2. Сергей Иванович и перпетуум-мобиле

Решил Сергей Иванович заняться изготовлением мебели на дому. А что – подчитает литературку специальную, материалов с работы натаскает (он на мебельной фабрике работает, инженером-дизайнером). Опять же балкон есть – место рабочее. Одного нет – инструмента. Не обзавелся. Зато есть мама в Донецке. А у мамы хранятся инструменты ее отца (его дедушки).
А дедушка Сергея Ивановича был не просто столяр высшего разряда – он был столяр от Бога. Все, чего в его доме было деревянного, он сделал сам. Да как! У мамы в Донецке со старого дома табуретка сохранилась, ей (не маме, табуретке) в обед полвека стукнет – даже не скрипнет нигде. И по ней видать – еще век простоит при самом нещадном эксплуатировании.
Это дедушка привил Сергею Ивановичу любовь к дереву. Еще когда маленький Сережа жил с мамой в Донецке, он каждое лето ездил на деревню к дедушке (поди ж ты – Константину Макарычу!) Самые приятные воспоминания детства: сидеть в сарае, в углу, на специально для него сделанной скамеечке, ловить носом запах свежей стружки и смотреть, как дед в пробивающихся из окошка пыльных солнечных лучах колдует за верстаком.
Дом Константин Макарыч завещал дочери, а инструменты – внуку. Но Сергей Иванович на тот момент только-только перебрался в Россию и жил у друга детства, проктолога. А потому на похороны деда приехал, но от инструментов пришлось отказаться – больно уж ящик здоровенный был.
А как Сергей Иванович оказался у друга детства – это отдельная история.
Сергей Иванович и друг детства – проктолог (его, кстати, Миша зовут) дружили сызмальства и продолжили дружить после школы. Сергей Иванович поступил в Донецкий политехнический, а Миша – в медучилище. Срок обучения в училище на 2 года меньше, чем в институте. Миша уже заканчивал учебу, как его отцу пришла телеграмма от сестры (Мишиной тети Вали), которая жила в РСФСР в городе Нижневышинске (почти на границе с Украиной), жила одна в двухкомнатной кооперативной квартире и очень неважно себя чувствовала. Миша быстренько досдавал в училище экзамены и помчался ухаживать за больной тетей. У тети Вали оказался рак легких (она была безбожной курильщицей), но Мишиными стараниями она прожила еще почти год. За это время тетя прописала Мишу в своей квартире и оформила наследство. Детей у тети не было, муж погиб пять лет назад. Так что когда через год молодой проктолог поехал в Донецк на встречу выпускников медучилища, у него в активе уже была своя квартирка.
Приехав, Миша первым делом побежал к другу детства. А Сергей Иванович готовился к диплому и раздумывал о своем дальнейшем существовании. Тут приезжает Миша и за кружкой пива начинает расписывать свое райское житье в Нижневышинске: свою работу в 1-й городской поликлинике, свою двухкомнатную квартиру почти в самом центре города и т.д. и т.п.; в довершение всего говорит, что в Нижневышинске стоит крупнейшая в области мебельная фабрика, и что Сергей будет окончательным дебилом, если не воспользуется такой возможностью. Жильем (на первое время) проктолог обеспечивал.
И молодой глупый Сергей Иванович, обрадовавшись, что все, оказывается, решено за него, практически сразу согласился. И несмотря на категорический протест мамы, закончив институт, не без труда отбоярился от распределения на одну из донецких стройорганизаций (подсобил друг детства, составивший со своими знакомыми медиками Сергею Ивановичу историю болезни из дюжины несовместимых с трудовой деятельностью хворей) и отправился из большого перспективного Донецка в небольшой и не шибко перспективный Нижневышинск.
Правда, фабрика действительно оказалась крупнейшей (а по совместительству – единственной) мебельной фабрикой в области. Даже строилось общежитие для рабочих. Так что Сергей Иванович воспрял духом. Будучи молодым специалистом, он очень скоро устроился, стал в очередь на комнату в общежитии, а пока поселился у Миши. Тут пришло известие о кончине дедушки. Сергей Иванович съездил на историческую родину, а дедов инструмент пообещал забрать через полгода – когда общежитие достроят. Сглазить боялся.
И как в воду глядел. Дедушка умер в мае 1991 г., а в августе произошел путч, страна стала разваливаться как карточный домик. До близкой Украины внезапно стало добираться в два раза дольше и в десять раз дороже. Мебельная фабрика, достроив на последние средства (гулять – так гулять) общежитие, не развалилась только чудом. Правда, зарплату не платили, зато не требовали денег с жильцов общежития. В общем, не до дедовых инструментов стало. Сергей Иванович исправно ходил на работу, а чтобы что-то кушать, подрабатывал, где только мог. Об изготовлении мебели он уже тогда подумывал, но друг детства отговорил, сказав, что при нынешнем всеобщем безденежье людей больше интересует не тот стул, на котором сидят, а тот, для которого едят.
