Синичка чигирик

Старый тополь раскинул свои ветви возле дома. Дом был кирпичным и тоже старым. Правда не таким старым как тополь, но все же старым. Хотя назвать тополь старым как-то странно. Никто не знает, когда именно тополя становятся старыми. Вот он совсем молодой, и вдруг становится старым. А когда именно происходит этот переход, неизвестно. А может его и вовсе нет, перехода этого. Старыми наверное становятся, когда все вокруг становится неинтересным. А может и по другой какой причине. Вот дом этот точно был старым. Такой уж у него уставший вид был. Старые кирпичи местами выглядывали из-под облетевшей штукатурки, выцветшая краска на стенах, толстый слой пыли на окнах нерадивых хозяев, почерневший от времени шифер, да перекошенные антенны, за ненадобностью так и оставленные на крышах. Кабельное телевидение обрекло эти антенны на медленное умирание, и они служили местами отдыха для всех желающих пернатых. Местами дом от старости дал трещины, но их успешно заделали раствором и скрепили железными скобами. Инвалид прямо какой-то получился, а не дом. А тополь, только местами был старым, где некоторые ветви по причине суровых погодных условий не смогли справиться с морозами и по весне не ожили зелеными листочками. А так тополь был еще ого-го! Каждую весну молодел как новый. Наверное, тополя вечные, если их не спилит человек, или не сокрушит ураган. Но ураган в городах явление очень редкое, так что возраст тополей определяет человек на свое усмотрение. В этом старом доме жило много людей, но никого тополь, на его счастье, не интересовал. Летом только, щедро разлетающийся во все стороны пух, злил людей, но, кроме мрачного бу-бу-бу, люди на действия не решались. И тополь считал себя молодым и сильным. И в одной квартире этого старого дома жил человек. Это была не его квартира, но он жил в ней за деньги. Человек жил небогато и почти все тратил на проживание в этом старом доме и еду. Он постоянно занимался изучением всего, что его окружало, и пытался понять, как устроен этот мир. И человек постоянно изобретал разные устройства, чтобы они приносили пользу миру. Вот только продать их никому не получалось, потому что человек не умел торговать и договариваться. Ему было интересно просто изобретать и учиться разным интересным вещам. И людей тоже изучал человек. Ему было очень интересно узнать, почему люди поступают так или иначе, в разных ситуациях, почему болеют, почему ругаются, и много еще разных почему. Некоторые вопросы находили ответы, некоторые нет, а некоторые находили настолько противоречивые ответы, что вопросов возникало еще больше. Но все это было настолько интересно, что искать ответы человеку нравилось. И еще больше нравилось, когда найденные ответы пригождались другим людям чтобы решить их вопросы. А когда человек заинтересовался религиями, медитациями и всякими космическими премудростями, то вдруг внезапно научился чувствовать то, что ощущают и думают другие люди. Не буквальные мысли конечно, а само состояние, чувства, которые мысли вызывают. И человек поразился, насколько плохо живут люди. Сплошные мучения от неразрешимых проблем и внутренних противоречий. Только редко когда встречались влюбленные люди, которым было хорошо и от которых как бы тепло исходило и радость. Человек не знал что такое любовь, но это ощущение хорошо улавливал, и ему радостно становилось за этих людей. Радостно, что им хорошо вдвоем. И самый главный вопрос, который постоянно его занимал, был таким: «почему это хорошо у людей заканчивается»? У кого раньше, у кого позже, но заканчивается. И состояние то прекрасное, вдруг начинает пропадать или становиться слабеньким и незаметным. И второй самый важный вопрос был у человека. Даже не вопрос, а мечта. Он хотел создать летающую тарелку, чтобы не стоять в бесконечных пробках на улицах города, а быстро и комфортно добираться из одного места в другое. Раньше он хотел себе машину, тем более что друзья говорили, что даже в пробке, в своей машине намного приятнее торчать, чем в автобусе, где полным полно недовольных людей едут рядом и никуда от них деться нельзя. В своей машине можно и музыку любимую послушать и развалиться на удобном сиденье. Своя машина это хорошо. Даже если пробки повсюду. А когда человек вдруг научился настраиваться на мысли других существ, уже из космоса, то спросил у них, – нельзя ли как нибудь тарелку для земных условий создать? И те существа рассмеялись и сказали, что для них это просто, но нельзя людям эту технику отдавать, потому что мозги у землян постоянно забиты всяким хламом, а двигатели тарелки управляются импульсами из мозга. Поэтому это просто невозможно. Нужно научиться думать очень четко и тогда только можно будет управлять таким кораблем летающим. А сделать его очень несложно. И они показали чертежи человеку. И самой тарелки и двигателей, и системы управления, и приборы навигации. Так четко показали, что он, с их разрешения, стал вычерчивать на ватмане детали во всех подробностях. Тем более, что из земных деталей все это можно было бы сделать при желании. И заодно стал обучаться медитации, чтобы в уме не было ненужных мыслей. Те существа одобрили старания человека, и секреты все открыли. Тем более что секретов собственно и не было. Принцип действия тарелки очень простой и способ управления ей тоже. И вот человек сидел и вычерчивал чертежи, чтобы потом поехать в Москву, найти спонсора и сделать первый действующий образец. В Москве много богатых людей, и в такой проект многие бы захотели вложить средства, чтобы прославиться на весь мир. Вот только летать на такой тарелке смог бы далеко не каждый. Вот человек и искал способ как через медитации самому научиться не думать лишнего и других научить.
Выпал первый снег, человек сидел и чертил, сосредоточенно настроившись на инопланетную мысль и вдруг, в форточку влетела синичка. И уселась на внешней раме. Человек ее даже не заметил, так сосредоточен был. Тогда синичка решила обратить на себя внимание:
– Чигирик!
Человек удивился такому громкому звуку и осторожно, чтобы не спугнуть гостью, глаз один приподнял, забыв мгновенно о чертеже. Синичка глазом-бусинкой сверкнула и голову чуть наклонила. Человек замер неподвижно и с радостью на птичку засмотрелся. А она еще раз глазом-бусинкой сверкнула и – фр-р-р, – исчезла с форточки, как будто ее и не было. А человек улыбнулся, и все на то место, где она сидела, продолжал смотреть. В прямоугольнике форточки облака проплывали. Голубые, белые, постоянно изменяя свои очертания. Как живые. А человек сидел, смотрел, и ни о чем не думал. Целую вечность бы так просидел, да дети, пробегая мимо, в дверь позвонили ради шутки. Человек и этому улыбнулся, потому что почувствовал, что это дети, тем более, что к нему друзья приходили только после телефонного звонка, чтобы от чертежей не отвлекать, и без спросу не беспокоить. Друзья человека уважали и верили, что он мечту свою обязательно воплотит. Сначала они над ним смеялись, хоть и беззлобно, а когда первые чертежи увидели, смеяться перестали. Тем более что друзья техническое образование имели и сообразили, что в принципе такая система может вполне работать. Поэтому с уважением отнеслись к инопланетной телепатии и в очередь записались на будущие тарелки.
