Вы, как всегда, не правы... Памяти проф. Н. К. Петрова

 Вы, как всегда, не правы...

 Памяти проф. Н.К.Петрова

 На днях мне сообщили, что умер профессор Н.К.Петров. Это произошло после второго инсульта, в Севастополе, куда увез его сын Алеша, продав перед этим однокомнатную квартиру на улице Тенистой в Одессе.
 С Николаем Константиновичем Петровым я познакомился в 1960 году, когда молодой ассистент Одесского Политеха пришел к нам читать лекцию по электрооборудованию. Особый интерес вызывали его имя и отчество – такие же, как и у меня. И даже внешность Петрова имела некоторое сходство с моей – такие же широкие черные брови, утолщенный нос и губы. В общем все это вызвало к новому преподавателю симпатию. Что было потом им закреплено спокойствием восприятия всего и везде, строгой логичностью изложения, некоторым кокетством речи и глубоким знанием предмета.
 Петров стал всеобщим любимцем, особенно девушек курса, а его незлобный и смешливый характер лишь усугублял это.
 На экзамене флюиды симпатии обуяли, очевидно, и Петрова, во всяком случае, он не преминул удивиться, что студент – тоже Николай Константинович. Сдача экзамена прошла легко и приятно и увенчалась оценкой «отлично».
 Потом наши пути разошлись, я начал работать в конструкторском бюро и углублял свои знания в области электрооборудования, о котором читал нам лекции Петров. Учеба в заочной аспирантуре, написание кандидатской диссертации и, наконец, ее защита привели меня на должность ассистента родной кафедры.
 Когда ведущий конструктор СКБ-3 становится ассистентом, значительно теряя в зарплате, теряя наработанный в КБ авторитет и во многом вновь выходя на нулевой уровень знаний – это очень тяжело. Перенести тяготы вхождения в преподаватели и относиться ко всем трудностям с долей юмора помог Николай Константинович.
 Правда, сам Петров из-за моего прихода на кафедру стал потерпевшим. До этого он был просто молодым Петровым, так как на кафедре работал метр – Лев Поликарпович Петров. Теперь молодой Петров сразу стал старым Николаем Константиновичем, или старым Н.К., как его начали величать.
 - Но Вы все равно остаетесь молодым Петровым, утешал его я. Через четыре месяца после защиты ВАК присудил мне (хотя суда как такового не было) степень кандидата технических наук.
 Мне приходилось читать одновременно три разных курса лекций. Это вызывало большие перенапряжения, я просто валился с ног.
 Как потом мне стало известно, сразу так грузить молодого преподавателя было некорректно. Обычно дается время на подготовку к лекциям, особенно, если они читаются впервые. Я этого тогда не знал и думал, что все преподаватели в таких же условиях, как и я.
 Молодой Петров был в то время уже старшим преподавателем. Он увлеченно работал над своей кандидатской диссертацией, ни мало не смущаясь, что все сроки защиты давно нарушены.
 Процесс исследований был ему приятен, а то, что время от времени приходилось отчитываться на заседаниях кафедры и краснеть при этом, Петров принимал, как должное, и завершению работы не было видно конца. Кафедра сочувственно относилась к Петрову и либеральничала с ним, назначая все новые и новые сроки завершения диссертации.
 Точку в этом процессе поставил проректор Корытин. Он пришел на очередное заседание кафедры, заклеймил всех, как безответственных либералов и сказал, что берет Петрова под свое научное руководство. Нельзя сказать, что Петрову это понравилось, но делать было нечего.
 Его, теперь уже бывший руководитель В.А.Параил находился в длительной командировке в Париже, будучи начальником департамента науки ЮНЕСКО. Петров, таким образом, продолжительное время был предоставлен самому себе.
 Далее проректор Корытин сказал, что устанавливает сроки сдачи глав диссертации. Сроки были сжатые , практически не реализуемые. Н.К. жалобно скулил. Кафедра молча сочувствовала. Заведующий Р.П.Герасимяк был в задумчивости.
 - А как Вы себе представляете, мы будем еще три года панькаться с Николаем Константиновичем? Лучшее – враг хорошего! В каждом деле надо ставить точку! –гремел Корытин.
 Николай Константинович пытался возражать, даже заготовил в свое оправдание целую речь, но тут проректор подвел черту: - Если к установленному сроку Вы не положите на мой стол диссертацию, Вы лишитесь должности старшего преподавателя!
 Петров задохнулся от обуревающих чувств и хотел было заявить, что это запрещенный прием, что так поступать нельзя, но промолчал.
 Вопрос был закрыт. Действо возымело результат. Николай Константинович успешно защитился в поставленные жесткие сроки. Трудно представить степень его благодарности А.М.Корытину - Михалычу за, вначале встреченную в штыки, шоковую терапию.
 Прошло некоторое время. Оба Н.К. стали доцентами. У молодого Н.К. вышла книга. У старого Н.К. тоже вышла книга, правда в институтском издании. Научный руководитель Корытин задумал более весомую книгу в республиканском издании. Для создания книги оба Н.К. и доцент С.Н.Радимов были объединены Корытиным в один творческий коллектив.
 И вот два Н.К. и Радимов собираются в погожие весенние дни на травянистой поляне в Аркадии для обсуждения написанного каждым. Начинались обсуждения в порядке оглавления книги, поэтому всегда самый интенсивный удар приходился на часть, написанную Н.К.Петровым. Споры велись до хрипоты, Петров отстаивал каждую пядь написанного материала. К концу защиты своего абзаца он нередко язвительно вопрошал: - Позвольте задать провокационный вопрос?
 Задать вопрос, да еще провокационный, соавторы, конечно, милостиво разрешали. И тогда Петров говорил нечто, несомненно и очевидно подтверждающее его правоту, но никакого вопроса так и не задавал. Однако ограниченные соавторы не принимали его доводы и продолжали демагогически утверждать противоположное.
 В этом случае Петров пускал в ход запрещенный прием. Глубоко вздохнув и вложив в этот вздох все неисчерпаемое свое терпение и снисхождение, он начинал свои убеждения излагать с другой стороны.
 - С позиции системного подхода, - начинал Н.К. и далее опять повторял свои доводы. Петров слыл большим знатоком системного подхода, и уж здесь-то, казалось, оппонентам придется смирится.
 - Н.К. есть Н.К.! – говорил печально Радимов, - Переубедить его невозможно!
 Но тем не менее, соавторы мало-помалу приходили к единому мнению и двигались к обсуждению следующего абзаца.
 - Н.К., Вы, как всегда, не правы! – заявлял я, когда все наши доводы были исчерпаны. При этом Н.К., иногда смущаясь, пожимал плечами, а иногда, задохнувшись от такой вежливой, как он полагал, наглости, пыхтел, но затем начинал улыбаться, как бы выпуская пар.
 Надо сказать, что и позже, когда Н.К. был уже профессором, звонкая эта фраза была у меня на вооружении и пускалась в ход в тупиковых состояниях. Необходимость опровергать сразу два тезиса приводила, как правило, к смене темы спора. Спорщиком же Н.К. был отменным и мог любого довести до прединфарктного состояния.
 Обсудив тщательнейшим образом материалы Петрова, соавторы переходили к главам, написанным Радимовым. Но было уже обеденное время, все изрядно устали, поэтому обсуждать материал могли только бегло, а главы Шапарева, завершающие книгу, переносили для обсуждения на следующий день.
 И хотя на следующий день я пытался заставить коллег начать обсуждение с моего материала, снова все повторялось: тщательнейшая совместная шлифовка глав Петрова, беглый просмотр глав Радимова и легкое касание глав Шапарева. После такой работы главы отдавались на окончательную доводку Александру Михайловичу.
 Книга вышла в срок и получила довольно высокую оценку специалистов. В дальнейшем мы выпустили в том же составе авторов учебник, но таких глубоких совместных проработок содержания уже больше не проводили. Каждый был полномочным ответственным за свой главы. Но один интересный нюанс коснулся при этом Н.К.Петрова. Срок создания учебника был задан издательством довольно жестким. Срыв этого срока грозил срывом издания. Для успешного завершения работы следовало подготовить рукопись на 1,5 –2 месяца раньше сдачи в издательство. Это необходимо для окончательной доводки, увязок, печати и оформления.
 -Н.К. есть Н.К.! –говорил Радимов, -он принесет свои главы через день, после того , как надо отправлять рукопись в издательство.
 -И еще будет просить льготный срок, чтобы потом дослать свою часть. Так дело не пойдет! –добавил Александр Михайлович.
 -Устанавливаем для себя сдачу на два месяца раньше срока. Иначе будет срыв. Петров должен знать только эту дату! –тут Михалыч выразительно посмотрел на нас.
 Дело осложнилось, когда прибыл издательский договор, который должны подписать все авторы и где четко указывается дата сдачи рукописи. Все так хорошо задуманное ломалось.
 -Это я беру на себя, -улыбнулся Михалыч, -Петров должен знать только наш срок.
 Подписывали договор на квартире у Корытина. Когда дошла очередь до Н.К., Корытин взял лист бумаги и закрыл все даты.
 -Подписывайте! –сказал он Н.К. Тот потянулся с ручкой к бумаге, но потом отстранился и жалобно произнес: -Ну, хоть посмотреть договор я все же могу?
 -Нет! –непреклонно сказал Корытин, -Подписывайте!
 И Петров подписал. Долго он потом ворчал на нас с Радимовым и ныл: -Что же там такое, можете вы, наконец, мне сказать? А еще коллеги!
 Мы были немы как рыбы. Петров обрабатывал нас и порознь, и вместе. Позже я сам удивлялся, как мы устояли. Рукопись была сдана в срок. Это был первый учебник в Советском Союзе по автоматизации технологических процессов.
 При этом Петров проиграл мне бутылку коньяка. Он не верил, что нам удастся выпустить учебник с грифом Минвуза СССР. Задача в самом деле была весьма сложной. Надо было преодолеть множество барьеров. Но мы взялись ее выполнить.
 -Есть Москва, есть Ленинград, где Одессе тягаться со столицами, -канючил Петров, -Нам неуместно бежать впереди паровоза.
 Вы, Н.К. очень хитрый и коварный человек, -возражал ему я, -Вы находитесь в беспроигрышном положении. Ведь если нам не удастся выпустить учебник, Вы получите в утешение бутылку коньяка. А если книг а все же выйдет, то это будет таким грандиозным событием, что поставить мне бутылку коньяка будет для Вас удовольствием. При любом исходе Вы остаетесь с наваром.
 Н.К. задумывался, тяжко вздыхал и произносил неуверенно: -Так-то оно так, только, думаю, что раскошеливаться придется, к моему сожалению, Вам.
 Когда работа была в полном разгаре и сомнения в реальности издания учебника отпали, я нет да нет напоминал Петрову о его грядущем проигрыше. Чтоб не забылось.
 Не забылось! Через два месяца после выхода книги Петров официально пригласил меня к себе домой. Был организован обед с густым украинским борщом, было душистое жаркое с наваристым картофелем, был пахнючий салат с фонтанскими помидорами, болгарским перцем, крымским луком и кинзой. Все это приготовил сам Н.К. А на столе стояло то, ради чего все это было затеяно –бутылка армянского коньяка.
 Н.К. включил звуковую систему, и комната наполнилась приглушенными аккордами гитары –играл Гойа.
 Поднимая бокалы с золотистым напитком, мы одним из первых тостов помянули Александра Михайловича, не дожившего нескольких месяцев до выхода учебника в свет.
 На стенах однокомнатной квартиры, в которую перебрался Н.К., разменяв с сыном свои хоромы на Солнечной улице, висели акварели. Рисовать акварели было хобби Петрова. Одна из акварелей была копией картины Ван Гога «Вечернее кафе». Мне всегда нравилось подолгу рассматривать эту акварель, от которой веяло теплом и спокойствием.
 Позже Петров показал мне три, напечатанных в разных изданиях, таких же картины, которые заметно отличались друг от друга цветовой гаммой. Мне казалось, что вариант, выбранный Н.К., наиболее близок к оригиналу. По крайней мере по духу и цвету.
 Вспомнился нам и юбилей Петрова в 1981 году, когда кафедра отмечала его пятидесятилетие. Большой стол был накрыт на втором этаже электролаборатории кафедры электропривода. Она была похожа на палубу большого корабля и так и называлась у преподавателей и студентов: палуба.
 Здесь на палубе я, как заведующий кафедры, сначала официально поздравил Н.К. с юбилеем. Затем, после поздравлений от ректората и деканата, прозвучало мое стихотворное приветствие юбиляру. В нем обыгрывались основные черты Н.К.: его всегдашняя деловая спешка и опаздываемость, его феноменальная способность так чихать, что дрожали стекла окон, его излюбленная фраза, ставшая поговоркой: -А вот с позиции системного подхода...
 С этой позиции Петров мог объяснить буквально все на свете и свести стенку со стенкой. Обыгрывалось в приветствии и наше опасение, что юбиляр сумеет опоздать на свой юбилей. Это опасение, к счастью, не подтвердилось.
 В своей научной работе Н.К. исследовал нагрузочный стенд для испытаний редукторов. Стенд был задуман так, чтобы при испытаниях потреблялось как можно меньше энергии. Для этого энергия, потребляемая из сети, «прокачивалась» через редуктор, а затем возвращалась снова в сеть. Повышение кпд этой установки давало ощутимый экономический эффект.
 -В пределе, -шутили мы, -Н.К. будет близок к созданию вечного двигателя. Это тоже нашло отражение в приветствии.
 Широко известна любовь Н.К. к животным. Он очень любил кошек, часами мог играть со своим любимым котом Кешей, ходил часто с глубокими царапинами на руках –следами бурных игр с Кешей.
 Коронным номером был прыжок Кеши на стол, потом на шкаф, а со шкафа на руку Н.К., которую тот медленно двигал по дивану. У Кеши возгорался охотничий инстинкт, и он делал головокружительный прыжок на руку, иногда в азарте не слишком пряча свои когти.
 -Вот ты, дурашка, -говорил Петров и бежал в ванную комнату мазать царапину йодом. Кеша понимал свою вину и тихонько залазил под стол.
 Надо сказать, что на Н.К. иногда находило наваждение, он становился чрезвычайно любезным, предупредительным, застенчивым. Забывал на время о системном подходе, о провокационных вопросах и другой атрибутике доцентских подначек. Это бывало редко, но бывало.
 Собственно говоря, уже можно познакомить читателя с приветствием, которое, несмотря на в какой-то степени воспитательный характер, юбиляру понравилось и он бережно унес его домой.
 Поскольку Н.К. угораздило родиться накануне славного женского дня 8 марта, в заключительной части приветствия упомянуты все женщины кафедры электропривода. Дата обязывала, а по отношению к женщинам Н.К. неизменно оставался галантным кавалером. Называлось приветствие: «Кто есть кто?»

