4. Сергей Иванович и Золотая рыбка

Сергей Иванович рыбалку никогда не любил. Не то чтобы не любил – не понимал. Сидишь-сидишь, сидишь-сидишь… Чего сидишь?
Вот друг детства – даром что проктолог – сидеть на рыбалке мог часами, до полного впадения в транс, когда все чувства перетекают из тела в удилище, струят-ся по леске и концентрируются в продолговатом красно-белом поплавке. Когда даже комары оставляют тебя в покое, заключив через свои тепловизоры, что клиент скорее мертв, чем жив.
Сколько Миша ни уговаривал Сергея Ивановича порыбалить с ним (“По такой жаре самый лов: рыба сонная, плохо соображает, на голый крючок цепляется. Пойдем! Я тебе свой спиннинг дам”), тот всякий раз твердо отказывался. Друг детства страшно злился, костерил Сергея замысловатыми медицинскими терминами – а на следующей неделе всё повторялось сначала: “По такому дождю самый лов: ил со дна поднимается, рыба тебя из воды не видит… Пойдем! Я тебе свой дождевик дам”.
А в этот раз Сергей Иванович чего-то решил сходить. То ли сжалился над другом детства, то ли самому интересно стало… Одним словом, когда в субботу вечером раздался дежурный звонок от проктолога с предложением насчет завтрашней рыбалки, Сергей Иванович, немного подумав, согласился. Миша страшно обрадовался и сказал, что завтра рано-рано зайдет.
На другое утро Миша пришел (не просто рано-рано, а рано-рано-рано), весь увешанный какими-то банками, сетками, сумками. Удочки, торчавшие из-за спины, смахивали на боевые копья. Со своей стороны Сергей Иванович прихватил увесистый пакет с провизией – и пошли на автобусную остановку.
Через Нижневышинск текла узкая, забитая по самое “не могу” тиной и камышами речка Прядь. Как у всякого ничтожного с географической точки зрения объекта, была у речки своя красивая старинная легенда. Вроде бы в незапамятные времена проезжал через эту местность сам светлейший князь Потемкин-Таврический. Прельстившись живописным видом с косогора, Григорий Александрович распорядился устроить привал и велел своему придворному паликмахтеру подстричь его, Потемкина, на холме с видом. Цирюльник стриг, клок потемкинских волос ветром сдуло с обрыва в воду, находившиеся неподалеку и лицезревшие князя мужики зафиксировали данный факт и на местном сходе решили поименовать речку существующим и поныне поэтическим названием.
Кстати о названиях. Когда Сергей Иванович приехал в Нижневышинск, он заинтересовался, откуда у города такое диалектическое имя. И выяснил довольно любопытный факт.
В 20-е-30-е годы, когда по стране бодро шла индустриализация, в стоявшей на месте нынешнего Нижневышинска деревеньке (названия которой уже никто не помнит) появилась группа молодых, горячих геологов. Побурив маленько деревенский чернозем, геологи обнаружили в этой местности гигантское нефтяное месторождение – практически второе Баку (а может даже и первое). О чем спешно телеграфировали “в центр”. В ответ из центра пошли поезда, наполовину забитые под завязку комсомольцами-добровольцами, на другую половину – специалистами-нефтяниками. Деревню тут же расширили до поселка городского типа, застучали топоры новостроек, повсюду, словно инопланетные корабли из фильма “Война миров”, из-под земли полезли нефтяные вышки, посреди поселка в ударные темпы начал возводиться нефтеперерабатывающий завод. Сам поселок единогласно решено было переименовать в Нижневышинск (см. нефтяные вышки), а вверх по речке уже значился на картах план нового населенного пункта с рабочим названием “Верхневышинск” – и тут всё рухнуло. Более тщательная геологоразведка показала, что нефть хотя и присутствует в регионе, но далеко не в таком радужном количестве, как представлялось ранее. То месторождение, на которое наткнулись первые горемыки-геологи, оказалось весьма концентрировано по площади, из-за чего возникла иллюзия его немереных запасов. В действительности же нефти под бывшей деревней было – примерно на месяц не самой интенсивной откачки.
Что сталось с теми геологами – история умалчивает. Известно лишь, что в целях замятия такого всесоюзного конфуза поселок оставили на месте, нефтеперерабатывающий завод прямо по ходу стройки переделали в мебельную фабрику, а проект Верхневышинска был похоронен глухой ночью на клеверном поле.
