нового царя, воткнутой в их откормленные задницы - вместо паруса, очевидно, переваривать.

Совершенно правильно, я считаю, что именно тем сыркам по семнадцать копеек, нынче памятники у заводских проходных ставят.
А не мэру с одной кепкой на голове.
А другой, запасной - в руке, указывающей в светлое будущее.

Эх милая, так подумать: каких только богатырей земли нашей эти сырки да табуретовка ильичевско-сталинского розлива не взрастили! Я тех, кто пережил, и даже выжил, - имею ввиду.
Вроде меня…

Ахнул, широко распахнув глаза, - стакан, налитый с мениском… Сырок или, на худой конец, рукав, зажмурившись, понюхал, и – за работу, товарищи.
За работу.

Потому что бревно нам еще далеко нести, ой, как далеко…
И дедушка Ленин, наш пионэрский Дед-мороз, уже не подсобит.
Окочурился прямо в мавзолей дедуля, надорвавшись бревна по Красной площади таскать.
Вместе со своей бородатой и алчной шатией братией.

А от нынешнего кепконосца, или еще какого председателя собрания народных слуг - помощи не дождешься. Это ясно, как божий день. Чего-нибудь с тебя содрать – это пожалуйста. Даже запросто.
А вот бревно потаскать – сами ребята… Сами…От забора и до обеда, а также и после обеда, но и опять от забора.
Если надо – автоматчиков приставим, для более веселой компании.

Кстати, заговорились мы тут с вами - а кто там следующий в магазин бежит, товарищи, а? А?
Есть добровольцы-желающие?

Вот, милочка, как это бывало в совдепах.

***
После такой совдеповской закалки, после таскания бревен с вождем мирового пролетариата, становишься как настоящий отечественный таракан. Что живуч, собака – и ничего его не берет.
Лучевой удар в три тысячи рентген держишь, и безо всяких ощутимых последствий. Стукнуло, а ты как новенький, и суставы не скрепят.

Да что там эти никому не видимые рентгены?
После той совдеповской пищи, добытой непосильным трудом стояния в очередях, после тасканием ленинских бревен, можно синильную кислоту стаканами принимать – и тоже ничего не будет. Будто царь, кажется, Митридат.
Тем же сырком «Дружба» с синеватым станиолевым отливом закусил, - и опять, как ни в чем не бывало.

А тут вдруг меня какие-то несчастные коктейли из строя вывели… Смех один.

***
Видимо, быстро привыкаешь к хорошему.
Нынче ведь пьем несколько по-другому, не так, как раньше бывало.
Когда тебе в кружку с пивом, налитую из чайника на лютом морозе, пока ты отвернулся или зазевался, по дружбе какой-нибудь чахоточный, одичавший от скитаний по морозу в поисках открытой палатки, бомж в порядке развлечения не плюнет.

Поэтому кружку из виду не на секунду и не теряешь, Если вдруг по малой нужде у забора неподалеку пристраиваешься. И моча твоя на лету разве что к тебе же самому не примерзает.
Как в старом анекдоте: не трогайте кружку, пока я писаю. Я в нее плюнул.
Тут же и приписка корявым почерком снизу - к твоей записке: «Я тоже».

Нет, не на морозе нынче пьем.
А на фуршетах. А там с плеванием более строго дело обстоит.
Только избранным можно и нужно плевать.
А так, шушаре, вроде меня – вряд ли стоит. Не доросла еще до такой милости.

Конечно, побывав у совдепов в лапах, и закалившись, как следует, я много чего и повидал, моя дорогая. Вроде плевания в кружки соседу.

Но когда меня какая-нибудь юная особа – вроде Мамбы, или тебя, внезапно спрашивает – не видал ли я дедушку Ленина живьем? - ответ мой, как правило, отрицательный.

***
Не…, не буду врать. Неприятного дедушку Ленина живьем не видел.

Видимо девушка меня обидеть хочет – так я понимаю провокационный вопрос, а не иначе. И на место меня поставить хочет, зарвавшегося. Пыль с песком совдеповских лунных времен с меня смахнуть желает.
И напрасно.
Но это все уже из другой истории.

***
Зато знаю достоверно, и могу любознательной девушке, вроде тебя, зюсхен, рассказать, что было время, когда на Красной лунной площади, - той, что прямо в центре мира, как мы говорим всегда, расположена, - там сразу две мумии в одной витрине демонстрировались.
Смешной рассказ получается - рассказчик я не плохой.

Как они там уживались, и между собой не кусались – до сих пор ума не приложу.
Тесно ведь.
Ужасно тесно в такой однокомнатной витрине жить.

Вообще – в витрине жить очень погано. Всем на обозрение. Никакой личной жизни…
Но тем не менее, все это исторический факт.

Правда, все реже встречаю девушек, интересующихся историей мачехи-родины и даже, где-то, как утверждают наверху, отчизны.

А собственно, чего это девушкам, вроде моей африканской Мамбы или моих знакомых лесбиянок, интересоваться предметом, который все переписывают и переписывают? Чтобы побольше беспамятных бомжей с йогами было.

Глядишь, когда эти огольцы для нашего нового невского царя царей мавзолей строить начнут – скажут, что первооткрыватели такого способа захоронения.
Несмотря на то, что прецеденты уже были.

Так что девушкам история совершенно ни к чему.
Все бы им хи-хи да ха-ха со мной крутить.
А чтобы почитать чего-нибудь, или еще живыми коммуняками пообщаться, вроде мистера Зю-Зю – так это нет…
Да и не стоит оно того. Если уж до конца откровенным быть.

***
Впрочем, все не так уж и плохо на этом свете – невзирая на мои ночные кошмары и отвратительное самочувствие…

По правде говоря, давно мне надо было как следует оторваться. До поросячьего визга и танцев на столах с голыми девицами. С хватанием этих самых голых девиц за интимные подробности их туалета.
Снять с себя накопившийся творческий стресс, так сказать. От Мамбы с Мобутой отдохнуть немного.

Ведь столько всяких огорчений в последнее время вокруг меня… Не перечесть.
Вплоть до ругани с моим редактором, моей надеждой на более сносное существование.
Которая почему-то мою ересь печатать отказывается. Требует радикальной переделки. В стиле «Звездных войн».
Или, на худой конец, «Hard Die 4.0» со стареньким Брюсом Виллисом.

А ведь я моложе него.
Так что, милая девушка, нечего меня про дедушку Ленина баки забивать. И про мавзолей расспрашивать.
Рано нам еще с тобой туда, голубка сизокрылая.

Трахаться не хочешь – так и скажи. Критические дни придумай. Или что-нибудь еще в этом же роде.
И не приставай с пустяками и злыми байками.
Это я отдельных девушек имею ввиду, конечно. Которые про дедушек расспрашивать начинают.
А не моего редактора Зою Константиновну – даму строгих правил.
То есть – мадмуазель. Которую ты, кошечка, еще пока не знаешь.

Которая вот летописи мне подсовывает - для растормаживания воображения, а я вот сейчас читаю, тебе пишу, и сдвинуться с первых абзацев все никак не могу.
По причине разламывающейся головы.
И других привходящих обстоятельств. Уже точно не имеющих никакого отношения к творческому процессу.

А ей, значит, подавай «Звездные войны», да при этом весь мой очень даже жизненный «Декамерон» вперемешку с «Тропиком Рака», приправленным местами «Лолитой» – Зоя Константиновна предлагает отправить в корзину, пожалуйста.
Почти три авторских листа.
Добытых непосильным литературным трудом. В свободное от основной деятельности – у нас в околонебесной конторе.

Это ведь вам не бревна таскать, любезная Зоя Константиновна! Ты согласна, моя сладкая?
Тут иногда даже думать надо… Особенно если сцены эротического характера описываешь.

***
Вот и снял я стресс.
С последствиями, конечно, но теперь-то, как сказал древний поэт, который тут сидит у нас в соседнем кабинете, и как-то даже ко мне забегал, если помнишь, - уже возродись для новой жизни…
После такого классного снятия.
Если бы не голова – прямо сейчас бы и начал возрождаться.
Пошел бы на диван, и начал…

А так только что и остается причитать: возрождайся, милый, возрождайся!
Водички еще попей, и возрождайся, мой и ненаглядный… Зубы почисти, и возрождайся.
А хочешь, шипучего аспирина «Алка-зельтцер» хватани – это тоже помогает. Отдельным, слабонервным.

И вообще, нечего такой благостной и непредсказуемой ночью кулаками размахивать. Перед собственной, успевшей обрасти серой щетиной, физиономией.
Эффект приятного отрыва от неприятной действительности – налицо! И на лице тоже. Если в зеркале себя увидать. Так что – чисти зубы зажмурившись, пожалуйста.
А то ведь еще и стошнить может.

***
А вот с часами сегодня ночью – определенно что-то не так, sweet.
Не очень уже молодой мой хронометр «Citizen» на руке показывает половину третьего утра.
Почему я его перед сном не снял, изменил своим ежевечерним привычкам? Ума не приложу.
Хорошо еще, что брюки с ботинками снял.
Да, но вот часы в доме…

Будильник у изголовья дивана, прячущегося в темном и немного таинственном углу комнаты, показывает двадцать минут третьего.
Часы на стене – пятнадцать минут.
На дисплее компьютера – вместе с письмом к тебе, и с повестью летописца о конце света и третьем пришествии – уже без двадцати три.
А часы на кухонном столе вообще остановились.

Какая-то временная воронка образовалась… Дыра в пространстве.
Или – даже временная улитка, ведущая в другой мир.
А я тут – внутри нее. Пока еще – в мире нашем.
Но если так будет продолжать болеть голова, непременно окажусь и в мире ином.

***
По всем законам физики, а также и лирики выходит, что чем ближе к центру этой дырки, тем медленнее течет неуловимая, и никем не определенная до конца субстанция, - время.
Чтобы на самом дне, на кухне - и вовсе остановиться намертво.
Как паровозик в тупике в недоумении встает – и пыхтит, пыхтит печально и обиженно, и замолкает безнадежно.
А потом, поразмышляв над своей долей, – трогается в другую сторону. В обратную. Задним ходом.

Чушь собачья какая-то в голову лезет и лезет. Начитаешься древних авторов – уже никакой фантастики не надо.

Вообще, что это за мера вещей такая – время? Ты не знаешь, случайно?
Что такое – пять тысяч лет, например? Или год? Или день? Или час?…Секунда?...
Да ничего.
Лишь - слова на экране моего монитора. Пять тысяч лет…
Слова.