 Кто есть кто?

 Кто всегда в движенье, в деле,
 На пределе, при портфеле?
 Кто, не помня месяц, дату
 Получить забыл зарплату?
 Я скажу без лишних слов:
 Это он –Н.К.Петров!

 Если кафедра в разгаре,
 Выступающий в ударе,
 Кто прокрался там без стука,
 Прижимая к сердцу руку?
 Скажет всяк без лишних слов:
 Это наш Н.К.Петров!

 Стенд разбился в коридоре,
 Борисовский в трансе, в горе.
 Кто чихнул с таким задором,
 Напугав к тому ж вахтера?
 Скажут все без лишних слов:
 Это наш Н.К.Петров!

 Кто в запале неуемном
 Про подход твердит системный?
 Кто уже который год
 Нам твердит про тот подход?
 Скажет сам без лишних слов:
 Это я –Н.К.Петров!

 С кем, я мелочным не буду,
 С кем заигрывает Люда?
 И кого она, видать,
 Жаждет перевоспитать?
 Скажут все без лишних слов:
 Это наш Н.К.Петров!

 В коридоре три студента
 Ждут какого-то доцента.
 День прошел, проходит вечер...
 Кто же им назначил встречу?
 Скажут все без лишних слов:
 Это наш Н.К.Петров!

 Был товарищем Петровым
 Взят редуктор за основу.
 КПД повысил Саша –
 Решена проблема наша!
 Вечный двигатель готов!
 Кто виновник? –Н.Петров!

 Кто с Алешею воюет,
 Дома Кешу дрессирует,
 На Ван Гога глаз нацелив,
 Кто рисует акварели?
 Будет мой ответ не нов:
 Безусловно Н.Петров!

 Чтоб профоргу форы дать
 И сюда на опоздать,
 Кто пришел сегодня в рань,
 Изумивши Олю, Тань,
 Бабу Надю, Люду –всех,
 И Альбину, и коллег?
 И опять ответ готов:
 Это наш Н.К.Петров!

 Кто сейчас на юбилее
 Словно девушка краснеет?
 Так кого ж, хочу я знать,
 Мы собрались поздравлять?
 Повторить придется снова:
 Именинника Петрова!
 Будь же весел и здоров,
 Юбиляр Н.К.Петров!