От великой идеи к настоящему моменту в городе осталось лишь два напоминания. Первое – это собственно название (его менять уже не стали). Второе – это одинокая, проржавевшая, непонятно как уцелевшая в ходе тогдашней “нефтяной” чистки вышка на берегу лениво текущей Пряди. Впрочем, свое очарование у бездействующей вышки было – иначе как объяснить, что излюбленным местом всех нижневышинских рыболовов было “у Вышки”. В любое время дня и ночи можно было обнаружить какую-нибудь унылую фигуру в выжженной солнцем бейсболке, сидящую на корточках перед костерком, который всегда разводили одном и том же месте, словно специально для этого созданном – под распорками вышки.
Денек выдался погожим, было ясно, солнечно – но не душно. Хорошо, одним словом. В самый раз для вылазок на пленэр. Добрались без приключений, в переполненном дачниками автобусе приключения вообще редкость. Вышка была хорошо видна еще от конечной остановки – и Сергею Ивановичу она сразу не понравилась. Подойдя ближе, впечатление усилилось. Унылое высоченное сооружение, чем-то смахивающее на Эйфелеву башню, если последнюю обстрелять из крупнокалиберного оружия. Хотя Миша всю дорогу трясся, что народу будет тьма и место придется отстаивать с боем, на нижней перекладине вышки болталась всего одна хозяйственная сумка, а чуть поодаль, у реки, обнаружился ее хозяин – угрюмый дядька с какой-то совсем невзрачной серой удочкой. Однако Миша поспешил поручкаться с угрюмым, а потом еще долго поглядывал в его сторону и горестно крякал. На недоуменный взгляд Сергея Ивановича Миша шепотом объяснил, что дядьку зовут Петрович, работает он прорабом в крупнейшей в городе стройорганизации, и удочка у него не как у друга детства – “двести-рэ-если-берете-две-то-скидка”, а “Лумис” ценой в 1000 (тысячу) долларов США. И вообще его лучше не трогать, захочет – сам поговорит. Нет, не буйный, просто после состоящей из одних матюгов работы Петрович очень ценит тишину, покой и собственные розмысли наедине с речкой и “Лумисом” ценой в 1000 (тысячу) долларов США.
Переваривая эту информацию, Сергей Иванович сел на прихваченный из дому складной стульчик, взял в руки великодушно закинутую другом детства удочку – и официально приступил к рыбалке. Проктолог занялся костром (Петровича, видимо, помимо всего прочего, не интересовал даже этот, по любому необходимый на рыбалке момент).
Сказать, что Сергей Иванович чувствовал себя по-идиотски – значит ничего не сказать. Его так и подмывало спросить у Миши: “А чего дальше делать?” Про себя твердо решил, что до вечера тут сидеть и смотреть в не самую прозрачную воду (если через плечо – то на нависающую уже не Эйфелевой, а Пизанской башней вышку, если скосить глаза вбок – то на погруженного в себя Петровича с невзрачной серой удочкой за 1000 (тысячу) долларов США) не собирается.
И тут поплавок стал дергаться.
Сказать, что Сергей Иванович насмерть перепугался – значит ничего не сказать. В панике оглянулся на друга детства – тот в поисках более-менее сухих веток для костра углубился в континент настолько, что, в принципе, мог уже и не возвращаться, а идти к себе домой. Крикнуть? А вдруг у Петровича тоже сейчас клюет и своим криком Иваныч спугнет добычу Петровича, а обладатель удочки ценой в добрую 1000 (тысячу) долларов США возьмет – да и выставит неустойку?
Все эти мысли пронеслись в голове нашего героя за долю секунды – и тут он почувствовал чье-то присутствие за спиной. Обернулся с жалобно-радостным воплем: “Миш, у меня…” и тут же заткнулся, потому что за спиной у него стоял Петрович. Молча взяв из ослабевших пальцев Сергея удилище, дядька на какой-то неразличимый миг замер – и резко дернул на себя. В воздухе сверкнуло яркой вспышкой – а секунду спустя дядька, ухмыляясь, уже держал на у себя на ладони крохотную рыбку. Чешуя на рыбке была ярко-желтая и отливала под солнечными лучами церковным золотом. Осторожно сняв рыбку с крючка, дядька пошел к своему месту. Сергей Иванович что-то тихо пискнул, но Петрович уже возвращался с чистым целлофановым пакетом. Набрав в него воды из речки, он запустил туда рыбку, вручил его Сергею, сказал неожиданно мягким голосом: “Твоё счастье” и вернулся к своей удочке, которую положил на мокрый песок.