Но если все-таки предположить, что яйцеголовые правы, и черные дыры существуют, то пространство, там, на их дне, должно бы вывернуться наизнанку. Совсем как прилипший к ступне носок, который стягивает побыстрее нетерпеливая рука создателя.
Возможно, там и должна бы наступить другая новая реальность…
Сделай еще шаг в нее, и попадёшь, скажем, в прошлое.

Тут уж разгуляться точно можно по полной программе.
Хотя, не совсем понятно, как это там люди сначала умирают, а уж потом-потом, через много лет, рождаются?
И все ритуалы наоборот?

***
Выглядит, наверное, так.
Стоит себе заброшенная могила.
Вдруг к ней родственники отовсюду как в кино, идущем задом наперед, собираются, рыдают безутешно, но затем, в аккурат, из могилки свежий гроб выкапывают, и обратно в морг везут.
Сами не очень понимая, зачем?
А из морга хладный труп домой доставляют.

А потом он, глядишь, потеплел, и – глазки открыл. Уже живой – как жизнь, и навстречу своему рождению двинулся.

Чтобы в итоге в мамочку родную обратно влезть. Которая тоже как-то из могилки-то уже выбраться успела и сильно помолодела.
И обратно уйти в небытие - через мамочкину интимную дверцу, распахнувшуюся вдруг однажды в широкий и прекрасный наш мир.
Влезть туда с помощью акушеров, и там затаиться.
До полного и окончательного рассасывания.

***
Чудно все это, конечно, но думаю, и к этому всему тоже, в конце-то концов, приноровиться можно.
Человек – существо живучее, ко всему приспосабливающееся.
Как вирус гриппа какой-нибудь.
Подумаешь, время назад идет!… И что нам с того? И не такое видали!

Особенно, если в нашем царстве живешь, где - если к неожиданностям, вроде сырков с выборами не привыкнешь – хана тебе!
Полная и безоговорочная.

В зазеркалье, где время вывернуто, можно и погулять, и порезвиться на славу, все наперед зная, что еще произойти может…

Взять скажем, и на тотализаторе наиграть себе много-много денег.
Или, скажем, расстроить брак своего дедушки с собственной бабушкой.
Или подстроить дело так, чтобы папа с мамой не встретились.
А потом шагнуть назад, и посмотреть, что из этого вышло?
Не прошла ли уже, например, моя несчастная похмельная голова?

Впрочем, ничего хорошего бы не вышло.
Не стоит даже без особой нужды и тяги к приключениям пробовать.
Можно очень крупные неприятности себе нажить.
Вроде факта полного собственного отсутствия в нашем лучшем из миров.

Обожаю околонаучную фантастику!
Но не в три часа утра…
Когда мирно струится ночь на дворе, и разливается окрест благодать, сдобренная чьей-то умирающей на ходу сигнализацией …

А тебя выбрасывают из сна некоторые нестандартные обстоятельства прошедшего вечера. И заставляют читать летописцев, и мрачно курить у окна в кухне, запивая дым водой и сдерживая тошноту. И под эту тошноту – еще и тебе писать, милая.

***
Часы на кухне, тем не менее, стоят, и это раздражает.
То ли и вправду здесь, на кухне, находится это самое дно черной дыры, существующей в моем, заболевшем от алкоголя воображении, то ли в часах просто села батарейка.
Скорее всего – села батарейка.
Все именно на это указывает.

Потому что на дне дыры пространство, время, материя должны быть по идеи сжаты в точку. Если я правильно понимаю научно-популярные статьи в интернете. Которые иногда читаю. Попутно и не очень внимательно. В то время, когда с кем-нибудь знакомлюсь, чтобы поболтать от скуки и вселенского одиночества.

Но если тут на кухне дно, а я преспокойно и давлюсь табачным дымом, пью воду и борюсь с подступающей тошнотой, и даже не собираясь обращаться в точку с бесконечной массой, значит, что-то не так. Или я не прав. Милая?
Даже в черной дыре – что-то совсем не так…
Эх, даже и это мрачное место мы умудрились своим присутствием испортить.

Черт его знает, что там на самом деле, на дне черной дыры происходит?
И существуют ли эти черные дыры в природе вообще?
Или их яйцеголовые ученые придумали - обывателям и просто любителям фантастики на радость?
А главное - какое мне до всего этого дело?

Курю, выпуская дым в форточку, разглядываю пожелтевшие тюлевые занавески, которые давно пора бы постирать.
Любуюсь также своим сонным и совершенно голым отражением в черном - без намеков на рассвет, - оконном стекле.
Ничего себе такое отражение, моя сладкая. Тебе бы понравилось, как пить дать.
Потрепано-эротичное.
Годится для плаката: дети, будете себя плохо вести, будете выглядеть вот именно так.

Надо просто собраться с духом, и завтра дойти до магазина. Который - напротив моих окон, на другой стороне улицы, - слабо светится сквозь падающий снег своими полупогашенными на ночь неоновыми стеклами.
Хотя, поход в магазин не представляется мне чем-то очень уж приятным.

***
Там, в предбаннике магазина, стоит стеклянный ящик-витрина с биркой: «ПБОЮЛ Шкуренко ГК».
Или ШкУренко?

В ящике, разложенные по полочкам, лежат батарейки на любой, самый изысканный вкус.
Возле ящика сидит пожилой хохол-продавец.
Э, моя радость, это и есть сам ПБОЮЛ Шкуренко ГК.

Великое у него разнообразие батареек, я бы даже сказал, изысканное разнообразие. Найдешь тут все, что захочешь!
Где он их берет только – вот вопрос?
И когда же только китайцы успевают все это наклепать?
Качество – обалденное.
Садятся эти батарейки на раз, через два-три дня.
И безвозвратно.

А жаловаться – бесперспективно.
Кстати, милая, может быть их совсем и не китайцы клепают, а какой-нибудь наш, подмосковный цех по производству зенитных ракет.
На это – больше даже похоже. Судя по тому, как наши эти ракеты летают, а немцы на центральной лунной площади на самолетах приземляются.

Но выбор у ПБОЮЛа – действительно изысканный.
Поэтому и дерет он с покупателей за эти батарейки также - весьма изысканно.
По три, а иногда и по четыре шкуры сразу.
И обратно севшие не принимает:

- Вы ими пользовались-пользовались, а теперь обратно несешь? Нехорошо, товарищ. Очень нехорошо, господин…

На днях, милая, купив батарейки для моих беспроводной мыши и клавиатуры по цене в полтора раза выше, чем в среднем по городу, я спросил у ПБОЮЛа: почему и за что он так обдирает? Что я ему такого плохого сделать успел, что он со мной, как с врагом трудового народа обходится? Ведь даже еще и выборов не было – чтобы так погано себя вести.

Или, спросил я его – наши зенитчики может быть, на меня за что-то обижены? И бракованные батарейки мне подсовывают?
Или я чем-то китайцев разозлил?

Не по-божески это, брат ПБОЮЛ Шкуренко ГК, - сказал я ему раздраженно. Совсем не по-божески.
Ты ж наш, славянин, а над братьями так измываешься!
Киёв, вот вообще – мать городов русских… Должны мы быть заодно, товарищ или господин ПБОЮЛ, не находишь?
Как тебе не стыдно, однако?

- Потому как я один, а вас, москалей, вокруг много, - затараторил он в ответ. - А вокруг таких сяких батареек не достать. Или я не прав? Рыночная экономика... Фридриха Маркса читал в детстве? Я вас спрашиваю? Наверное, читал. Уважаемый.
Кстати, чью это мать вы там вспомнил? Идите, идите своей дорогой. Если ничего больше брать не будешь. И обратно не несите. Я этого не люблю. В утиль их неси.

И я пошел.
Хотя не очень хотелось.
Но не морду же бить родному славянскому бизнесмену-иноверцу за его хамство?
Не зенитчиков же идти разыскивать?

Им вообще в морду не дашь – их много, а я один.
Они-то вообще ведь полезным делом заняты.
Наше мирное небо от ваших американских агрессоров чутко охраняют. Чтобы ни одна мышь… то есть, ласточка, не пролетела мимо.
Должен же и у них какой-нибудь маленький батареечный навар быть…
Хоть такой, крохотный.

***
По говору и прононсу, ПБОЮЛ Шкуренко ГК - чистый одессит.
Забирая батарейки, засовывая их поглубже в карман, чтобы ненароком не потерять, я каждый раз думаю: где одессит прошел, там простому лунатянину делать нечего.
Впрочем, о чем это я?
Я ведь и не собираюсь ничего делать там, где гулял г-н Шкуренко ГК со своими батарейками. Ничего я там не забыл.
Признаться, меня просто даже до фонаря, где он там гуляет под ручку со своим Фридрихом Марксом. Или - Карлом Энгельсом.

Этого самого Маркса я в детстве точно не читал, и даже сильно недолюбливал. По причине окружающей меня коммунистической бескормицы, когда все, что поценнее – коммуняки украли, а то, что плохое – бомжи растащили по своим норам.
А также из-за своего плохого дворового воспитания, видимо.

И Энгельса, радость моя, кстати, тоже я не жаловал.
А уж этих, отечественных, – двоих в одной витрине на Красной площади, так вообще просто боялся.
Нет, вру, они лежали там вместе, как молодожены, еще до моего рождения. А потом у них был развод, и даже одну надпись из фронтона пришлось выламывать. Выломали - а как же еще...

Странно, а ощущение такое, будто я это лично помню. А ведь я не такой старый.
Вот, что огненная вода с человеком делает.
Дежавю настоящее.

***
Да и позже, когда я вышел из нежного возраста, как-то, не удосужился в марксову книжку заглянуть.
Мне как-то все больше остров сокровищ Роберта Льюиса Стивенсона, или приключения Томаса Сойера с Гекльберри Финном нравились.
А не приключения Фридриха Маркса с этим самым, его любимым Карлом Энгельсом.

Да если уж дело на то пошло, того же «Маугли» было гораздо интереснее в детстве читать, или подпольно запрещенную порнуху смотреть, чем напортачившего столько бед бухгалтера изучать.
Я Маркса имею ввиду.
Да и всю его гоп-компанию коммуняков-мародеров.
Что тоже многотомными собраниями сочинений от обычных обывателей отличались.

