Л. П. Посвящается проф. Л. П. Петрову

Л.П.
 
 Посвящается проф. Л.П.Петрову

 С Львом Поликарповичем Петровым я познакомился более сорока лет тому назад в далеком 1956 году. Первое знакомство было шапочным. Я был свежепринятым студентом Одесского Политеха, когда на встрече с преподавателями электротехнического факультета мне показали на худощавого лысоватого человека и сказали: - Это старый Петров. Чрезвычайно умный и знающий преподаватель. Но въедливый ужасно. С ним надо держать ухо востро.
 - А почему старый? На вид он не такой уж и старый.
 - А потому, что появился еще молодой Петров, ассистент.
 Более капитальное знакомство общего плана состоялось уже на четвертом курсе, когда несколько лекций по «Автоматическому управлению электроприводами» нам прочел Лев Поликарпович, заменяя нашего постоянного лектора доцента Корытина.
 Студенты всё знают и нам было известно, что Корытин взялся читать курс Л.П. Петрова, чтобы дать ему возможность сосредоточить усилия на подготовке кандидатской диссертации. Лев Поликарпович сверх ответственно относился к своей диссертационной работе и делал ее основательно, но чрезвычайно медленно, затягивая свою защиту.
 - Вам придется привыкнуть к моему стилю изложения материала, - сразу же официально и несколько сухо заявил старший преподаватель Петров, изрядно удивив нас.
 - Мои лекции надо слушать и понимать. На конспектирование просто не хватит времени. А важные формулировки я буду давать вам возможность записывать, - сказал Петров.
 Но мы к тому времени были матерыми студентами и нас так просто убедить в нецелесообразности ведения конспектов было невозможно. Почти полное отсутствие учебников по специальным дисциплинам выработало у нас стойкие навыки ведения конспектов и бережное к ним отношение в тех условиях.
 Каждый применял свою систему конспектирования, зачастую приближающуюся к стенографированию. Проще было бы записывать только самое главное, супер- выжимки из лекции, но при этом нарушался принцип синхронности прослушивания и конспектирования и возникали проплешины в материале, когда лектор «убегал» вперед и куски лекции выпадали из конспекта.
 Лев Поликарпович читал лекции скрипучим голосом в довольно быстром темпе, проявляя при этом железную логику и изящество. Но, это заметили некоторые много позже, он никогда не завершал изложение вопроса полностью, оставляя отдельные моменты в виде «белых пятен» для осмысливания студентам. Эти пятна - выводы по изложенному материалу, но выводы должен был сделать сам студент, что свидетельствовало бы о понимании сути изучаемого предмета.
 Мы пытались и слушать, и понимать, и записывать услышанное в только нам понятной форме. В особо трудных случаях мы переходили на бригадный метод расшифровки прочитанной лекции, брали три-четыре конспекта и по крупицам восстанавливали то, что говорил лектор.
 Вернулся Александр Михайлович Корытин, мы стали слушать лекции в добротном рабочем ритме, но я никогда в то время не мог подумать, что всего через десяток лет мне самому придется в течении последующей четверти века читать именно этот курс на этой же кафедре.
 После окончания института меня направили на работу в СКБ-3, где я начал разрабатывать и исследовать электроприводы станков в бригаде Алика Мейстеля. Среди тесно сгрудившихся кульманов в большом конструкторском зале стоял маленький письменный стол Мейстеля, над которым висел, пришпиленный кнопками к стенке, кусок ватмана с надписью: «Лев Поликарпович Петров – до 12 часов!».
 Эта почти стихотворная надпись висела все время перед глазами и глубоко въелась в память. Что она означала – известно лишь Алику: то ли Петрову можно звонить до указанного времени, то ли он готов был встретиться и консультировать Алика, то ли он собирался посетить СКБ.
 Изредка Лева, как мы его тогда называли между собой, появлялся в КБ, уединялся с Аликом за столом начальника электроотдела Мих Пала и происходило бурное обсуждение электроприводческих проблем.
 Стол Мих Пала находился в боковой нише конструкторского зала напротив стола его заместителя Людвига Шпиглера. В беседах нередко принимал участие и Людвиг, находя контр-доводы к блестящим техническим решениям, которые на поверку оказывались не такими уж и блестящими. Мих Пал бывал весьма недоволен за выливаемые Шпиглером ушаты холодной воды на прорастающие всходы новых идей и их создателей, но истина была дороже и приходилось соглашаться с мнением Людвига, тем более, что Лева благосклонно относился к истине.
 Мы к таинствам этих бесед не допускались и только издали бросали любопытные взгляды на раскрасневшихся коллег. Здесь докапывались до научных истин и в этом было нечто мистическое.
 Когда меня принимали в аспирантуру, Лев Поликарпович был уже заведующим кафедрой, доцентом и представлялся самым опасным среди преподавателей. Почему-то казалось, что именно он может задать весьма курьезный и непредвиденный вопрос. Как оказалось, такие же чувства испытывали и некоторые другие аспиранты. Но тогда это вызвало мобилизацию всех духовных ресурсов у поступающего, обновление всех полученных знаний в вузе и самостоятельно, а также повышенный расход адреналина на заседании кафедры. И уже в те шестидесятые годы лысоватый, с аккуратно выбритой головой, Лев Поликарпович представлялся нам очень знающим, очень пожилым, очень уважаемым человеком. Хотя было ему тогда не так уж много лет, особенно глядя из сегодняшнего дня. Ведь родился он всего в 1911 году.
 Прием в аспирантуру прошел до противного гладко, вопросов задавалось много, в том числе и Петровым, но все они были связаны с тематикой моей работы, глубоко заранее проработаны и, следовательно, удостаивались самых исчерпывающих ответов.
 На защиту аспиранта ЛП, кажется Обуховского, прибыли оппоненты из Москвы: хорошо известный нам по книгам и статьям профессор Иван Иванович Петров и начальник электроотдела ЭНИМСа Владимир Григорьевич Зусман.
 Побывать на защите было очень заманчиво, но из-за дел в конструкторском бюро пришлось чуть опоздать и зайти в зал во время доклада диссертанта. Сажусь на свободное место и сразу же замечаю между членов ученого совета Политеха двух незнакомцев. Один – среднего роста, лысоватый и курносый, по-видимому, профессор Петров, другой – сухощавый, высокий, с иссиня-черными гладко зачесанными волосами и орлиным носом – конечно Зусман. Первый – доктор наук, второй – кандидат. Этот Петров был одет в какую-то неопределенного цвета кофту, а Зусман видно еще не мог себе позволить такой небрежности в одежде и был в строгом темном костюме.
 Слово предоставили первому оппоненту профессору Петрову и каково же было мое удивление, когда вместо него на трибуну поднялся Зусман и начал читать свой отзыв. Конечно же я ошибся. Оппонент с чубом цвета вороньего крыла и крючковатым носом оказался И.И.Петровым, а курносым демократом был В.Г.Зусман. Вот так, нельзя судить о людях по внешнему виду.
 Летом мы часто отдыхали в спортивном лагере Политеха «Чайка». В домике 17, выходящем к обрыву над морем, в одной комнате вместе с Арсланом Бахтиозиным традиционно отдыхал и Лев Поликарпович.
 На веранде домика почти всегда было людно, сюда приходили обсудить последние события, почитать газеты, которых у Петрова было вдоволь, несмотря на их стойкий дефицит в лагере, наконец, просто пообщаться и попить вечернего чаю.
 Чай, сваренный в подпольном электрочайнике у Петрова был отменным и ни в какое сравнение не шел с темно- коричневой жидкостью, подаваемой в столовой. Пользоваться электрочайниками в лагере категорически запрещалось из-за пожарной опасности для деревянных домиков. За исполнением запрета следила специальная дружина, чайники и электроплитки изымались, виновных прорабатывали на лагерных собраниях, угрожая всякими карами, вплоть до отчисления из лагеря.
 Лев Поликарпович был хлебосольным хозяином, к тому же великолепным мастером поддержать разговор на любую тему, высказать свое мнение, зачастую совершенно неожиданное, и посетители непрерывной вереницей посещали его домик.
 Моя маленькая дочь Света обожала Льва Поликарповича. В лагере «Чайка», где она с 5 лет находилась на нелегальном положении из-за возраста, он был ее постоянным партнером по игре в бадминтон. Он терпеливо ждал, пока она бегала за пропущенным воланчиком, но со временем все дольше и дольше волан летал между игроками, а не валялся на земле. Удовольствие от игры становилось взаимным.
 Все не могли скрыть своего восхищения гостеприимным Петровым. И только компаньон по комнате Арслан Алимович зачастую был мрачен и недоволен своим соседом. Дело в том, что Петров патологически любил чистоту. Когда в лагере ежедневно объявлялся санитарный час, он устраивал глобальную уборку в их комнатенке, заставляя Арслана, по суровой, но неизвестно как установленной традиции, тщательно мыть пол. Толстенькому, с довольно крупным животиком Арслану это было неприятно и утомительно, но разве мог он отказать старшему товарищу, аксакалу?
 Арслан тер тряпкой и так, как он полагал, чистый пол, а Лев Поликарпович внимательным глазом наблюдал за его работой и давал указания: -Вот здесь, Арсланчик, под кроватью надо еще потереть. И вот там, в углу, Арсланчик, вы забыли пройтись тряпкой. А вот тут не годится, брак, надо домыть, Арсланчик, этот кусок.