В 1995 году фабрику купила крупная немецкая компания с труднопроизносимым названием. Первое, что сделали новые собственники – это выплатили оставшимся на заводе работникам задолженную за 4 года зарплату. Сергей Иванович сначала тупо смотрел на свалившуюся с неба кучу денег, а потом поговорил с соседом по общаге – таджиком, сдал ему свою комнату на безвременный срок, взяв плату за полгода вперед (таджик тут же вселил туда половину своей 12-душной семьи, проживавшей до этого в одной комнате). А на собранные средства Сергей Иванович купил подысканную им довольно приличную однокомнатную квартирку с телефоном – прямо напротив места работы.
Так как денег опять не было, а рабочее место теперь было, Сергей Иванович опять вспомнил про дедушкин инструмент. А тут как раз подошел мамин день рожденья. Сергей Иванович приехал в Донецк, купил на последние деньги маме новый телевизор (что на последние, естественно, не сказал). Поглядел перед отъездом на дедов ящик. Ящик с последней их встречи совсем не изменился – такой же здоровый и даже на вид тяжеленный. Ну да ладно. Перегрузил осторожно на предусмотрительно захваченную тележку и покатил в Нижневышинск.
Приехав, Сергей Иванович первым делом принял душ, вторым – плотно пошамал мамиными донецкими дарами, третьим – поставил ящик посреди комнаты, отодрал стамеской крышку, заглянул. А в ящике – ящички, лоточки, шкатулочки. В одном ящичке – рубанки: большой, средний и маленький; в другом лотке – стамески: большая, маленькая, а третья – такая, что впору ногтем подцеплять. То же – с молотками; то же – с пилками… Было и такое, чему Сергей Иванович с ходу и названия не припоминал. Да все ж аккуратненько прибрано, да для каждого ж своя тряпочка и щеточка предусмотрена. Сергей Иванович как увидел такое дело – прямо расхотел нарушать эту мировую гармонию в отдельно взятом ящике. Все равно как у дедушки, у него никогда не получится. А потому любая обработанная им деревяшка будет только насмехательством над дедовым делом всей жизни.
Совсем уже было хотел утаскивать ящик на балкон – на неопределенно-вечное хранение – как заметил одну совсем небольшую шкатулочку, на которой чего-то паяльной лампой аккуратно выжжено. Взял в руки, прочитал: “Внучику Сереже от деда на добрую паметь” (дедушка был не шибко грамотный).
Приоткрыл Сергей Иванович крышку, смотрит – в шкатулке на двух гвоздиках две резные деревянные шестеренки вертятся. Механизм дощечкой сокрыт, только две махонькие дырочки для гвоздиков просверлены. А на гвоздиках – шестеренки. Сергей Иванович присмотрелся. На одной шестеренке вырезано улыбающееся солнышко, каждый зубчик – короткий толстый лучик; а на другой шестеренке – лукавый ранний месяц, а в каждом зубчике – крошечная звездочка.
Вертятся солнышко с месяцем. Не поймешь, кто кого вертит. Или они самостоятельно крутятся, независимо друг от друга? Смотрел-смотрел – не углядел. Занятная, конечно, вещица, ничего не скажешь. Наверно, механизм при открытии крышки запускается, как свет в холодильниках. Главное, совершенно бесшумно работает. К самому уху подносишь – ничего не слыхать. Закрыл крышку… Нет, подожди. Холодильником холодильником, но здесь же от крышки внутрь никаких проволочек не идет! Открыл крышку. Так и есть, не идет. Крышка к шкатулке на кусочках войлока подбита. Пощупал войлок. Никаких скрытых микрочипов нема. Аааа! Может, здесь маятниковый механизм, как в наручных часах? Коробочку тряхнул – колесики и пошли. Тогда они по идее должны скоро остановиться.
Сергей Иванович из Донецка приехал к вечеру. Пока душ принимал, обедал – тире – ужинал, в ящике ковырялся – двенадцать натикало. А завтра на работу выходить. Поэтому он дедову бирюльку поставил с открытой крышкой на подоконник (чтоб еще раз не тряхнуть ненароком), а сам в нетерпении спать лег.