***
Тем не менее, часы-то на кухне не ходят, сдохли.
И это раздражает, и даже гонит сон.

И что же мне с этим делать, что? – думаю я с одесским акцентом ПБОЮЛа Шкуренко. Ждать пришествия?
После которого - мне вряд ли уже вообще какие-нибудь батарейки понадобятся.
Или просто отправиться спать?

Так ведь и просто так и спать-то сегодня не ляжешь.
В силу некоторых тонких обстоятельств.
Интимного свойства.
Вот и приходится бродить между компьютером и кухней.

***
Между прочим, милочка, мой литературный редактор, Зоя Константиновна, - в общем-то, очень неплохая мадам. Точнее, по-моему, даже мадмуазель.
С хорошим литературным вкусом.
И выглядит она очень даже стильно и живенько.
Для ее переходного – в уже близлежащую где-то пенсию - возраста.

Она всегда подтянута, словно какая-нибудь спортивная, стриженая бобриком, покрашенным в фиолетовый цвет чернилами, ваша американская пожилая барышня.
Выбравшаяся в Европу прогуляться.
В общем – ей лет сорок на вид. А сколько по-настоящему, не знает никто, даже, по-моему, ее родная мама.

У Зои Константиновны широкие азиатские скулы, и большой и яркий рот, она обычно одета скромно, дорого и элегантно.
Все это у нее дополнено весьма сексуальными – или сексапильными очками в черной тоненькой оправе.
Периодически сверкающими.

Знаешь, эти посверкивающие очки время от времени наводят меня на мысли о том, что обычно вот такие именно очки и носят возбужденные медсестры в расстегнутых халатиках.
Те, что - из порнофильмов.
Призывно выставляющие вперед свой силиконовый накачанный бюст.
И заводящие томно и блаженно глаза. В тот самый момент, когда они сразу с тремя клиентами, - с доктором, а также с его то ли ассистентом, то ли пастором, и также с умирающим пациентом - в половой близости находятся.

Для остроты половых ощущений все это соитие, естественно, происходит где-нибудь на подступах к моргу.
Или – прямо уже в морге. Среди свежих, не очень свежих, и даже совсем не свежих покойников.

***
Один из этой веселой компании, - обычно, умирающий пациент, - снизу на каталке мыкается.
По-моему, худо ему совсем – судя по звукам, которые он издает ртом и носом.
По-моему, он уже отпущения ждет и даже пастора глазами ищет. Туго вставив при этом в медсестру все свои выставочные дюймы.
Типа - хотел вот помереть уже, покаяться даже, и коньки потом спокойно откинуть, да тут такой случай подвернулся…
Грех не воспользоваться.
А помирать пока подождем. Все равно, уже за все уплочено. Включая похороны.

Второй, весьма накачанный малый с хорошо бритыми гениталиями, - а именно доктор, что пациента почти угробил, - сверху и сзади в сестричку заходит и заходит. И как он только ей попку не порвет.

И все пристраивается поудобнее, да пристраивается.
И не знает, куда же при этом свои также тщательно бритые, в пупырышках, ноги девать.
Чтобы они любопытному объективу камеры снимать все это некрофилическое пиршество не мешали.

Есть еще и третий. То ли, нерадивый ассистент хирурга, то ли, может быть даже – целый священник.
На голом-то - не разберешь, в каком он чине.
Или - сане.
Если только по татуировкам.

Тот прямо у изголовья каталки спереди сестричку, расположившуюся на умирающем пациенте, в губастый ротик на всю его глубину отоваривает. И жмурится, как сытый кот. Наверное, молится при этом.

Во – картинка рисуется, на загляденье!… Представляешь себе, солнышко?Надеюсь, ты так со своим козлом не делаешь!

Если обо всем этом виденном вспомнить, и все это в воображении прокрутить, и на Зою Константиновну примерить – то ничего бы смотрелась Зоя Константиновна. Честное слово, ничего.
В своих тонких и сексапильных очках. В роли скромницы-медсестрички, которая даже трусики редко носит.

Правда, пришлось бы Зое Константиновне силикона в грудь и некоторые другие места добавить. Но разве это большая проблема? Как говорится, было бы желание.

На самом деле, я почти уверен, что когда она занимается сексом вперемежку с любовью, то очки снимает.
Чтобы не разбить их – в порыве нежной страсти.
Или стекла чем-нибудь не забрызгать.

У меня даже возникает мысль – куда бы Зою Константиновну в свой целомудренный текст моего декамерона вставить?
Чтобы немножко разнообразить повествование.
Повеселить читателя по-деловому мычащей занятым на полную глубину ротиком похотливой порнографической медсестричкой.

Как бы ее художественно обыграть там?
В качестве невесть откуда взявшегося персонажа…

Интересно, она себя саму там узнает, когда прочитает?
А если узнает – то как на такую вольность отреагирует?
Скандал, я думаю, выйдет страшный.
Вплоть до полного разрыва наших внебрачных творческих отношений.
Что ты по этому поводу думаешь, а?

Что Зою Константиновну немного портит – так это блестящие жирным блеском, будто она только что вышла из душа, волосы.
Похоже на то, что они у нее набриолинены.
А я с детства не люблю бриолин.
Как-то он мне не очень нравится – сам не знаю, почему?
Когда я вижу ее, то невольно потягиваю носом – не пахнет ли сладко бриолином?
Нет, не пахнет.
А голубыми мальчиками?
Пожалуй, что нет. А то ведь может оказаться, что она и не девочка вовсе, а переделанный мальчик. Это было бы уже совсем противно.

Пахнет дорогим и холодным скандинавским ароматом, и тонкими сигаретками ментолового «Вога», которые она раскуривает в кабинете.
Раскурит, сделает сразу несколько затяжек подряд, и тут же погасит. То ли табак переводит, то ли нервничает, когда меня с опусом видит.
И все это она делает – с некоторым вызовом общественному мнению.
Вопреки развешенным повсеместно запретам – в виде перечеркнутых сигарет в красном автомобильном круге, и надписям: «No smoking».

По-женски, она не одобрительно относится к моему творчеству. Побивается его, что ли?
Или не очень понимает моих персонажей – какие-то они не такие. Кажется, ей, что это на все способные оторвы, альфонсы и казановы с жигаломи!

В общем, не очень одобряет. Несмотря на то – что первая моя книжка, собственноручно ею обезображенная, уже имела очевидный успех. Несколько даже неожиданно оглушительный. Или – оглушительно неожиданный.
Так что же будет, если я из-за авторского отчаяния и моего задетого самолюбия, ей отомщу? И ее в свое действие введу?
Посмотрим, – как она тогда запоет…
Надо будет на эту тему поразмышлять поподробнее.
Отдельно.

***
«И всадники, закованные в латы, числом три, вышли из бездны небесной.
И ростом они были выше самых высоких гор,
И на шлемах у них горели божественные печати,
А из глаз у них лился огонь,
И латы их сверкали в тумане, как расплавленное золото».

«И возвестил ангел первый громовыми раскатами: «Конец миру сему. Аминь».
И плеснул из кипящей чаши в морские воды.
И воды в пучинах тоже закипели, и сделались черными и мертвыми».

«И возвестил второй ангел громовыми раскатами: «Конец миру сему. Аминь».
И плеснул из кипящей чаши в небо, и сделалось небо кипящим и алым, и умерло небо».

«И третий ангел возвестил громовыми раскатами: «Конец миру сему. Аминь».
И плеснул из кипящей чаши на плодородную землю, и сделались вокруг огонь и дым,
И жар вселенский опустился с небес на землю.
А когда дым рассеялся, на месте садов благоуханных царства великого Термарорра стала мертвая пустыня безбрежная».

«И наступил конец мира сего, и владычеству Термарорра наступил конец,
Как и было высечено пророком Господа нашего на камне в центре мира,
На дворцовой площади, у подножия памятнику великому Темперору.
Последнему царю царей, также обратившемуся в прах и песок вместе с великим царством своим»…

Хрустальная тихая ночь течет через город.
А я, пью воду из кувшина с фильтром, курю, читаю перевод свитка.
Тишь да гладь. Да божья благодать.

«В лето пять тысяч седьмой по третьему пришествию Господню разверзлись небеса.
И сошел с неба на землю туман великий»... – опять читаю я, и все никак не могу сдвинуться с первых фраз пророчества, якобы написанного на давно исчезнувшем языке.
Так, во всяком случае, уверяет меня Зоя Константиновна, всучившая мне для поднятия тонуса это творение.

Сам свиток, что я читаю хрустальной безмятежной ночью, - хранится в Британском музее, в специальном сейфе, поддерживающем постоянную температуру и влажность.
В это мой милый редактор, давшая мне диск, свято верит.

Факт этот, говорит она, хоть пока и мало известен науке, но это факт.
- Да… такие вот дела. Свиток существует! - говорит Зоя Константиновна, и щеки ее розовеют.

И в глазах ее, точнее – в стеклах сексапильных очков, что-то зажигается.
Несколько фанатичное.
Конечно, думаю я, это просто зажигается отражение люминесцентных ламп ее кабинета.
А вовсе не глаза за стеклами.
С чего бы им, глазам, загораться? Это же не нечистая сила какая-нибудь, вроде Вуду Гало.

Ей бы все шутки со мной шутить.
А мне вот потом не спится – выбросило с похмелюги, и что-то совершенно странное в голову лезет.
Отдающее слегка белой горячкой.

Я как дурак сижу, и читаю эту электронную копию, поскольку ни спать, ни курить не могу. По версии Зои Константиновны - в литературном переводе семейки ваших американских суперкомпьютеров–лингвистов.

Эта славна семейка умных кремниево-германиевых железных ящиков - в свободное от литературных трудов время, - занимается вылавливанием и дешифровкой сообщений террористов.

Она же, эта семейка, - прослушивает миллионы телефонов домохозяек и прочих барышень с их постоянными глупостями, прилежно вычисляет орбиты спутников и траектории иранских, северокорейских и наших, лунных ракет, нацеленных на Вашингтон с Лондоном.

В минуты рабочей меланхолии, чтобы себя повеселить, компьютеры просчитывают также вероятность всплытия китайских субмарин на озере Мичиган, выигрывают в шахматы у чемпионов мира – один из которых сейчас сидит в нашей лунной тюрьме за неповиновение, разыгрывают сценарии начала ядерно-вакуумного Апокалипсиса из-за плохого настроения царя царей.
Который как-то тут высказался, что стал во главе этой стаи из-за того, что ничего лучшего под рукой не нашлось.