 Арслан очень в глубине души обижался на руководителя уборки, но непререкаемый авторитет и старшинство Петрова гасили его пылкие, протестующие порывы и он исполнял все эти указания.
 Однажды он не безоговорочно исполнил просьбу Петрова вынести тазик с арбузными корками после шикарного ужина в комнате и здорово пострадал.
 Ужин был великолепный, с жаренными бычками, молодым, хмельным молдавским вином, горячими тостами и не менее теплыми воспоминаниями собравшихся «за жизнь».
 Сам Петров по традиции вина не пил, но дружно и с азартом всякий раз поднимал за компанию свой на треть наполненный стакан. Завершал трапезу большой красный арбуз, корки которого сбрасывались в тазик. Было уже около 11 часов вечера, скоро должен прозвучать отбой и ничего не случилось бы, если бы этот тазик опорожнили утром.
 Но Петров счел не гигиеничным оставлять корки киснуть до утра и, как хозяин, обратился к хозяину: -Арсланчик, не хотите ли вы пройтись и выбросить содержимое тазика?
 Это был не вопрос, а скорее непререкаемая просьба, и толстенький Арсланчик, носивший в тесных кругах кличку «Круглый», насупившись поднялся со скрипучей кровати, на которой сидел, и покачиваясь вышел с тазиком из комнаты. От винных паров у него томно кружилась голова и он направился не к мусорному баку, а к высокому обрыву с чудесным видом на освещаемое луной море. Подошел к обрыву и вдруг исчез. Обеспокоенные товарищи бросились искать Арслана и обнаружили его свалившимся с обрыва, метров на пять ниже дорожки, в арбузных корках, ссадинах и ушибах.
 Оказалось, Арслан решил не идти к вонючему мусорному баку, а захотел широким жестом сбросить корки с обрыва вниз, разметав их вдоль склона. Намерение, безусловно, не из лучших, преступался свод правил проживания в лагере. А известно: любое преступление, даже малое, тут же влечет наказание. Об этом писал еще Достоевский.
 Арслан размахнулся тазиком, но слишком резко и, потеряв равновесие, полетел вместе с ним и арбузными корками вниз с обрыва. Хорошо, что обрыв в этом месте был не слишком крутым, переломов и серьезных травм Арслан не получил.
 Это произошло в те времена, когда они с Петровым поселялись в домике 17 на равных правах. Продолжалось содружество и после того, как Бахтиозин стал деканом факультета автоматики, получив ту же комнату в свое распоряжение.
 Так и жили два холостяка вместе, пока в один прекрасный день Арслан не совершил решительный шаг, женившись на Инне. После этого с большим сожалением Петрову пришлось снимать в лагере другую комнату с другими напарниками.
 Так как я был аспирантом-заочником, то кафедра электропривода представляла для меня некую «терра-инкогнито». Преподавателей и сотрудников знал я только номинально. И когда надо было решать, кто от кафедры согласится стать моим вторым оппонентом, то лучшей кандидатуры, чем Петров найти было невозможно.
 Асинхронщик Петров по тематике своих научных работ был ближе всех к электроприводу металлорежущих станков, к тому времени он был уже профессором, хотя и кандидатом наук и, наконец, было спокойней обсудить все глубокие замечания оппонента в рабочей обстановке до защиты диссертации, сокращая возможности не нужных для защищающегося неожиданных экспромтов.
 Л.П. тщательнейшим образом изучил диссертацию и выдал три категории замечаний: серьезные- их было три-четыре, существенные –этих было около девяти и мелкие – штук двадцать. Эти последние в отзыв не вошли, а были переданы автору в виде списка.
 Петров предложил мне ответить на замечания и остался доволен результатом. Читая свой отзыв после первого оппонента М.Г.Чиликина, Петров произнес отрадные каждому диссертанту слова, о том, что сделанные замечания не влияют на общую высокую оценку работы.
 К этому времени с легкой руки Сережи Радимова имя отчество Льва Поликарповича американизировалось в «эЛПэ», его молодой тезка превратился в «эНКу», а самого Радимова стали именовать «эСэНом».
 В конце 1971 года кафедра впервые отмечала юбилей ЛП. Отмечала скромно, в маленьком помещении лаборатории, но тепло приветствий сохранилось до сих пор. Громогласно поздравил Петрова заведующий в ту пору кафедрой Р.П.Герасимяк, сменивший ЛП на этом тяжком посту. Особенно отличились недавно остепенившиеся аспиранты ЛП: Вячеслав Ладензон, Леня Буштян, Миша Обуховский.
 Буштян, сверкая улыбкой и смеющимися во все стороны глазами, читал написанную совместно с Обуховским поэму о необыкновенных приключениях ЛП. Венцом поэмы была охота Левы, естественно, на львов. Описывалось, как Лева бесстрашно шел с ружьем наизготовку по Африке сквозь густые заросли, как он вдруг увидел охотящегося уже на него самого льва, как он, не издав ни «гу-гу», проявив хладнокровие и ловкость, вышел победителем из жаркой схватки.
 Слушатели едва сдерживали смех, чтобы не пропустить ни строчки, Буштян и Обуховский пожинали авторские лавры.
 Термин «лица кавказской национальности» был тогда неизвестен, поэтому в заключение юбиляр провозгласил кавказский тост.
 Автоинспектор задает вопрос на экзамене: - Машина едет по узкой горной дороге. Справа- глубокая пропасть, слева – отвесная скала. Навстречу рядышком идут старушка и красивая девушка. Кого давить будешь, кацо?
 Кацо соображает: старушка уже свое пожила, а красивой девушке еще жить и жить, ее давить жалко.
 - Старушку давить буду, - говорит уверенно экзаменуемый.
 - Неправильно, кацо. Приходи другой раз. Тормоз давить надо!
 - Так выпьем же, - завершал свой тост ЛП, - за благополучие присутствующих, чтобы каждый знал, куда давить надо!
 Я уже несколько лет работал на кафедре, когда общее мнение именитых приводчиков напрямую заявило Петрову, что ему пора защищать следующую диссертацию – докторскую. Об этом прилюдно говорил профессор Соколов из МЭИ, пугая ЛП тем, что наработанный им материал быстро стареет и можно остаться у разбитого корыта. Об этом пошучивал известный тезка - профессор Петров из ВЗПИ, говоря, что нельзя бесконечно шлифовать формулировки, этак можно с водою выбросить и дитя. Укоризненно смотрел и покачивал головой проректор ОПИ доцент Корытин, усиленно работая над своей диссертацией: кафедре нужен полноценный профессор и уже, а не когда – нибудь.
 Однако ЛП упорно стоял на своем: вот выйдут из печати еще три статьи, будет опубликована сданная в издательство брошюра, завершится положительным решением переписка по двум авторским свидетельствам, утвердят в ВАКе недавно защитившегося аспиранта и тогда можно будет думать о своей защите.
 Кафедра тоже не оставалась безучастной к предстоящей защите Петрова, все находились в томительном ожидании и всячески подталкивали ЛП к решительному шагу. Возникало впечатление, что мудрый ЛП сознательно создавал некую ауру вокруг своей защиты, ибо все: и члены московского ученого совета, и предполагаемые оппоненты и рядовые ученые вполне созрели для вынесения положительных решений по еще не обнародованной диссертации.
 Надо сказать, что подобную активную позицию занимал и автор этих строк, имея вполне обоснованные личные мотивы. Ибо кафедра для разгрузки Петрова поручила ему, т.е. мне, как в былые времена Корытину, читать дополнительно к своим лекциям большой лекционный курс ЛП «Автоматическое управление электроприводами».
 Два года продолжалась эта работа в тяжелейшем для меня режиме, поэтому когда ЛП наконец защитился, я втройне радовался этому, а Петров преподнес мне автореферат с проникновенной благодарственной надписью.
 Однажды ЛП подошел ко мне в кафедральном коридоре и, легко взяв под руку, подвел к лекционному расписанию.
 -Николай Константинович, как называется курс, который вы читаете? - спросил Петров, показывая глазами на расписание.
 Инстинктивно я почувствовал, что здесь таится какая-то неизвестная неприятность.
 - «Управление автоматизированными электроприводами», - прочел я название курса, - все правильно, Лев Поликарпович.
 - Нет, не правильно, - неожиданно жестко сказал Петров, - Ведь в учебном плане Минвуза нашей специальности курс этот называется «Автоматическое управление электроприводами» и вот так менять самостоятельно его название не допустимо. Если же это сделала секретарь кафедры, то Вы обязаны исправить ее ошибку.
 В первый момент я был озадачен. Но потом понял, в чем дело. Мой курс читался для специальности «Автоматика». Другая специальность, а не наша, в другом учебном плане дала курсу несколько измененное от нашего название, чтобы выделить его. И мы то здесь ни при чем.
 Однако Лев Поликарпович не принимал моего объяснения до тех пор, пока я не показал в расписании у моих вечерников электроприводчиков точно такое название курса, как он требовал.
 - Так что, получается вы читаете два разных курса? Это прошло как-то мимо меня. Прошу меня извинить.
 После этого ЛП сразу успокоился. Формальности были соблюдены, а хозяева другой специальности все же вольны называть свои курсы, как им заблагорассудится.
 И еще раз ЛП задавал мне в том же коридоре каверзный вопрос. Были мы с ним один на один и Петров, доверительно взяв меня под руку, сказал, что хочет в преддверии экзаменов задать мне вопрос, который является камнем преткновения для многих студентов.
 Я – молодой преподаватель внутренне мобилизовался. Только еще экзамена мне не хватало! А Петров тут же начал излагать вопрос.