На следующий день синичка вновь прилетела, также внезапно, как и в прошлый раз и снова поздоровалась:
– Чигирик!
Человек улыбнулся, потому что от этого приветствия у него внутри сразу радостно сделалось. Синичка на внутреннюю раму перепрыгнула и своим глазом-бусинкой за человеком внимательно наблюдает. Человек головой шевельнул, и синичка тут же обратно на внешнюю раму перескочила.
– Привет птица-синица! – произнес человек.
– Фр-р-р, – ответила синица, выпорхнув в небо.
Человек вновь на проплывающие в небе облака засмотрелся. А потом чертежи отодвинул и стал кормушку для гостьи придумывать. У него очень добрый отец был и часто кормушки и скворечники мастерил. Хоть и раньше они в городе жили, но скворечники никогда не пустовали. Весной скворцы прилетали и птенцов в них выращивали, зимой воробьи, да синицы от стужи прятались. Отец человека любил на балконе сидеть, папиросы курить и на птиц смотреть. Особенно, когда птенцы подросшие из домика выглядывать начинали. Человек тогда не понимал, чему так отец его радуется, а сейчас что-то внезапно всколыхнулось у него внутри, и он вдруг вспомнил отца своего, и тепло от этого в груди стало.
– Надо тоже кормушку сделать, – подумал он и стал эскиз набрасывать от руки. К площадке кроме бортиков, чтобы корм не высыпался, придумал тройную крышу с гнутыми краями как у японских пагод, чтобы ветер не смог еду для птах сдуть, а закручивался турбулентными потоками в этих закрылках, и обратно выходил. Все размеры рассчитал, и за пол дня кормушку сваял. К окну ее прикрутил саморезами и сам залюбовался. Как маленький храм получился. Усмехнулся, произнеся фразу, что здание выдержит ветра до пятнадцати – двадцати метров в секунду, как синоптики любят говорить. Насыпал разных круп, чтобы узнать пристрастия крылатых гостей, а для своей знакомой кусочек сала повесил на веревочке между рамами в форточке. Отец его любил смотреть как синицы, сало клюя, крутятся вместе с ним.
Человек еще подумал, – а почему синицы именно сало любят? Хохлы что-ли? Или у птиц тоже вкус есть? Вороны вон сыр любят, как Крылов писал, хотя вроде и падаль всякую трескают, и никакой дизентерии не подхватывают. Надо бы это тоже изучить.
Синичка сало одобрила, а другие птицы одобрили все, что человек насыпал в кормушку. Он поначалу удивился птичьей прожорливости, поскольку килограмма пшена не хватало и на три дня. А вот пристрастия изучить не удалось. Птицы сметали все с одинаковым аппетитом. И, как ни странно, больше всего полюбились хлебные крошки.
Синичка стала прилетать каждый день, приветствуя человека своим веселым, – Чигирик! – перед тем, как ухватившись острыми коготками за кусочек сала, начать его расклевывать, забавно раскачиваясь и закручиваясь в проеме форточки. Человек, неизменно бросая свои расчеты и чертежи, смотрел на нее и забывал о времени. Это была самая настоящая медитация, когда ум останавливался, и никаких мыслей в голове не было. Было только смотрение и растворение. Концентрация на точке, или на пламени свечи, не приводили к такому полному растворению ума, как созерцание птицы-синицы на кусочке сала. Это внутреннее безмолвие оценили даже инопланетяне, сообщив, что с такими темпами обуздания ума, можно будет вскоре и управление тарелкой осваивать.
– Чигирик! – неизменно приветствовала синичка человека изо дня в день. И однажды человек сказал:
– Я так и буду тебя называть, – чигирик!
Синичка выпорхнула наружу и дважды повторила свое имя, как бы обрадовавшись, что ее поняли. А человек только головой покачал, удивившись этому факту.
В январе ударили сильные морозы, и синичка перестала прилетать на свое сало, которое человек время от времени обновлял. Но не думать о ней он не мог. Даже иногда беспокоился, не случилось ли чего, не поймала ли кошка на чердаке, не замерзла ли где от лютой стужи. Ему, почему-то захотелось помочь этой птице, обогреть ее, накормить отборным пшеном, да и вообще позаботиться… Даже друзьям рассказал о загадочной птице. Друзья посмеялись:
– Жениться бы тебе барин надо. Вся дурь из головы враз выветрится. Жене твоя забота в самый раз пригодится.
– Человек только головой качал и спрашивал в ответ, – есть ли счастье у друзей в семьях. Спрашивал честно и ждал честного ответа. Друзья медлили отвечать, поскольку семейная жизнь бывает разная, и однозначно ответить, ну никак было нельзя. Опять же прежние высказывания мешали. Они, часто, приходя в гости к человеку, вздыхали тяжело, и сетовали на то, что как в рай попадают, и потом уходить никуда не хочется. Дома хоть и дети и жены ждут, и ужин вкусный приготовлен, а как-то здесь лучше. А что именно лучше неясно. Мирно как-то. А человек свой внутренний мир, который постепенно заполнил все его жилище, очень ценил и с друзьями им щедро делился. Спрашивал, как так получилось, что любовь ушла? А друзьям ответить было нечего. То, что они любовью называли, ушло так тихо и незаметно, что неясно где были границы когда она есть, и когда ее уже нет. И человек неизменно отвечал, что раз что-то уходит и приходит по собственной воле, то оно от человека не зависит, и нельзя сказать, что это качество человеческое. Ему самому удавалось прожить с женщинами недолго, поскольку они оказывались существами совершенно нелогичными и порой непредсказуемыми. Женщинам, через некоторое время, становилась крайне необходима страсть, сцены ревности, и прочие эмоциональные проявления, которые человеку казались абсолютно бессмысленными. Хорошее, ласковое, доброе отношение, оказывается быстро приедается, и женщина по совершенно неясным причинам требует войны, скандалов и разборок. Человек войну не любил в принципе, и совместное проживание прекращал после второй попытки разжечь агрессию. Человек не знал что такое любовь, но он очень ценил мир и его старательно поддерживал у себя и внутри и снаружи. Он четко усвоил на личном опыте мудрое высказывание:
– То, что произошло один раз, может никогда больше не повториться, но то, что произошло дважды - обязательно произойдет и в третий раз, и в четвертый, и … Поскольку если исходит от человека, указывает на его глубинные и неискоренимые привычки.
Исправлять, кого бы там ни было, человек не пытался, потому что знал, что и это невозможно, и мечтал встретить такую же разумную женщину, каким был сам. Но пока такой еще не встретилось, и мечта оставалась невоплощенной, желание заботиться о ком нибудь, открыв сердце, разрасталось и разрасталось. Хоть синичку покормить…Да и той нет.
Человек сидел на кухне, помешивая ложечкой кофе, и слушал тиканье часов, размышляя о подборе земного металла - аналога для изготовления воздуходувных форсунок двигателя тарелки, как в кабинете раздался тонкий, дробный стук в стекло окна. Он подскочил на ноги и бросился в комнату, поскольку по причине сильных морозов форточка была закрыта, а это наверняка прилетела старая знакомая.