По данным разведки, он с утра не с той ноги встал, и громко оружием бряцать начал…

Ну, и так далее – и чем только не заняты суперкомпьютеры в свободное от переводов время!
А переводы с мертвых языков – это у них хобби, надо думать. Которому они отдаются с полным удовлетворением. Игнорируя все остальное.
И это – не совсем, по-моему, правильно. Но не будешь же их за это осуждать?
У них – все прямо, как у человека. Который своим хобби отдается с гораздо большим удовольствием и прилежанием, чем основной работе.

Так уж человек устроен. Не понимает он своего счастья, ждущего его каждый день за углом, на рабочем месте.
А ведь именно труд сделал из него человека…
Правда, потом, как известно, он же превратил его обратно в лошадь. А он об этом как-то позабыл.

Компьютеры, особенно, с приставкой «супер», созданы по его образу и подобию, поэтому очень на своих творцов похожи.
По складу характера и наклонностям.

Начнет мой компьютер, например, барахлить и запинаться, я ему говорю: «Сейчас я тебя на помойку снесу, скотина!»
Он тут же пугается. И дело на лад идет.
Совсем – как человек.
Мне мой редактор тоже говорит: не хотите по-хорошему, будет по-плохому.
Выбросим все, что вы принесли - в помойку. И начнем жизнь заново.
И я пугаюсь, и не знаю что делать…
А Зою Константиновну это даже веселит. Особенно, когда она от меня требует все заново начать, и для раскрепощения моего воображения, такие вот переводные свитки дает читать. И говорит при этом, что с третьим пришествием замечательный боевик может получиться.
Гораздо интереснее, чем пресный сексуальные авантюры. На избитые темы любви и дружбы полов.

***
Она весьма начитанная и несколько мнительная особа. Постоянно со мной перестраховывается.

С одной стороны, она ищет в том, что я пишу, какой-нибудь намек на плагиат. Правда, слава богу – пока не находит.
А не то бы мне вообще житья не было.

С другой стороны – она там же ищет какой-нибудь мой новый сексуальный подвох.
И потому – ни на секунду не расслабляется.
А мне кажется – иногда бы ей это сделать стоило сделать. Излишне она напряжена бывает.
Так ведь легко и гипертонию заработать.
Ты согласна со мной, моя апельсинка?

Я иногда думаю, что ей, например, стоило бы до соплей напиться, и расслабиться. Чтобы после этого о сексе лишний раз плохо не думать.
Просто взять, да и назаниматься им под завязку, чтобы ноги не ходили с каким-нибудь подходящим автором – вроде меня...
Или – не с автором, если подходящего нет поблизости, а еще с кем-нибудь.
У такой симпатичной женщины наверняка ухажеры есть. В большом количестве.

Секс бы ей помог – несчастливо у нее на внешний ее вид сексуальная жизнь складывается. Да так несчастливо, что она просто пугается не то, чтобы секса, но даже и одного упоминания о нем.
В моем, например, литературном изложении.

Исправить сие неправильное положение можно лишь каким-нибудь улётным трахом.
Проверено. Лично.
Да и ты сама об этом прекрасно осведомлена.


Но мне она расслабиться не предлагает, а уж я ей – и подавно.
Во-первых, она все-таки, мой редактор, и мне тоже стоит с ней ухо востро держать. И не путать рабочие отношения с личными.
Которых и нет, кстати.

Во-вторых – она совершенно не в моем вкусе.
И я далеко не уверен, что у меня что-нибудь заиграет там, внизу живота, когда дело до ее тела, скажем, дойдет.
Даже и после хорошей обильной выпивки – и то, я совсем в этом не уверен. Что что-нибудь заиграет.
Не уверен я, что запорхают у меня внизу живота пресловутые бабочки, о которых так часто в интернете пишут экзальтированные дамочки - знакомясь.

А ведь пишут дамочки. вроде тебя, моя рыбонька.
Пишут, например, вот так:
«Хочу найти гармонию души и тела. Нежного, доброго, заботливого, чтобы чувствовал и понимал меня без слов, интеллигентного, образованного, с разносторонними интересами»...
Это – как раз про меня, думаю я, и собираюсь подойти к зеркалу, чтобы лишний раз убедиться в этом.
Но где ж тут про интимные предпочтения? А вдруг мы друг другу с этой точки зрения не подойдем, - думаю я, и листаю анкету дальше.
Ага, вот оно:
«Люблю латекс, кожу, волосатость, взаимные оральные ласки…крепкие мужские руки…и чтобы бабочки внизу живота порхали…»
Ну вот, думаю, все-то она испортила…

Если руки с волосатостью еще подходят, да и взаимные оральные ласки – это ничего, очень приемлемо, то вот мне бы вообще не очень понравилось, если бы у меня внизу живота какие-нибудь насекомые запорхали.
Или ползать вдруг начали.
Моюсь я часто, по нескольку раз в день. И вообще, ванная комната – мое любимое место в доме.
Вот был бы ужас, если бы какие-нибудь насекомые где-нибудь в интимном месте у меня объявились!
Я бы этого просто не перенес бы. А ты - детка?

Я бы тогда, как Анна Каренина, пошел, и под первую попавшуюся замызганную электричку из Звенигорода или Реутова кинулся.

Но, слава богу, до этого дело пока не дошло. Мыло с мочалкой очень помогают.
В общем, не подходит мне эта дамочка с порхающими бабочками. Решительно не в моем стиле.
Надо бы ей посоветовать чаще подмываться.
Кстати, кошечка, а как у тебя дела обстоят с бабочками и другими насекомыми? Надеьс, в Америке твоей – мыла пока хватает?

Если же поговорить о моем редакторе немного еще, и осмотреть ее мысленно в целом, и серьезно, без особого ёрничанья, то Зоя Константиновна – человек глубоко религиозный.
И даже, втихую, по-моему, не пьющий.
Как некоторые правоверные антиалкогольные дамочки.
Которые втихомолку от всех за воротник, запершись одни, чтобы никто не знал, и не видел, закладывают
Поэтому мне вчера даже странно было видеть, сколько она всякого разнообразного алкоголя в себя на банкете вливает. И все смешивает, смешивает…
Просто – в разнос пошла это подтянутая симпатичная машинка.

Если не брать в расчет вчерашний банкет, то предлагать ей расслабиться с помощью алкоголя, или глубокой эротики в вперемежку с неприкрытым сексом - это, наверное, просто налететь на стену глубокого непонимания.
Глухую и кирпичную.
И лоб себе расшибить. До крови и шишки.

Я и не предлагаю.
Я и сам не так, чтобы сильно склонен к горячительным напиткам.
И обычно не пью ничего, старше пива.
При том, что пиво с детства терпеть не могу.

Зоя Константиновна это одобряет:
- К вашему сведению, господин Апулеев, немцы говорят: Bier macht muede. Если налиться пивом – какая ж работа будет?… Никакой…
Вот, дался ей этот дурацкий Апулеев, мой литпсевдоним! Представляешь – Апулеев! Ничего интереснее придумать она не могла.

Но в этом вопросе я с ней полностью солидарен:
- Ну да... И по-русски тоже неплохо звучит – от пива тянет в сон и мочу. Как говаривал доктор Чехов. А нам с вами не надо ни того, ни другого.
- Вот именно, - говорит Зоя Константиновна, - нам с вами надо работать, и написать новую книжку. А мы пока с места почти не стронулись…
- Как это не стронулись… Я ж два листа принес.
- Все это не то, Апулеев. Не то… Перегружено сексом. А нам надо интерес читателя вызывать.
- То есть, вы хотите сказать, Зоя Константиновна, что про секс читать не будут? Еще как будут! Хотя я, собственно, пишу не про секс, а про жизнь. В которой всегда есть место и сексу.
- Я хочу сказать, что лучше вести здоровый образ жизни. А не тот, что у вас описан…
- То есть, если вас правильно понимаю, здоровый образ жизни – это жизнь без любви?
- Не передергивайте, пожалуйста, Апулеев.

Зоя Константиновна знает, о чем говорит.
Сама она ведет ЗОЖ – как пишут в медицинских изданиях и в объявлениях о знакомствах. Но это ей, по-моему, не очень помогает…

Она постоянно изнуряет себя в тренажерном зале, и даже не брезгует спа с солярием – в погоне за уходящей молодостью.
И поэтому походит на подгоревшую в солярии афро-американку. Вроде моей Мамбы.
Невесть каким образом затесавшуюся в нашу провинциальную столичную глубинку…
Только Мамба сексуальная, и много чего про секс знает.
А вот эта – похожа не деревяшку. И если что-то о сексе знает. то молчит, как вьетнамский партизан на допросе у американцев.
Ему голову отпиливают, а он все себе молчит.

Во многое в этой жизни она верит безоглядно. В том числе и в то, что спа с солярием ее молодят.
Хотя, по-моему, дело обстоит как раз наоборот.

Но все равно, она верит безоглядно. И даже признает существование на свете разнообразных чудесных, но не всегда на мой вкус приятных вещей.
Вроде, концов света и многочисленных пришествий с выборами.

Например, она безоговорочно верит в существование таких вот, очень мало известных науке свитков из Британской библиотеке. От которых у меня сегодня ночью мучительно болит голова и сохнет горло.
Впрочем, голова болит, и сохнет горло еще и от выпитого.

Верит она также в конец и начало нашего бесконечного света.
В магию.
В волшебство.
В гороскопы она тоже верит.
А также верит в то, что суперкомпьютеры такой чушью занимаются, как переводы. Будто им больше нечего делать. Мне представляется, она наделяет суперкомпьютеры душой – как собак и кошек.

И во вселенскую справедливость – она тоже верит.

А в то, что эротика вперемежку с неприкрытым сексом занимают в жизни каждого человека свое органическое место, она не очень верит.
И даже – если не очень органическое место занимают – она все равно не верит.
Хотя и вынуждена печатать таких вот скабрезных авторов, как я.
Скрепя сердцем, несмотря даже на то, что нынче купается в лучах славы первооткрывателя весьма приличных талантов.
Вроде меня.
Которыми, как известно, не оскудеет наша грешная отечественная лунная земля.

На которой, кстати, вопреки Зое Константиновне, и даже всезнающим коммунякам с другими партейцами нового розлива, эротика и голый секс присутствуют, и иногда даже проявляются в полной своей красе. Весьма в соблазнительном для литературного описания виде.
А уж для чтения – и подавно.