 - У двигателя постоянного тока при ослаблении потока в какое-то время момент начинает уменьшаться, уменьшается и ток якоря. Как будет вести себя при этом скорость двигателя? – Петров внимательно смотрел в глаза и гипнотически внушал, я это ощущал, что скорость двигателя будет падать.
 Очень не хотелось вляпаться в ошибку. Может быть я упустил какой-нибудь нюанс? Говорю, что двигатель будет разгоняться.
 - И это при падающем токе? – удивленно восклицает ЛП, - Вы в этом уверены?
 - Да, двигатель будет разгоняться, - уже твердо отвечаю.
 - Почему? Ведь ток и момент уменьшаются, - но тембр голоса ЛП уже становится заметно мягче.
 - Пока ток и момент больше статических значений, происходит разгон двигателя.
 - Вы правы. Но многие считают, что с падением тока всегда будет падать и скорость, забывая о законах электродинамики, - сказал ЛП, давая понять, что экзамен выдержан. Больше подобных вопросов ЛП мне никогда не задавал.
 Вспоминается интересный случай, происшедший с ЛП в командировке в Баку. Мы приехали в этот город на Всесоюзную конференцию по электроприводу. Руководство специальности «Электропривод» очень мудро поступило, организуя каждые четыре года этакие форумы, позволяющие специалистам собираться в разных городах страны, общаться друг с другом, заводить научные связи, обмениваться опытом, а заодно знакомиться с новыми достопримечательностями, вузами, городами, республиками.
 Все это без деятельности оргкомитета реализовать не было бы никакой возможности, да и денег на поездки не было. А на конференции можно было ехать за счет командировочных средств, снимаемых с наших же хоздоговорных тем.
 И вот однажды после заседаний мы решили пройтись по вечернему Баку. Мы медленно шли по широкому бульвару, дугой убегали вдаль огоньки фонарей, веяло свежим ветерком с Каспия.
 Вдруг все встрепенулись. Навстречу шла небольшая группка людей, а перед ней что-то двигалось. Мы, еще отчетливо не видя, уже поняли, что это такое. На прогулку хозяева Берберовы вывели знаменитого ручного льва Кинга. Раньше мы знали об этой достопримечательности Баку и таких прогулках только по рассказам.
 Мы шли по противоположной стороне улицы и считали себя в относительной безопасности, хотя сердце при приближении ко льву стало замирать, все-таки царь зверей.
 А ЛП медленно шел прямо навстречу льву. Сейчас, сейчас произойдет историческая встреча двух львов. Мы втихую посмеивались.
 Но тут ЛП, увлеченный беседой, обратил внимание на встречных, ведомых Кингом, и медленно, с достоинством перешел на нашу сторону улицы. Исторической встречи не состоялось, Кинг даже не удостоил взглядом нашего Льва Поликарповича и важно прошествовал мимо.
 - Безобразие, - заявил ЛП в ответ на наши смешки, - Кто знает, что может в любой момент взбрести в голову этого Кинга. Это же зверь, а не собака. Разве можно рисковать жизнями прохожих!
 Мы все были согласны с такой оценкой, не представляя, что через несколько лет Кинг станет причиной известной трагедии.
 С ЛП, как выяснилось, меня связывали интересные совпадения, представляющие замкнутый круг. С одной стороны, у нас совпадали дни рождения, приходящиеся на последний день года – 31 декабря. С другой стороны, мое имя и отчество было таким же, как у молодого Петрова и, таким образом, через него я тоже замыкался на старом Петрове.
 В новую квартиру на улице Солнечная мне понадобился добротный письменный стол. Старый был маленький и невзрачный. Но нравящегося стола все не находилось. В это время ЛП предложил посмотреть его стол, который он заменил новым из мебельного комплекта. К Петрову на улицу Островидова мы пришли вместе с Нелей. Через типичный одесский дворик входим в подъезд с важными, ленивыми кошками и поднимаемся на третий этаж. К сожалению, и этот стол мне не понравился: большой, но с маленькими ящиками и тумбами.
 А Петров уже возился с угощением.
 - Кормить вас не стану, но от рюмочки доброго вина, думаю, вы не откажетесь.
 На столе появилось великолепное крымское вино «Черный доктор». ЛП вспомнил первые шаги своей трудовой деятельности. Довелось Петрову до преподавательской работы быть и монтером, и ватманом, и кондуктором на одесском трамвае.
 - Кстати, в старой Одессе трамвай обслуживала бельгийская компания и отсюда повелось вожатых трамвая называть ватманами, - рассказывал Петров, - Дословный перевод: мощный человек.
 Ему было лет четырнадцать, когда он стал работать помощником электромонтера, ходил с мастером по вызовам на квартиры. Петров таскал стремянку, подносил плоскогубцы, изоленту, отвертку, выполнял мелкий ремонт. Электромонтер учил Петрова жить.
 – Если не горит лампочка в комнате, что делать будешь, Петруша? -спрашивал он своего помощника.
 Петров перечислял, что во-первых, проверит, не перегорела ли лампочка, во-вторых, проверит, целы ли пробки, в-третьих, проверит...
 - Дурак, Петруша, - добродушно перебивал монтер, - Так ты ничего не заработаешь. Сначала надо в присутствии хозяйки сделать короткое замыкание – это производит впечатление. Затем надо заменить проводку от патрона до дозы, заменить сам патрон и проверить выключатель. Часа через два, не раньше, можно включать лампочку. Вот после этого хозяйка тебя отблагодарит по высшему разряду!
 В заключение ЛП пожелал мне найти стол такой, как мне хочется и сказал, что очень важно, чтобы стол, за которым работаешь, был по душе.
 Купить стол мне удалось только через несколько лет. Но зато какой! Это было темно-вишневого цвета матированной полировки произведение югославского искусства, с двумя выкатывающимися на роликах тумбами и широким ящиком посередине. Стол долго мне служил верой – правдой, за ним была написана докторская диссертация, ряд книг и впоследствии он был передан в хорошие руки проректору известного в Одессе вуза. Пожелание ЛП несомненно исполнилось.
 Петров был ведущим курса «Автоматическое управление электроприводами» и каждый год проводил инструкцию всех, проводящих занятия по этому курсу. Делалось это для унификации требований к студентам на практических занятиях, лабораторных работах, курсовом проектировании.
 В аудитории обычно находились Ю.Н.Денисенко, Н.С.Путилин и я. Петров приходил с листком бумаги и зачитывал изменения, которые будут действовать при изучении курса в данном году. Изменения происходили каждый год и нередко вызывали несогласие исполнителей. Тогда возникало бурное обсуждение новшеств, изредка вносились коррективы, но чаще всего Л.П. удавалось отстоять свой вариант.
 Особое внимание вызывали лабораторные работы по контакторному управлению. На стендах собирались составленные студентами многочисленные варианты схем, отлаживались и затем сдавались преподавателю. Работали студенты в бригадах по два человека, не больше и не меньше. Один собирал схему, другой его контролировал.
 Преподаватель схему не проверял, это было невыполнимо. Схема опробывалась без подключения двигателя и если работала, то студенты получали разрешение на ее наладку.
 Электродвигатель с солидным маховиком разгонялся и тормозился по заданной тахограмме. Вой запускаемых машин перемежался со стуком включающихся контакторов.
 Иногда сверкала дуга замыкания, иногда текла изоляция с неправильно включенных проводов, иногда становились огненными поля сопротивлений. Преподаватель, ведущий занятие, должен был мгновенно на все реагировать и находился, можно сказать, на линии огня. Под его присмотром работало шесть бригад на разных стендах. Но тем ни менее, работы были поставлены так, что, слава Богу, не произошло ни одного несчастного случая.
 Бригада, наладившая схему, сдавала ее преподавателю. Обычно рассматривался цикл двухступенчатого пуска двигателя и последующего торможения. Если толчки токов были настроены правильно, то бригаде предлагали пять минут погулять, а за это время преподаватель вносил в схему ошибку. Вернувшись, бригада должна была выявить ошибку и устранить ее. Реальная производственная ситуация.
 Самой элементарной вносимой ошибкой было введение между контактами реле краешка маркировочной бирки, висящей на аппарате. Электрическая цепь разрывалась и схема не работала. И это при правильно собранной схеме. Иногда в схему вставлялся провод, имеющий внутренний разрыв. Необходимо было определить, где разрыв и заменить провод.
 Надо было видеть радость студентов, обнаруживших неполадку и запустивших схему снова!
 Инспекторы по технике безопасности всякий раз требовали перевести стенды на пониженное напряжение, закрывали лабораторию предписаниями, но руководству кафедры и Петрову удавалось отбиться. Хотя у заведующего кафедрой бывало щемило сердце: опасность поражения током все же существовала, работы велись на реальных крановых промышленных панелях в условиях, близких к производственным.
 Студенты после двух-трех работ начинали обожать эти «лабы», которые на первой казались им невыполнимыми и становились убежденными приверженцами специальности. Польза от этих работ была огромная.
 Я уже не вел лабораторные занятия по контакторному управлению, разработал последующий цикл стендов по замкнутым системам, но, как заведующий кафедрой, неоднократно выступал в защиту этих работ от предложений изъять их, потому, что сегодня де контакторное управление устарело. А оно не устарело, а просто потеснилось. Петрова очень задевали такие нападки и он был весьма благодарен за поддержку его детища.