Только маленькое перышко плавно опускалось за окном. Человек рывком открыл форточку и высунулся наружу. В сугробе, прямо под окном, виднелась темная вмятина. Человек бросился на улицу как был в домашних тапочках и рубашке. Обежав вокруг дома, выхватил из сугроба ледяной комочек с нелепо оттопыренным одним крылом, закрытыми глазками и чуть приоткрытым клювиком. Не замечая трескучего мороза, вернулся домой, шепча, и пытаясь согреть горячим дыханием птаху:
– Ты только не умирай… Живи… Ты должна петь… Чигирик! Ты должна петь
От твоей песни и мне хочется петь. Только я не умею петь. Ты только живи Чигирик. У меня тепло, и еды полным полно… Я хочу, чтобы ты жила!
На этих словах бабуля - соседка по площадке подозрительно посмотрела на человека, от которого во все стороны валил пар, а потом зачем-то посмотрела через перила вниз, откуда этот странный сосед примчался.
– В эдакий то мороз и в одном рубахе… – неодобрительно произнесла она в спину человеку, – ну, хочь не в трусах с ведром, в энтот раз.
– Ох уж энта молодежь, – в полголоса произнесла она, спускаясь по ступенькам, – и вить ничо их не береть. Ни простуда, ни грипп. Голышом почти бегають, и все как с гуся вода. А тут в пять кофт шерстяных нарядисся и все одно, чуть что, сразу сопли. Эдак на таблетки не напасесси.
 Человек не обратил на соседкино бормотание никакого внимания и закрыл дверь изнутри. Бабуля оглянулась, и бесшумно поднявшись обратно, достала из-за пазухи клочок свернутой газеты, извлекла из нее проржавевшую иголку, и воткнула в верхнюю доску обналички двери соседа. По правде говоря, иголка была ржавой по причине своей заколдованности, и выдерживалась под открытым небом сорок дней. Соседка пыталась сделать доброе дело своему безбашенному соседу и заговаривала иголку на предмет, чтобы он, в конце концов, женился и стал как все. Завел детей, устроился на работу, и больше не раздражал ее своей необычностью и потому непонятностью. Человек же в колдовство не верил, он уложил синичку на подушку и согревал своим дыханием, пульсируя одним единственным желанием - вернуть ей жизнь. И вот лапка синички дернулась, потом клювик сомкнулся, а потом глазик приоткрылся, хотя и мутный.
 В принцессу Чигирик вернулась жизнь. Человек сразу же отодвинулся от нее подальше, чтобы не пугать зря, а глаза его сияли от радости. Через пару минут Чигирик вспорхнула на гардину и, почувствовав себя в абсолютной безопасности, стала рассматривать окружающее пространство.
Человек смотрел на ожившую синицу и радовался. Налил в чашечку воды, на блюдечко насыпал пшена, гречки, крошек и переставлял их с места на место не зная где ей будет удобнее трапезничать. Синица же молча с гардины наблюдала за всей суетой и никаких советов не давала. Человек делал попытки сблизить общение, но синица напрягалась и нервно поглядывала на окно. В конце концов, человек махнул рукой на попытку обхаживания гостьи и пошел в кабинет к своим чертежам, предоставив птице обживать все доступное пространство. Через минуту туда же прилетела и Чигирик. Человек усмехнулся:
Ну прямо как человек. Пытаешься знаки внимания оказывать, он рожу воротит, а стоит равнодушие выказать, наоборот станет липнуть как банный лист.
Синичка уселась на люстру, а потом, видя, что человек занят и не обращает на нее внимания, перелетела на настольную лампу. Человек на этот раз отвлекся и произнес:
Ты только на чертежи мне не насри.
Синичка, повернув голову, посмотрела на белоснежную бумагу со странными загогулинками. Бумага ее не впечатлила. Она была несъедобна и в синичкином быту никак бы не пригодилась.
Прошло три дня, и морозы спали. Синичка облюбовала себе гардину в зале и больше интереса ни к чему не проявляла. Ни еду, ни воду, она с самого начала не трогала и человек встревожился.
Чигирик! Ну что ты хочешь? Дай как нибудь понять.
Синичка сидела на гардине, как бы погруженная в тяжелые мысли, даже глазки-бусинки были полуприкрыты.
Человек решил обратиться к специалистам и отправился в зоомагазин. В лицо ударила волна спертого воздуха с удушающим ароматом хлева, пряностей, птичьего и животного помета, и бог весть чего еще. Воздух, если он там вообще присутствовал, показался густым и тяжелым. Человек не мог поверить, что в такой атмосфере может, что-либо живое просуществовать больше пяти минут, но, собравшись с силами, опустился по ступенькам в подвал. Животный мир встретил человека галдежом и невероятной подвижностью в разных клетках, стеклянных коробках и аквариумах. Воздух для них был, скорее всего, прекрасной средой обитания. Продавец также гармонично вливался в этот мир своим экзотическим внешним видом. Панковский ирокез, раскрашенный во все цвета радуги, такое же разукрашенное лицо с густым пирсингом, да и вообще вся его голова была настолько похожа на голову попугая какаду, что человек еле сдержался чтобы не расхохотаться. В глазах этого человеко-попугая была написана надменность и презрение к остальным двуногим. Человек не стал особенно распространяться на вежливые приветствия и сразу сказал:
– Корм для мелких птиц.
Попугай удостоил человека взглядом левого глаза и тот подумал, что этот удушливый аромат обладает либо галлюциногенным, либо каким другим одурманивающим свойством. Пирсингованный человек явно плохо соображал и видел мир совсем не так как видел его человек.
– Насколько мелких?
Человек показал на маленьких попугайчиков и добавил:
– Только без хвоста.
Большой попугай наклонил голову и, повращав глазом, предложил человеку купить на пробу португальских мошек как экзотическое блюдо.
Эта идея человеку понравилась, и мошки были упакованы.
– А кошку выгоните беспощадно, – посоветовал вслед продавец.
Человек не оборачиваясь произнес:
– Кошки у меня нет, это для синички.
Сзади раздался металлический грохот. Продавец от такого кощунственного распоряжения контрабандным португальским товаром видимо потерял подвижность в суставах и что-то выронил.
Чигирик мошек кушать отказалась. Она на них даже не посмотрела. И человека внезапно озарило, что она хочет на свободу. Как будто свиристящая мысль проникла в голову, – там, за стеклом, весь мир и он мой.
Он открыл в кабинете форточку и сел в сторонку. Волна свежего воздуха достигла синички и она встрепенулась. Глазки ее заблестели как прежде, и она в одну секунду перелетела из зала в кабинет, и уселась сразу на внешнюю раму на форточке. А потом, от избытка чувств, засвиристела трелями как соловей, и фр-р-р, исчезла в синем небе. А человек сидел, смотрел в форточку и улыбался. И вдруг Чигирик вернулась буквально на секунду, сверкнула глазом-бусинкой найдя взглядом человека, и он с удивлением для себя отметил, что она ему сказала спасибо. Это не было так же, как мысли людей, или инопланетян. Эта мысль была иной. И ощущения были совсем другие, но очень четкие. И он также мыслью ответил:
– Не за что…
В ответ возникло ощущение, что синичка улыбнулась этой человеческой растерянности, и упорхнула в мир. Синички не умеют улыбаться, но вот ощущение у человека возникло совершенно явственно.
