Справедливость

(эссе из цикла "Мораль")

Жизнь каждого человека, каждой идеи на земле предопределена мерой справедливости. Справедливость – мерило жизнеспособности. Если человек в воем созидании истины не взвесил каждую пылинку, каждую песчинку на весах справедливости, если упустил из внимания или отступился от нее в отношении к какому-либо микросуществу, значит, начертанный им путь прошел мимо истины.
В сущности у каждого живого-неживого объекта есть справедливая и несправедливая сторона. Чтобы пресечь на корню любую несправедливость, человек (речь идет не об отдельных индивидах, а о человеке вообще) должен подавить справедливость порождающей ее причины своей справедливостью. Взять хотя бы оружие, которое мы испокон веков считали инструментом величайшей несправедливости, и еще – всесильную метафору материальных благ – деньги. Пока еще справедливость оружия и денег довлеет над нашей справедливостью, ибо, не будь оружия и денег на земле, мир выглядел бы куда плачевнее нынешнего состояния. Когда наша справедливость возобладает над справедливостью оружия и денег, они уйдут в архив истории со всеми своими отвратительными ипостасями.
Справедливость обретается не знаниями, она водворяется любовью. Вообще, мера величия человека не в степени его познаний, а в мере его способности повлиять на дух мира. Для нашего духа – проявления раздробленного, самораспавшегося Абсолюта, носителя всех тайн, всех знаний – познание никогда не может быть целью. Дух не нуждается в научении, узнавании; цель – в возрождении первоначальной силы. Жажда познания, научения – посыл, порождаемый материальной природой человека, потребность нашего мозга. Чем лучше разум знает язык духа, тем больше он освобождается от собственного сопротивления, создавая возможность сообщения чувств миру. Но было бы несправедливо утверждать, что в этом случае человек остается зависимым от механизма познания. Из-за несметных объективных причин человек может лишиться возможности обретения знаний, а СПРАВЕДЛИВОСТЬ ТРЕБУЕТ СОЗДАНИЯ ВОЗМОЖНОСТИ СПАСЕНИЯ КАЖДОМУ. Для сравнения представим: река с перекрытым течением может высвободиться двумя путями – если уберут плотину (читай: если за счет работы мыслительного механизма волны интуиции будут уловлены и запущены в эфир), и если нагрянет мощный сель (то есть если возбужденный воображением и воздействием внешнего мира дух прорвет сопротивление разума). Это второе состояние очень точно выражают такие народные речения, как «любовь ударила в голову», «ум за разум зашел», «потерял голову». Переживая какое-то чувство, мы не думаем о нем, а впоследствии, думая о нем, заново переживаем его. Человек, преодолевший себя, знает не зная, знает не постигнутое умом чувством, моральным наитием. Итак, мы можем лишиться возможности научения, узнавания, однако никто не может отнять у нас возможности любить и почерпнуть из духа мира свою долю. В труднейшем случае нам на помощь придет воображение.
Мы встречали людей - «человековедов», много знающих о человеке, но не воплотивших знание в образ жизни, и не очень отличающихся от профана в своем отношении к миру, к человеку. Такой случай поначалу потрясает: как так получается, что столь просвещенный человек ставит подпись под каким-то неблаговидным делом, позволяет себе произвол?! Выходит, дело не в степени познаний, эрудиции, а в степени убежденности. Все знают о неизбежности смерти, но мало кто на свете верит в свою смерть. ЕСЛИ Я ВПЕРВЫЕ ЯВИЛ МИРУ КАКУЮ-ТО ИСТИНУ, И ПО ПРОШЕСТВИИ ВРЕМЕНИ ТЫ УВЕРОВАЛ В ЭТУ ИСТИНУ БОЛЬШЕ, ЧЕМ Я, ЗНАЧИТ, ОНА ПРИНАДЛЕЖИТ БОЛЬШЕ ТЕБЕ, ЧЕМ МНЕ. Для того чтобы в мире реализовалась какая-либо идея, какое-либо чаянье, необходима всеобщая массовая вера в эту идею и это чаянье.
