Башмачки

(история с печальным концом)

Жили-были два чудесных башмачка. Сделали их в одной московской мастерской на левую и правую ногу. Стали они неразлучны и считали себя родными братьями. В магазине их поставили на самое видное место. Ночью, когда все спали, башмачки болтали друг с другом, обсуждая увиденное за день. Когда в разговоре было что-то веселое, они дружно смеялись, размахивая своими шнурками в разные стороны.

Башмачки были очень дефицитными. За такими, как они, “гонялись”, словно на охоте за диковинным зверем.

После покупки у них началась осмысленная жизнь — это значит не просто так, а с пользой.

Рано утром они бежали на работу. Их путь был не просто на завод - они уверенно шагали в то самое “светлое будущее”, где не было бы зла и отсутствия логики, переходящей в тупость, там, где власть правит под знаменами справедливости, а суд милосерден, там, где у каждого есть выбор и все выбирают добро.
 
После тяжелой рабочей смены, но так же бойко, башмачки снова бежали по московским улочкам.

Ах, как прекрасна Москва! Кажется самый счастливый город на свете. Цветом заката солнце окрасило стены домов, окна, деревья, машины. Небо синим куполом висело над городом и дышало миром. Перья багровых облаков растянулись над горизонтом и как будто бы манили к себе.

По дорогам плывут такси, автобусы, троллейбусы, кто-то прошмыгнул на мотоцикле - всюду слышен шум моторов и звуки нетерпеливых клаксонов. А по тротуарам толпами бегут ботинки, туфли, разноцветные тапочки и, конечно же, босоножки! Они кокетливо стучат своими каблучками и точно тянут за собой. На этот флирт шнурки вплетаются в тугие узелки, шаги башмачков становятся робкими, и, направляясь в сторону обворожительной парочки, они то и дело спотыкаются не в силах совладать с собой.

— Добрый вечер! — Приветствовали башмачки пару босоножек. Они остановились примерно в метре друг от друга. Босоножки виляли носиками, будто говорили:
— Да, действительно чудесный вечер. А вы бы не хотите сходить на танцы?
— О, да, — отвечали башмачки, мы с превеликим удовольствием.
— Тогда, побежали!
— Конечно!
 
И они поспешили в городской парк, где с упоением играл духовой оркестр и к тому времени собралось не мало разноразмерной обуви. Новые знакомые застучали каблуками, отбивая ритм, по деревянному полу небольшой танцплощадки. Играла музыка, кажется вальс про синий платочек, а башмачки и веселые босоножки неустанно кружились в танце.

Пришла осень. Башмачки побывали на свадьбе. Теперь они живут вместе с теми босоножками, что так радовались каждой их встречи.

Стало холодать, и башмачки отправились, начищенные гуталином, в коробку до теплых времен.

А после снова они побежали сначала по лужам, потом по пыльному асфальту... И снова холодно, снова тепло, холодно... Годы летели, оставляя молодость и беспечную радость позади. И только “светлое будущее” все еще маячило впереди и никак не наступало. Пришел момент, когда в этом будущем себя уже не видишь, но оно непременно нужно для тех, кто младше, для тех, у кого есть еще силы ждать его. Теперь мечтаешь для них, живешь их будущим.

 Уже не так проворно идут башмачки на работу, а после обратно домой. Потом снова на работу и снова домой... Жизнь стала такой, как будто сел на «кольцевую» московского метрополитена, и нет уже ни сил, ни желания выходить, делать пересадки. Паралич души... Иногда искрой промелькнет мысль: «что же я так завяз? Давайте, башмачки, ступайте веселее, еще рано уходить на покой». А потом снова обыденность дня, отсутствие сил и страшная близорукость.

Пришел час, когда башмачки встали на краю бездны, так показалась для них яма метр на два. Туда опустили те самые босоножки, что так весело шагали все эти годы вместе с башмачками. Вот и все - кончилось “светлое будущее”.

Одиночество. Так случилось — абсолютно одни. Дом теперь уже не дом, а пустые стены, которые давят, аж хочется кричать.

Обувной крем и зимовка в теплой сухой коробке — все это позади. Теперь все иначе: башмачки утопали в снегу, промокали, искали там, где сухо и тепло.

Однажды утром башмачки никуда не пошли. Они остались лежать в подвале где-то за теплой трубой, которая в эту ночь напрасно их согревала.


Конец.