Она – по-моему, в этом эротическо-литературном плане, все же не совсем уж конченный человек.
И даже – не воинствующая пуританка, как это может показаться.
Просто – подавляет свои инстинкты.

И до такой степени она их подавляет, что ее саму это напрягает, а порой даже и бесит.
Вот она и отыгрывается на авторах.
Хоть и талантливых, но – безответных.
Она умеет так обезображивать текст, что мама родная – то есть я – его даже узнать не может.

Это ее важное редакторское свойство заставляет меня, наступив на горло собственной песне, почаще молчать и быть постоянно начеку – когда мы с ней встречаемся, чтобы обсудить наши скорбные дела.
Как говориться, права вы свои, конечно, знаете, но помните: каждое сказанное слово может быть повернуто против вас.

А еще она не очень любит, когда прохаживаются насчет властей.
Считает, что с властями надо быть гораздо почтительнее, чем это делаю я.
И тут мне тоже стоит быть поаккуратнее.
В конце концов, она мой редактор.
Она лучше меня разбирается во многих деликатных - вроде секса и политики - вещах.

А я читаю диск с переводом свитка, который она мне дала для раскрепощения моей убогой фантазии однобокой направленности, и думаю: где же все-таки тут вселенская справедливость, в которую она верит?
Где? Покажите! Пальцем, пожалуйста.

И безнадежно вожу мышью по вордовскому листу на экране монитора, в поисках справедливости.
И не нахожу ее.

«…И открылись пророку тогда тайны тайные будущего, скрытые от человеков мудрым Господом их.
И узрел пророк тлен и прах великого царствия, и конец мира сего также узрел».

«И тогда высек пророк в самый глухой ночи час свое пророчество страшное о конца Темперорова царствия. Что открыл ему его Отец небесный».

«И дивились утром горожане, глядя на пророчество на подножии памятника златого, и в страх впадали».

«И дошли слухи эти до царя царей Темперора.
Потому что любимый ученик пророка испугался ужасно, что на него гнев царя падет, и рассказал на исповеди у священника, кто высек проклятие на памятнике Темперору».
«И нарушил тайну исповеди священник тот, потому что был он соглядатаем тайным царя царей, и приглядывал за паствой негласно».

«Схватили пророка слуги Темперора, и в кандалы заковали.
И пытали пророка огнем и водой, чтобы тот от своих слов отказался. Но упорствовал пророк в своих заблуждениях полубезумный».

«И тогда приказал царь царей пророка, от слов своих и под пытками не отказавшегося, распять сначала на площади, чтобы каждый мог в него камень кинуть. А потом приказал царь царей бросить пророка в котел с кипящим маслом. И на съедение собакам останки за черту города выбросить».

«А сам предался царь царей веселью великому по случаю подступающего нового года его великого царствования в кругу гостей и пышных наложниц».

Подумать только, каким похабным образом пять тысяч, или даже более лет назад цари с пророками-то разобрались? Собакам на съедение жареное мясо бросили… Фу…
Похабнее и не придумаешь.

Интересно, и куда это глаза божьи сверху глядят – когда внизу его собственного избранника в масле жарят?
Такой вопрос задаю я себе. И не нахожу на него ответа, перемещая курс вперед и назад.

Этот вопрос Зоя Константиновна, между прочим, как-то аккуратно обходит стороной.
Смотрит на меня немножко - как на юродивого.
И ничего толком мне не отвечает.

Да и чего, собственно говоря, ему, этому автору, отвечать?
Это всего лишь начинающий литератор…
Чего с него взять, не слишком еще смышленого, упоенного собственным творчеством, и потому не замечающего ничего вокруг?
Они все, эти начинающие, да, кстати, даже и матерые литераторы, - с большими странностями люди.
Если не сказать несколько грубее.

Но особенно грешат этим - начинающие.
Такие вот, как я.
Безответные, в общем и целом, но зато строптивые.

Хотя, и с матерыми тоже, хлопот не оберешься, - наверное, думает она, когда видит меня в своем кабинете с очередной главкой из будущей книги.

- Мы же не животные, в конце-то концов, - говорит мне Зоя Константиновна, переводя разговор опять на интимные темы творчества, - чтобы двадцать четыре часа заниматься сексом. А по вашему – именно так получается. Что мы с вами, прямо, как животные. Половые монстры какие-то. Только этим… Только этим… сексом, я имею ввиду.
Очки у нее так и сверкают от отвращения.
Или только мне это так кажется?
Или все же это блеск воодушевления?

- Зоя Константиновна, – говорю я. – Вы мне сильно льстите. У меня двадцать четыре часа подряд не получится. При всем моем к вам уважении… Даже и пробовать не стоит. Минут на десять меня хватит… Ну, на пятнадцать от силы. Это – если напрячься и очень сильно постараться.

- Вы меня извините, конечно, Зоя Константиновна, - продолжаю я мрачно, - но, кажется, вы путаете авторов и героев. Весьма распространенная ошибка в наше светлое время третьего пришествия и выборов. Когда космические корабли бороздят просторы вселенной…

- Да и пусть себе бороздят…, - отвечает она, не чувствуя иронии.

Да и что с нее возьмешь? – всего лишь она редактор…

- Я ведь не про вас лично, а про то, что вы мне принесли. Я на личности никогда не перехожу. И вам не советую. Давайте-ка ближе к делу говорить. О том, что вы мне такое принесли...

- А что я вам такое принес? – спрашиваю я.
- Вот я и спрашиваю – что? - отвечает она. – Мы с вами об этом не договаривались. И, кстати, важно, чтобы и авторы сами себя с героями не путали, - вставляет она ехидную шпильку чуть позже.
Когда до нее доходит смысл сказанного мной - в полном объеме.

- Намек понял, - отвечаю я.
- Вот и хорошо, - говорит Зоя Константиновна. – Тонкий намек на толстое обстоятельство. –И сама улыбается своей двусмысленной шутке.
А меня наш разговор на данную тему уже давно несколько напрягает.

Что, собственно говоря, я такое ей принес?
Всего лишь первые два листа будущей книжки.
Логично следующей за первой. Из цикла «Oralnoe».
Новой ударной серии издательства.
И вот, на тебе…

Двадцать четыре часа секса… Где это там секс в голом виде – я просто ума не приложу. Секс как секс, самый обычный. Бытовой, я бы даже сказал.

То ли она их, эти листы, читала, с пятое на десятое, и специально неприличные с ее точки зрения сцены выискивала.
То ли, наоборот – слишком пристрастно читала, и при этом мастурбировала. И ее вообще тема любви с эротикой слишком сильно возбуждает, и поэтому она даже теряется, и не знает, что мне сказать и как себя вести в подобной ситуации.
То ли у нее вообще к эротике отвращение. И она ее побаивается.

А как справедливо написала Анна Андреевна когда-то, - кто чего боится, то с тем и случится. И ее это томит.

Мне вообще не очень понятно, чего же Зоя Константиновна от меня хочет?
Зачем же, спрашивается, вообще было серию называть «Oralnoe», если там ни слова о любви с эротикой не будет?
От слова «орать», что ли?

***
«И наступил конец мира сего, и владычеству Термарорра наступил конец,
Как и было высечено пророком Господа нашего на камне в центре мира,
На дворцовой площади, у подножия памятнику великому Темперору.
Последнему царю царей, также обратившемуся в прах и песок вместе с великим царством своим».

А ничего пишет этот парень, думаю я о пророке, водя курсором по строкам, потому что у меня немного болят от усталости и похмелья глаза, и строчки иногда сбиваются…

Очень даже – образно пишет.
Читатель, то есть, я, проникается ситуацией:

«И всадники, закованные в латы, числом три, вышли из бездны небесной.
И ростом они были выше самых высоких гор,
И на шлемах у них были божественные печати,
Из глаз у них лился огонь,
И латы их сверкали в тумане, как расплавленное золото».

Честное слово, звучит.
И даже немного страх охватывает, когда такое читаешь. Особенно – про рост, вес, и божественные печати на шлемах этих вестников конца света.

И на самооценку пророк, судя по всему, тоже не жаловался.
Даже на камне свои книжки высекал – чтобы уж на века.
Прямо, на пьедестале царю царей…
Не нашел места поукромнее.

А это вольное обращение с монаршими пьедесталами мало кому понравится.
Особенно – такому большому начальнику.
Когда гадости прямо на его памятнике пишут – пророчат конец царствия.
Да еще такой ужасный. С помощью туманов и прочих водородных и ядерных бомб в современной интерпретации..

Можно здорово схлопотать – от царя царей.
Даже в кипящее масло можно попасть. На съедение собакам.
Как с пророком и случилось.

Попробуй-ка, например, выйди на Красную площадь, с зубилом, и что-нибудь на стене с замурованными соратниками нашего пророка, что в мавзолее лежит-покоится, изобрази с помощью молотка.
Думаю, после этого тебя долго уже не увидят.
Только – если в смирительной рубашке. И под надзором крепких, но нервных санитаров.

Один шахматист на днях даже и без зубила, просто с плакатом вышел, и тот уже сидит - даром, что чемпион мира.
И так выборы, наверное, и просидит - по решению нашего самого гуманного, басманного. Который уже многих в тюрьму справадил, чтоб под ногами у царя не путались. В острые решающие моменты истории, во время коронации.

Экая потом несправедливость с ними со всеми в этом царстве потом произошла, - размышляю я…
В этом самом Термарорре.

Ничего такого уж плохого, в сущности, царь Темперор господу своему не сделал.
Обряды соблюдал, и даже жертвы приносил.

Ну, подумаешь, избранника божьего распял, а потом и зажарил.
С кем не бывает?
Для господа ведь старался.
Чтобы господу уже в жареном виде питательную посылку отправить.
Что бы тот не озабочивался, и в микроволновку сырого покойника не пытался засунуть. Туда пророк, надо думать, влезал только по частям…
Так что в этом плохого?

Но рассерженный господь с царем царей - так круто, будто с неродным каким супостатом… Посредством ангелов и кубков кипящих.
Если рассматривать последствия гнева небес - в виде кипения, жара, огня, и великой пустыни.

Но если посмотреть на все это дело с другой стороны, не так предвзято, как господь сверху посмотрел, то пророки, они на то и пророки, чтобы в масле жариться, и на крестах умирать за свои идеи.
И в качестве священной жертвы для всевышнего царям служить.
Хороший бы совет я пророкам дал: не болтай лишнего – дольше проживешь.
Даже если достоверно знаешь, что произойти может – сиди и молчи.