– Ну и ну, – пробормотал человек и сел чертить схемы дальше.
На следующий день синичка прилетела со своим стандартным приветствием и уселась на раму, не обращая внимания на сало.
– Что ты делаешь? – спросила она.
– Я хочу летать, – ответил человек, пытаясь формировать мысли так, чтобы они были понятны птице.
– Люди не могут летать.
– Я знаю, но я хочу.
Синичка молчала, и человек продолжил:
– Я думаю, что когда сделаю летающую тарелку, то смогу летать на ней быстрее самолета.
Показалось, что она задумалась, и человек решил расширить понятие.
– Это такие большие железные птицы.
От синички пришла волна испуганности:
– Это очень опасные птицы. Они мертвые. Они сами ничего не чувствуют и они убивают живых.
Человеку стало неудобно за своих братьев инженеров.
– И ваши железные кони, в которых ездят люди, тоже мертвые. Они тоже ничего не чувствуют и иногда бьют друг друга. А людям от этого плохо. Если бы они ездили на живых конях, как раньше было, то было бы лучше. А у вас много чего мертвого появилось. Это очень плохо. Все эти мертвые штуки отнимают жизнь. Медленно отнимают, незаметно, но беспощадно. У них нет души, у ваших мертвых вещей. Как же вы этого не видите?
Человеку ответить было нечего, и он молчал.
– Почему ты тратишь свою жизнь на свои рисунки? Ведь снаружи столько всего хорошего. Там мы есть, там солнце, там ветер, там жизнь живет. Зачем ты отгораживаешься от жизни?
– Я не отгораживаюсь. Когда я сделаю летающую тарелку, у меня будет много денег, и мне не нужно будет больше работать, чтобы платить за все необходимое, и я смогу все свое время тратить на радость. Я смогу летать где угодно, смотреть на что угодно. Я буду совершенно свободен.
Синичка не могла понять сказанного:
– А разве ты прямо сейчас не свободен? Разве ты не можешь пойти куда захочешь? Делать все, что захочешь?
– Могу конечно, но когда наступит ночь, мне нужно будет где-то спать, потом я захочу есть, а еда стоит денег, если мне будет холодно, понадобится одежда. Это все стоит денег. Я человек, и отличаюсь и от птиц и от животных. Я другой. И мне без денег трудно жить.
Синичка огорчилась:
– Я поняла! Ты чувствуешь себя чужим в этом мире, поэтому тебе нужно от него защищаться. А мне легко, потому что я миру верю. Он всегда позаботится обо мне. У меня всегда есть еда, вода, крыша над головой, когда она нужна. Тебе очень трудно жить. Я узнаю, что такое деньги, и как их раздобыть. Ветер все знает, он много где был, я спрошу у него, или у солнца. Оно вообще все на свете знает.
Синичка упорхнула, а человек поразился ее наивности. На следующий день синичка прилетела расстроенная.
– Ветер не знает про деньги. И солнце тоже. Никто у нас не знает про них. Я так хотела тебе помочь, чтобы ты стал свободным… У меня есть все что нужно. И у ветра тоже есть все что ему нужно. У солнца вообще все есть. Даже слишком. Оно всех нас греет и жизнь дает просто так. У нас есть все. Весь мир у нас. Вот только денег у нас нет. Если бы у меня были деньги, я бы их все отдала тебе, чтобы ты тоже стал свободен. Но у меня их нет. Совсем нет. Я не знаю как тебе помочь.
– Я когда закончу рисовать чертежи, то поеду в Москву и у меня будут деньги. Много денег. И я стану свободным.
– А где это Москва, – синичка заинтересовалась новым понятием.
Человек вздохнул:
– Это очень далеко. Очень. Туда могут долететь только железные птицы.
Синичка задумалась.
– А ты потом вернешься обратно из этой своей Москвы… Когда у тебя будет много денег, ты вернешься? Я буду прилетать на твое окно, я буду петь для тебя. Мне так интересно с тобой. Ведь меня никто из людей не понимает. Только ты один. Ты особенный. Ты вернешься?
Человек честно ответил:
– Я не знаю Чигирик. Все, кто туда уезжал, говорят, что там лучше жить и почти никто не возвращается. Я тоже могу не вернуться. Я не знаю.
Синичка повесила голову и загрустила, а потом вновь заговорила:
– Я понимаю. Все ищут место где лучше. Это правильно… А там, в твоей Москве есть другие синички. Такие, как я?
Человек улыбнулся:
– Таких как ты нигде нет. Ты же ведь знаешь, что ты единственная. Похожие на тебя конечно есть, но в точности таких как ты, нет нигде на всем свете. Я думаю, что на всем свете все живое сделано в единственном экземпляре.
– Как ты точно сказал, – обрадовалась Чигирик, – я это знала всегда, но ты выразил так точно… Это хорошо, что в Москве есть другие синички. Значит тебе не будет там одиноко. Раз ты научился понимать меня, то ты поймешь кого угодно. Правда мне будет грустно без тебя. И если ты вернешься, мне сразу станет радостно. Если бы ты только знал, как я радуюсь оттого, что тебе нравлюсь. Если бы ты только знал… Я буду сюда часто прилетать, чтобы посмотреть, вдруг ты вернулся. Тогда я снова буду петь для тебя, и мы будем разговаривать. С тобой интересно разговаривать, ведь мы такие разные. И миры у нас разные. А если ты вернешься куда нибудь в другой дом, то попроси ветер передать мне что ты вернулся. Он меня приведет к тебе. И мы будем вместе снова.
– Как я передам ветру? – человек удивился, – и как он передаст тебе?
– О! Это очень просто! – синичка так воодушевилась, что нетерпеливо засеменила лапками по раме.
– Ветер мой друг. Он такой здоровский! И он может разговаривать с другими ветрами. Так что если ты скажешь что вернулся, любому из них, мой друг тут же узнает это и найдет тебя. Это для него просто. Очень просто. И меня приведет к тебе.
– А как я скажу ветру? Это же невозможно.
– Почему? – Чигирик озадаченно уставилась на человека, – Ты же со мной разговариваешь сейчас…
– Ну, ты это ты, а ветер… Его же нет нигде. И не видно совсем.
Синичка разволновалась:
– Ну как же не видно. Очень даже видно. Правда он разный. Он может быть круглым, но вообще то он похож на змею. У него голова есть, хвост и тело. Ты же знаешь, что ветер начинается и кончается. А раз так, значит он есть, только он другой. Не такой как ты, или как я. Просто другой. Он загадочный и непостижимый. Он ВЕТЕР! Мы с ним часто играем. Если он захочет, он может меня покатать на себе и тогда уносит меня далеко-далеко. Я тогда совсем не устаю. Ветер, он…. Он ВЕТЕР. Я его сейчас позову познакомиться с тобой.