Проснувшись по будильнику, Сергей Иванович поспешил к подоконнику. Вертится. И все-таки она вертится! Значит, тут не все так просто. Дырки для завода не видать… А может, здесь, как в будильнике – шестеренки до упора закручиваешь, а дальше они сами? Точно. Это мама. Знала, что я ящик заберу, решила сделать сурприз.
– Але, мама, привет!
– Сережа, ты уже дома! Как доехал, нормально?
– Нормально… Мам!
– А?
– Ты в дедов ящик давно лазила?
– А что?
– Игрушку деревянную не заводила?
– Нет, какую игрушку?
– Мам, честно, не заводила?
– Да нет, я в него с месяц назад, наверно, заглядывала – пилу искала. Открыла самый первый ящик – она там. Взяла, отпилила, чего надо было, и на место положила.
– Да? Ну ладно тогда, пока.
– А что случилось-то?
– Да ничего, все нормально. Штучку тут странную нашел… Все, пока – межгород вздорожал.
– Пока.
Так-с. Понятно, что ничего не понятно. Во дед! Запустил машинку – хоть бы инструкцию какую оставил. Что ж это получается? Дед умер 4 года назад – и она 4 года без передыху крутится?!
Сергею Ивановичу вдруг стало жутко. Нет, нет, не может быть. Может, раскурочить ее нафиг?! И посмотреть, на чем это она так продуктивно работает – на обогащенном уране, на темной энергии, которая согласно последним исследованиям составляет 80% массы Вселенной, или на крови тринадцати зверски замученных христианских младенцев.
А и ладно. Пущай работает. Стоит, хлеба не просит. Разломать – дело нехитрое, зато собрать потом – вопрос. А там, глядишь, сама остановится. Когда-нибудь.
На том бы и кончилась наша история, если бы Сергей Иванович в этот день новости не слушал. А он, как на работу собирается, завсегда радио включает. А как раз в этот день центральной темой в новостях был очередной государственный проект возрождения отечественной науки. И какой-то большой чинушник в своем выступлении прямо подчеркнул: Россия была, есть и будет Родиной величайших гениев науки. Нужно только хорошенько поискать – и у нас будет завались Ломоносовых, Тимирязевых, Кулибиных и Мичуриных.
И Сергей Иванович, попивая чай, вдруг подумал: а что, если его дед, царствие ему небесное, был гением от науки, непризнанным при жизни? Вон, от нечего делать какой перпетуум-мобиле собрал! Да даже если не перпетуум – все равно, как минимум четыре года на непонятно чем колесики крутятся – это ж сколько за это время можно было киловатт на динаме накрутить! Или муки намолоть. Или дров наломать. Или чуши напороть.
Весь день на работе Сергей Иванович ходил как неприкаянный, а как только вернулся домой, тут же бросился звонить другу детства – проктологу.
Миша был всего на пять месяцев старше Сергея Ивановича, но обладал непонятно откуда взявшимся колоссальным знанием жизни (так, по крайней мере, казалось самому Сергею).
Проктолог молча слушал взволнованный рассказ о дедовом подарке, а когда Сергей Иванович дошел до своих мыслей насчет предъявления общественности первого в истории работающего вечного двигателя, сказал, что даже если машинка, пройдя все клинические испытания, и впрямь окажется perpetuum mobile, проку из этого все равно не выйдет. Потому что уж кому-кому, а ему доподлинно известно, через ЧТО у нас в стране проводятся все государственные инициативы. На том и попрощался.
Тут бы и угомониться нашему герою. Но таков был Сергей Иванович, что, однажды раскочегарившись, он уже не мог остановиться, не дойдя до какого-либо логического конца.
На следующий день надел Сергей Иванович свой лучший костюм, взял не прекращавшую вертеться бирюльку и пошел с ней на фабрику. Сразу к директору идти не рискнул – пошел к замдиректора. Тем более, что тот как раз недавно чего-то там говорил насчет свежих технических решений. Щас будет тебе свежее техническое – такое свежее, что закачаешься.
Замдиректора встретил радушно.
– Ааа, Сергей Иванович, здравствуйте! С чем пожаловали?
Сергей Иванович по всем законам тактики боя провел вначале артподготовку: напомнил о сегодняшнем постановлении правительства, сказал, что история знает множество примеров, когда мало что значащий на первый взгляд факт приводит к перевороту во всей науке (взять хоть страшный сон Менделеева про свою таблицу), и, наконец, объявил, что по наследству от деда заимел чудесную машинку, которая своей технической идеей может оказать ни с чем не сравнимую услугу всему мировому хозяйству.
После этого он достал из портфеля заветную шкатулку, поставил перед сгорающим от любопытства замдиректора и открыл крышку.