 Запомнилось мне выступление Н.К.Петрова при обсуждении на кафедре моей лекции по автоматическому управлению электроприводами.
 Я первый год работал на кафедре, первый раз читал курс. Была объявлена открытая лекция, посетить ее должны были все члены кафедры, чтобы потом сделать детальный разбор, обсудить удачные моменты и указать на недостатки.
 Я – молодой преподаватель – тщательнейшим образом готовлюсь к этой лекции, прорабатываю горы материала, а тему лекции и ее план передаю заведующему кафедрой. В назначенный день надеваю свою самую белоснежную рубаху, свежеотутюженные брюки и с замиранием сердца стою около аудитории, жду звонка, поглядывая в конец длинного коридора, откуда должны появиться преподаватели кафедры.
 Звенит звонок, студенты все на местах. Бросаю еще раз взгляд в коридор –никого нет. Читаю лекцию, а в голове никак не укладывается, где же посещающие?
 - Мы не смогли прийти, переносим посещение на следующую неделю, -говорит заведующий, внимательно посматривая на меня, -а что, разве есть сложности?
 - Гм, - думаю я, - но почему же меня не предупредили?
 На следующей неделе картина повторяется. Оказывается, кто-то не смог прийти, и посещение в последний момент было отменено, чтобы при обсуждении не нарушить целостности впечатлений.
 И еще два раза производился перенос открытой лекции. Надо ли говорить, сколько нервов стоили эти переносы молодому лектору.
 Наконец, когда я уже почти привык к переносам, пришло две трети кафедры, изумивши своим посещением студентов. Читал я эту лекцию, как в трансе. Во время лекции за окном вдруг раздался оглушительный хлопок, похожий на взрыв. Я внутренне чертыхнулся, принимая это как очередную помеху и продолжал рассмотрение материала, как ни в чем не бывало.
 Студенты вели себя превосходно, проявляли активность, задавали, когда было надо, вопросы и давали, когда я спрашивал, правильные ответы, демонстрируя налаженность обратной связи «студент-преподаватель». После лекции я был словно выжатый лимон.
 На последующем заседании кафедры каждый, посетивший лекцию, отметил ее достоинства и недостатки. Но больше всего меня потрясло выступление Н.К.Петрова. После оценки изложенного материала он сказал: -Лектор чувствует себя свободно в аудитории, но мне кажется, надо обращать внимание на внешние помехи, держать себя проще. Когда что-то бабахнуло за окном, Шапарев не вздрогнул, не сбился с темпа лекции, вроде бы ничего не произошло. А надо было бы хоть на секунду отвлечься, пошутить, посмотреть в окно, наконец, что там такое? Дать студентам разрядку. И еще. Слушая лектора, начинает казаться, что рассматриваемый им материал самый главный для специальности, но это не совсем так. А вообще я оцениваю прочитанную лекцию весьма высоко. Я бы свою первую лекцию так не смог прочитать!
 Эта последняя фраза как нельзя лучше характеризует самого Петрова, его душевную щедрость. Ведь в то время он уже был превосходным, опытным лектором.
 Однажды мы оба были в командировке в Москве и договорились встретиться в патентной библиотеке –ВТПБ. И он, и я встречались в библиотеке с экспертами по заявкам на изобретения.
 Н.К. очередной раз завозился с отчетом по научной хоздоговорной работе и сорвал сроки подписания актов. Естественно, денег по работе не было, разразился грандиозный скандал.
 Дело дошло до ректора К.И.Заблонского и тот, обсудив ситуацию, принял Соломоново решение вопроса: Петров переходит под его непосредственное научное руководство, все отчеты по хоздоговорной работе и акты должны заблаговременно предоставляться руководителю.
 -Мы даем Вам возможность завершить тему, помните, что Вы ответственный исполнитель. Потом будет видно, есть ли смысл продолжать тему, или лучше ее закрыть, -говорил ректор спокойным, чуть скрипучим голосом, -Идите, работайте.
 Такой разговор состоялся пол года тому назад, а сегодня Петрову удалось убедить эксперта ВНИИГПЭ выдать на заявку «красный уголок». Это открывало новые возможности в развитии темы, вопрос о ее закрытии отменялся, поэтому настроение у Н.К. было превосходное.
 Обменявшись с Н.К. результатами встреч во ВНИИГПЭ, мы остановились возле заборчика Бережковской набережной. За противоположным берегом реки сияли купола Новодевичьего монастыря. Был теплый сентябрьский день.
 -Н.К., а не пойти ли нам на Новодевичье кладбище? Вы там бывали? –спросил я Петрова.
 -Нет, Н.К., не бывал, -ответил Петров, -Но, честно говоря, меня не слишком привлекает Ваше предложение: не люблю кладбищ.
 Я посещал Новодевичье Кладбище раза четыре, помнил примерно его основные ориентиры и довольно легко уговорил Петрова пойти со мной. Когда еще представится подобный случай?
 Идем вдоль набережной, через тяжелый каменный мост. Я рассказываю Н.К. об известных захоронениях Новодевичьего, но больше всего меня сейчас интересует памятник Хрущеву. Он установлен совсем недавно. Я его еще не видел, но слышал о нем много. Созданный по проекту скульптора Эрнста Неизвестного, которого Хрущев раздраконил на знаменитой выставке в Манеже, он отражал трагическую двойственность Хрущева, подчеркнутую белыми и черными мраморными блоками памятника.
 То, что именно Хрущев разрушил культ Сталина, во многом вызывая огонь на себя, делает честь его мужеству. Вряд ли можно согласиться с тем, что все это было сделано по простодушию, что он не знал, что творил. И здесь, если судить по большому счету, уходят в тень карикатурный стук ботинком по трибуне ООН, барский подарок Крыма Украине, причастность к черным событиям в Венгрии, Новочеркасске, участие в оргиях 37 года.
 Мы подходили к могиле Хрущева, когда вокруг еще было тихо и тогда еще безлюдно. Солнце четко отделяло ступенчатую границу между семью сдвинутыми черными и белыми мраморными блоками. А на этом фоне в тесной нише резко выделялась черная, бронзовая голова Хрущева, стоящая на белом мраморном кубе и зажатая между черных и белых блоков, вырубленных зигзагом. Не забыть выражения его лица, так плохо гармонирующего с окружающим покоем. Лицо смеялось, искрились смехом глаза, подернулись улыбкой губы. Наперекор всему.
 Мы долго стояли молча, пораженные работой скульптора, путаясь разгадать, что же Неизвестный вложил в этот образ.
 -Мне кажется, -произнес наконец Н.К., -Что смысл здесь примерно такой: я свое дело сделал, а теперь разбирайтесь, товарищи, желаете Вы того, или нет.
 Думаю, что Вы близки к истине, -отозвался я, -Но было бы интересно узнать мнение Неизвестного, может нам доведется об этом когда-нибудь прочитать.
 Вскоре после этого Новодевичье кладбище было закрыто для свободного посещения. Официально это объяснялось тем, что толпы ринувшихся на него посетителей не давали возможности родственникам спокойно посидеть у могил своих близких.
 Еще одно происшествие произошло у нас с Н.К.Петровым на кладбище в Одессе. Жарким июльским днем мы решили посетить могилы родных и близких на Втором Христианском кладбище.
 Постояли возле могилы В.Е.Прокофьева у входа на Католическое кладбище. Он был проректором Политеха, особенно близок к кафедре электропривода, рано ушел из жизни и никто не предполагал, что у него была операция по пересадке сердца. Убрали буйно разросшиеся травы на могилах моих родителей. Мамин памятник два года тому назад был опрокинут бесновавшимися на кладбище вандалами, разбившими много надгробий, и теперь об этом напоминала трещина у его основания.
 Подошли к могиле А.М.Корытина. Бюст Александра Михайловича работы скульптора М.И.Нарузецкого с течением времени становился все более и более похожим на него. Мы не думали, что наступят тяжелые времена, когда это бюст будет похищен и превращен в металлолом для продажи.
 Двинулись вглубь кладбища к могиле матери Н.К. сначала Петров шел довольно бодро и уверенно. Но постепенно уверенность его все угасала и угасала. Он пытался сориентироваться, читая надписи на надгробиях, но ничего не получалось. Н.К. страшно разнервничался, начал метаться от могилы к могиле и, наконец, произнес дрожащим голосом: -Сегодня не получится. Где это место знает Валюха, приду попозже с Валюхой, он найдет.
 Валюха был его школьным товарищем и раз в месяц обязательно проводил вечер с Петровым, вспоминая утекшие годы.
 -Николай Константинович, давайте еще раз пройдемся, как говорится, от печки, вот от этой главной аллеи.
 -Нет, боюсь ничего не получится. Все здесь заросло и стало неузнаваемым.
 -Ну, а все-таки давайте еще раз попробуем. Только не торопитесь.
 Мы медленно шли по узкой дорожке. Вот уже и ее конец. Жалко, но очевидно сегодня действительно поиски будут безрезультатны.
 -Стойте, вдруг произнес Н.К., -кажется здесь. Кажется нашел!
 Он бросился к ограде, увитой диким виноградом и плющом. Н.К. не ошибся. Это было семейное захоронение Петровых. Мы убрали все лишние плети винограда и плюща, почистили дорожку. Н.К. успокоился и посветлел. Молча постоял, и мы ушли.
 -Я Вам покажу интересное захоронение, -сказал вдруг Н.К., когда мы подходили к центральному выходу, -Вот, смотрите.