Чигирик выпорхнула наружу, а человек остался в размышлениях. За оком раздался шум и в форточку ворвался поток свежего, прохладного воздуха. Человек был очень внимателен и поэтому четко отследил, как воздух прикоснулся к его лицу, как бы невидимой рукой, а потом пошевелил волосы на голове, и вылетел обратно в форточку. Человек высунулся наружу, и увидел вихрь, заигрывающий со снежинками. Потом вихрь в одно мгновение исчез, и по снегу, с большой скоростью, проползла невидимая змея, оставляя след на заснеженном газоне. Затем ветер, как бы демонстрируя свои возможности, взмыл вверх, прямо к окну человека, и отломил сухую ветку у тополя перед его глазами, и унес в сторону. Человек внезапно понял все.
– Ветер… Ты … Ты же ветер! Ты живой!
Ветер бросил в лицо человека горсть снега, и он уловил еще одну мысль:
– Дошло наконец, как до верблюда.
Человек расхохотался.
– Так это же… Это же чудо!
– Дуралей, – донесся удаляющийся смех ветра.
А человека вдруг захлестнула необыкновенная радость, и он, не в силах сдержать улыбку, отправился на улицу. Он взбежал на снежный холм посередине двора и стал пригоршнями бросать снег вверх и смеяться от рвущегося наружу невыразимого восторга. Проходящие мимо люди останавливались на мгновение посмотреть на этого чудака и затем пряча улыбки шли дальше по своим делам. Но эта радость искрами разлетающаяся от человека, запала им в души, и весь день прекрасное настроение не покидало их. К человеку подбежали заинтересованные детишки и через мгновение стали бросать снег в небо вместе с ним. Они почувствовали, что взрослый дяденька внезапно стал таким же как они сами, и с ним можно играть на равных.
– Ветер живой! – хохоча, кричал дяденька.
– Да! – вопили дети, роняя дяденьку в снег.
И падали сами, превращаясь в снеговиков.
– Живой! Мы это знаем. Он с нами всегда играет.
А потом синичка внезапно перестала прилетать на окно к человеку. Она неизменно пролетала мимо его окна каждое утро, приветствуя:
– Чигирик, чигирик.
Человек радостно бросался к окну, но синичка уже была далеко. Он вздыхал, и садился за чертежи. Грусть его росла и росла с каждым днем. В сердце появилась странная, холодная заноза.
– Как же так? – спрашивал он сам себя, – что же такого я сделал? Почему она больше не хочет ко мне прилетать?
Человек сел, без всяких мыслей посмотрел на свои чертежи, а потом внезапно встал, достал из кладовки бухту антенного кабеля и стал его отмерять, чтобы проложить от телевизора до распределительной коробки. Чтобы мастерам, которые должны были завтра прийти подключать кабельное телевидение, облегчить труд. Только он начал прокладывать кабель над дверью, как наткнулся на ту самую иголку. Вытащил ее из дерева, повертел в руках и усмехнулся над человеческими суевериями. Подумал при этом, кому это он умудрился так насолить, что заговоренные иголки в дверь втыкать стали. А потом вспомнил сказку про кощея бессмертного и со смехом сломав иголку пополам, выбросил половинки в щель между перилами.
– Смерть кощея на игле, – произнес с широкой улыбкой.
А бабуля-соседка в этот самый момент вскрикнула от неожиданной боли в крестце и рухнула на пол в своей квартире. Ноги ее внезапно отказали по неизвестной медицине причине. И одновременно с этой внезапной болезнью у нее пропал дар речи. Она лежала на полу возле ванной комнаты и беззвучно плакала от боли и собственной немощности. Даже деда своего позвать не могла на помощь, потому что и язык отказался поворачиваться. Да он и не услышал бы. В комнате, на полную мощность разрывал японские динамики телевизор, подаренный сыном на семидесятилетие, показывающий матч по хоккею. Бабкин муж был туг на оба уха и свою женушку не услышал бы все равно. И только через два часа, когда приспичило по нужде, обнаружил он свою супругу в крайне неудобном положении, перетащил ее на кровать и вызвал скорую. Дюжие санитары вынесли бабулю на носилках и отвезли в госпиталь.
На следующий день человек заранее приготовился, чтобы не пропустить момента, когда синичка будет пролетать мимо. Не успела она его поприветствовать, как он негромко позвал ее:
– Чигирик!
Синичка села на тополиную ветку и с удивлением уставилась на человека.
– Почему ты не хочешь ко мне больше прилетать? – спросил человек.
– Я же ведь прилетаю каждый день. Я тебе посылаю привет. Просто весна пришла, столько всего надо успеть сделать, во столько мест слетать. Просто некогда. Ты только не обижайся. Это ведь весна. Все вокруг оживает. Это великий праздник наступил. Мне пора гнездо вить, птенцов высиживать. Это нужно обязательно сделать. В этом смысл моей жизни. Как только будет больше времени, я обязательно прилечу к тебе. Ты только не обижайся.
– Знаешь Чигирик, если тебе не трудно, то может ты не будешь меня приветствовать, когда пролетаешь мимо. Это делает мне больно. Я бросаюсь к своему окну, а тебя уже нет. Потом мне целый день грустно, потому что я думаю, что стал тебе не нужен. Совсем не нужен. А у меня кроме тебя никого больше нет. Люди, они… Они другие. С тобой у меня раскрывалось сердце, и мне было очень хорошо. У меня вся душа пела и радовалась, когда я тебя видел и разговаривал с тобой. А теперь, когда ты пролетаешь мимо, в это раскрытое сердце врывается пустота, и мне не хочется жить. Если ты не будешь мне напоминать о себе, то через какое-то время мне станет лучше. Я забуду про тебя, и все станет, как было раньше. Мне вновь будет спокойно. А так мой мир рушится. Я ничего не могу делать. Все мои мысли заняты только тобой.
Синичка сидела ошеломленная этой новостью, а потом произнесла:
– Я поняла. Я все поняла. Тебе очень трудно жить взаперти. У меня весь мир, а у тебя только я. Я все поняла. Прости меня. Я не знала, что у людей так все по-другому. Я сделаю как ты просишь. Я не буду тебе петь. Найди свои деньги, если они освободят тебя. Тогда ты все поймешь. На свободе тебе не нужно будет делать стены, которые отгораживают тебя от всего мира. Ты поймешь, что такое счастье. Если для этого нужны деньги, найди их. Я желаю тебе удачи.