Неизвестно, что именно надеялся увидеть замдиректора под крышкой – но явно не улыбающееся солнышко и лукавый месяц, вырезанные на деревянных шестеренках. Поэтому за то время, пока он смотрел в коробочку, выражение лица его менялось точь-в-точь как у ослика Иа после известия о лопнувшем шарике.
Но замдиректора не был бы замом директора, если бы с порога отметал все рацпредложения, сколь бы бредовыми они на первый взгляд не казались. Поэтому он не стал швырять резной штучкой в дурного подчиненного, а с очень доброй улыбкой спросил:
– Что это?
– Это, Николай Григорьевич, уникальный долгоиграющий механизм (термин “вечный двигатель” на первых порах решил не применять). Уже самое меньшее четыре года подряд вертится без всякой подзарядки.
– И? – еще добрей улыбнулся замдиректора.
– И… Я подумал, вдруг ее конструкция, то есть ее механизм пригодится нашим механикам, я не знаю, конструкторам. Да мало ли…
До замдиректора начало доходить, что стоящий перед ним человек говорит совершенно серьезно. Когда ж это он успел карнизом поехать?
– Сергей Иванович, Вы как чувствуете себя?
– Нормально. Николай Григорьевич, Вы не подумайте…
– Ну, раз нормально, то и слава Богу. Идите работайте. Наша фабрика через 2 года планирует выйти на советский объем производства, и я надеюсь, что Вы нам в этом поможете. Ведь так?
– Так. Но, Николай Григорьевич, она правда вертится…
Замдиректора вздохнул, потом повернулся на стуле к своему компьютеру, нажал кнопочку на системном блоке. Выехала небольшая квадратная подставка.
– Знаете, что это такое, Сергей Иванович? Это проигрыватель компакт-дисков. Кладете диск, он заезжает внутрь и вертится. Раз в пятьдесят быстрее, чем Ваша игрушка. Вы меня поняли?
Да я-то понял, а ты, я вижу, так ничего и не понял…
Очень расстроился Сергей Иванович. Домой пришел – поставил машинку на обеденный стол, сам сел напротив и думает. И что с ней делать? Может, в газету отнести, чтоб статью написали: “Инженеру мебельной фабрики достался по наследству вечный двигатель!” Вот тогда точно с работы попрут. Или в Академию наук отослать? А вдруг по дороге затеряется? Так – хоть память о дедушке. Вспомнился покойный дедушка Костя, а вместе с ним – беззаботное счастливое детство… Всплакнул Сергей Иванович от всего пережитого, наскоро поужинал и спать лег.
И снится ему, что стоит он нынешний, в своем лучшем костюме, на заднем дворе дедова дома. Прямо пред ним – открытый сарай, а в нем – в пыльных солнечных лучах столярит живой и здоровый дедушка Костя. Столярит – а сам делает вид, что Сергея Ивановича не замечает.
– Деда! Скажи, зачем ты мне эту машинку оставил?
Дед отложил рубанок, посмотрел на Сергея Ивановича с хитрым прищуром.
– Чтоб ты, Серега, меня не забывал. А главное – чтоб не забывал, чему я тебя учил. Столярь с душой. И девку себе наконец найди! А за машинку не боись.
Потом взял дед рубанок – и ушел куда-то в глубину сарая. Сергей Иванович хотел за дедушкой побежать – и проснулся.
Вроде сон короткий был – а уже светает. Скоро вставать. Сергей Иванович полежал немного, потом встал и начал собираться на работу. Придя с работы, подошел к телефону, набрал номер бесплатных объявлений и продиктовал: “Изготовление и ремонт деревянных изделий. Телефон такой-то. Звонить после 18.00”.
Вначале вообще никто не звонил. Потом позвонили – заказали набор кухонных принадлежностей: скалку, разделочную доску, молоток для отбивных и поваренную ложку. Сергей Иванович с непривычки завозился, так что пару ночей вообще не спал. Но в итоге заказчик остался доволен. Была все-таки в дедовых инструментах какая-то сила – казалось, они могли заставить работать и безрукого. Потом несколько раз просили починить старую мебель, еще пара заказов по деревянной мелочи. Наконец пришел солидный заказ – три табурета и стол. И опять Сергей Иванович работал сверхурочно. Крупные детали пришлось на работе обтачивать. Но уж зато табуретки получились – даже дедушка бы похвалил.
Так Сергей Иванович и стал столярить. Про машинку дедову вспоминал, когда особо заковыристый заказ получал. Намучается, бывало, начертыхается. Потом глянет на резную шкатулочку (даже открывать не нужно) – и вроде как второе дыхание приходит.
Да, кстати. Шестеренки так и вертятся.