 В Одессу пришла холера. Этот отвратительный период застал нас в лагере «Чайка». Каролино-Бугаз эпидемия не задела, только рядом с лагерем в соседнем «Альбатросе» организовали обсервацию, прервав нарядами милиции с ним всякую связь. Раз в десять дней выводили оттуда по дорожке, посыпанной по краям хлорной известью, измученных людей, сажали в подогнанный сюда же поезд и везли прочь от Одессы.
 А мы рядом волнуясь отдыхали в лагере. Из Одессы доносились тревожные слухи о многочисленных жертвах эпидемии, о том, что на Дерибасовской лежат трупы, но отдыхающие, сумевшие прорваться сквозь карантинные кордоны в Одессу и обратно, опровергали их.
 Самым страшным считалось заразиться от питьевой воды. Но мы рассудили, что артезианская скважина, из которой брали воду в лагере, не может содержать эмбрион холеры – знаменитый Эльтор. Правда, памятуя, что береженного Бог бережет, ЛП всем настоятельно рекомендовал принимать пепсин - безвредное средство, содержащее соляную кислоту, губительную для Эльтора.
 В какой – то момент запретили купаться в море, где, якобы, нашли следы вибриона. Но мы настолько перестали верить средствам информации, что с удовольствием купались в жаркие дни.
 Кадры любительского фильма, который я снимал своей камерой «Экран-3», запечатлели нашу компанию: ЛП, Елену Николаевну Шмиголь, ее дочь Жанночку, моих Нелю и Светочку, разыгрывающих сценку о запрете купания. Елена Николаевна – секретарь редакции научного сборника и давнишняя знакомая ЛП еще с оккупации румынами Одессы.
 Фильм был немым, в основу его заложены движение и жест. К резвящимся в воде нарушителям с ужасом на лице подходила Елена Николаевна и мимикой передавала, как печально может закончиться наше купание. Она жестами требовала, чтобы все тут же вышли из воды. В заключение она грузно падала около кромки прибоя и, немного побившись в конвульсиях на песке, замирала.
 ЛП посчитал, что ее мимика слишком скупо говорит о возможных тяжелых последствиях купания и предложил свой вариант этой сценки, который тоже оказался заснятым на пленку.
 Фильм показывает, как ЛП выходит из воды, затем начинает шататься от головокружения, затем втягивает и выпячивает живот от якобы нестерпимых болей и, наконец, картинно падает навзничь на песок. Тут же демонстрировалась реальная табличка, воткнутая на палке в песок, на которой было написано: «Купаться запрещено! В море вибрион!».
 Завершали сценку оптимистические кадры: ЛП подымался с песка и, три раза перекувыркнувшись через голову, бросался в море. Эти кадры неизменно вызывали впоследствии бурный восторг у зрителей.
 ЛП хорошо освоил управление яхтой. В лагере было маленькая яхточка, на которой он выходил в море не дальше третьей отмели. Петров многократно отрабатывал установку на киль опрокинувшейся яхты, что на плаву было не так просто. Пару раз ЛП катал меня на яхте, но мне было неинтересно сидеть балластом на дне несущейся по волнам яхты и пригибаться, когда совершался поворот и парус перебрасывался на другую сторону.
 Завидовали Петрову лишь тогда, когда он загружал яхту очередной знойной молодой красавицей и капитанил, уносясь с ней в синюю даль.
 Однажды в Каролино-Бугазе отдыхали одновременно три приводчика - Петрова. Мне удалось сфотографировать их, стоящих рядком в плавках, на фоне теплого Черного моря: посередине - корифей Иван Иванович, слева – Лев Поликарпович и справа – Николай Константинович. Оба последних Петрова позже тоже стали профессорами.
 В тот август повсюду гремел фильм «Семнадцать мгновений весны». Лагерь замирал в часы демонстрации фильма. Поскольку один из немногих телевизоров был в домике ЛП, маленькая комнатка набивалась битком и в ней не было свободного места. Мне бросилось в глаза поразительное сходство между артистом Броневым, играющим Мюллера, и нашим Петровым. Когда я сообщил об этом открытии, мнения зрителей разделились.
 - Абсолютно не похож, совсем другой типаж, - говорили одни.
 - Ничего подобного, Мюллер – вылитый Лев Поликарпович, - возражали другие.
 В конце - концов всеобщее мнение постановило: - Да, действительно, что – то общее у ЛП с Броневым есть!
 ЛП посмеивался и против этого мнения никак не возражал.
 А в море вдруг стала обильно ловиться рыба. Говорили, что это влияние находящегося на глубине сероводорода. Мы приносили тазиками бычков и глоссиков, а наши дамы – Неля и Елена Николаевна с покорной обреченностью чистили их возле водопроводных кранов между домиками. Иногда «джигиты» помогали чистить рыбу, заслуживая благосклонные взгляды дам.
 После ужина каждый приносил из столовой свою порцию сливочного масла и дамы начинали жарить бычков. Жарили на смеси сливочного и подсолнечного масел: так было экономней и вкусней. Аромат стоял аппетитнейший, мужчины вели негромкую беседу и нервно сглатывали слюну, дожидаясь первого блюда жареной рыбы. Бычков жарили возле каждого домика, напряжение в сети от множества включенных электроплиток падало и это затягивало процесс жарки.
 Наконец, появлялась первая порция желтоватых зажаристых бычков и можно было начать отводить душу.
 В очередной богатый улов ЛП сказал, что вечером с нами будут гости из Москвы, а к рыбе следовало бы запастись вином. Отличнейшее вино можно купить в поселке Шабо, но чтобы попасть туда нужна машина. А машины ни у кого не было.
 - Может быть подойдет мой мотороллер? – предложил я. - Думаю, это выход из положения. Двух человек он потянет?
 - Лев Поликарпович, обижаете, он случалось, возил и трех.
 - Ну, тогда после обеда мы с вами, Николай Константинович, прогуляемся в Шабо. Вы только не слишком быстро гоните мотороллер.
 После обеда моя голубая «Вятка» рванулась в сторону Затоки к Шабо. Сзади меня сидел ЛП и держался за роллер ногами, поскольку в каждой руке он держал по пластмассовой канистре для вина. Это вынуждало ехать особо осторожно, медленно выполняя повороты, тормозя перед буграми.
 ЛП оказался покладистым пассажиром, к тому же он указывал дорогу, так как я в Шабо никогда до этого не был. В погребке Шабо нам предложили продегустировать покупаемое вино и протянули по полному стакану. Но я за рулем никогда не пил, а ЛП вообще не пьющий. Поэтому ЛП взял два пустых стакана и плеснув на дно по несколько капель вина, один протянул мне.
 Дегустация состоялась. Вино было хорошее, без намеков на завышение крепости при помощи табака. Обе канистры были заправлены под завязку. Так, с двумя канистрами вина в руках, Петров на моей «Вятке» доставил ценный груз в лагерь.
 Вечером на веранде домика устроили прием. ЛП сумел договориться с начальством лагеря о разрешении празднования какой-то даты, поэтому все чувствовали себя раскованно. Сервировка стола была, конечно, скромной, но бычки, глоссики и вино были великолепны. Москвичи позволяли себе шутить, что это Петров проводит генеральную репетицию банкета перед защитой докторской диссертации. Присутствующие одесситы понимающе улыбались.
 Москвичи потом говорили, что такой аппетитной рыбы и вкусного вина им не приходилось отведывать нигде.
 А вскоре после этого Петров безжалостно вонзил мне в ногу английскую булавку. Произошло это следующим образом. Был теплый августовский день. На просторном пляже лагеря «Чайка» рассыпались группки отдыхающих.
 - Не хотите ли вы совершить заплыв? – спросил меня ЛП и пошел в воду. Я имел неосторожность согласиться: что ж, заплыв, так заплыв. Мы поплыли. Петров немного впереди меня. Волны слегка пенились на отмелях, где, проплыв глубокое место, можно было достать дно и постоять. Я обычно доплывал до первой отмели и для моего тщеславия этого было вполне достаточно.
 Но ЛП на большой скорости прошел первую отмель и устремился ко второй. Отставать было неудобно и я последовал за ним, удивляясь его неутомимости в столь преклонном возрасте. Когда далеко заплываешь, земля отходит еще дальше, и наш высокий берег виделся из воды узкой полоской суши.
 Вот и вторая отмель. Можно отдохнуть, постоять. Но ЛП без передышки плывет к третьей отмели. А до нее еще ой как далеко, да и обратно плыть надо будет. А оставаться на второй отмели неудобно. Делать нечего, плыву вслед. Берег совсем далеко. Третья отмель приближается очень медленно. И тут случилось непредвиденное. Икру одной моей ноги пронзило будто током и она одеревенела. Судорога. Я нахожусь посередине между отмелями, вроде бы даже ближе к третьей. Но все же решаю плыть обратно ко второй, ближе к берегу. ЛП как-то почувствовал, что у меня неладно, и поплыл ко мне. Растерянности и страха у меня не было, просто перестал работать ногами, упала скорость, вот сейчас доберусь до второй отмели и передохну. Подплыв ко мне, ЛП понял, что случилось, успокоил, что дело привычное и он окажет мне помощь.
 - Я всегда имею для этого при себе булавку. Сейчас снимем судорогу, - ЛП начал доставать из плавок булавку, - Потерпите немного.
 Последовал укол в мышцу и икра стала мягче. Доплыли до второй отмели, здесь стали на дно и ЛП начал интенсивно растирать мне икру. Было довольно больно, но напряжение понемногу спадало. И вот мы на берегу. Хромая, поднимаюсь на высокий берег. Сверху отчетливо видны пенистые отмели. До чего же они далеко от берега!