Чигирик улетела и выполнила свое обещание. Она ничем больше не напоминала человеку о своем существовании. Но человеку легче не стало. Он почувствовал, что в его жизни чего то не хватает. Чего-то очень важного, очень существенного. С каждым днем ему становилось все тяжелее и тяжелее. И на седьмой день, после прихода в его дом кабельного телевидения, он понял, чего именно ему не хватает. Ему не хватает жизни. Все, что он делал, было совершено бессмысленным. Только мгновения, когда он разговаривал с Чигирик, когда ветер прикасался к его лицу, когда он с детишками разбрасывал снег, он жил. В эти короткие мгновения у него было ощущение полноты жизни. А во все остальное время он был мертв. Живя был мертв. Этому нужно было положить конец. Человек раскрыл окно и встал на подоконник. На тополе, уже вовсю трепетали клейкие листочки, на газоне внизу зеленела трава, а человек осознал свою отдаленность от всего этого. Он почувствовал себя абсолютно чужим в этом мире. И вдруг в его глаза ударил солнечный луч. Луч приказал ему:
– Стой!
Человек услышал голос солнца.
– Ты не чужой! Ты нужен! Если бы ты был не нужен миру, тебя бы просто не было.
Человек только усмехнулся. Именно этой фразой он возвращал жажду жизни многим опечаленным людям, которых встречал в своей жизни, поэтому на него самого она не оказала воздействия.
– Это просто слова. Я не чувствую этой нужности, значит меня больше не должно быть здесь.
Солнце спросило:
– Что ты хочешь?
Человек почувствовал, что может попросить все что угодно, и это будет исполнено немедленно. Это ощущение было очень явным. Но желаний у него уже никаких не было. Душа погасла, и только махонькая искорка тлела в самой глубине сердца. Он взглянул на свои почти законченные чертежи и еще больше опечалился. Тарелку ему больше не хотелось. Не хотелось денег. Ему все стало безразлично. Смысл существования пропал.
Солнцу было нечего предложить. Оно было готово выполнить любое желание, но оно их не создавало. Желать мог только сам человек.
И вдруг мимо проскользнул ветер. Он даже не коснулся человека. Только прошлогодние листья прокатились по асфальту. Это был махонький и слабенький ветер, но он проскользнул мимо, и искорка в сердце человека вспыхнула. Он повернул лицо к солнцу и сказал:
– Я хочу быть ветром!
Солнце улыбнулось и ответило:
– Будь им!
В одно мгновение все стало правильным, и человек смело шагнул в окно. Во мгновение ока он стал ветром и осознал свою силу, свою свободу и свою неразрывную связь с существованием. Со всем существованием. Он развернулся в ленту и помчался с ошеломляющей скоростью вперед. Он, неведомо откуда, знал куда надо лететь, и через несколько мгновений нашел свою Чигирик.
– Привет! – Прошептал он ей, щекоча перья.
– Ты? – Удивилась она, – как это может быть?
– Солнце наш друг! – рассмеялся человековетер, – полетели в Москву?
– Полетели! – согласилась Чигирик, – за деньгами?
– Не-а! – протянул ветер, – просто так!
– А как же деньги? – Чигирик хотела убедиться, что тот, кто был человеком и стал ветром, все понял как надо.
– У меня есть кое-что дороже денег, – хитро пропел ветер, – смотри…
Он со всей силы бросился в небольшую лужицу, и она, миллионами брызг, взлетела в небо, переливаясь в солнечных лучах самоцветами.
– Весь мир в моих руках, потому что я свободен, – закричал в небо ветер.
Чигирик, расправив крылья, и, радуясь своему ожившему другу, пропела:
– В Москву, так в Москву!
Она была настоящей женщиной!



Глава 2
НЕ РЕКОМЕНДУЕТСЯ ДЛЯ ПРОЧТЕНИЯ ЛЮДЯМ С ТОНКОЙ ДУШЕВНОЙ ОРГАНИЗАЦИЕЙ,
ПОДРОСТКАМ, И РОДИТЕЛЯМ, ИМЕЮЩИМ МАЛЕНЬКИХ ДЕТЕЙ.
СОДЕРЖИТ ОПИСАНИЕ УГОЛОВНЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЙ
С ЭЛЕМЕНТАМИ ПСИХОПАТОЛОГИИ ИЗ АРХИВА ГУВД.

Состояние бабули с того злосчастного дня, когда человек сломал иглу, ухудшалось с каждым днем, и через семь дней она совсем истаяла. Похудела так, что стала похожа на египетскую мумию, кожа пожелтела как пергамент. Старику своему сообщила, что чует, что уже не поднимется, и попросила вызвонить сына из Питера попрощаться. Сын ее бросил все дела и прилетел сразу же. Бабуля, надо отдать ей должное, искренне попросила прощения за все возможные обиды, у всех своих родных, пришедших попрощаться с ней, и со спокойной улыбкой сделала последний выдох. В тоже мгновение она попала в огромный зал, залитый ослепительно белым светом. Повсюду раздавались прекраснейшие звуки, и она почувствовала себя молодой и красивой. Перед ней возник человек в белоснежной одежде с золотыми оторочками и золотым поясом. Длинные волнистые волосы ниспадали с его плеч, а из небесно голубых глаз излучалась такая сильная любовь, что она прослезилась. Человек не раскрывая рта, спросил ее, что доброго она сделала в жизни и она так же, не произнося не звука, вдруг вспомнила всю жизнь, в мельчайших подробностях, и показала все свои хорошие дела. Человек улыбнулся так, что от той улыбки ее обдало волной благодати, и протянул руку.
– Пойдем Надежда!
Она хотела возразить, что ее зовут вовсе не Надеждой, а Екатериной, а потом вспомнила, что Катей ее назвали родители, а она сама, еще когда в животике у мамы росла, хотела чтобы ее звали на самом деле Надеждой. Это было ее настоящее, вечное имя, и это прекрасное светящееся существо откуда-то это знало. А родители даже и не подумали спросить ее саму, как бы она хотела называться. Раньше, когда люди были мудрее, они всегда у ребенка узнавали его имя, перечисляя все известные. Ребенок всем существом радовался и показывал ручками и ножками, какое имя его собственное. А у особенно продвинутых родителей, способных видеть правильные сны, еще задолго до рождения, дети приходили знакомиться, и представлялись своим настоящим именем. Но обычаи сильно изменились с тех прекрасных времен, и судьбы новорожденных стали калечиться неправильным звукорядом их неправильного имени. Вот и судьба Надежды сложилась бы несколько иначе, если бы ее назвали Надеждой. Но все это теперь в прошлом, и она с радостью протянула свою руку и хотела пойти с этим существом куда угодно. Хоть на край света. С таким светящимся можно идти и идти вечно, и ни о чем не заботиться.
Но откуда-то сзади вдруг пахнуло холодом, запахло серой, и раздался беззвучный голос:
– Одну минуточку…
Надежда обмерла и медленно, как в кошмарном сне, стала разворачиваться.
Сзади стояло другое существо. С серебряным поясом и в черной сверкающей одежде. Он тоже был прекрасен, но его красота имела некий зловещий оттенок. Если бы Надежда встретила его во время своей земной жизни, то, не задумываясь, пошла бы с ним куда угодно. От него исходили волны силы, могущества и такой уверенности в себе, что у любой женщины внезапно возникало необычайно сладостное томление в низу живота. От такого человека исходило бы ощущение опасности. Но опасности завораживающей и манящей с непреодолимой силой. Здесь у Надежды того земного желания не возникло. У нее было единственное прекрасное желание идти, взявшись за руку, с тем светящимся, и ни о чем не думать.