Высунешься, тебя же первым и накажут.

А если же ты, пророк, да еще с точностью бюро прогнозов погоды работаешь – тогда вообще сиди спрятавшись, и молчи в тряпочку.
Не раздражай окружающих понапрасну.
Под ногами у царя царей не путайся.
Пьедестал дорогой Темперору - из заграничного камня в центре города сложенный, своими откровениями - не порть понапрасну.

Пророков – много.
Царь царей - один.
Нечего ему ночами пьедесталы прижизненных поясных бюстов уродовать.
За это схлопотать можно прилично. Очень не одобряют власти порчу пъедесталов.


...У нас, милочка, судя по телевизионным передачам, год уже заканчивается, проклятый доллар все падает и падает, хлебороды уже и урожай с мирных необъятных полей нашей загаженной лунной родины давно убрали, студенты учатся, ученые бомбы изобретают, военные воюют, рабочие у станка стоят, врачи лечат, учителя – учат, бомжи под заборами и входа в метро кучкуются, аристократия газ сосет и нефть качает и за бугор продает – чтобы подороже с нас за бензин содрать, а восторженные делегаты на выборы собираются бегом бежать..
Все заняты своим делом.

И никаких предпосылок пришествия пока не наблюдается – кроме, только что, этих бомб да новых ракет, пожалуй. Ну, с этим – как повезет.
Какой сегодня умный на кнопке сидит.
Может нажмет, а может – нет. Рулетка, одним словом.

Вообще, как я понимаю, эти апокалипсисы – просто происки моего редактора Зои Константиновны, что морочит мне на ночь глядя голову.
Не то, чтобы третьего, но и второго пришествия то даже что-то пока не видно.

Ну, кроме выборов – пожалуй, как все это действие забавно нынче в нашем лунном народце называется…

Когда нашего царя царей просят и даже умоляют обратно короноваться. А он хмурится для вида. Но почему-то соглашается.
Действие – действительно, похожее то ли на мюзикл, то ли на начало пришествия – но пока без грохочущих ангелов.

Как сказала одна тут одна делегатка очень веселого партсъезда, то ли доярка, то ли хлебопашка: без царя царей – и не знаем даже, что и делать-то дальше…
Как сажать, как сеять, и доить – ума не приложим. И главное, где коров-то доить без царя? А? Где, а?
И вообще, без такого царя царей просто тоскливо. Просто, хоть в петлю лезь.
И посмотрела печально прямо в глаза мудро поднявшемуся на трибуну царю царей. И даже всплакнула по девичьи, украдкой,отвернувшись.

Это была, конечно, сцена что надо!
Коммуняки - со своими унылыми партсъездами и мумиями в президиуме - просто отдыхают – это я точно тебе милая скажу.

Не отпустим, мол, - сказала то ли доярка, то ли хлебопашка, - мы царя царей. Владей нами без разбору, батюшка наш родненький. Вдоль и поперек владей, миленький. В хвост и в гриву, и вообще – куда хочешь владей. Только по голове не бей – слабое у нас место в народе – голова.

И уже навзрыд заплакала от умиления и жалости. Протирая глаза рукавом новенького телевизионного ватничка.
Понятно дело – телевидение-то у нас царское, даже ватничек ей по случаю новый прикупили и выдали.

И еще один делегат-чиновник, тоже высказался: а чего ему, царю, не короноваться-то?
Надо только его попросить как следует.
Раз попросят, другой – и коронуется.
Куда ж денется-то?

Да, коммуняки отдыхают… Им такие шоу и не снились.

Но на третье, и даже второе пришествие это все-таки не тянет, думаю я. Хоть и шоу выше среднего – как затравка к выборам.
Кроме прочего, нашего царя и царей, и небольших царьков - совсем не Темперором зовут. Гораздо более прилично.

Так что он, мудро стоя на трибуне, может пока не очень-то насчет пророчеств на памятниках заморачиваться.
Скорее всего, они не про наше царство.

Что же до взаимоотношений пророков, царей и господа, так даже и мумию нашего пророка у нас никто пока не обижал. В отличие от Темперора.
Кроме, может быть, соратников самого пророка - по его уголовному прошлому. Что рядом в стене замурованы.

Но это ведь еще с ним при его жизни происходило. Когда он сдачи еще дать мог. К стенке, например, неприятеля запросто поставить.

***
Лежит себе теперь наш пророк б/у компактным трупчиком в самом центре нашего лунного мира, в каменном морге, под стеклом. Под самым носом у царя царей и его свиты.

Потихоньку разлагается, и очаровательно пахнет нафталином, которым его посыпают, – чтобы моль его до конца не сгрызла.

В масле его жарить не собирается никто – кому нужны пирожки с тухлым мясом. Слава богу, не голодаем.
Максимум, чего хотели бы, так на Волково кладбище свезти потихоньку.
Где, наконец, и закопать.

Не позориться на весь мир в третьем тысячелетии - своими каннибальскими привычками: покойных, словно на выставке достижений нашего весьма народного нефтяно-газового хозяйства в самом центре города, в стеклянной витрине выставлять.
На страх потенциальному агрессору, очевидно. В дополнение к бомбам и ракетам.

Ну, разве это может быть обидным – что просто закопать его хотели?
По-моему, он и сам по родным отечественным червякам соскучился.
А то – с этой молью просто сладу нет. Грызет и грызет, зараза такая.
Скоро вообще ничего не останется.

Если только что ему и обидно – так это то, что гости к нему реже заходить стали в последние годы.
И не такими толпами. И даже царь царей не заходит почему-то, хотя усыхающему пророку даже, кажется, немножко симпатизирует.
Или – завидует.

А те, которые к нему по праздникам заходят – эх, глаза бы его пророческие на них не глядели.
Ренегаты и оппортунисты - на «аудях» и «бэхах» с мигалками.
Продажные шкуры империализма.
А еще коммуняками гордо обзываются. Хоть бы для приличия на горбатых запорожцах ездить начали, и фонари спецсигналов поснимали.

Пионэров каких-то за собой приводят… странных. Несколько, - как бы это по аккуратней сказать – не очень доделанных.
Из лесных школ, что ли, их набирают?
Или из домов для дефективных?

Правда, я думаю, это ему давным-давно по барабану – откуда пионэры наймитами чистогана собраны.
Наш пророк с эспаньолкой – он же наш, родной, и на своих азиатов не обижается, потому что это грех большой.
Значительно он лучше китайского, например.
Или – корейского. Или болгарского.
Лежит себе спокойно, руки сложив. Ни на кого не дуется. Не расстраивается по таким пустякам, как не очень доделанные пионэры.

Наша лунная поверхность, как известно, не только родина слонов, но и много чего еще – родина.
В том числе, и пророков в эспаньолках, царей всевозможных.

Как истинный прогрессивный материалист, вообще не пойму, зачем пророков жарить или распинать?
Я бы понял – если бы на обед.
Но они ж, пророки, как правило – совершенно не аппетитные.
Я бы сказал – сильно костлявые. Из-за плохого питания акридами и прочих превратностей скудного пророчьего бытия.

Можно ж кого-нибудь и поупитаннее найти? Менее ядовитого пророка отыскать, не пропитанного до такой степени нафталином.
Если вдруг царю царей покушать приспичило, а магазины уже закрыты…

Даже и среди отечественных бомжей в метро можно что-нибудь более приличное отыскать. Сильно опухшее от пьянства.
Сразу – и выпивка, и закуска выйти может.
***
И вообще, все это не так на самом деле было, наверное.
Если и было, конечно, думаю я.
Вот, наверное, уфологи по данному поводу - черт знает что уже себе нафантазировали.
Нужно будет в интернете на сей счет справиться – знакома ли уфологам эта безвестная рукопись из Британского музея?
Как они ее интерпретируют?
Наверняка, как какой-нибудь космический катаклизм при деятельном участии пришельцев, думаю я.

***
«И возвестил ангел первый громовыми раскатами: «Конец миру сему. Аминь».
И плеснул из кипящей чаши в морские воды.
И воды в пучинах тоже закипели, и сделались черными и мертвыми».

«И возвестил второй ангел громовыми раскатами: «Конец миру сему. Аминь».
И плеснул из кипящей чаши в небо, и сделалось небо кипящим и алым, и умерло небо».

«И третий ангел возвестил громовыми раскатами: «Конец миру сему. Аминь».
И плеснул из кипящей чаши на плодородную землю, и сделались вокруг огонь и дым,
И жар вселенский опустился с небес на землю.
А когда дым рассеялся, на месте садов благоуханных царства великого Термарорра стала мертвая пустыня безбрежная».

«И наступил конец мира сего, и владычеству Термарорра наступил конец,
Как и было высечено пророком Господа нашего на камне в центре мира,
На дворцовой площади, у подножия памятнику великому Темперору.
Последнему царю царей, также обратившемуся в прах и песок вместе с великим царством своим»…

Да, сильно написано. Умри, как говориться, но лучше не скажешь.

Уж и не знаю, почему, но очень это описание мне что-то напоминает.

Не про нас ли это все написано?

Тут как раз ведь мы совсем недавно новую вакуумную бомбу рванули.
Которую наши ученые разработали, а военные в дело сразу пустить хотят.

Так и назвали – «отец бомб». Что-то похожее и в пророчестве наблюдается: чисто, огненно, дымно, не радиоактивно и даже безболезненно. По причине – быстроты. Для тех, которых – сразу с собой унесло.
И пустыня на этом месте дальше.
Похоже – просто один в один.

С другой стороны, – несколько мне сомнительно, что это про нас.
Я думаю, правда, что особенно накануне выборов лучше до магазина дойти и гусей сильно не дразнить. Распинать и жарить пророков не рекомендуется.
Можно на большие неприятности нарваться – с теми же язычниками на «бэхах» с мигалками.
Они ж могут все совершенно неверно понять.
Подумают – у них личный ужин отнимают. И на горбатые «оки» пересадить хотят.
И большущую кашу опять заварить могут. По данном пустячному поводу.

Я почему-то уверен, что об этом-то и без меня наверху, в царских покоях, хорошо осведомлены.
И давно не делают на сей счет никаких резких телодвижений. И правильно делают, между прочим.

Вот проведем коронацию – а потом и посмотрим, куда прогрессивному человечеству далее шествовать.
Кого там жарить, а кого там парить.