 И он потянул меня влево от главного входа, немного за кладбищенскую церковь. Там находился красивый склеп из черного мрамора какого-то молодого поручика. Захоронение сделано еще до революции, где-то году в 1915. Все было вычищено до блеска, дорожка вокруг склепа подметена и посыпана песком, около закрытой двери в простой, но красивой вазе стоял букет свежих роз. Поражал изяществом и свежестью черный, резной мраморный портик, отполированный точно вчера. Видно было так же, что в склепе работали вентиляционные каналы.
 -Существует версии, что этот поручик –жертва неразделенной любви, либо игрок, проигравший в карты состояние, либо, я в это больше верю, поручик был болен и скончался от неизлечимой болезни. Удивительно то, что войны, революция, оккупация не повредили склеп. А сейчас кто-то постоянно следит за слепом, ухаживает за прилегающей территорией, ставит свежие цветы. Прошло уже столько лет, а о поручике еще помнят, -говорил Н.К., рассматривая настенную резьбу.
 На меня склеп произвел большое впечатление и в то же время создал какое-то чувство стабильности и спокойствия. Вечный покой!
 С Петровым мы установили своего рода кооперацию по обмену путевками в спортивно-оздоровительные лагеря. Из-за вечного дефицита путевок мы брали три путевки на две семьи и отдыхали по пол срока. Так мы отдыхали в Каролино -Бугазе под Одессой, так мы отдыхали в Смеричке возле Трускавца.
 Н.К., его сын Лёха и друг сына Рыжий сменяли меня с женой и дочкой. Все были довольны, нам было достаточно для отдыха 10 дней. Петров получал возможность без больших хлопот пристроить в лагерь не члена семьи Рыжего, а местком охватывал заботой сразу двух преподавателей при меньших затратах.
 О иной раз возникали сложности, о которых позднее мы не могли вспоминать без улыбки. Шло поселение отдыхающих в лагерь «Чайка». Начальник лагеря Смерчинский лихо расправлялся с заискивающими приезжими, распределяя их по домикам, комнатам и баракам, «спаривая» в общей комнате одни семьи и разделяя по разным комнатам другие.
 -Вы с женой и дочкой, -глядя на путевки говорит Смерчинский, - Очень хорошо, поселяю Вас в домик 14, там тоже живет женщина с дочкой, к тому же работник Вашего факультета – Елена Николаевна.
 Прошу Смерчинского обратить внимание, что я буду отдыхать только пол смены, а затем меня сменит доцент Петров с сыном и мальчиком, об этом договорено в месткоме. Как–то неудобно поселять в одной комнате разнополых отдыхающих, чужих людей. Есть же еще в лагере немало свободных комнат на трех человек.
 - Дайте нам такую комнату, и все будут довольны, - убеждаю его я.
 - Я Вам выделил чудесную комнату, с видом на море, что еще нужно? –возражает Смерчинский, -Целый день Вы на пляже, на свежем воздухе, лучше не придумаешь. Да и свободных трехместных комнат у меня нет. А с Петровым при необходимости мы будем решать вопрос отдельно.
 И мне пришлось сдаться. Жена и дочка прекрасно устроились в комнате с Еленой Николаевной, я расположился на веранде, которая выходила в сторону обрывистого берега. Внизу белел песок и сверкало море. Место дивное, изумительное. Вечером к моей кровати придвигали стол, и происходило торжественное чаепитие. Правда, приходилось скрывать электроплитку, на которой закипал чайник, так как пользоваться ею было строго запрещено, чтобы не возник пожар.
 Елена Николаевна –секретарь факультетского сборника – оказалась милой, приятной женщиной, мы с ней подружились и неоднократно встречались уже потом в Одессе. А пока жарили пойманных на удочку бычков и ставриду, купались и загорали, чаевничали. Но по мере окончания нашего отдыха, я все больше начинал задумываться: - А как в этот комфорт впишется Н.К.?
 Я чувствовал себя виноватым.
 Петров приехал бодрым, энергичным, уже загорелым. Бронзовый загар лица подчеркивала белоснежная седина довольно густых волос.
 -Ерунда! –сказал Петров, выслушав мои объяснения по поводу столь экзотического поселения, - Я спать на веранде не буду. Только это все потом, потом, а сейчас я бегу к морю, там меня ждут ребята. Пока!
 Мы распрощались с Н.К., я пошел со своими на станцию к электричке, а он поспешил к манящему, теплому морю.
 Как стало известно позднее, Смерчинскому все же пришлось заниматься переселением Петрова. Елена Николаевна, придя с ужина в первый же день с ужасом увидела в своей кровати спящего мужчину. Оказалось, что это товарищ Петрова, перепутавший кровати. Был скандал. Явившийся позже Н.К. обнаружил закрытую на ключ изнутри дверь. Переночевав с ребятами у знакомых, он на следующий день добился переселения в отдельную комнату.
 Н.К.Петров обожал Каролино - Бугаз. В рамках учебно - воспитательной работы преподавателям предписывалось проведение кураторских часов. Мы, как могли, старались сделать эти часы интересными, чтобы студенты ходили на них с удовольствием, а не из-под палки. Кстати, диспетчер частенько проверял, проводится ли кураторский час, внесенный в сетку расписания занятий. Горе было преподавателю, если, к великой радости группы, этот час откладывался. Несчастного прорабатывали на всех мыслимых инстанциях.
 И вот однажды Петров решил провести кураторский час своей группы первого курса в Каролино - Бугазе в спортивном лагере «Чайка».
 - Пусть первокурсники познакомятся с институтской базой отдыха, друг с другом, с заведующим и преподавателями кафедры, -говорил Н.К, вопросительно поглядывая на меня, - Сейчас тепло, можно будет купаться в море, поедем в ближайшее воскресенье. В учебной части я все улажу, если Вы не возражаете.
 На воскресенье у меня были свои планы, но разве можно было не поддержать такой почин? Я согласился. Тем более, что Бугаз ранней осенью, когда уже спал наплыв отдыхающих, великолепен. Тишина, чистота, легкое дуновенье ветерка и еще более бескрайнее море. Были, правда, некоторые сомнения, что студенты поддержат инициативу, но Н.К. заявил, что это уже его забота.
 В воскресенье, когда электричка умчалась в сторону Затоки, на железнодорожной платформе напротив лагеря «Чайка» остались четыре студента и три преподавателя. Среди трех преподавателей были оба Петрова и оба Николая Константиновича.
 Я выразительно посмотрел на Н.К. и повел головой в сторону его воинства:
- Состав преподавателей чуть меньше состава студентов, где Ваша группа, Н.К.?
 - С кем не бывает, шеф, и на старуху находит проруха, - стал оправдываться Н.К., - Надо же кому-нибудь когда-нибудь начинать.
 - Ну, что ж, двигаемся на пляж, коротко бросил профессор Петров, быстро оценив ситуацию, и бодро зашагал по дорожке к обрыву, за которым серебрилось море.
 Наша группа – три студентки, студент и три преподавателя – двинулась через лагерь, выглядевший непривычно пустынным. Сейчас еще отдыхала пятая смена, по численности раз в двадцать меньшая, чем обычные. Но, значит, еще работала кухня, и мы сможем здесь пообедать. Это очень хорошо, так как обратная электричка будет только вечером: что делать, осень.
 На пляже студенты и преподаватели расположились отдельными группами, пока Н.К. на заявил, что так дело не пойдет, все-таки это кураторский час, а не пикник на море. В результате его настойчивых усилий произошло сближение групп, представление преподавателей и студентов друг другу. Студенты должны были ответить на генеральный вопрос: - Почему выбрана именно эта профессия?
 Оказалось, что двое – Вика и Лена – выбрали электропривод потому, что их родители работают по этой специальности, один Вова – потому, что сам проработал пол года электриком и, наконец, милая девушка с симпатичным именем Ляля заявила, что электропривод – самая хорошая специальность, и, конечно, она выбрала поэтому именно её.
 А потом кураторский час превратился все-таки в пикник на море, и это было воспринято с удовольствием как преподавателями, так и студентами.
 В море профессор Петров демонстрировал неиссякаемую энергию и выносливость, заплывая за третью отмель, а это чертовски далеко, особенно, если смотреть не с высокого обрыва, а находиться у моря здесь же.
 - Ну, дедушка дает – восхищались студенты, не знакомые до этого с нашей кафедральной достопримечательностью и феноменом.
 А потом началась игра в бадминтон. Ничего, что не было сетки и поля, песок – прекрасное покрытие. Мы носились за воланчиком, как угорелые. Отбить во что бы то ни стало воланчик – было делом чести. Игроки падали. Делали сногсшибательные прыжки. Но при этом играли благородно, и, если противник был повержен, давали длинный пас, чтобы тот сумел подняться и отбить волан. Общие усилия были направлены на то , чтобы продержать волан, как можно дольше в воздухе.
 Игра в бадминтон выявила преимущества преподавателей. Оба Н.К. были неотразимы, да и Лев Поликарпович играл самозабвенно. Это была игра профессионалов с любителями. В какой-то момент Н.К. даже стал на защиту своей малочисленной студенческой группы, перейдя для поддержки в ее состав.
 Вечером, утомленные, пережаренные на мягком осеннем солнце и отдохнувшие, мы ждали электричку. Прощай, «Чайка», до следующего сезона!
 Надо ли говорить, что в понедельник на кафедре поездка была так красочно описана и преподавателями и студентами, что те, кто не поехал, весьма об этом сожалели.