 Как-то выбрав подходящий момент, ЛП затеял со мной доверительный разговор. В то время появились инструкции, что преподаватели могут работать до 60 лет, после чего должны идти на пенсию, уступая дорогу молодым. Долгожителей из Кремля это правда не касалось.
 Петров жутко боялся увольнения, мысля в своей холостяцкой жизни только о работе в институте. А ведь всего через два с лишним года ему исполнялось уже 70 лет.
 - Понимаете, - отводя ладонь с согнутыми пальцами, говорил Петров, - Я себе очень давно поставил цель: доработать на кафедре до 70 лет. А там можно и на отдых. Прошу вас, Николай Константинович, помочь мне выполнить задуманное.
 - Лев Поликарпович! Сделаю все, что в моих силах. Но вы – доктор, заместитель председателя спецсовета, ответственный редактор сборника, вас эти инструкции не затрагивают. Работайте спокойно.
 Свое слово я сдержал с перевыполнением. Петров проработал на кафедре все 16 лет в течение моего заведывания и еще кусочек после.
 Очередная Всесоюзная конференция по электроприводу проходила в Ташкенте. Группа вылетающих на нее политехников застряла в одесском аэропорту: рейс откладывался и откладывался. ЛП, как и все, нервно поглядывал на часы: прибытие глубокой ночью ничего хорошего не сулило. Напряженность взялся разрядить Виктор Трифонович Беликов, доцент кафедры «Электрические машины», но явно тяготеющий к электроприводчикам.
 Беликов начал рассказывать о крупном розыгрыше, проведенном на факультете. На все кафедры поступило через секретарей, т.е. по официальным каналам, обычное письмо, заверенное крючковатой подписью бухгалтера НИСа Тани Бетоевой. Письмо, как письмо, такие мы получали постоянно.
 Я, молодой тогда заведующий кафедрой, прочел это письмо, чертыхнулся его абсурдности и отправил в «отстойник» - папку, где находились документы, не требующие немедленного исполнения. Подлинность абсурдного письма сомнений у меня не вызвала. И вот сейчас мы узнаем, что письмо это сфабриковано Беликовым в лучших традициях бюрократии. Говорилось в нем о введении в институте новых научных должностей и окладов. Вводились должности: «самый старший н.с. (научный сотрудник)», «старший н.с.», «младший старший н.с.», «старший младший н.с.» и т.д. Чистая тарабарщина, принятая, как должное. Устанавливались должностные оклады и утверждался порядок их назначения.
 Оказалось, что Беликов из-за своей шутки чуть было здорово не поплатился. На одной кафедре ее заведующий побежал с письмом к проректору по научной работе за разъяснениями. Тот удивился своей неосведомленности и обещал разобраться. Дело принимало для Беликова плохой оборот. В довершение всего, на другой кафедре начали делить оклады и уже возникла склока.
 Беликов дал задний ход и отозвал при помощи секретаря деканата письма, якобы содержащие описку. Мой экземпляр из «отстойника» так и остался у меня в виде курьезного сувенира.
 Коллеги восхищались шутником Беликовым, и лишь ЛП, выбросив вперед руку с растопыренными пальцами, осуждающе заметил: - Понимаете, вы могли из-за этой шутки жестоко пострадать. И ради чего?
 В Ташкенте после прослушивания докладов одесситы пошли на Алайский рынок. Это был пробный выход, своего рода разведка, т.к. до нашего отъезда и запланированной покупки дынь оставалось еще несколько дней. Все уже утолили свое любопытство, сделали кое-какие покупки и ждали только ЛП, который тщательно выбирал гранаты.
 Все узбеки продавали гранаты с одинаковой рекламой: - Гранат сладкий, Наманганский!
 ЛП медленно двигался вдоль бесконечного ряда продавцов, около каждого останавливался и пробовал два зернышка граната. Узбеки благодарили его за внимание к своим плодам, а ЛП двигался дальше. Ритуал восточного базара требовал неторопливости, внимания и уважения. Мы терпеливо ждали, когда же Петров выберет понравившиеся ему гранаты. Наверно, собирается купить пару баулов, надо не ошибиться.
 Наконец ЛП остановился около седого старика с бородкой и попросил его взвесить... два граната. Мы были потрясены. Ай да ЛП!
 Уходить с восточного базара, не отведав арбуза, невозможно. На семь человек мы купили большой, но не громадный арбуз и взрезали его здесь же за деревянными будками на столике. Арбуз оказался красным, сочным, сладким. Но скипки были столь велики, что после первой съесть вторую не было сил. С трудом осмелились взять еще по пол- скипки, а на столе оставалась еще четверть великолепного арбуза. Что с ним делать? И тут нам подвалило счастье в виде двух симпатичных девушек, как мы потом узнали, москвичек. Они тоже присматривались на базаре к арбузам, но огромные размеры отпугивали. Они сразу же поняли наши трудности и на удивление легко согласились оказать помощь. Присутствие в наших рядах аксакала ЛП придавало им уверенность. Общими усилиями арбуз был прикончен. Как я уже говорил, ЛП был приверженцем здорового образа жизни. Он выработал свой стиль и совершал в любую погоду пробежки на близлежащем стадионе. Пробежки трусцой были интенсивными и неутомимыми, знакомая молодежь, встречаясь с ним на стадионе, не выдерживала их высокого темпа.
 По каким-то восточным рецептам ЛП практиковал смотреть широко открытыми глазами на утреннее восходящее солнце. Считалось, что это укрепляет зрение и насыщает тело энергией.
 По выходным ЛП совершал прогулку вдоль берега моря от Отрады до Жемчужины и обратно. Здесь с ним часто можно было встретиться утром. Нередко его сопровождали приятель Мих.Пал. с женой Гитаней.
 Однажды мы гуляли с Нелей по-над морем и встретили Петрова. Разговор зашел о здоровом питании. ЛП так восторженно говорил о пользе овсяной каши, что я попросил рецепт ее приготовления.
 Овсянка готовилась путем замачивания хлопьев и варки их без соли, сахара и масла. Очень распространена такая овсянка в Англии. Во всяком случае, мистер Ватсон уплетает ее в известном фильме с завидной невозмутимостью.
 В тот же вечер я замочил хлопья и на следующее утро сварил это крайне полезное блюдо. На вид оно походило на клейстер, вкус полностью отсутствовал, цвет был серо-белесый. С трудом съев полпорции, я понял, что еще не созрел для приема такого варева. Свое мнение я пересмотрел через лет двадцать и сейчас хладнокровно, как Ватсон, ем овсянку, успокаивая себя, что она очень, очень полезна.
 В конце 1981 года кафедра опять отмечала юбилей проф. Петрова. Праздновали юбилей на «палубе» лаборатории кафедры, второй этаж которой действительно напоминал палубу стремительно идущего корабля. Во главе стола сидел Лев Поликарпович, справа от него сидела Гитаня – жена Рашковича и сам Мих.Пал., слева – проректор Корытин и заведующий кафедрой. По залу перемещались ведущие юбилей доценты Герасимяк и Иванченко. Зачитали приказ ректора, а также официальные приветствия юбиляру от ректората, от деканата.
 Приветствие от кафедры выполнено на большой планшетке, где художник довольно похоже нарисовал Петрова, стоящим в плавках у руля на несущейся под парусами яхте, нагруженной книгами, авторскими свидетельствами и методическими пособиями. Туго надуты паруса, в которые гонят воздух два на яхте же установленных асинхронных двигателя. Заведующий кафедрой зачитывает стихотворное поздравление юбиляру.
 Л.П.Петрову
 В лесу родилась елочка,
 А там, где лес домов,
 Родился мальчик Левочка,
 Наш юбиляр Петров.
 Одесса. Тяга конная,
 Кефаль и моря гул...
 Но что-то асинхронное
 Он сызмала вдохнул.
 Речь первая, невнятная...
 На удивленье всем
 Он слово непонятное
 Промолвил - АВМ.
 Мальчишки в авиаторы
 Мечтали убежать,
 А Леве конденсаторы
 Тогда мешали спать.
 Без профориентации
 Он знал, что там, что тут.
 Пошел в индустриальный
 Рабочий институт.
 Трамвай по Портофранковской
 Бежит, гремит, звенит.
 Быть может конденсатор
 Его затормозит?
 Определились темы
 И первый труд готов:
 Контакторные схемы
 Электроприводов.
 И важные, и сложные
 Проблемы решены:
 Процессы переходные
 Теперь покорены.
 Кривая намагничивания
 Забилась с этих пор
 Меж статором и ротором
 В малюсенький зазор.
 В век микроэлектроники
 Не верят в чудеса.
 Но дуют асинхронники
 В ОНИЛа паруса.
 И вот в большое плаванье,
 Подальше от земли
 Из асинхронной гавани
 Выходят корабли.
 Исследовав фарватер,
 Туда, где горизонт,
 Идет рефрижератор
 С названьем «Ладензон».
 Недюженной силенкой
 Вздымая брызг фонтан,
 Плывет за ним вдогонку
 Банановоз «Буштян».
 Вот отошел от стенки,
 Качаясь сам собой,
 Буксир «Невольниченко»
 С лебедкой тормозной.
 А там красив чертовски,
 Воздушнее, чем бриз,
 Турлайнер «Обуховский»
 Отправился в круиз.
 Вот танкер – судно длинное,
 Все ШТОРМы – нипочем.