И куда коммуняков, а куда эту самую то ли доярку, то ли хлебопашку пристроить.

Может ее – каким мэром сделать? Северной Пальмиры, например?
А что – прецеденты уже есть.

© Copyright: Марк Хена, 2007
Свидетельство о публикации №2712010367

3.Барбекю в ведмежьих кущах.

…В общем, сладкая моя, меня берет оторопь – и зачем я во все это ввязался?
С этим самым циклом «Oralным»?
Да еще под дурацким псевдонимом, придуманным редактором Зоей Константиновной: Апулеев?
Какой еще, к чертовой матери, Апулеев?
Кто его сюда звал, собаку?

Зачем, скажи ты мне на милость, я вдруг возомнил себя крупным лунным писателем?… Певцом Среднелунной и других, загаженных нашими чиновниками-зомби окрестностей?
Акыном феодальных ведмежьих чащоб, так сказать, решил вдруг заделаться?

Безо всякого Апулеева тут неплохо было. Жил бы я себе тихо, спокойно, в удовольствие.
И где-то даже в наслаждение.
И особенно жил бы себе в удовольствие и в наслаждение в те ответственные моменты, когда с Мамбой, или еще с какой похожей девушкой, сексом с эротикой занимался бы.

А между делом, телом и сексом с эротикой, ездил бы на службу. Благо, она не очень напрягает.

Подумаешь, милочка, служба тяжелая - кандидатуры рассматривать, и для райских кущ абитуриентов подбирать.
Это что, трудно?
Мелочь, однако. Чиновничья.
Зато почет всеобщий. С умилением вперемежку.

***
Кадровики всегда у нас в почете были, есть, и, надо верить в лучшее -еще будут и будут. Так просто не переведутся.

На нашей отечественной лунной поверхности они вообще живучи, как подводные тараканы из Новоафонских пещер. Которые сколько-то там миллионов лет в темноте благополучно прожили, и помирать не собираются.
Несмотря на геополитические конфликты и коллизии наверху, на свежем воздухе.

И климат у нас такой, всегда для чиновнриков благоприятный - со времен еще усатого серийного убийцы. При отличном минусе - хорошо сохраняются, и ничто их не берет, даже дуст и повальная демократия.
Всех она косит и валит.
А их – нет.

Незыблемый первый отдел, так сказать.
С железной дверью и глазком.
Тук-тук-тук – и кого там нелегкая еще принесла?

А ведь все-то их дело – в глаза поглубже абитуриенту заглянуть, и просверлить до самого дна, сверить паспортные данные с лучшими образцами, в резюме вчитаться, анкету пролистнуть, нет ли разночтений?
Или грамматических ошибок?

И решить – будет ли от такого пришельца толк, или не будет?
И не жулик ли он, не бом ж ли подпольный?
Не тайный ли приезжий с юга?
Не многоженец ли, и не профессиональный ли казнокрад?
И не бомбист ли – упаси создатель, к тому же?...

А у меня работа очень на эту похожая. Не пыльная, и где-то даже творческая.

***
Правда, денег она пока что-то много не приносит. Только так, зарплату небольшую.
Как у милиционера почти.
А хотелось бы – чтобы как у прокурора была.

Впрочем, многие и такому-то были бы рады до соплей.
Так вот подумать - разве милиционеры плохо живут? С гибэдэдэшниками?
Разве очень нуждаются?

Скажу тебе, как родной – хоть ты по-прежнему возле своего козла ошиваешься: я все же не теряю надежды настроить правильно этот финансовый фонтан.
Бьющий во все стороны из просителей, делающих у меня в кабинете остановку на транзитном пути к Петру.
Который, как я тебе говорил - у нас главными воротами заведует.

***
Пока я еще на испытательном сроке, мне, конечно, надо быть скромнее.
Но когда вышестоящие начальники сочтут, что профессионально я готов к такому роду деятельности, как форпостом Петра быть, и уже сотрудником на полной ставке и на большом своем доверии меня сделают, тут-то я и развернусь.

Подумываю я, например, может быть, даже какой объездной лаз в кущи устроить? Помимо ворот Петра.
Который, нехристь, сам очень любит дань с абитуриентов собрать…

***
А что? Где-нибудь там, в тихом углу, дырку в сетчатом заборе прорезать с видами на гурий и амброзийные рюмочные. Этакую, форматную дыру, чтобы и самые непутевые да толстые, пролезть могли.
Что ты по поводу этого думаешь, кошечка? По-моему, хороший проект собственного изобретения.

Зачем посетителям-абитуриентам два раза за одно и то же платить?
Да еще без гарантий – пустят ли туда, или нет?
Наш Петро – он ведь такой, деньги может прихватить, а ворота - взять, да и не открыть.

И мыкайся там, груши возле ворот околачивай...
Или топай обратно. В земную юдоль, или в какое-нибудь другое чистилище.
Или еще куда-нибудь – хотя, на самом-то деле, топать-то им больше уже некуда… Кроме, как вниз, к твоему мистеру Смиту фальшивому.

Который,тоже к слову сказать, все же прибрал он к рукам этот мыловаренный заводик. И теперь кантуется по приемам и другим пьянкам в нашей лунной мэрии совершенно беззаботно и безбедно, гад.

И охранники, которые раньше только что в морду ему не плевали, честь отдают. И даже слегка вытягиваются, дубинки придерживая.
Хозяин все-таки.
Хоть и сволочь большая и неприятная.
И жулик первостатейный.

Представляешь, какой расклад у меня?

***
Вот и я так же думаю, как наши посетители – незачем платить дважды.
И мне, и Петро.
И без особых гарантий с нашей стороны.

Ответвлю себе я от это речки небольшой, но вполне доходный ручеек.
Из особо провинившихся.
Которых точно уже никуда не возьмут, кроме как на хозяйственное мыло... Ведь даже туалетное мыло из них не получится.
Они ведь ни то, чтобы сквозь игольное ушко, - даже через Петровы широкие ворота явно, и ни за какие деньги, пройти не смогут. Сам генеральный говорил.
А ему иногда тоже верить можно. Особенно, когда он раздражен бывает, или от матушки-природы афронты получает...

***
А вот мне всегда верить можно.
И у меня все по-честному будет.
И заработает, как швейцарские часики: денежки заплати, и слушай эти эоловы арфы, будь они неладны, хоть до посинения.
И что, кстати, в них такого хорошего?

Я вот их заунывные напевы слушаю – и постепенно накаляюсь. Настолько они... Эх, прости мою душу грешную…

Чего только в них наш лунный народец находит – может быть, ты мне объяснишь? Пиликают, как скрипки, которые я с дества терпеть не могу.
Впрочем, за приличные деньги, даже и эти арфы с лютнями, и другими музыкальными инструментами можно потерпеть.

Зато пирожных лишних к ужину смогу тогда прикупать хоть каждый день с утра до вечера, чтобы девушек угощать.
И вообще, газировкой залиться смогу – по самые уши…

***
Да, майне либхен, жил бы я себе спокойно и безмятежно… без этой самой, как когда-то в школе говорили, "литры"…
В которую я как-то нечаянно ввязался.
А это штука заразная. Тебе любой скажет – что графоман, что классик.
Вляпался – уже не отлипнешь.
И не отмоешь, не отдерешь, будет мучить и мучить, и на печень давить.
И на бумагу проситься в самые неподходящие моменты, как комнатная собака.
Хочешь ты того, или не очень хочешь, а завел - изволь выгуливать...

***
А как бы без нее было хорошо!…

Трахал бы себе красотку Мамбу днем, вечером, ночью, и даже утром еще разок. И еще разок, пожалуй… И ни о чем таком, вроде лавров великого писателя земли родной, Среднелунной, больше бы и не думал. Трахал бы себе, да и трахал…
И еще разочек, кстати, ближе к обеду...

Хотя, в общем, я человек умеренных нравов. Ну, ты ж сама знаешь, если все же не забыла, о моих достоинствах и недостатках за всеми твоими американскими подвигами…
И европейского телосложения. Особенно, ниже пояса – если помнишь и не ревнуешь.
Не дающего повода для кривотолков - насчет особой половой распущенности.

Но она, Мамба, как тебе уже рассказывал по секрету, сумела так все во мне настроить, поднять и преувеличить – с помощью своих шаманских приёмчиков, заимствованных у Вуду Гало, - что я даже пугаюсь, когда в такие отдельные моменты будоражиния всех моих чувств вниз на самого себя смотрю.
Или в зеркало.

Смотрю, и думаю: я ли это – или не я?
Или это слон какой?
Или, может быть, конь?

Как Мамба поблизости, я все двадцать четыре часа бываю готов. Буквально - на все.
И к труду готов.
И к обороне тоже готов.
И к другим сексуальным беспощадным подвигам.

***
А потом, мечтаю я иногда, да с такими талантами, располагающимися ниже пояса, да еще с моим работящим языком, я сделался бы зятем ее могущественного папы.
А, может быть даже, в некотором последствии – молодым королем.
Не очень молодого, правда, возраста.

Посуди сама: все равно ведь, и ее папе кому-то власть отдавать нужно будет.
Когда он совсем в негодность придет, и ко мне в кабинетик заглядывать все чаще будет с подношениями.
Так не дочке же, пусть даже и горячо любимой, все оставлять!
Мужчина должен быть наследником, мужчина! Вне всяких сомнений!

Если бы я был на его месте, у меня при одной такой мысли, что все мое добро дочке достанется, сердце бы кровью обливалось.
Хоть я и не юго-восточный человек.
И даже – не очень африканский.
Надеюсь, ты мой орлиный римский профиль-то еще не забыла?

А у них там, в Африке, так же, впрочем, как и нас, тут, на луне, к югу от Среднелунной, женщины в царях – это большой нонсенс.
Хотя, конечно, они и друг человека – отрицать этого нельзя.

Но, милочка, это ужас ужасов даже можно сказать – если вдруг, женщина царем делается.
Это еще гораздо хуже, чем просто женщина на дороге и в автомобиле. Хуже чего себе и представить невозможно.

***
Так что, зятек вроде меня, ее папе был бы совсем кстати.
Глядишь, подумал бы всемогущий папа, и дочку зятек не бьет и не лупцует по выходным, и обходительный такой, и языки иностранные немного знает.

И у дочки глаза светятся так, да и светятся, у любимой, почти без перерыва.
И еще как светятся…
Как одинокая фара во лбу ночной электрички.
Даром, что не ксеноновая.