Мы пока еще определяем справедливость в соотнесении с несправедливостью; то, что с первого взгляда не представляется несправедливым, мы мним справедливым. Все демократические законы, институты правосудия по сути, таким же принципом различают справедливость от несправедливости. Понятие о войнах справедливых и несправедливых, внушавшиеся нам еще в школьных учебниках, было результатом именно такого отношения к человеку, истории, событиям, отделения справедливости – одного из атрибутов божьей морали от других нравственных качеств. Несомненно, это были относительные понятия, как брак не строится на любви, так и война никогда не может быть движима чувством человеческой справедливости, не может быть справедливой; но мы условно называем ее справедливой потому, что она направлена на устранение последствий той войны, которую мы называем несправедливой. И «справедливая» война может устранить именно РЕЗУЛЬТАТЫ несправедливой войны, а не ПРИЧИНЫ: ибо она и сама движима теми же причинами. Но здесь нельзя упускать из поля зрения и тонкое различие: пробуждение божественных чувств, божественной морали, продвижение духа порождает в человеческом существе ответную реакцию, пускается в ход механизм органики, продуцирующий альтернативные этим чувствам эмоции, резко возрастает сопротивление биологического начала. И в этой ситуации человек остается на распутье. Насколько велика вероятность следования страстям, смятения слабого духом человека, настолько же велика, а может быть, еще больше опасность превращения сильных духом людей в биологических энергоносителей, их заблуждения. Всем знакомы переживания ревности любящих, боязнь потери любимого человека, между тем у нелюбящих это чувство встречается реже. Если у тебя при виде избиения беззащитного поднимается чувство жалости и справедливости, и ты с той жестокостью избиваешь жестокосердного мучителя, это не значит, что ты совершаешь эту расправу, движимый чувством жалости и справедливости. Нет, ты избиваешь мучителя по побуждению тех же эмоций, которые толкнули последнего на варварское рукоприкладство; разница лишь в том, что его инстинкты активизируются в условиях морального бессилия, а твои эмоции возникают в результате сопротивления биологического существа, реагирующего на встряску духа. Причина одна и та же, а место одного последствия занимает не столь отличающийся от него другое; различны только цели. Самая большая ошибка тогда-то происходит, когда сущность цели понимается неверно, и не находится путь выхода к цели. Человек, увы, может и убить любимого человека, но нельзя сказать, что это убийство было движимо любовью. Известны факты о том, что ныне палачи человеческого рода в юности отличались очень тонкой чувствительностью, тяготели к поэтическому творчеству, искусству. Впоследствии чувство ревности к человечеству, славолюбие у этих людей гипертрофировалось в манию и в итоге привело к великим трагедиям, – именно по причине невозможности найти морально-приемлемый выход, разрешение обуревавших их души непомерных амбиций, жажды конкуренции и самоутверждения. Умение владеть своим сердцем до конца в этом мире требует великого терпения, и твоя справедливая воля, твое моральное чувство влекут к более дальним, более надежным путям. И уже задача человека не в этической классификации войн, а в разработке более справедливого, чем «справедливая» война, механизма во имя предотвращения всех войн, в подавлении своей справедливостью справедливости войны…
Справедливость предполагает наказание любой несправедливости. Наказание – осознание греховности содеянного. Если мы априорно, как дух, знаем все, тогда не считаемся ли наказанными уже в момент совершения греха, аморального деяния? И здесь нельзя упускать из виду тонкое обстоятельство, – речь идет не об интеллектуальном банке информации, не знаниях, складированных в контейнерах памяти, а об управлении этих знаний нами. Управление знаниями людей реализуется в момент уверования человека в знаемое им. Моральная вера утверждается с очищением каналов страстей потоками интуиции, и только тогда человек обретает право во весь голос, всем существом сказать: «Я знаю!»
Только в этот момент мы прикасаемся чувствами, осязаем каждую рану мира, разделяем каждую вину и ощущаем вкус наказания даже за не совершенную нами вину. Этот момент нейтрализации инстинктов и утверждения знаний интуитивной верой мы называем СОВЕСТЬЮ. Совесть – преодоление человеком своей несправедливости своей справедливостью. МОЯ СОВЕСТЬ ИЩЕТ ПРИЧИНУ КАЖДОЙ ВИНЫ В МОЕМ СУЩЕСТВЕ, КАК ЭКЗЕМПЛЯРЕ ТИРАЖИРОВАННОЙ ЕДИНИЦЫ, ИНКРИМИНИРУЕТ МНЕ, КАК НОСИТЕЛЮ ЖИВОЙ МАТЕРИИ, ВИНУ И ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ВСЕ ВИНЫ ИСТОРИИ, ТРЕБУЕТ С МЕНЯ, КАК «ПОДПИСАНТА» СОТВОРЕНИЯ МИРА, ПОИСКА ПУТЕЙ ИСКУПЛЕНИЯ КАЖДОЙ ВИНЫ.
Мораль в нашем понимании отвергает понятие «угрызение совести». Как один из атрибутов любви, совесть не может причинять человеку страдание. Мы бы не хотели приписывать совести мазохистские бредни тех, кто подвержен рабской болезни, именуемой психологами «комплексом вины». Быть может, подобные терзания вернее было бы именовать «угрызениями бессовестности». Совесть призвана не доставлять, а преодолевать терзания. Носитель Вечной Морали стремится не к тому, чтобы стать рабом страдания, заложником вины на юдоли скорбей, а к тому, чтобы победить страдание, взять верх над ними, подчинить страдание и, обезвредить его, превратив в мораль. СОВЕСТЬ, КАК ОДНО ИЗ ПРОЯВЛЕНИЙ МОРАЛИ, НЕ НАКАЗАНИЕ ЧЕЛОВЕКУ ЗА ЕГО ВИНУ, А НАКАЗАНИЕ ВИНЫ ЧЕЛОВЕКА. И возобладание духа над плотью, взятие власти любовью, моралью в «управленческом центре» человека – это освобождение человека – и духовное, и телесное – от страдания.