Когда через полчаса невероятно довольный проктолог с тремя тонюсенькими веточками под мышкой вернулся к лагерю, Сергей Иванович продолжал сидеть в той же позе, мертвой хваткой держа пакет с золотой рыбкой. Увидев рыбку, проктолог снисходительно похвалил Сергея Ивановича – а потом завалил вопросами: в каком месте тот ловил, на что ловил, как закидывал (как будто не он сам всё это проделывал). Во время сбивчивого рассказа про подмогу Петровича сам Петрович ни разу не обернулся и вообще сделал вид, что он только сейчас приступил к рыбалке. А на предложение присоединиться к костру ответил вежливым, но кратким отказом. Так и сидел на своем месте, жуя какую-то снедь из своей хозяйственной сумки.
Больше в этот день ни Миша, ни Сергей Иванович ничего не поймали. Сергея Ивановича, по правде, это не сильно расстроило – ему не терпелось вернуться домой и запустить рыбку в трехлитровую банку. Когда начало смеркаться, друзья собрались домой. Поднявшись вверх по косе, Сергей Иванович бросил прощальный взгляд на счастливое для себя место: закатное оранжевое солнышко подкрасило воду, вышка в сумерках чем-то неуловимо напомнила египетскую пирамиду, а у воды всё сидел на старой газетке Петрович и слушал раскудахтавшихся на закат лягушек.
Добравшись до центра города на чуть менее забитом автобусе, проктолог остался на остановке ждать свою маршрутку, а Сергей Иванович побрел к дому, который был в двух кварталах. В одной руке он держал опустевший от провианта пакет, в другой – пакетик с мирно поводившей хвостом рыбкой. Он уже начал подыскивать ей название – как вдруг почувствовал, что хочет по нужде. Не по большой, а по малой – что, как известно, гораздо хуже. Ну что делать? До дома еще два квартала – но это легко сказать: “два квартала”, а как дойдешь, если с каждым шагом организм всё отчетливей заявляет о себе! Район промышленный, из зеленых насаждений – только чахлые клумбочки и одинокие дерева в прочном асфальтовом окружении – одним словом, куды бедному крестьянину податься.
Чтобы хоть как-то отвлечь себя от грустных мыслей, Сергей Иванович на быстром ходу развернул пакетик с рыбкой, наклонил голову и максимально сдержанным голосом сказал: “Милая рыбка, если ты можешь исполнять желания, будь добра, исполни сейчас одно, зато самое заветное – доставь меня скорей до дому”.
– Тю! Куда это Вы, Сергей Иванович, на ночь глядя со зверинцем спешите?
Сергей Иванович поднял голову от пакета и увидел замдиректора своей фабрики, дружелюбно выглядывающего из окна “девятки”.
– Да вот, Николай Григорьевич, с рыбалки возвращаюсь.
– Аа… Что-то негусто. А почему в сторону работы?
– Так я живу напротив…
– Да ну? То-то я гляжу, опаздываешь всё – знамо дело, близко живешь… Ну садись, подброшу. Представляешь, звонит сейчас Сам Самыч, говорит, на понедельник незнамо откуда свалилась какая-то ну очень важная комиссия, посему экстренное собрание – будем в ударных темпах создавать антураж в документации.
Быстренько прокатив два квартала, “девятка” выгрузила счастливого Сергея Ивановича прямо у дома, прощально бибикнула и завернула к фабрике.
Про заказанное рыбке желание Сергей Иванович вспомнил, когда поднялся к себе, запустил рыбку в банку и сделал, наконец, то, о чем мечталось. Вспомнил – и усмехнулся. Бывают же совпадения… “А ВДРУГ” – да ну, ерунда, не бери себе в голову. “НУ А ВДРУГ?” А что “вдруг”? Шел по улице, мимо ехал начальник, проявил сострадание к подчиненному. И не сказать, чтобы Николай Григорьевич в другой раз такого бы не сделал – человек он добрый, отзывчивый. “НУ, ЕСЛИ ТЫ ТАКОЙ УВЕРЕННЫЙ В СЕБЕ И В ОКРУЖАЮЩИХ – ВОЗЬМИ И ПОЖЕЛАЙ ЧЕГО-НИБУДЬ ЕЩЕ. ПРОСТО ТАК, ДЛЯ ПРИКОЛА”.
Сергей Иванович покосился на банку с рыбкой. Рыбка опустилась на дно банки, лениво шевелила плавниками и думала о чем-то своем.
Проктолог долго не подходил к телефону, а когда подошел – был явно не в духе. Не зная с чего начать, Сергей Иванович спросил: чем рыбку кормить надо? Проктолог буркнул, что он не ветеринар и не зоотехник, иди в зоомагазин – там тебе объяснят подробно. И вообще, когда у него, у проктолога, был первый улов, он никому не звонил на радостях, а сам своим умом дотумкал – чего с этими двумя пескариками делать.