 - Ничего, обязательно съездим в следующее воскресенье! – утешали они себя. Но пошли мелкие, унылые дожди, а затем «Чайка» была законсервирована, и последующей поездки в этом сезоне уже не состоялось.
 Мне вспоминается еще одна поездка с Н.К.Петровым в лагерь «Чайка» другой осенью. Мы приехали к Михалычу в сентябре в опустевшую «Чайку» для уточнения некоторых аспектов рукописи учебника. Был теплый, солнечный день, не шелохнувшись стояли пожелтевшие свечки тополей на берегу обрыва.
 На веранде домика 4, в котором неизменно отдыхал Корытин, была проделана совместно вся работа. Можно было и отдохнуть.
 Михалыч на море ходил только рано утром, даже вырубил в глинистом обрыве узкую лестницу напротив своего домика. Она стала четвертым сооружением, соединяющим лагерь с пляжем.
 «Спуск Корытина», - такое название получила эта лестница у политехников.
 По «Спуску Корытина» мы с Н.К. быстро спустились с обрыва и пошли по широкой полосе песка к шумящим впереди волнам.
 Огромное пространство песка ветер подернул волнистым узором, по которому никто не ходил и не нарушал его чистоты.
 Здесь, как нигде, чувствуется связь человека с природой: далекий высокий берег, ставшее от этого еще выше небо и бескрайнее, живое, шевелящееся море. И один маленький человек в центре всего. Вокруг – никого, тишина и покой. После очередного купания Н.К. предложил позагорать голышом, к тому же и плавки успеют высохнуть.
 Мы лежали на подстилке в полудреме с удивительным чувством раскрепощенности. Что и говорить, непривычно, когда ты один на один с ласкающим тело солнцем, а цивилизация в виде кусочков материи, называемых плавками, беспечно сушится рядом на песке.
 Это состояние отрешенности от мирского усилилось, когда мы с Н.К. поплыли голышом в прозрачной воде, сквозь которую хорошо просматривалось песчаное дно. Было что-то космическое в этом парении в водяной невесомости, в слиянии с чем-то вечным.
 Я раньше Н.К. вернулся на берег, и тут мой взгляд упал на фотоаппарат, лежащий среди вещей. Что-то озорное подхлестнуло меня, схватив фотоаппарат, я побежал к берегу, на который начинал выходить из воды Петров.
 Голый Н.К. сначала настороженно смотрел на меня, но едва я постарался вскинуть аппарат, как он разразился такой лютой бранью, что мне пришлось задержать свои намерения.
 - Н.К., Вы представляете, какой фурор произведут эти уникальные фотографии, особенно на студенток? – пытался я смягчить его реакцию.
 Но Н.К. не был склонен к юмору и добродушию. Он сурово смотрел на меня, всем своим видом давая понять о крайне отрицательном отношении к нарушителю его комфортного состояния.
 - Если Вы совершите это, Н.К., то я прерву наши дружеские отношения,
- совершенно серьезно заявил Петров.
 Я заверил Н.К., что коль он так трагически относится к возможности увековечить свой полный облик для потомков, то я, конечно, не стану насильственно его снимать.
 - А вот не надо! – уже с проблесками добродушия заявил Петров. Конфликт был улажен. Через несколько минут мы опять лежали на подстилке и болтали «за жизнь», как ни в чем не бывало.
 Еще раз подтвердились версии Радимова о Петрове: «Н.К. есть Н.К.! Н.К. непредсказуем».
 Эти версии я вспомнил в Риге, куда приехал на проверку хода практики, руководителем которой был Петров. По договоренности в Одессе он должен встретить меня в гостинице и помочь при поселении – самом неприятном моменте в командировке.
 - Все будет хорошо, шеф! – заверил меня Н.К. перед отъездом.
 Учитывая его феноменальную способность заводить знакомства и обходить бюрократические препятствия, я был абсолютно спокоен за успех моего поселения. Даже слишком спокоен, так, что взял с собой в командировку дочку, закончившую с золотой медалью школу и сдавшую экзамены в наш Политех. После всех этих треволнений ей надо было отдохнуть и развеяться.
 В гостинице Н.К. не было, администратор слухом обо мне не слыхивала, пришлось ехать на завод, т.к. Петров мог находиться только там.
 Но и на заводе Петрова тоже не оказалось. Звоню в гостиницу, но и там его еще нет. А дело идет уже к вечеру. Где носит этого Н.К. никто не знает.
 В отделе практики завода мне вручили письмо в Управление гостиниц с просьбой содействовать поселению. Отправляемся в другой конец города в управление гостиниц и там, о везение, получаем направление в гостиницу «Бакы». Поселяемся с дочкой в отдельном номере под подозрительные взгляды коридорной. Но это – Прибалтика, а посему моя эпопея заканчивается благополучно.
 Вечером мы со Светой, бросив с удовольствием вещи в номере, гуляли по приветливой Риге и ужинали в симпатичном маленьком кафе, где нам дали аппетитные булочки, вкусный бефстроганов и ароматный, бодрящий кофе.
 Утром еду на завод и зразу же нахожу Петрова.
 - Где Вы были, Н.К.? Вас не было ни на заводе, ни в гостинице, - спрашиваю я
Н.К.
 - Я дико извиняюсь, - отвечает сухо Петров, - Но я занимался организацией практики. Студенты выполнили месячное задание, и их премировали бесплатной автобусной экскурсией. Я выбрал экскурсию по дворцам Растрелли. Автобус выделен на субботу.
 - Но ведь мы с Вами договаривались встретиться в гостинице, не так ли? – не успокаиваюсь я.
 - Шеф, Вы поселились в гораздо лучшей гостинице, чем моя, намного ближе к центру. Я обеспечил Вас со Светочкой изумительной экскурсией, у студентов практика идет нормально. Что еще надо ?
 - В этом еще надо убедиться. Давайте пройдемся вместе по рабочим местам.
 Вечером мы решили начать культурную программу с посещения оперного театра. Афиши извещали, что сегодня идет «Аида». Неплохо, только есть ли еще билеты? Подходим к кассам, около них никого нет, за исключением одного мужчины, наклонившемуся к самому окошечку.
 - Есть, есть билеты, - говорит нам дама, стоящая недалеко от кассы, - Берите, не пожалеете, сегодня дебют у моей дочери!
 Мы с интересом посмотрели на даму, а Н.К. не удержался и тут же задал вопрос: - Как, неужели у Вашей дочери дебют?
 Выяснилось, что дочка замечательно поет (и это оказалось действительно так), а мама жутко переживает и старается склонить на свою сторону слушателей. Для нас это было непривычно.
 А когда покупающий билеты распрямился у кассы, мы вообще остолбенели: это был никто иной, как Траубе, профессор из Донецка, выпускник нашей кафедры. Рядом стояла его жена Вика.
 Евгений Семенович тоже удивился встрече.
 - Это ж надо, где можно встретиться с одесситами в Прибалтике, в опере,
- загремел его баритон, как утверждал Петров, на нижних регистрах.
 О, эти нижние регистры! Как они нас выручали! В самых безвыходных положениях, когда, казалось, ничего не может нам помочь, мы посылали профессора Траубе к кассирам или заведующими смотровой площадкой башни Святого Петра, автобусными экскурсиями по старой Риге, концертом органной музыки в Домском соборе. Мы стояли поодаль, и до нас доносился приглушенный баритон Траубе. И не было случая, чтобы рижане, очарованные голосом профессора, не выполнили его просьбу. Билеты всегда находились.
 В оперном мы тут же купили билеты и совместно заверили маму, что в силу возможностей поддержим дебют ее дочери. Слово свое мы сдержали. Хлопали в ладоши дружно и от всего сердца.
 В антракте дамы остались в холле, а ученые мужи решили выпить по чашечке кофе в театральном буфете. В последний момент Н.К., радостно улыбаясь, принес три рюмки знаменитого рижского бальзама.
 Кофе – великолепен, а вот бальзам... Я отхлебнул из рюмки и с интересом посмотрел на сорюмочников. Н.К. потягивал бальзам с явным удовольствием. Траубе отпил немного и удивленно поднял брови. Еще какое-то время мы дегустировали бальзам, а потом Траубе не выдержал и своим густым баритоном произнес: - По моему этот бальзам такая...гадость, напоминает...йодную настойку!
 Поддержкой Евгения Семеновича был наш дружный смех. Мы поняли, что рижский бальзам рюмками пить нельзя.
 Н.К.Петров был отчаянным трусом. Он боялся многого. Боялся летать на самолетах и обожал железную дорогу. В командировки, какими бы они дальними и срочными не были, он всегда ездил поездом. Только раз, отправляясь в Душанбе, он нарушил это правило и летел со своим известным однофамильцем на самолете. О полете позже старался не вспоминать, как о нечто глубоко неприятном, только совершенно случайно ставшим безаварийным.
 Мы давно мечтали побывать на Тендровской косе, начитавшись Паустовского об этом удивительном создании природы. Не раз, плывя на корабле по Крымско-Кавказской линии, я с интересом впивался взглядом в тонкую черточку на горизонте – мы проходили мимо косы.
 В тот год кафедра заняла второе место среди профилирующих кафедр института и была награждена денежной премией, которую можно было реализовать только по безналичному расчету.
 - А почему бы нам не махнуть всей кафедрой на Тендру? – задал вопрос однажды Н.К., - Кафедра промэлектроники в прошлом году уже побывала там на катере, все остались очень довольными.
 Задавать вопросы заведующему не всегда безобидное дело. Заведующий тут же ухватился за предложение и инициатор был послан разведать, каким образом можно зафрахтовать катер. Кафедра дружно поддержала предложение ехать на день на Тендру, выразили желание присоединиться и другие кафедры факультета.