– Одну минуточку, – повторило существо в черном, – должок имеется…
Она с внезапной опустошающей растерянностью обернулась к светящемуся, и с мольбой посмотрела ему в глаза.
– Не отдавай меня этому… – молило все ее существо, – только не отдавай ему…
– Она всех простила, ее все простили и отпустили, – беззвучно произнес светящийся, – я свидетель.
– Это так, но есть нюанс, – слегка скривив губы в улыбке, также беззвучно произнес черный, – магия принадлежит мне. В его руках из воздуха соткалась та самая ржавая иголка. Здесь она была целой.
Глаза светящегося наполнились печалью:
– Как же так, Надежда?…
– Я же… Я же для добра… Я чтобы ему стало хорошо… Что же он все один и один… – запричитала Надежда, внезапно вспомнив этот единственный раз, когда она прочитала книжку, и сделала все, как в ней было описано.
– Там ведь даже Аминь было в конце, как в молитвах…
Светящийся печально произнес:
– Аминь обозначает просто подтверждение «да будет так», чтобы сказанное обрело силу. Ваш князь Владимир, когда из Иерусалима привез ритуалы, то никому не объяснил, что именно значат те или иные слова. Точнее он их и не знал. Ему красота самих храмовых убранств понравилась, церемоний и звучности молитвенных песнопений. А потом никто разбираться толком не стал. Вот мой оппонент эту хитрость и вплел в свои делишки, чтобы люди думали, что и это по божественному повелению.
Черный, еще тверже, и с еще большим холодом в интонации произнес:
– Вся магия - моя.
В глазах светящегося появилась такая грусть, что все существо Надежды сжалось в комочек от внезапно навалившегося ощущения горя и безысходности.
– Но я же не знала…
– Незнание законов не освобождает от ответственности, – чуть ли не пританцовывая от радости, проскрипел черный.
– А если бы это был ребенок?
– А какая разница? – безразлично протянул красавчик, – душа возраста не имеет. Мы ведь не кости твои делим сейчас. Детишки у вас сейчас такие нарождаются, что не приведи господь… Моя школа. А вы с ними сю-сю, ма-сю-сю.
– Прости меня господи! – всем сердцем испытывая раскаяние, прошептала она, пытаясь отдалиться от черного.
– Я не сужу тебя, – произнес светящийся, – я есть свет и любовь.
– У нас договор… Все по закону. По высшему закону. Его никто не нарушит. Никогда, – черный внезапно оказался так близко, что у Надежды возникло ощущение обреченности и вязкой давящей тяжести.
– Попытка нарушения свободной воли другого существа. Статью полностью зачитать?
– Не нужно, – я вам верю.
– Смирение это очень хорошо, – с издевательской интонацией прошептал черный, – но оно не в моей юрисдикции. У тебя есть выбор.
– Ты можешь прямо сейчас вновь родиться в семье ваших бывших интеллигентов на грязном тряпье в колодце теплотрассы без одного глазика и с невозможностью двигать ножками. Проживешь ты пять полных годиков, испытывая холод, голод, и издевательства от родителей и их, хе-хе, друзей. Крыса отгрызет тебе одно ухо без всякой анестезии в полугодовалом возрасте. А под конец твоего срока наказания, станешь свидетелем того, как «закадычные друзья» твоих папочки и мамочки, будучи перепив технаря, снасильничают многократно твою мамашку во всех возможных вариациях. Порежут на ремни твоего папашку, хотя впрочем чуть позже и мамашку тоже, а потом и тебя красавицу, как и твою «мамочку» пустят по кругу. Тебе будет очень больно, ты будешь кричать, просить пощады, злиться, кусаться, но это только будет прибавлять энтузиазма грязным дяденькам. А когда они уже очень устанут, и окончательно утратят мужскую силу, то закончат забаву, забив пустые пивные бутылки по самое донышко во все разработанные отверстия. Умрешь ты не сразу, но все закончится, и ты вновь попадешь сюда. Меня здесь уже не будет. Я свою плату по прейскуранту получу сполна и буду доволен.
– Вторая версия немного отличается. Ты родишься не у совсем опустившихся алкашей, в полном здравии, будешь отличаться отменным здоровьем и массой талантов с самого раннего детства. Тобой все будут восхищаться, и удивляться, откуда у таких отморозков, могла появиться такая прелестная девочка. Проживешь ты ровно в три раза дольше. Даже золотую медаль получишь на соревнованиях по акробатике. В школе тебя будут ставить всем в пример. Мальчики начнут влюбляться табунами, я уж постараюсь, а девочки будут завидовать всеми видами завистей. Родители только твои, будут очень неприятными существами. Уж извини. А как только тебе исполнится четырнадцать лет и девять месяцев, у мамки разовьется рак матки неоперабельной формы из-за обиды на своего муженька, ставшего импотентом сразу после твоего рождения. Ей будет очень, очень плохо и больно. В этот самый момент у тебя откроются блестящие жизненные перспективы. Но тебе нужно будет забрать болезнь, прикоснувшись обеими руками к безмерно страдающий матери. В тот же день мучиться начнешь ты. Ни за что так сказать. Не познав радости плотской любви и материнства. Мамашка твоя выздоровеет полностью. Ты умрешь через три месяца непрекращающихся страданий. После твоей смерти, на твоей могиле, мамашка даст себе клятву никогда больше не пить, бросит своего никудышного мужика и, предназначенное для тебя великолепное будущее, станет ее. Она поднимется очень высоко. Только тебе этого уже не увидеть. Если же не захочешь в четырнадцать с половиной лет поменяться с мамочкой судьбинушками, тогда на твое пятнадцатилетие, я сделаю тебе шикарный подарок. Хы-хы. В своем стиле, конечно же. С подружками и многочисленными поклонниками вы отлично проведете время, а под вечер вам придет в голову мысль залезть на самый верх одного знаменитого недостроенного здания, чтобы взглянуть на весь город с самой вышины. Знаешь, поди, какое именно здание? Да-а-а! То самое, возле китайского квартала. Это будет твое последнее возвышенное переживание. Потому что, чуть позже, эту же вершину, станут штурмовать и несколько неадекватные под воздействием «волшебного» порошка дружные ребятишки из поселка Энергетиков. Все хотят получать возвышенные впечатления, понимаешь ли. А тут, встретив вашу развеселую компанию, они испытают множественные огорчения от осознания классовых различий и финансовой состоятельности с твоими поклонниками. Твои рыцари морально и физически скуксятся в две секунды при виде гостей с окраины. Девочки даже описаются со страха быть снасилованными этими носителями всяческих венерических и генетических заболеваний. Но по воле господина случая… Это конечно же снова буду я… Снасильничанной будет только одна единственная девочка. Угадай кто? Причем всеми присутствующими мальчиками. Твои кавалеры даже сумеют победить смущение от первоначального испуга перед хулиганами, когда те внезапно проникнутся к ним братскими чувствами после облегчения от спермотоксикоза. Правда, твои