– Миш, а что это вообще за порода… То есть, что это за вид такой? Золотая рыбка? А они разве у нас водятся?
В трубке надолго воцарилось молчание.
– Не знаю, Серый. Честно не знаю. Сам никогда таких не ловил. И при мне никто не ловил, и не слышал, чтоб кто-то ловил. Я тут подумал… Может, у кого-то рыбка в аквариуме дубца врезала, взял – в канализацию выплеснул. А она в природных условиях возьми и оживи.
Да, как же, будет тебе моя рыбка дохнуть, а потом еще по канализации плавать. Это ты, небось, надулся, что сам ничего не поймал, а я первый раз – и такую красоту.
Ладно, в магазин за кормом завтра пойду, а сегодня ей можно будет крошек хлебных в банку подсыпать. Сейчас есть вопросы поактуальней – ЧТО БЫ ТАКОЕ ЗАГАДАТЬ?
Сергей Иванович вышел на свой незастекленный балкон, чтоб, как говаривал герой комедии “Женитьба Бальзаминова”, “ветром обдуло, а то много мыслей об жизни”. Торопиться в таком деле не след.
Для начала обратимся к свидетельствам очевидцев. Как там у Пушкина было? Сначала корыто, потом изба, потом, потом боярыня, потом царица, потом – снова корыто. Стало быть, пока у рыбки не сдали нервы, она успела выполнить четыре желания. Это хорошо. При этом надо учитывать, что с последним желанием старуха откровенно перегнула палку. А умерила бы пыл – глядишь, через энное время была бы и владычицей морскою (хотя последней просьбы ни маленький Сережа, ни большой Сергей Иванович никогда не понимал – чего в ней хорошего?)
С другой стороны, многочисленные предания в виде анекдотов свидетельствуют о гораздо меньшей щедрости Золотых рыбок. Здесь количество желаний всегда строго оговорено – либо три, либо вообще одно (два – практически никогда).
Интересно, а какую рыбку я поймал? Если одноразовую – можно сказать, что своё счастье я уже в буквальном смысле слова прос… Ну, в общем, прошляпил. Если же в ней еще есть, по крайней мере, два нерастраченных желания – тут нужно действовать зело и зело осмотрительно.
Сергей Иванович, во-первых, был нежадным, а во-вторых, любил свою маму. Даже нет. Во-первых, любил маму, а во-вторых, был нежадным.
– Алё, мам, привет!
– Ой, привет, Сереж!
– Как дела?
– Нормально, пенсию вот вчера получила, сейчас сижу – вышиваю.
– Мам, вопрос есть – только ответь серьезно.
– Хорошо…
– Мам, у тебя есть какое-нибудь самое заветное желание? Можно два.
Мама засмеялась.
– Ой, Сереж… Мое самое заветное желание – это чтоб тебе жилось хорошо. Как ты там, кстати, балкон стеклить не надумал?
– Мам, да забудь ты про этот балкон! Я про тебя спрашиваю: есть у тебя какое-нибудь желание? У тебя лично?
Голос у мамы посерьезнел.
– Сережа, я тебе уже сказала: мое счастье – это твое счастье. Я, слава тебе, Господи, до пенсии спокойно дожила, тебя вырастила. Что еще для счастья надо? Разве только…
– Что, мам, что?
– Сереж, ты там жениться не надумал? Хочется внучков понянчить…
 – Тьфу! Ладно, мам, раз у тебя всё так хорошо – тогда пока.
– Счастливо, сыночек! Звони!
– Хорошо.
Вот так всегда. Хочешь как лучше… Может, самому за нее пожелать? Подумаем. Телевизор новый у нее есть, видеомагнитофон есть, холодильник есть, утюг есть, стиральная машина… Вот стиральной машины нет. Может, загадать? Автоматическую, дорогущую, с кучей функций… Вот ведь горе-то! Можешь пожелать, почитай, всё, что угодно, без каких-либо побочных явлений – а на ум приходит одна стиральная машина. Надо чаще встречаться.
Нет, машина – это мелко. А что крупно? Квартиру. Новую. Двух, нет, трех, нет, четырех, нет, снова не то. Маме (точно знаю) в ее квартире хорошо живется, мне в своей – тоже. Надо что-нибудь такое придумать, чтоб ДЕЙСТВИТЕЛЬНО счастье было.
Сергей Иванович смутно чувствовал, что не совсем там ищет, но где надо – никак не мог сообразить.