 И «Ричард – Сердце Львинное»
 Начертано на нем.
 Весь в векторах и импульсах
 Ушел в густой туман
 «Андрющенко и Яковлев»
 Большой катамаран.
 Связавшись перфолентами,
 К корме приткнувши нос,
 Плывут линкор «Херунцев»
 И крейсер «Капинос».
 Сверкая днищем новым,
 Где волны не шумят,
 «Печковский» с «Винаковым»
 На стапеле стоят.
 Продолжить эти списки
 Конечно ж мы могли:
 В портах другой прописки
 Есть тоже корабли.
 Но на чистую воду
 Всю эту тьму судов
 Выводит год от года
 Плавучий док. Петров!

 И мы желаем Вам с любовью
 Большого счастья и здоровья!
 На солнце по утрам смотреть,
 Бежать трусцой, не зная лени,
 Пусть собеседника и впредь
 Вам телевизор не заменит!
 Пусть Вас обходят стороной
 Политехнические стрессы,
 И переходные процессы
 Пусть не трясут ОНИЛ порой!
 Мы ждем учебников, методик,
 Изобретений и идей!
 И корабли пусть долго сходят
 С надежных Ваших стапелей!

 Несколько пояснений. Старое название тогдашней Комсомольской улицы, возле которой жил ЛП, – Старопортофранковская, она его носит сейчас официально. Ричард Подзолов – бывший аспирант, ближайшая рука, нога и сердце ЛП, вел хоздоговор с организацией «Шторм». Обуховский – тоже бывший аспирант ЛП, завсегдатай поездок во Францию, позже капитально застрявший там в круизе. Банановоз – судно специального назначения, почему-то в сочетании с Л.Буштяном вызвало у слушателей бурю восторга. Плавучий док. – деятельный доктор наук и т.д. А вообще, автор, не постесняюсь написать, проявил нечто Нострадамусное.
 Затем от имени кафедры состоялось награждение юбиляра орденом «Золотого Льва с тиристорами». В круглом обрамлении находилась желтая морда матерого льва и в зубах он держал мощный тиристор ампер на 200. Я с некоторым опасением, что ЛП это шуточное награждение обидит, приколол орден к лацкану пиджака юбиляра. Но все обошлось, ЛП торжественно носил орден весь вечер.
 Выступило много народу с приветствиями. Ведущие Герасимяк и Иванченко едва успевали представлять желающих, хитроумно вплетая их в общую канву. Очень эмоциональным было выступление Валентина Ситниченко, бывшего аспиранта ЛП, сдобренное щедрой жестикуляцией. Другой бывший аспирант – недавно защитившийся Володя Капинос в университетской шапочке вместе с Ольгой Бабийчук разыграли целое приветственное представление с одновременной демонстрацией выпущенной ОНИЛ фото - газеты.
 Выступал, смущенно улыбаясь, однофамилец Петрова - Николай Константинович, выступал проникновенно- тихой скороговоркой декан родственного факультета Арслан Алимович Бахтиозин, выступали громогласный Буштян с вкрадчивым Обуховским, выступал речистый Мих. Пал. Рашкович, начальник электроотдела СКБ-3 и давнишний приятель ЛП.
 В ответном слове ЛП поблагодарил всех за поздравления и сказал, что постарается выполнить теплые пожелания. Сейчас, через двадцать лет после этого, можно считать, что свое обещание Петров выполнил.
 Лев Поликарпович был ярым приверженцем здорового образа жизни. Он, как уже отмечалось, никогда не курил и практически не пил спиртного. Узнав об этом, председатель методической комиссии Минвуза СССР профессор А.И.Зайцев – шутник и балагур, задался целью споить ЛП. Но ничего у Зайцева, конечно, не получалось. Тогда он сделал ЛП умопомрачительное предложение.
 В то время наша кафедра одна из немногих имела в Методкомиссии Минвуза двух представителей, которыми были ЛП и я - ее заведующий. И нам было поручено кафедрой утвердить на Методкомиссии в учебном плане лекционный курс «Автоматизация технологических процессов». Учитывая, что на кафедре готовился первый учебник в стране по одноименному курсу, такое утверждение становилось весьма актуальным.
 Москвичей и ленинградцев это не касалось, т.к. они работали по индивидуальным учебным планам. Куйбышевцы, таллинцы и воронежцы нас поддерживали. Остальные были в вялой оппозиции или безразличны. И вдруг проф. Зайцев высказался резко против ввода курса в учебный план. Я, а затем ЛП, выступили с обоснованными доводами за включение учебного курса в план, но Зайцев был непреклонен: не включать! И не приводил никаких обоснований. Мнение председателя в те времена было очень весомым и создавалась угроза провала нашей инициативы.
 С трудом удалось добиться перерыва для обмена мнениями в кулуарах и последующего вынесения решения. Мы с Петровым сочли необходимым еще раз поговорить с проф. Зайцевым. Но тут Александр Иванович выдал такое, что и у меня, и у ЛП округлились глаза и отпала челюсть.
 - Oбещаю включить курс в план специальности, - заявил Зайцев, если Лев Поликарпович выпьет стакан коньяка!
Полагая, что это не совсем удачная шутка председателя, мы с Петровым начали говорить о преимуществах нового учебного плана, но Зайцев был непреклонен: - Лев Поликарпович должен выпить стакан коньяка!
 Долго ЛП пытался отбиться от дикого предложения, я чем мог оказывал ему помощь и даже предложил принять участие в реализации злосчастного стакана, облегчив задачу Петрова. Зайцев был неумолим. Члены Методкомиссии смотрели со стороны, как председатель и одесситы бурно ведут принципиальный ученый методический спор и не мешали.
 Наконец Петров махнул рукой: - Ладно, я согласен пострадать за правое дело.
 Коньяка ни у кого не было, питие было отложено на потом. Перерыв тут же закончили. Курс без особых дебатов включили в учебный план. После заседания члены Методкомиссии разъехались по разным городам и стакан коньяка так и остался не выпитым.
 На Всесоюзной конференции по электроприводу в Алма-Ате было сложно с местами в гостинице и нас с ЛП поселили в одном номере. День начинался у нас с того, что Петров делал зарядку не подымаясь с кровати. Он поджимал и распрямлял ноги, массировал грудь и руки, выполнял дыхательные упражнения, глубоко втягивая живот. Кровать его ходила ходуном и скрипела, спать уже было нельзя. Я шутил, что наш аксакал занимается реанимацией.
 Но это было еще не все. Встав с постели, ЛП делал дополнительные упражнения, приседания, бег на месте и, наконец, закапывал глаза, а затем выполнял процедуру, которую я не мог воспринимать без ужаса: квачи на длинной гибкой проволоке глубоко вводились для смазывания в гортань и нос. Здесь я, как правило, уходил в душевую. После процедур мы спускались в буфет перекусить перед выездом автобуса на заседания секций.
 К вечеру секции закрывались, докладчики уходили, кулуары пустели и мы получали свободное время. Нам посоветовали посетить местную достопримечательность – комплекс бань, выстроенный специально к намечаемому в Казахстан приезду Брежнева. Увы, Генсеку не суждено было его посетить, и комплекс открыли для народа. Профессор Борцов из Ленинграда уже побывал в комплексе, восхищался банями и особенно был потрясен восточным массажем, после которого, по его утверждению, стал чувствовать себя на десять лет моложе.
 Идти в бани собралось человек восемь одесситов. Но массаж отведать никто не решался. Даже ЛП, который являлся поклонником всевозможных истязаний тела, заявил, что он уже в летах и не может себе позволить таких нагрузок. Помня совет Борцова, обязательно взять сеанс массажа, я дополнительно заплатил 10 рублей и получил талончик. Больше желающих не было. Все остались довольны, что хотя бы посмотрят, как этот массаж выполняется.
 Бани были сказочные. Холлы облицованные полудрагоценным камнем, отполированным до зеркального блеска, шикарные ковры, чеканка. В предбаннике мраморный пол с подогревом, чтобы ступать по нему было комфортно.
 Большую часть помещения бани занимал мраморный круг под огромным куполом. Воздух свежий, сухой. Конденсат с купола не падает. На мраморе лежат в простынях люди и потеют. Сам мрамор имеет температуру чуть-чуть выше температуры тела, но если на нем полежать, то тело разогревается, и простынь становится мокрой. После этого идут под душ, а затем снова лежат на мраморе. Более высокая температура держится в боковом приделе бани.
 Когда мы возлежали на теплом мраморе, в баню вдруг зашла иностранная делегация в черных смокингах и с любопытством начала разглядывать все и вся. Было крайне неприятно, когда тебя голого обозревают в смокингах с бабочками на шее экскурсанты и мы начали издавать подобие протестов. Экскурсовод молниеносно сориентировался и извиняясь быстро увел группу из бани.
 Одесситы утомились и ждали, когда же начнется сеанс массажа. Наконец появилось два молодых корейца и взялись за меня и еще одного незнакомого нам мужчину. Нас уложили в нишах на мраморный пол и начали намыливать специальными перчатками. Группа одесситов живописно расположилась в трех метрах от меня и стала наблюдать за процессом. Когда я увидел их смеющихся, оживленно переговаривающихся, одних в простынях, других – без, во главе с ЛП, Герасимяком и Радимовым, мне тоже стало смешно. Но не на долго. Кореец прогладил все мышцы, после чего смыл мыло и взгромоздился на меня, пятками массируя спину и поясницу.