Мы не ощущаем физически боли нашего духа, страдающего от слабости, утратившего связь с миром, но эта слабость – причина причины всех наших физических страданий. Подобно тому, как лучший способ избавления от неприятных вещей – не думать о них, помимо тысячи медицинских способов избавления от мучений есть и иной путь – инстинкты, несущие в наш мозг болевые сигналы из этого мира, нагрузить и заглушить ДРУГОЙ энергией и тем самым избавить плоть от собственного сопротивления, собственной тяжести. Такое божественное состояние может реализоваться лишь в условиях высокой духовной активности…
Что касается вечной проблемы философии и религии – вопроса о наказании души, то есть об ответственности каждого за свои деяния, то, не игнорируя это требование морали, мы бы хотели подчеркнуть одно обстоятельство: в природе нашей души, как экземпляра потерявшего абсолютную власть Бога, нет зла, значит, душа не может испытывать боль, страдание в нашем понимании. Но мораль требует наказания любой вины, а справедливость обязывает, чтобы это наказание исходило не извне, а изнутри человека. Несомненно, каждый, покинув земной мир, проживет жизнь, достойную его земного бытия. Сколь бы толстокожим ни был человек, час пробьет, и он, покинув свою оболочку, отойдет в СВОЙ мир. Когда истлеет и распадется запечатленный во прахе образ наших чувств, когда тень нашего существа канет в землю, у нас не останется ничего для жизни, кроме нас САМИХ. Вот тогда, когда все пережитое наше будет переживаться заново, когда жизнь вновь пройдет от начала до конца, мы молча будем созерцать дни и часы той повторяющейся жизни, думая про себя: «Вот в ту пору говорила моя плоть…» Если это не наказание, то что же?.. Каждый уйдет, взяв с собой попавшего в сети его любви. На широкой арене вечности, видя возможности и цели души, никто не сможет взять больше того, что взял в этом мире испытаний. Зная и видя все на широкой арене вечности… Если это не наказание, то что же?!.
Сколь справедливой считается милосердие желающего пощады виновному, столь же справедливым должно считать гнев, не прощающего вину: ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ, РВУЩАЯСЯ К СВОИМ ВЕРШИНАМ, К ПИКУ СВОЕГО МОГУЩЕСТВА, ОТРЕШАЕТСЯ ОТ СВОЕЙ СЛАБОСТИ… Что касается выбора в решающий миг – справедливость или милосердие? – здесь Носитель Вечной Морали должен руководствоваться своей интуицией. Любовь порождает в человеке столь гармоничное, божественное состояние, что в этот момент человеческая воля совпадает с божественными нормами морали, то есть уравнивается с божественным императивом. У человека, лишенного любви, фальшивы и милосердие, и справедливость…
…Часто говорят о гармонии и справедливости, существующих в природе. Если свобода инстинктов считается гармонией, то таковую легко найти и в человеческом сообществе. Но справедливость и гармония – не в биологических, а в божественных законах. О какой свободе привязанных корнями к земле деревьев, кормящихся от земли птиц, постоянно ходящих и ползающих на страхе своем тварей, цветов, трав, рек… не вольных выбирать свою судьбу, можно говорить?!. Пока дух, стремящийся к власти, не получил права божественного преемства, пока не восстановится космическая власть, на земле не утвердится полная справедливость. И земля, и небо нуждается в справедливости человека…
Исстари на земле бытует миф о богоизбранности людей. Мы не поверили этим мифам, задевающим в нас чувство свободы и справедливости. Может ли быть такое, чтобы сила Творца не была бы столь же справедливой как земные суды правосудия?!. Волшебство и справедливость не в управлении огромных звезд судьбами крохотных человеков, а в том, что крохотные человеки управляют огромными звездами. ПИСАНЫ НЕ СУДЬБЫ, А ЗАКОНЫ. И каждый своим отношением к этим законам пишет свою судьбу. ЧЕЛОВЕК – НЕ ИЗБИРАЕМ, А ИЗБИРАЮЩ! И говорить о Господе, как о космическом центре управления, как о механизме тотального надзора – не что иное, как попытки задохнувшихся на той ВЕЛИКОЙ СТЕЗЕ оправдать свою слабость. Рассматривание мира как вотчины второй, третьей Персоны, в лучшем случае слепое беспомощное поклонение раба своему любимому кумиру…
Мы – капли моря, из излившихся по всему свету небесных туч. Разве можно сказать о капле, что она сотворена морем!
Бог – вот мое будущее, и я не намерен уступать свое будущее никому и ничему.

Баку, 1995 г.

Перевод Сиявуша МАМЕДЗАДЕ