 - Петров! На Вас смотрит весь факультет! Когда будет оформлена платежка за экскурсию? – спрашивал я Н.К. каждый день, наблюдая, как медленно, но неуклонно движется дело.
 Наконец, Н.К. влетел на кафедру сияющий и счастливый: - Я вырос над собой! Вот платежка, вот реестр! В воскресенье нам выделяют катер, отход в 7 часов утра!
 Катер отошел от причала с небольшим опозданием, забрав сотрудников факультета, их жен и мужей, детей и близких. Но Н.К.Петрова среди отъезжающих не было. Он не опоздал, в чем его можно было заподозрить. Он просто не явился. Он полагал, что поездка на катере может быть «чревата» неприятностями, а береженного Бог бережет.
 Поездка удалась на славу. Отдыхающие купались в светящейся чистой воде, загорали, дремали в прохладной рощице, играли в волейбол, гуляли по косе.
 Фурор произвела уха, ведро которой сварили из рыбы, щедро выделенной нам рыбаками. Почти все принимали участие в ее приготовлении: чистили рыбу и картошку, собирали хворост, разводили костер и поддерживали огонь.
 Густая, душистая уха была наградой за все труды. На лужайке в рощице постелили на траве скатерти, каждый выложил привезенную из дома еду, разлили по тарелкам уху и закатили большой пир.
 К сожалению, мечта о посещении Тендры так и осталась мечтой. Дело в том, что когда на горизонте появилась коса, мы удивились, почему переход занял на два часа меньше, чем рассчитывалось. Да и внешне коса не выглядела полоской песка, через которую кое-где могли перекатываться волны. Здесь же было обширное зеленое поле, местами засаженное молодыми деревьями.
 Я пошел к капитану катера выяснять, куда мы попали и узнал, что наш маршрут без нашего ведома был изменен. Мы пришли на более близкую Кинбургскую косу. Капитан считал, что здесь мы лучше отдохнем, так как здесь есть тень от деревьев, мы меньше времени будем болтаться в море, больше времени проведем на берегу, а коса – она есть коса и тут, и там. Кинбургская коса –тоже великолепна!
 А Петров продолжал «расти над собой». Стал профессором. Хотя внешне мало изменился, но еще больше его благородная седина подчеркивала загорелое крупное лицо. Или наоборот.
 А еще появился у Н.К. специфический прононс при разговоре. Особенно это было заметно, когда он начинал говорить о проблемах века, желтом и голубом шведском кино, Бунюэле и т.п.
 Огорчительным было то, что прононс возник в связи с заболеванием носа, а точнее – полипами. Мучили Н.К. они сильно. Я много раз заводил с ним разговор о том, что надо, наконец, собраться с духом и удалить эту заразу.
 Петров с сомнением выслушивал меня, а потом изрекал: - А вот не надо! Все дано от Бога, значит мне это положено. Операция? Криогенная техника? Безболезненно? Нет, это не для меня.
 Для усиления своих позиций я привлекал в индивидуальном порядке дам, с которыми общался Петров. Сначала Н.К. ни с кем даже разговаривать не желал о носовых проблемах. Я обещал, что буду обсуждать его поведение с сыном Алёшей, как только тот в очередной раз приедет из Севастополя.
 - Это запрещенный прием, Н.К., - говорил мне Петров, к тому же, шеф, на учебный процесс мой нос не влияет.
 - Н.К.! Отнюдь! Вы же культурный человек. Расстаньтесь с Вашими полипами. Дышите полной грудью. Кроме того удаление их резко повысит уровень усвоения Вашего лекционного материала студентами.
 - Вы так думаете? – Петров высморкался и задумался, такой поворот беседы был для него неожиданным.
 Мы беседовали об известных в Одессе ларингологах Скарлатто и Бари, я говорил даже об опасности инсульта, если постоянно заложен нос, дамы (каждая индивидуально) убеждали Н.К. решиться на операцию и, наконец, лед тронулся.
 - Я отложил 30 долларов, приедет Алешка и, наверное, решусь на удаление,
- заявил мне однажды торжественно Петров.
 - Смотрите, Н.К., только не тяните время, а то цены подскочат так, что никакой профессор не выдержит. Год назад все было бы вообще бесплатно.
 Вскоре я покинул Одессу, некоторое время переписывался с Петровым, но так и не знаю, успел ли он осуществить задуманное.
 Наступали тяжелые времена, когда задерживали выплату зарплаты, а цены так неслись вверх, что полученные купоны вмиг становились просто бумажками.
 - Вот, -сказал Петров однажды, - Купил по случаю на Староконном рынке, -и он протянул мне сапожную лапку и молоток.
 - Что же Вы собираетесь с этим делать? – удивился я, - Неужто хотите затеять ремонт обуви?
 - Совершенно верно, ремонт обуви. Это становится актуальной профессией. Мой отец умел починить любую обувь, а я видел все это и, надеюсь, тоже смогу постичь эту премудрость. Вот это плятус для разглаживания материала, это – кулис для покрытия воском ранта, это – катюша, а это – тексы, - и он кивнул на металлические гвоздики.
 - Н.К., Вы хотите быть, как тот претендент на королевский трон, который, чтобы жить богаче тамошнего короля, собирался еще и подрабатывать, тачая сапоги.
 - Кстати, шеф, у Вас на туфлях сбиты подметки, снимайте их, я Вам за пятнадцать минут все поправлю, будут, как новые.
 Я какое-то время отбивался от этого предложения, но узнав, что Н.К уже имеет опыт в сапожном деле, уступил, тем более было очень интересно посмотреть, как он управляется на новом поприще.
 - Надо будет на сапожной будке, - предлагал я, сидя в тапочках и наблюдая за действиями Н.К., -Написать: «Профессор Петров – ремонт обуви». От клиентов
– отбоя не будет при такой вывеске.
 Н.К. надел передник, водрузил на нос очки и кусачками отодрал сбитые подметки. Занял процесс починки не пятнадцать минут, а полтора часа. Но поставлены новые подметки были мастерски, на клею, деревянных гвоздиках и трех завершающих металлических. Я мог бы подправить обувь тоже, забить несколько гвоздей, подклеить рант, но на такой обширный ремонт сам никогда бы не решился. Видя мое искреннее восхищение работой, Н.К. тоже пребывал в
состоянии благодушия и эйфории: - Это Вам не книги писать или лекции читать, тут уметь работать надо.
 На заседании кафедры Н.К.Петров иногда вставал, как робкий школьник поднимал руку, ловил паузу и смиренно вопрошал: - Можно задать демагогический вопрос?
 Я знал, что сейчас последует какой-нибудь неординарный выпад против программы курса, учебного плана, лабораторного практикума или вообще против чего-либо упорядоченного. Затем будет навязана кафедре дискуссия, уводящая от повестки дня и заканчивающаяся, как правило, переносом обсуждения на следующее заседание.
 Поэтому, глядя в широкие, искренние глаза Н.К., я пытался определить степень целесообразности предстоящего вопроса и решал, давать ему слово, или нет. Замечу, что независимо от принятого мною решения, Н.К. неоднократно отмечал в кулуарах демократизм заведующего кафедрой.
 Правда, другой профессор – Л.П.Петров выступал с противоположным мнением, сетуя, что из-за моей мягкотелости потеряно ценное время на обсуждение бесперспективных вопросов.
 На этот раз я дал слово Н.К., только попросил быть лаконичным.
 - Я попрошу заведующего ответить на вопрос, почему при распределении лекционных нагрузок допускается у многих в два с лишним раза больше лекций во втором семестре. Разве непонятно, что это ведет к ухудшению качества учебного процесса, а, кроме того, создает большие перегрузки преподавателей?
 Начинаю объяснять, что существует учебный план, который не нами составлен и который мы должны выполнять. А он обладает существенным перекосом по семестрам, поэтому четный семестр перегружен, а нечетный –недогружен, хотим мы этого, или нет.
 - Но ведь можно ж было разгрузить перегруженных в четном семестре и догрузить в нечетном тех, у кого нагрузка мала? – не успокаивался Н.К.
 - Все в пределах возможного было сделано. Кстати, надо, чтобы годовая нагрузка преподавателя была в пределах средне кафедральной. К тому же тетрадь распределения нагрузок неделю с лишним была выставлена для ознакомления преподавателей и каждый мог сделать конкретные предложения для их обсуждения в рабочем порядке. Где Ваши предложения, Николай Константинович?
 - Я дико извиняюсь, я могу предложить изменения сейчас. Почему за мной закреплены курсы «Автоматизация...» и «Автоматизированный электропривод»? Неужели на кафедре не нашлось никого, кому можно было бы дать эту нагрузку?
– и Н.К. с язвительной улыбкой смотрит на заведующего.
 - Нет, не нашлось, - отвечаю Петрову, Вы много лет читаете эти курсы, они –основополагающие для специальности, у Вас есть дублеры, которые читают эти курсы для вечерников. Наконец, Вы создатель этих курсов. При создавшейся ситуации считаю нецелесообразным менять ответственного за курсы.
 - Это Ваше мнение такое, но может быть стоило все же узнать и мнение читающего курсы? – Н.К. оглядывает затихшую кафедру.
 И тут меня, как током ударило. Я же вначале учебного года собрал на листочках предложения преподавателей о закреплении за ними лекционных курсов. Петров просил по возможности предоставить ему чтение именно этих курсов! Забыл об этом, старый склеротик.
 - Ваше мнение я знаю, Вы просили выделить Вам именно эти курсы, что и было сделано.
 - Отнюдь. Я просил не навязывать мне именно эти курсы. Я с удовольствием буду читать «Вычислительную технику» и «Привод».