А у какой, майн либхен, тут глаза не засветятся?! Если двадцать четыре часа в сутки ее в хвост и в гриву отделывают?
По первому зову ее наманикюренного мизинчика.
На правой шоколадной ножке...

***
Я бы даже, - исключительно в мирных целях, - и Вуду Гало пристроил бы для своих нужд. Поскольку он так коротко с телепортацией и прочими эзотерическими штучками знаком.
За хлебом в магазин, например, или ведро помойное на помойку телепортировать.
Очень удобно.
Не находишь, милочка?

А Мобута - в жаркий африканский полдень - обмахивал бы нас, занимающихся приятным эротически делом в гамаке под пальмами, банановыми ветками. Отгоняя назойливых мух цеце и прочую африканскую гадость. И кидаясь палками в бродячих тощих собак, похожих на драных, облезших от старости койотов.

А по праздникам он готовил бы для нашей молодой семьи свежеотловленных молочных крокодайлов, запеченных в куке-муке. И приправленных сверху и снизу острой фекой-пекой…


***
Эх, эта острая фека-пека, доложу я тебе!..
Даже у местных зомби при употреблении ее внутрь - вызывает искреннюю и неподдельную эрекцию.
Плюс серию мелких и средних оргазмов за один присест!
Что уж тогда говорить про нас, грешных, почти живых еще, топчущих Среднелунную возвышенность?

У нас от этой феки, да еще с пекой, да еще и с кукой-мукой, просто что-то фантастическое случается. Просто нечто с чем-то…
Можешь поверить.
Это, как ты уже догадалась – я про себя имею ввиду.

***
К слову, зюсхен, о неподдельной эрекции. И прочих зомби с оргазмами.
Напрасно ты думаешь, что они только в Африке обитают. И человечиной питаются. Это ты просто неправильных книжек начиталась, или дурацких фильмов насмотрелась.

Конечно, спорить не буду, в вашей гребанной Америке они – редкость, и обычно селятся где-то в районе Голливуда с Лос-Анджелесом.
Поэтому их не всегда и видно.

А вот у нас их действительно хватает, радость моя. Вместе с бомжами и йогами, о которых я тебе уже писал.
Живут себе - не таясь, в хороших лимузинах носятся.

***
…О, сколько нам открытий чудных…- заметил как-то мимоходом мой талантливый собрат по литературному цеху.
Как он был прав!
Как прозорлив, черт возьми – не к ночи будет твоего приятеля, фальшивого мистера Смита, владельца мыловаренного заводика, поминать!…

Открыл я недавно… Да чуть ли не на следующий день после того, как наш народец свои больничные бюллетени о болезнях головы в избирательные урны опустили, и ведьмеди из корпорации под названием Государство по-новой служить нашему лунному народцу намылились, открыл я, что у нас довольно много зомби, расхаживающих и разъезжающих - особенно по утру - с большой эрекцией.
Явно – не поддельной.
Искренней.
Просто не дающей им покоя.

Видимо, откуда-то им феку с пекой в их закрытые распределители поставляют.
Потому что так просто, в супермаркете, как виагру, ее не купишь.

Вот придешь, к примеру, в магазин, и с килограмм виагры попросишь – это пожалуйста.
Хоть с два килограмма.
Если очень хочешь, и тебе невтерпеж - – и целых три насыплют. Без каких либо серьезных ограничений.

А вот феку с пекой не укупишь.
Проси ее, не проси – не дадут.
На вес золота она. Только для господ ведьмедей.

***
Да и заклинания, что в брошюрке по пользованию прилагается, знать надо.
А то ведь - от неправильного применения феки, и окочуриться можно. Или даже импотентом сделаться – навсегда.
Пека, кстати, очень на импотенцию влияет.
Во всяком случае, так в брошюрках пишут. Коварная, зараза.

Но не видал я тут таких упаковок что-то в супермаркетах.
Значит, только в ведмежьих распределителях ее распределяют. Среди тех, кому надо, и даже положено.
А кому не положено, тому не распределяют вовсе. Даже если и надо.

***
Так вот, свит хани, к вопросу о наших, лунных зомби-ведмедях, обкармливающихся по утру фекой-пекой.
Занесла меня тут нелегкая к одному знакомому.
Который себе хоромы для полноценного отдыха отстроил в наших царскосельских местах.
Потому что в других местах – разве ж это полноценный отдых?
Ну, знаешь, наверное, где это находится. Это если из городского Центра прямо на запад чапать.
Там еще одни заборы кругом. Да шлагбаумы вместо елок.
Очень впечатляющее зрелище. Для слабонервных и завистливых – в самый раз.

И морды высовываются то тут, то там – разнообразные и плечистые.
Некоторые морды в будках сидят. На привязи, так сказать.
А некоторые и просто так, как пит-були без поводков, вдоль дорог и тропинок прохаживаются в поисках добычи. У шлагбаумов.

Как бы тут какой лишний – не, наш, зомби, не объявился.
Которому тут объявляться никак не положено!
Появится – глотку перегрызем и на шашлык отправим. Если что останется.

***
Мой знакомый, который раз за разом, каждый год, чем богаче становится, тем чаще к нам наверх собирается, и мыловаренного заводика пугается, пригласил меня в баньку с девочками.
Решил, видимо, натурой меня взять.
Чтобы я ему в данном процессе проассистировал, и если надо, бумажки подписал соответствующие.
Это вместо того, чтобы увесистый кулечек средств мне собрать.
И закрыть вопрос.

Должен тебе сказать: хоть банька у него – что приличный особнячок, но праздник не очень удался.

***
Девушки были – какие-то совершенно измученные соляриями и тренажерами выдры.
Да еще по штуке зеленых на нос оплаченные – так шепнул мне, похваляясь, знакомый думак-ведмедь, закутанный в полотенце, что твой патриций в красную тогу, собирающийся отправиться в сенат толкать речь. Хотя таких девушек- на мой просвященный вкус – на каждой нашей помойке пятак за пучок. В базарный день. Помоек у нас, слава богу, много, а девушек таких - и подавно!

Тем не менее, как отметил мой знакомый, заполучил он их с большим трудом. Потому что этот ансамбль хорового пения тут, в ведьмежих царскосельских кущах, пользуется среди местных зомби большой популярностью. А ему не хотелось бы, чтобы банька вышла хуже, чем у соседей по даче.

***
Скажу тебе опять же, как родной: каждая из этих - вполне вокзальных малокровных девушек - квадратные глаза делала на меня, и все пыталась меня ощупать, и даже ущипнуть или прикусить, чтобы убедиться, что это ей не волшебный сон снится.

А я даже и не рад был, что Мамба меня такими эротическими способностями снабдила, и, как в волшебной сказке братьев Гримм – про выключатель рассказать забыла.
То есть, горшочек-то как начал варить… Как начал…
А вот остановить его уже было нельзя.
Не выключался горшочек, бес его задери.

Хотя эти сушеные выдры, отрабатывающие свои гонорары, просто, ну совсем мне не приглянулись ...
Даже и в таком количестве – по четыре на нос. Или – по пять.

***
Я там даже за рюмками курвуазье и со счета сбился – в банном чаду - сколько их на нос выходило? Четыре? Пять? Или шесть? Или у меня в глазах двоится?

Только все время и думал, как же эта штука выключается?…
Даже водой холодной ее поливал, но так ничего и не придумал путного.

Пришлось заниматься девушками по полной программе, этих сушеных выдр отоваривать – через не хочу, но, конечно, могу.

***
А когда сей бал уже заканчивался, и уже гасли свечи, так сказать… я увидал, что среди этих девушек то ли трансвестит, то ли гермафродит затесался.
Удивительно на модного женоподобного дизайнера похожий.
Которого все по нашему гостелевидению со взбитым коком крутят, и ведущие от него все тащатся, и тягучие слюни пускают.

Знаешь, просто как две капли воды, и такой же завитой и глупый.
И, для поднятия общего тонуса, все матом да матом изъяснялся.

Я даже подумал, а не сам ли это дизайнер, а не его копия, тут на нашем банном манеже выступает?

Впрочем, конечно это был не он…
У нашего банного кок и не только на голове был по-модному взбит.
А у телевизионного – не знаю. В трусы я ему не заглядывал.

***
Я - как его увидал, - так меня сразу же в сортир, будто пушинку ветром, снесло.
И я долго-долго оттуда выбраться не мог.
Все меня икрой и семгой выворачивало. И курвуазье из меня обратно выливался.
Даже жалко было переводить такие ценные морские продукты.

А когда я вышел, слегка пошатываясь, и за дверь придерживаясь, он меня, как оказалось, прямо у этой двери караулит, и говорит:
- Ну что, милый х…мордей, повеселимся? Ты что любишь – сладкий минетик, или еще что-нибудь, …? Ух, тыыы... Какой красавец… Сам бы носил, да девочка я сегодня.

И меня тут же обратно в кабинку сортира потянуло. Чтобы остатками ужина похвастаться.

***

А на ранее утро мой знакомый снарядил машину - меня домой отправить.

Тут-то выезжая из этих кущ, я наблюдал сцены, как наши зомби по утру, выезжая в свои присутствия с неподдельной и нерастраченной эрекцией, мигалками меряются.
У кого она больше, длиннее - и могучее, и кому первым ехать, а кому кого-то и пропустить.

Простая отечественная лунная забава какая-то, скажу тебе.
Будто малообразованные мужики из народа - в баньке - веселятся.

Я мысленно смеялся – просто до слез.

Кстати, отмечу тебе, что у непростых ментов и прочих морд на кущиной трассе глаз – что ватерпас.
Наметанный.
До миллиметра на полном ходу определяют, у кого эрекция с мигалкой длиннее, а кто может и подождать чуток.

***
Смешно, милочка, правда?

Но с царем царей, конечно, их не сравнить.
У его лимузинов мигалки однозначно длиннее.
Никуда не помещаются, и приходиться для них целый проспект перекрывать. От и до.
От кущ и до красных царских ворот.

И попробуй кто-нибудь с этим не согласись! Скандалить начни попробуй. Пристрелит челядь мордастая, как пить дать.
Запросто.

И под свист с завыванием дальше понесется. Не оглядываясь. Это запросто.
Впрочем, никто и не рискует в такой ситуации эрекцией мерятся.
хоть они и зомби ведмецкие, но уж не до такой же степени дураки, правда?

© Copyright: Марк Хена, 2007
Свидетельство о публикации №2712150152

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