А что я всё о материальном? Надо о душе. Или о теле на худой конец. Во! Точно! У мамы ведь давление периодически повышается! Урааааа! В смысле – нашел, чего пожелать.
Подошел к рыбке и медленно и четко произнес: “Я хочу, чтоб…” А как сказать? Чтоб у моей мамы больше никогда не поднималось давление? Ой нет, не то. Аа, вот как! Продолжил: “Чтобы моя мама излечилась от всех болезней”. Глянул на часы – нет, сегодня ей звонить уже не буду. Завтра утром. Чтоб уж наверняка.
Проворочавшись с боку на бок и поспав в общей сложности минут сорок, вскочил по будильнику и бросился звонить маме (мама – жаворонок, и без будильника встает раньше него).
–Доброе утро, мам! Я тебя не разбудил?
– Доброе утро, нет, не разбудил.
– Ма, я чего звоню… Мне такой сон паршивый приснился… Ты как чувствуешь себя?
– Нормально.
– Ничего не болит?
– Нет. С вечера немного давление поднялось, а сейчас ничего.
– Это после того, как я позвонил?
– Да нет, до. Я с тобой поговорила и спать легла.
– ТО ЕСТЬ, СЕЙЧАС У ТЕБЯ НИЧЕГО НЕ БОЛИТ?
– Да всё у меня хорошо, сынок! Не волнуйся.
– Ну ладно… Если вдруг плохо себя почувствуешь – дай знать.
– Зачем? Ты тут же примчишься, что ли?
– Да нет… Ладно, пока.
Подведем итоги. Мама чувствует себя хорошо. Это хорошо. Однако прямых улик, что это рыбкиными стараниями – нет. Это плохо. Иэх! Надо было попросить что-нибудь материальное, чтоб было вещественное свидетельство чуда, а уж потом про всё остальное думать. Итак. Если мы взяли за образец рыбку из анекдотов, а два желания уже прошли, осталось, стало быть, еще одно. Ну тут уж я не сдуркую. Попрошу такое, чтоб и тени сомнения не осталось, что это не совпадение, а диво дивное. Для мамы попросил, для себя… Будем считать, тоже попросил. Теперь, согласно традиции, нужно для кого-то совсем (ну или почти совсем) постороннего. Мишка, например, мечтает о машине. Вот выйдет сегодня на работу – а у дверей красуется серебристый “лексус” или еще какой “гелендваген”, а на лобовом стекле записка: “Лучшему проктологу в городе от благодарных пациентов!” А, например, у Эдика, наладчика с фабрики, грыжа, любовно выращенная на садовом участке. А у соседа напротив нет большей мечты, чем увидеть сборную России по футболу в финале грядущего чемпионата мира – это притом, что все отборочные матчи она уже успешно провалила.
Вообще интересно, конечно. Для постороннего человека заказывать куда проще, чем для близкого. Хотя если подумать – всё правильно. У постороннего самые его заветные чаяния всегда на виду. А близкие свои чувства в секрете держат – своих близких волновать не хотят.
Обо всем этом Сергей Иванович думал, пока собирался на работу. И на работе думал. И когда с работы в зоомагазин заглянул – думал. И когда заходил в квартиру, вспомнил вдруг, что все сказочные и анекдотные рыбки, щуки и прочие позвоночные – они ведь желания-то выполняли не просто так, а за свою свободу. Их ловили, они дорогой за себя давали откуп, рыбаки, в зависимости от уровня собственного благородства, либо просили за себя, либо за других – и отпускали. Сергей Иванович уже два желания стребовал, еще раз и рассчитываться надо.
Сергей Иванович посыпал рыбке корму, набросал в банку купленных в том же магазине цветных ракушек (он даже успел присмотреть небольшой кругленький аквариум, получку получит – купит) и уселся напротив банки на табуретку. А я ведь ей и имени еще не дал. Рыбка повернулась боком и смотрела круглым грустным глазом.
Сергей Иванович встал, подошел к банке и произнес:
– Я хочу, чтобы ты, рыбка, осталась у меня.
Позже Сергей Иванович купил Бусе (так он назвал рыбку) кругленький аквариум, украсил его морскою травою и маленьким гротом с пузырьками.
Давление у мамы еще поднимается, но это бывает редко. И каждый раз Сергей Иванович это чувствует, волнуется и звонит. Буся тоже в такие дни волнуется и мечется по аквариуму. А на Новый год Сергей Иванович собирается приехать к маме погостить с недельку. И Бусю с собой возьмет. Впрочем, это уже совсем другая история.