 Прошу у кафедры извинения и на две минуты исчезаю в своем кабинете. Где же папка с предложениями? Вот она! Хватаю ее и теперь уже медленно вхожу в зал заседаний. Н.К. встревожен моими действиями, но все еще настойчиво ждет ответа.
 - Николай Константинович! Это Ваша заявка на лекционные курсы? –спрашиваю я, показывая страничку, на которой большими печатными буквами выведена аббревиатура полных названий двух курсов, о которых шла речь.
 Н.К. смотрит на свою заявку, узнает ее, делает протестующий жест, как де он мог о ней забыть, и переводит вопрос в плоскость шутки: - У шефа на каждого имеется досье. Не смейтесь, эти листки всегда могут быть предъявлены в самом неподходящем случае.
 Он порывается взять страничку себе, но тут я прячу ее снова в папку: - Н.К., я Вам буду еще неоднократно напоминать о ней. Она будет храниться вечно.
 Кафедра заходится смехом.
 И вот снова кафедра отмечает юбилей Н.К.Петрова. После официальных приветствий от кафедры, от ректората, от деканата переходим к частным поздравлениям. Петров сидит с блаженной улыбкой и слушает, какой он энциклопедически всеобъемлющий, какой он трудяга, какой он безотказный, какой он мастер на все руки, не все курсы, какой он новатор, какой он душевный человек. И это все правда.
 Петров расслабился и потерял бдительность. Это было видно невооруженным глазом и требовало каких-то действий. Надо было взбодрить Н.К., но так, чтобы он не обиделся и, конечно, чтобы не испортить ему настроение.
 - К сожалению, у нашего юбиляра нет ничего индивидуального, - начал я свое приветствие, и сразу же затихло в зале, где приглашенные уже порядком утомились от речей и поздравлений. Юбиляр мгновенно встрепенулся.
 Чтобы не быть голословным, обращаю Ваше внимание на следующие не поддающиеся сомнению факты, - продолжал я, - Свою фамилию юбиляр заимствовал у Льва Поликарповича, свое имя и отчество юбиляр взял, правильно, у Шапарева. Что же остается?
 Тут была выдержана добрая пауза, в течении которой присутствующие получили возможность прикинуть свой вариант ответа.
 - Как же было трудно юбиляру при всем при этом сохранить свое лицо, а в том, что это так – никто не сомневается. Посудите сами: здесь и три монографии, и несколько поставленных лекционных курсов, и не последняя роль в создании нашей учебно-исследовательской лаборатории.
 Теперь юбиляр опять улыбался широкой улыбкой. Публика благодушествовала. Позвякивали бокалы.
 - В последнее время юбиляр особенно вырос «над собой», сейчас он ничего не забывает и не перепутывает, никогда не опаздывает, все делает в точно установленные сроки.
 Это было несусветное вранье, присутствующие понимающе переглядывались, юбиляр на всякий случай добродушно хмурился.
 - Надо полагать, что и в последующие годы наш дорогой Николай Константинович приумножит эти высокие показатели. Пожелаем же ему счастья, доброго здоровья, успеха во всем!
 Дружные аплодисменты раздались в ответ, юбиляр смущенно улыбаясь, протягивал бокал к чокающимся с ним коллегам.
 Весной мы с Н.К. любили поездки на трамвае до 16 станции Большого Фонтана. Трамваи в это время даже в выходные ходят полупустыми. Еще нет летнего зноя, деревья уже все в зелени, но пыль не успела налипнуть на листья.
 Мы садились на 6-ой станции на трамвай и ехали мимо уютных дач, важных здравниц и развернувшегося, наконец, во всю красу блестящего моря. На конечной остановке мы прежде всего шли в большой гастроном с гордым названием «Фонтан». Там, как правило, ничего не покупали, ни тщательно изучали цены, растущие раз от разу. В этом удаленном от города магазине можно было застать копченую колбасу, сосиски, яйца, муку, шоколадные конфеты и т.п. В городе эти яства были большой редкостью.
 Просмотрев ассортимент и прокомментировав цены, мы шли в злачное, как называл Н.К, место – пивной бар. В баре часто можно было застать бочковое пиво. И, хотя на весь бар была лишь одна пивная кружка, а остальные пользовались полулитровыми консервными баночками, и, хотя продавщица безбожно пенила разливаемое пиво, здесь было уютно и спокойно.
 Я занимал удобный столик на периферии бара, а Н.К. становился в очередь за пивом. Этой чести он удостаивался всегда, так как только он мог добиться, чтобы посуда была тщательно вымыта, а не лишь ополоснута от пены.
 Пиво пили не торопясь, закусывая, если была возможность, копченой рыбкой и ведя беседы на абстрактные темы. Н.К. называл эти мгновения «ловлей кайфа». После бара мы шли по крутой и верченой улочке «Золотой берег» к морю.
 Здесь, сидя на скамейке, можно было погреться на солнышке от легкого морского ветерка и продолжить кайфование, беседуя «за жизнь».
 Иногда, часов в 9 вечера у меня звонил телефон и Н.К. предлагал встретиться через пять минут и пройтись по «злачным местам».
 - Неля меня не сильно ругает? – спрашивал он, поджидая меня возле подъезда.
 Неля благосклонно относилась к этим ночным нашим прогулкам, тем более, что они всегда увенчивались каким-нибудь уловом. Под «злачными местами» понималось в данном случае посещение ночного буфета базы моряков. Буфет работал до 23 часов и обслуживал ночные смены работников порта. Относился он к категории закрытых объектов, но Петров знал, как можно в него попасть. Для этого надо было независимо и спокойно пройти мимо дежурной в кинозал. Туда доступ был открыт всем желающим. После чего из кинозала по коридору зайти в буфет. Дежурная бдительно смотрела только на входящих с улицы.
 Идем по темным переулочкам на улицу Педагогическую, разговариваем о институтских новостях, о взаимоотношениях между Россией и Украиной, о судьбе Крыма, о качестве одесской водопроводной воды и способах получения дистиллированной.
 Трудно, конечно, представить, что это два профессора ночью отправляются на пополнение продуктовых запасов. Но тем ни менее это так. Днем мы заняты на работе, а в магазинах мало чего необходимого. Петрова хорошо знают все буфетчицы. Они вовсе не против того, чтобы мы покупали у них на вынос не пользующиеся особым спросом зеленый горошек, яйца, майонез. Сливочное масло и жареная говяжья печень относятся к ходовым товарам, но нам их отпускают заодно с прочим.
 С тяжелыми сумками с достоинством проходим мимо потерявшей всякую важность дежурной. Петров подчеркнуто вежливо с ней раскланивается. В этом сквозят не только его прирожденная галантность, но и навязчивые мысли, что еще не раз придется наведываться сюда.
 Подходя к моему дому на улице Солнечной, всякий раз соблазняю Петрова заскочить на чашку чая. Н.К. показывает на часы, говорит, что уже поздний час и наш приход разбудит Нелю, что он зайдет в следующий раз. Но иногда Н.К. сдается и удостаивает нас своим посещением.
 Тогда на маленькой кухне происходил прием. За чашкой чая обсуждаются результаты похода в ночной буфет, называется дефицит, которым мы решили пренебречь, дается прогноз походов на ближайшее будущее.
 Неля активно вникает в детали, дает рекомендации бывалой хозяйки, восхищается нашими действиями.
 - Н.К., - говорит она Петрову, - Берите всегда Шапарева с собой. Меня устраивает все, что бы он ни принес. Вы очень удачно все купили. Все нужное для дома. Большое Вам спасибо!
 Однажды в воскресенье появился Н.К. без обычного звонка и с порога сразу же заторопил: - Собирайтесь скорее, сделаем марш-бросок на склоны в Аркадии, весна уже на исходе!
 Неля была занята по хозяйству, а я, в принципе, мог пойти с Н.К., только зачем, что делать на этих склонах?
 - Как, что делать? – возмутился моей недогадливости Петров, - Ведь сейчас самый разгар цветения сирени, через неделю ее уже не будет! Собирайтесь скорее и пошли!
 Я посмотрел на стол, где стоял в вазе свежий букет белой сирени, купленный на Привозе. Н.К. проследил за моим взглядом.
 - Я дико извиняюсь, - начал Н.К. свою тираду, - Но Вы не знаете, что такое сирень! Пошли, принесете Неле настоящий букет сирени.
 - Но ломать сирень как-то неудобно! К тому же у нее есть хозяин, могут быть неприятности.
 - Склоны совершенно дикие, никто там не ухаживает за растениями, а для сирени весьма полезно, когда ее ломают. После ломки она еще лучше растет. Это общеизвестно.
 Конечно, мы пошли с Н.К. на склоны. Конечно, здесь росла бесхозная сирень. И, конечно, ее в основном уже обломали любители цветов. Нам доставались только отдельные не очень крупные веточки.
 - Надо было нам приходить раньше, - сказал Н.К., осматривая свой букет, -Будет наука на будущее.
 Но мы все же были поощрены за поиски. На крутом обрыве красовался прекрасный полновесный куст сирени. Обломать его было нельзя, не рискуя сорваться с довольно высокого уступа. Это и сохранило в неприкосновенности буйный куст. Положив свои букетики на землю, мы применили страховку: один стоял на маленькой площадке и держал за руку другого. Второй, повиснув над бездной, свободной рукой осторожно обламывал тяжелые ветки сирени.
 Операция удалась. Мы были взмокшие, уставшие, но несли два громадных букета благоухающей сирени. Прохожие провожали нас завистливыми взглядами.
 Одна девушка так засмотрелась на букет, что Н.К., отделив охапку цветов, вручил тут же ей под ее смущенное спасибо. На Тенистой улице мы попрощались с Петровым, и тут он вдруг протянул мне свой букет.