рыцари применят таки современные резиновые средства контрацепции, брезгуя новых товарищей по оружию. Но возжелают тебя все без исключения. А просмотренные порнофильмы будут стимулировать их на разнообразные фантазии. Зря получится берегла свою девственность для единственного и неповторимого. Лишат ее тебя мерзкие хулиганы, не задумываясь. А вот второй девственности лишит тебя самый примерный, и с виду невинный одноклассник как ты его считала. Лель прямо с виду. Он же и тройную тягу предложит, исходя из своей развратности. Кровища из тебя от непривычности хлестанет, мама не горюй. Даже изо рта. Прыщавый энергетик в целях безопасности тебе арматуринкой зубки передние выбьет, чтобы не укусила ненароком его батыра красноголового. Даже девочки будут с глазами полными сладострастия взирать на это священное действие и пальчиками теребить свои нежные складочки. Но их, увы, никто не тронет. За это они тебя и порежут маникюрными ножничками, в конце концов. Начнут, во всяком случае, именно из-за неудовлетворенности. Все твои достижения тебе припомнят и медаль золотую. Зависть - штука очень мрачная. Да еще и умноженная сексуальным жаром… Короче это будет твоя последняя днюха. Круговая порука будет обеспечена тем, что каждый присутствующий обагрит свои руки твоей кровушкой. Но умрешь ты от того, что когда тебя скинут вниз, тело будет проткнуто арматурой в трех местах. Никого не найдут, никого не обвинят, хотя весь город всколыхнется от этой кровавой новости. По всем каналам покажут, во всех газетах напишут. Это будет момент твоей посмертной славы. И твоего искупления. После этого ты встретишься со своим, как я вижу уже полюбившимся Христом, и пойдешь с ним на все четыре стороны. А я буду курировать подрастающее поколение, которое перешло в мои руки с твоей косвенной помощью. Хотя они и так стали бы моими чуть позже. Характер уж такой. Свет их никаким боком не интересует, а тут они, сдружившись, создадут секту красной пентаграммы, и будут считаться сатанистами, с настоящими, кровавыми жертвоприношениями для меня. Мне эта кровавость и даром не нужна, но детишкам приятно чувствовать могущество и таинственность ритуалов. Опять же другим душам тоже долги как-то платить надо. А я только подначивать буду к большим «зверствам», щекоча их нервные системы энергетическими импульсами. А как только они гордыню свою раздуют, нарушат субординацию, и посчитают, что сами с усами, то я их милиционерам сдам с поличным в три секунды. Я, существо, имеющее сильное уважение к себе, и потому буду огорчен их самовозвеличиванием, и закатаю покаяние на всю катушку. А покаяние как ты знаешь, смягчает вину, но увеличивает срок. И вот тут-то размотают все висячие кровавые делишки, совершенные этой злобной бандой. Связать свое разоблачение и поимку с непочтительностью ко мне, у них тяму не хватит и потому их приговорят к пожизненному. А в зоне, их всех до единого и единой, на пики поставят по моему же благоволению, и когда сюда они попадут, то им горше чем тебе будет в тысячу раз.
Надежда, потерявшая бы рассудок, если бы имела тело, стояла не в состоянии вымолвить ни слова.
– За одну иголку столько ужасов?
– Ты не учла последствий от той иголочки. И не знаешь, каких усилий мне стоит в судьбу человеческую изменения вносить? Тот человек, кстати, никому зла никогда не делал. Правда и к свету не стремился, но держал мир в своем сердце. А это самое трудное дело - мир удержать, когда силы разные на свою сторону переманить пытаются. И мне по твоему заказу пришлось ему делать то, что делать было бы стыдно. В какой-то мере конечно. Но все же стыдно. Я ему самых лучших девушек и женщин посылал, а он всех раскусил. Что поделаешь, это все же, мои ученицы. Самые лучшие, отборные можно сказать. Но мои. И когда он вообще отказался от моих подарков, пришлось тоску навести лютую. От тоски той, и нет теперь того человека. Хорошего человека заметь. Но его и здесь нет, и никогда не будет. Он стал свободным. Ни на небо, ни под землю, ни в космос, не попасть ему теперь. Не может он теперь развиваться в духовном плане. Он теперь ветер. Так что получается что тем «добрым» делом, ты человека на ветер пустила. Так что молчи грешница. Все согласовано, все взвешено, и никто беспредела не учиняет. Я закон чту свято.
– Есть еще и третий путь. Самый трудный. Ты можешь пойти со мной вниз. Глубоко вниз. Там живут мои слуги. Им очень тоскливо и одиноко. Ты их немного развлечешь. Дашь им немного любви, приласкаешь, причешешь. Они тебя, правда, тоже это самое. Но только один единственный раз. И их всего пятеро. Почему я называю это самым трудным путем искупления, так только потому, что в первых двух случаях, насиловать будут твое тело. А здесь насилию подвергнется душа. Тебе будет очень стыдно показаться Христу такой душой. Он принимает всех в абсолютно любом виде, но дело будет совсем не в нем, а в тебе. Именно тебе будет очень стыдно к нему приблизиться, и тем более прикоснуться даже к краю его одежды. Ты будешь осознавать грязь на очень тонком уровне. Это самое сильное страдание, когда видишь источник, который в одно мгновение может омыть тебя и напитать, и стыдиться к нему приблизиться. Но, зато этот вариант почти не отнимет времени. Времени здесь попросту нет.
– Так каков твой выбор Надежда, – даже с некоторыми нотками участия произнес черный.
Она с мольбой о помощи взглянула на светящегося, и тот немедленно ответил.
– Какой бы ты выбор не сделала Надежда, ты сделаешь правильный выбор. Я буду ждать тебя. Я есть любовь. Я есть свет. Я есть истина и путь. Приди ко мне, и я покажу тебе все что есть.
Вокруг заклокотало пространство, светящийся стал отдаляться вверх, пока не превратился в яркую искру, а потом налетели невесть откуда тучи, и все затянулось мглой. Надежде стало очень страшно, и под ногами возникла черная воронка. У воронки было три хвоста, три ответвления.
– Каков ваш выбор Надежда, – с предельной корректностью спросил черный, который уже буквально слился с окружающим пространством, и возникло ощущение, что он сам и есть эта черная пречерная воронка.
– Я выбираю третий путь, – дрожа от страха, воскликнула Надежда, – я не хочу, чтобы зло разрасталось из-за меня.
– Благодарю вас Надежда, – с восхищением произнес черный.
– В вас только что проснулся воин света, и хотя вы вскоре встанете на противоположную сторону, знайте, что мое уважение к вам абсолютно искренне. Я был бы счастлив, если бы вы остались на моей стороне, но я чту свободу выбора. И горжусь вами. Но снисхождения не ждите. Долг есть долг, плата есть плата.
Раздался душераздирающий клокочущий рев, и Надежда, заранее содрогаясь в ожидании картин ужасов ада, заскользила вниз. На самый нижний слой. Платить долг.