 Рядом синхронно работал второй кореец. Незнакомый мужчина стонал и подвывал, но я не мог позволить себе такого, ведь за мной наблюдали коллеги.
 Стало совсем жутковато, когда кореец положил мои ноги себе на плечи а сжатыми вместе руками начал выгибать мне позвоночник. Казалось, еще одно усилие и позвоночник будет сломан. Одесситы притихли. Но массажист был опытным и не пересекал допустимую границу. Закончился массаж опять легким подлаживанием и ополаскиванием прохладной водой.
 - Ну, как самочувствие? – первым делом спросил Петров, - Я думаю, что нам стоило тоже составить вам компанию. Сожалею, что этого не произошло.
 - Ощущение такое, будто тебе промыли и смазали каждую мышцу, свежесть чувствуется необыкновенная, - ответил я.
 Длилось все удовольствие 40 минут, хотя по рекламе полагался час. Но мне вполне хватило и этого.
 Случилось то, чего Петров всегда ужасно боялся. Он попал в глазную клинику Филатова с диагнозом катаракты. Его готовили к операции, закапывали глаза, выполняли тестирование. Настроение у ЛП было скверное. Мы навещали его в палате на 12 человек, пытались подбодрить. Особенно удручал Петрова запрет читать книги. Операция прошла успешно. Делали ее с только- только начавшимися применяться лазерными установками и ЛП с воодушевлением рассказывал о технической стороне процесса.
 Замышлялось издание учебника по «Автоматическому управлению электроприводами». Автором его сам Бог велел быть Петрову. Была уже задействована позиция в плане издательства, но ЛП вдруг стал сомневаться в своих возможностях, ссылаясь на ослабевшее зрение. Надо сказать, что авторы из других вузов смотрели на эту позицию с вожделением и всегда были готовы предложить свою замену.
 Пока что в плане значился Одесский политех. Добивались мы этого включения долго и трудно. Кафедра привода выпустила один учебник по автоматизации и выпуск второго несоизмеримо высоко поднял бы ее и без того высокий рейтинг.
 В гостиничной комнате Базы моряков Председатель Методкомиссии Владимир Иванович Ключев, работавший тогда и Председателем ГЭК нашей специальности, второй раз приглашал Петрова, меня и Радимова для обсуждения судьбы учебника. Он разругал нас с Радимовым за увиливание от дел, договорился, что мы будем участвовать в написании учебника и даже обсудил представленное оглавление, закрепив за каждым определенные главы.
 ЛП согласился с Ключевым и деятельно обсуждал с нами содержание глав. Мы с Радимовым начали понемногу работать над своими главами учебника, когда вдруг узнали, что ЛП через голову кафедры и несостоявшихся соавторов написал в издательство отказ от учебника. Это было непредсказуемо и печально.
 Позицию в плане тут же отдали ленинградцу Башарину, который мгновенно издал учебное пособие, построенное на случайном материале из отчетов научных исследований.
 А разгул плюрализма в стране набирал меж тем силу. Не миновали центробежные усилия и нашу кафедру. Взлелеянная Петровым отраслевая лаборатория (ОНИЛ) заявила о желании отделиться от кафедры. Так, якобы, лучше для ее развития. Заведующий ОНИЛ Володя Капинос рвался к независимости и хотел быть сам себе хозяином, подчиненным в лучшем случае напрямую только самому ректору.
 То, что лаборатория укомплектована выпускниками кафедры, располагалась на площадях кафедры и опиралась в работах на совместителей – преподавателей кафедры в расчет не принималось. Не учитывалось и то, что лаборатория замышлялась, как научная база кафедры, худо – бедно выполняла эту роль, но длительное время считалась балластом для кафедры, не давая требуемого экономического эффекта на рубль затрат и покрывая недостачу другими НИР кафедры, за что заведующего, то бишь меня, жестко прорабатывали на всяких советах и заседаниях. Предложения попытаться отделить ОНИЛ от кафедры для спокойной жизни я отвергал, считая, что это пойдет во вред кафедре.
 Года на два мне удалось задержать отделение ОНИЛ, на заседаниях кафедры отделение отклонялось, но потом «процесс пошел» и на общем собрании трудового коллектива большинство проголосовало за отделение. ЛП тоже поддержал идею отделения, хотя сам становился лишь номинальным научным руководителем ОНИЛ. - Понимаете, Капинос молодой талантливый ученый, надо дать ему возможность роста, - оправдывался Петров после голосования.
 Объем работ НИСа кафедры после этого сократился вдвое, меня перестали дергать по поводу серийных внедрений, Капинос должен был расплачиваться с институтом за занимаемые площади, а, в общем, кафедра и лаборатория от разделения, по моему мнению, только проиграли.
 По предложению Петрова Ученый совет Политеха обсуждал положение о филиалах кафедры. Предполагалось, что с целью повышения эффективности обучения и заинтересованности студентов, привлечения к учебному процессу высококвалифицированных специалистов предприятий и научных институтов, учеба на один- два дня в неделю переносится в стены этих организаций, становящихся филиалами кафедр.
 По замыслу должна значительно возрасти интенсивность обучения, кафедра несколько разгружается и получает возможность ближе заниматься научными проблемами, филиал получает в лице студентов дополнительную рабочую силу, а, кроме того, работники филиала получат дополнительную оплату за руководство студентами. Все что-то получают, все в выигрыше, никто ничего не теряет. Так думала инициативная группа.
 Ученый совет Политеха поддержал свежую идею. В Одессе свежие идеи быстро дают всходы. Кафедре электропривода было поручено создать образец методического обеспечения работы филиала и апробировать его.
 Филиалом кафедры электропривода выбрали УкрНИИСИП – известный в Одессе Украинский Научно-Исследовательский Институт Станко-Инструментальной Промышленности. Здесь сложился мощный коллектив электроприводчиков, большей частью выпускников кафедры, здесь имелась хорошая экспериментальная база в виде испытательного полигона, здесь разрабатывались современные широтно- импульсные приводы -ШИПы- с умопомрачительными диапазонами регулирования скоростей. НИИ силовых источников питания – так тогда расшифровывали из-за этого хитрую аббревиатуру некоторые авторы журнальных статей.
 Руководство и работники УкрНИИСИПа с готовностью откликнулись на предложение кафедры открыть у них филиал. Дело осталось за малым: подготовить документацию и утвердить ее руководству двух институтов.
 В сжатые сроки нами были отпечатаны все необходимые документы, подписаны у нашего ректора и предоставлены на подпись директору УкрНИИСИПа Н.И.Решетневу. И тут началась история...
 Что-то не срабатывало. Все были «за», но подпись на бумагах не появлялась. А в Политехе начальство недоумевало и возмущалось: почему не ставится точка в этом всем ясном и полезном деле. Во всем, конечно, был виноват не слишком «пробивной» заведующий кафедрой.
 Наконец, Николай Иванович Решетнев, тогда еще не академик, сказал, что нам надо прийти на прием к заведующему промышленным отделом обкома партии Борисенко и получить у него «добро» на открытие филиала. Без его одобрения он подписывать документы не в праве.
 Надо, так надо. В назначенное заранее время пришли в обком Н.И.Решетнев, я и Павел Викторович Волоценко- главный конструктор УкрНИИСИПа.
 Это было мое первое деловое посещение высокого здания, расположенного через дорогу напротив нашей кафедры. Исключая полулегальные набеги с коллегой Н.К.Петровым на вкусную обкомовскую столовую, где мы иногда позволяли себе пообедать.
 Заведующий промышленным отделом Виктор Арсеньевич Борисенко принял нас в огромном кабинете со сверкающим паркетом, частично устланном коврами. Для доверительной беседы нас пригласили к небольшому столику, в другой половине кабинета, а не за громадный официальный стол, своими размерами удаляющий собеседников друг от друга. Это был жест благоволения к нашим особам.
 Заведующий заворожил нас своим внимательнейшим отношением к нашим нуждам, полностью поддержал наше начинание с филиалом кафедры, расспрашивал о наших планах по улучшению учебного процесса и под занавес сказал, что поддерживает открытие филиала.
 Я рассказал, какие выгоды сулит и Политеху и УкрНИИСИПу совместная работа. Сказал, что тем самым мы создаем действенный резерв пополнения рядов НИИ молодыми специалистами, знакомыми на деле, а не понаслышке, с тематикой выполняемых работ. Да уже и сейчас НИИ будет ощущать помощь старшекурсников в исследовании отдельных схем. И, наконец, недавно было Постановление партии, в котором рекомендовалось создание филиалов кафедр на предприятиях.
 Павел Викторович подчеркнул, что польза здесь будет обоюдная, так как в НИИ чувствуется нехватка специалистов, особенно в летний период. Помощь студентов будет ощутимой. На практиках, которые студенты Политеха проходят в электроотделе, это подтверждается.
 Борисенко высказал опасение, что присутствие студентов будет отвлекать работников от выполнения производственного плана. Его также смущало, что за руководство студентами работники НИИ будут получать деньги, а, значит, могут быть злоупотребления, например, не полная уплата членских взносов. Но в целом, идею создания филиала он поддержал: - Открывайте филиал!
 Я хотел, чтобы Решетнев тут же в кабинете подписал наш договор о создании филиала, однако директор, взяв бумаги, заявил, что подпишет их позже.
 Заведующий пожал нам руки и пожелал успеха. При этом он что-то шепнул на ухо Решетневу и тепло проводил нас.