 - Берите, Н.К., Неличка так любит цветы.
 - Ни за что! Моего букета, Н.К., вполне достаточно. До сих пор и Вы вроде бы любили сирень. В чем же дело?
 - А дело в том, что у меня уже стоит большой букет, который я нарвал вчера вечером. И этот букет мне совсем ни к чему. Хотите убедиться – заходите ко мне.
 - Ни за что! Этот букет Вы берете себе. Для этого ведь мы с Вами его и рвали. А вообще – ходить вечером в Аркадию одному за сиренью – это не по - пионерски.
 - Чтоб да, так нет. Я не говорил, что я был один. Хорошо, Вы меня уговорили, беру букет. Но я вручу его, Вы уж не обижайтесь, своей соседке. Завтра у меня первая пара, до свиданья.
 И мы расстались на перекрестке улиц Солнечной и Тенистой.
 Летом меня в прединфарктном состоянии привезли на неотложке в кардиологическое отделение больницы, находящейся рядом с парком Шевченко. Настроение было отвратное, только что начался отпуск и проводить его на больничной койке было очень обидно. Пребывание в реанимационной, каждодневные капельницы и уколы не настраивали на скорейшее избавление от медиков, тем более, что врачам не удавалось никакими средствами сбить мое высокое кровяное давление. Я уже стал спускаться из палаты в парк и там потихоньку прогуливаться, когда однажды меня навестил Н.К.
 - Что Вы на кафедру страху нагнали своим приступом. Вы не по возрасту выбрали себе болезнь, - начал Петров свою беседотерапию.
 - Разве знаешь, когда и где тебя прихватит, а выбор совершается в совсем иных сферах, - слабо отбивался я.
 - Освоили территорию кардиологии? Выявили здесь интересные достопримечательности? – перешел на другую тему Н.К., - Здесь много необычайного.
 - Что Вы, Н.К., я всего , как третий день стал выходить на воздух, считаю это большим достижением. Мой маршрут не выходит пока за пределы вот той лавочки.
 - Ну, так пошли немного дальше, уверен, что Вы будете потрясены.
 - Знаете, лучше все-таки без потрясений. Мне достаточно моей кардиологии. Чем, Н.К,, Вы намерены меня удивить?
 - Немного терпения и Вы увидите, - Петров вел меня вокруг здания больницы, туда, где находился хозяйственный двор.
 - Видите этот кряжистый дуб? – Петров показал на могучее дерево, обнесенное оградой и снабженное литой табличкой, - Памятник природы, охраняется государством. Ему более трехсот лет, помнит Богдана Хмельницкого.
 В то время Одесса еще не отметила своего двухсотлетия и поэтому дуб смотрелся особенно почтительно. Причем революция, война, оккупация не уничтожили его, хотя масса деревьев в парке не уцелела.
 - А посмотрите немного дальше, там второй долгожитель, только лет на тридцать моложе. Видите?
 Неподалеку находился второй дуб, тоже обнесенный оградкой и тоже с охранной табличкой. Он был значительно меньше первого и по высоте, и по обхвату. Но по возрасту они были современниками.
 - Это уникальное место. Чтоб два таких мастодонта находились рядом, в одном дворе! И сохранились ведь!
 - Да, Н.К., спасибо за экскурсию. Действительно эти дубы впечатляют. Удивительные деревья! Непостижимо, как Вы ухитрились про них узнать?
 С этого дня я делал прогулки, обходя здание кардиологии и любуясь вековыми красавцами. Преподаватели кафедры навещали меня и я каждого подводил к дубам – великанам и получал большое удовольствие, наблюдая за впечатлением, которое они вызывали.
 Я смотрел на заделанные цементом трещины в древних стволах, на шумящую под легким ветром листву и думал, что будет справедливо, если еще многие поколения людей смогут лицезреть это чудо.
 Вновь подошло время отпусков. Н.К.Петров засобирался уезжать на месяц в Севастополь к сыну Алёше. Свою однокомнатную квартиру он на этот месяц оставлял Ире Березе – дочери своего товарища и выпускнице нашей кафедры. Ира с сыном приезжала на месяц из Киева, отдыхала около моря в благодатном районе Аркадии и к тому же охраняла квартиру от непрошеных гостей.
 Свой отъезд Н.К. решил отметить холостяцким ужином с легкой музыкой и слайдами. Ужин готовили Ира, не позволившая Н.К. заниматься привычным делом, что никак не позволяло считать этот ужин холостяцким.
 Меня Н.К. пригласил с просьбой принести проектор для просмотра слайдов. А слайды, на которых запечатлен Крым, должна принести Лена Солдатова, тоже выпускница нашей кафедры, сокурсница Иры.
 Хотя у меня были неотложные дела и мне было крайне неудобно перетасовывать их, я дал согласие Н.К. прийти, а он обещал, что много времени это не займет: посидим, пообщаемся, посмотрим слайды.
 Лена опаздывала, и показ слайдов находился под угрозой срыва. На столе стояло приготовленное, и Ира нервничала, что остынет жаркое. Н.К. сохранял спокойствие и элегантность. Он не сомневался, все пройдет, как запланировано.
 - Н.К., охрану квартиры Вы, я вижу, обеспечили надежную, - Я посмотрел на Иру, - Сюрпризов, таких, как раньше, уже не будет.
 Незадолго до этого на старой квартире Петрова посетили воры. Надо сказать, это были какие-то странные воры. Дверь квартиры была надломлена, но пропаж Н.К, сначала не приметил, думал, что пришельцев кто-то вспугнул. Только через неделю он обнаружил отсутствие перчаток, галстука и костюма.
 Забавно было, что из коллекции монет, висевшей в полиэтиленовом планшете на стене, исчезли юбилейные рубли, но не были взяты редкие старинные монеты, стоимостью во много раз большей. Петров решил тогда, что его навестили пацаны.
 - Недавно я прочитал, отозвался Н.К., - Один гражданин тоже уезжал на отдых в Крым и оставил в своем баре початую бутылку коньяка, добавив в нее цианистого калия. Через месяц возвращается, заходит в комнату и видит – за столиком сидят три труппа с его бутылкой. После судили бедолагу.
 Раздался звонок, и в комнату влетела запыхавшаяся Лена: - Меня отпустил муж только на два часа. Он заедет за мной на машине, и мы должны ехать еще в одно место. Может сначала посмотрим слайды, а потом сядем за стол?
 Лена всегда представляет собой сгусток энергии, шаровую молнию. Ее большие черные сливообразные глаза ни на минуту не замирают. В отделе, где она работала, за боевой нрав, решительность и бесшабашность ее шутя называли «Зольдатова».
 Спокойная Ира сказала, что всему свое время, мы чинно сели за стол, а Н.К. по традиции включил нависающий над придвинутым к стенке столом проигрыватель, и из-за портьер полилась тихая музыка.
 - Позвольте спросить вопрос? – начал Н.К. в обычной своей шутливой манере, - Вы держали когда-нибудь в руках бокалы из венецианского стекла?
 Мы отрицаем такое предположение. Мы видели когда-то посуду из венецианского стекла в каких-то музеях, но не больше. Я смотрю на стоящие на столе бокалы, это не хрусталь, может быть чешское стекло, хотя тоже сомнительно.
 - Нет, нет, - говорит Н.К., проследив за нашими взглядами, - Это наш обычный ширпотреб. То, о чем я говорю, Вы сейчас увидите.
 Петров стремительно выбегает из квартиры, и мы слышим, как он звонит к своей соседке. Через минуту Н.К. появляется с четырьмя бережно несомыми бокалами. На гранях бокалов нежно отражаются все цвета радуги.
 - Чтобы убедиться, действительно ли это венецианское стекло, а не подделка, - торжественно продолжает Н.К., - Надо сухими пальцами провести по кромке бокала. Попробуйте!
 Каждый из нас берет по бокалу и осторожно проводит пальцем по стеклу. Невероятно! Раздается сильный сочный звук, как - будто заиграла флейта. Мы еще и еще раз трем кромку бокала и слушаем эту дивную музыку. Берем обычные бокалы, старательно трем их, но они скромно молчат.
 Н.К., довольный произведенным эффектом, разливает в венецианские бокалы простое и доброе грузинское вино «Саперави», уже исчезающее из употребления.
 Хозяину провозглашать тост предоставляют последнему, поэтому тосты произносили гости. Были подняты бокалы за встречу, за выпускниц кафедры, за преподавателей кафедры, за процветание специальности «Электропривод и автоматизация», за хозяина Н.К. и его сына. Наконец, гости разрешили взять слово Петрову.
 - Я хочу предложить тост за то, - говорит он, - Чтобы, несмотря на происходящие в стране безобразия, молодые мамы были счастливы, чтобы их дети были здоровы и веселы и чтобы нам было всегда уютно около Вас!
 Сегодня февраль 2000 года. Лос-анджелесское небо непривычно для здешних мест затянули сплошные облака, вот-вот хлынет дождь.
 Я держу в руках лист ватмана, на котором акварелью набросаны три цветущих мака. Ярко-красные их лепестки тянутся к солнцу и почти упираются в верхнюю часть листа. Стебли и листья нарисованы черной краской и еще более подчеркивают яркость цветов. Все это дано на светлом палевом фоне. В углу притаилась аккуратная карандашная роспись: «НП».
 А на обороте рисунка шариковой ручкой размашисто набросано: «Николаю Константиновичу на добрую память от меня. Н.Петров, г.Одесса, 29.06.95».
 То, что Петров не воспользовался любимой им и ставшей уже трафаретной надписью: «Н.К. от Н.К.», - говорит о серьезности его отношения к написанному.
 Я уезжал далеко в Штаты. Мы попрощались. Через месяц я находился в Лос-Анджелесе.

2003 г.
Шапарев Н.К., - Одесские напевы, - Одесса: Корона, 2003.