 Осталось зайти к нам на кафедру через дорогу и завершить дело. Однако не тут-то было! Николай Иванович вдруг очень заторопился домой и быстро попрощавшись, уехал на машине с Волоценко и бумагами в свой институт. Смотрел он при этом задумчиво куда-то в сторону.
 А все оказалось очень примитивным. Все одобрения и пожелания Борисенко были чистой липой. На самом деле он был категорически против открытия филиала. Несмотря на упомянутое Постановление партии. Несмотря на здравый смысл. Было непонятно, для чего вообще затевался весь этот спектакль.
 Ректор Политеха развел руками, когда услышал о результатах похода в обком, и задействовал тяжелую артиллерию: было поручено секретарю парткома добиться в обкоме по своим каналам выполнения Постановления партии.
 На каждом заседании Ученого совета мне бросался упрек в том, что филиал до сих пор не открыт. Секретарь парткома сходу не мог решить эту проблему. Борисенко оказался на редкость упертым. Началась осадная эпопея.
 Уже стали открываться филиалы на других кафедрах Политеха, уже без оплаты руководителей, без оформления, на голой инициативе, в порядке эксперимента наши студенты посещали НИИ вне филиала, а разрешения из обкома все не было.
 Только через полгода наконец было разрешено Решетневу подписать необходимые бумаги и филиал заработал в полную силу. Специалисты НИИ Борис Гулыманов, Людвиг Шпиглер, Александр Гудзенко, Марк Гольц и другие начали щедро делиться своим опытом с молодежью.
 Эпопея буксования при открытии филиала постепенно забывалась. Так, мягко говоря, некомпетентность заставляла тратить время, силы и нервы на борьбу с придуманными трудностями. Но идея Петрова нашла свое воплощение.
 А тем временем подошло время третьего юбилея ЛП. Но 1991 год – год особенный. Плюрализм, путч, прекращение существования СССР. Все это не могло не наложить отпечатка на празднование юбилея. Начнем с малого: нигде нельзя купить вина. А без вина какой юбилей? Состоялся договор с ЛП, что закуску обеспечивает юбиляр, а вино – кафедра. И тут начинается детективная история.
 По всем возможным каналам ищем, где можно купить вино. После многих вариантов определяем, что неплохое вино – марочное «Оксамит Украины» производит завод шампанских вин, находящийся недалеко от Политеха на Французском бульваре. Через сложную систему блатов добиваемся согласия на продажу двух ящиков вина по гос. цене без переплаты. Кафедра наша бедная и не в состоянии оплачивать вино по спекулятивному курсу.
 Завод не отпускает вино потребителям, поэтому договариваемся, что два ящика будут отпущены в магазин целевым назначением для кафедры. В условленное время представитель кафедры должен подъехать к магазину и забрать свое вино, оплатив его стоимость.
 Инженер кафедры и владелец легковой машины Шурик Процеров согласился привезти вино и получил все «концы» для выполнения этой ответственной задачи. Утром он уехал за вином и... пропал.
 Прошло несколько часов неизвестности и появилось сообщение, что Процеров арестован во время хищения вина с заводской машины с целью спекуляции.
 Оказалось, Процеров, чтобы сэкономить время, договорился с водителем забрать вино с машины после выезда ее с территории завода, который находится рядом с Политехом. Машина выехала из ворот завода и завернула через пол - квартала во двор какого- то дома. Шурик на своей машине заехал следом.
 Жильцы дома увидели машину с вином и перед Новым Годом захотели приобрести одну – другую бутылку вина. Шофер не очень этому противился, возникла шумная очередь, кто - то позвонил в ОБХСС. В момент, когда Шурик перегружал ящики в свою машину, нагрянула милиция и Процерова вместе с машиной - орудием преступления - арестовали. Теперь он находится в камере предварительного заключения и ждет заключения следователя.
 Надо было Шурика немедленно выручать. Но кто в милиции будет слушать какого- то заведующего кафедрой. Мозговой центр кафедры думал, что делать. Кто – то подсказал, что надо подключить Юрия Николаевича Денисенко. Почему? Да потому, что он имеет связи с органами. Только с их помощью можно будет доказать в сложившейся ситуации, что ты не верблюд. И добиться правды.
 Скоро Денисенко был на кафедре и звонил знакомому полковнику. Тот сказал, что надо пол - часа подождать. Делать нечего, ждем.
 Через пол - часа звонок: пусть заведующий подъедет в милицию и даст показания. Все будет в порядке, Процерова после этого отпустят.
 На чьей-то машине еду в милицию на улицу Советской Армии. Оформляю пропуск, прохожу одни, другие двери и попадаю в комнату следователя. Под стенкой стоят вещдоки- бутылки с вином «Оксамит Украины».
 Мне предлагают письменно изложить суть дела. Отношение крайне вежливое и доверительное: полковника здесь уважают. Но проходит еще часа три, пока ко мне выпускают Шурика. За это время проверили, действительно ли у профессора Петрова наднях юбилей и приглашены ли на него многие «уважаемые люди». Шурик появился осунувшийся, бледный. Ему ни за что, ни про что угрожало получение срока с конфискацией машины.
 Следователь дает мне подписать еще и еще какие-то бумаги и, наконец, поздно вечером мы с Шуриком свободны. А вино следователь завезет на кафедру сам. Делать нечего – соглашаемся.
 Надо ли говорить, как переживала кафедра случившееся? Что чувствовала Наташа - жена Процерова? Какие слухи поползли по факультету? На следующий день милиция действительно привезла почти все бутылки с вином. Но маленькая утруска никого не огорчила.
 Льву Поликарповичу об этой эпопее решили, чтобы не омрачать юбилея, пока не говорить.
 Празднование вновь происходило на палубе лаборатории. Сценарий во многом прежний, но наполнение его другое. Вновь звучат приветственные стихи, но с новой заставкой:

 Претензий нет к Л.П.Петрову:
 Он десять лет тому назад
 Воз пожеланий, взяв в основу,
 Взвалил на плечи, рад не рад.
 И среди многих пожеланий,
 Хоть десять раз сошла трава,
 Но сохранились все ж в сознанье
 Такие вещие слова:
 Лев Поликарпович! С любовью
 Желаем счастья Вам, здоровья!...
 Петров внедрил все пожеланья,
 Но, чтоб системно подходить,
 Мы вновь должны без опозданья
 Все пожеланья повторить!
 Чтоб через 20 лет смогли мы,
 Как двадцать лет тому назад,
 Установить весомый, зримый,
 Опять высокий результат!
 А в заключенье вновь с любовью
 Желаем счастья и здоровья!
 Девиз гремит на белый свет:
 Даешь 100 лет! Даешь 100 лет!
 
 Был сюрприз. Студенты записали на лекции одно смелое высказывание Петрова по поводу распространенного тогда лозунга:
 - Экономика должна быть экономной!
 Записали кусок лекции на магнитофон год с лишним тому назад, что было, мягко говоря, неуместно, и грозило тогда серьезными санкциями. Критиковать, да еще на лекции в техническом вузе, установки партии не практиковалось. Хотя партия вот уже несколько месяцев, как распущена. ОНИЛовцы принесли эту запись на юбилей, и вот голос ЛП комментирует известный лозунг: - Понимаете, друзья, так говорить бессмысленно. Это то же самое, что, например, «масло масляное».
 Магнитофон фиксировал шум и смех в аудитории. Смех и шум возник и на палубе. Юбиляр был несколько смущен.
 Среди лета меня поместили с подозрением на инфаркт в кардиологическое отделение клиники в парке Шевченко. Когда я немного пришел в себя и стал выходить в сад клиники, мне показали два реликтовых дуба, росших здесь же за небольшими деревянными оградами. На охранных табличках значилось, что возраст дубов более трехсот лет. Эти дубы я показывал всем навещавшим меня коллегам.
Показал я эти два дуба и навестившему меня в клинике ЛП. Старый профессор долго смотрел на кучерявые кроны исполинов, а потом вздохнув произнес: - Стволы, действительно, древние, но листва то молодая. А сколько было листопадов, точно никто не знает, пока дерево живо. Жаль, если эти деревья сразит наша больная экология.
 Через два года я покидал кафедру, Политех, Одессу. Времена изменились и в преподавательской проходило прощание с заведующим кафедрой. Не было представителей ректората и деканата, но прощание проходило открыто, собрались электроприводчики, пришли коллеги с родственных кафедр факультета. Грустное событие.
 Лев Поликарпович на прощании отсутствовал. Как потом он сообщил мне по телефону, у него было расстройство желудка. Что ж, повод уважительный.
 Но поработать вместе с коллегами мне еще было суждено. За несколько дней до отъезда мне позвонил домой ректор: - Николай Константинович, Вы помните, что завтра заседание спецсовета?
 - Помню, но ведь я уже уволен из института и вряд ли чем-то смогу быть полезен.
 - Вы не правы, никто с поста Председателя спецсовета Вас не освобождал. Я прошу Вас прийти и провести защиты диссертаций. В противном, возможное отсутствие кворума приведет к срыву защит.
 - Хорошо, Валерий Павлович, раз Вы настаиваете, я проведу эти защиты.
 Защиты состоялись. Это была моя последняя работа в Политехе и совместная с Петровым. Но в докторском спецсовете еще несколько лет работал Лев Поликарпович, вместе с находящемся в списке, но отсутствующим на заседаниях Вашим покорным слугой.

 03 окт.2001
Шапарев Н.К., – Одесские миниатюры, - Одесса: Принт – Сервис, 2002.