Страшная история

Страшная история

(Мистика)

«Мне кажется вероятным, что Бог
вначале создал материю в виде
сплошных, массивных, твердых,
непроницаемых, движущихся частиц… Эти
простейшие частицы, будучи твердыми,
несравненно прочнее, чем любые другие
тела, составленные из них; даже настолько
прочны, что никогда не изнашиваются и
не разбиваются на куски».
(И. Ньютон (I. Newton))

1
Двигатель чихнул, раз, другой и вдруг замолчал совершенно. В кабине моментально наступила густая тишина, только дождь продолжал бить по крыше, да скрипели стеклоочистители, гоняя в разные стороны широкие потоки воды. Джексон грубо выругался и надавил на тормозную педаль. Грузовик встал, и сделалось будто бы еще тише. Только дождь стуча, скрипели стеклоочистители…

Громыхнуло – над самой кабиной, затем полыхнуло – белым-белым – будто окрестности осветились прожектором. Сквозь размытое стекло и пелену дождя на мгновенье выхватились силуэты деревьев вдоль дороги и поле.

«Сейчас треснет хорошо», - подумал Джексон, и в этот момент над самой его головой, казалось, разорвалось небо со всеми его тяжеленными тучами. Он даже вздрогнул. Стало отчего-то по-настоящему страшно. Когда ехал, было почти все равно, думал только о том, как бы в канаву не свалиться, а теперь – что-то страшно сделалось. Жутковато даже. Джексон достал сигарету, и, когда подносил спичку, заметил: руки мелко подрагивают.
По салону прошел первый аромат закуренной сигареты – курить так и не получилось бросить. Он пожалел, что не купил радиоприемник. По крайней мере, не так скучно было бы – переждать до утра этот чертов ливень. А там - … А там, впрочем, - видно будет. Сейчас же он ни за что не вылезет из кабины. Торопиться все равно некуда: груз доставлен, машина порожняя, так что, пожалуй, можно и поспать.

2
Дождь то угасал, то с новой яростью набрасывался на грузовик. В светлом пятне от фар мелькали толстые косые лучи, монотонно гудела крыша под их ударами; по-прежнему ровно поскрипывали стеклоочистители; казалось бы, самое время вздремнуть два-три часа, да Джексон и хотел спать, но – странное дело – никак не мог. В глазах расплывались и покачивались приборные огоньки, слипались цифры и стрелки… Но – Джексону все равно не удавалось погрузиться даже в дремоту.

Долбил дождь в крышу… скрипели и мельтешили очистители по стеклу…
Очередной всполох молнии вырвал несколько силуэтов на обочине. Человеческих. Джексон напрягся, всматриваясь во вновь наступившую темноту, но даже при свете фар ничего не было видно. «Показалось…» - решительно подумал он и – тут опять увидел эти силуэты.
Пять детских фигур брели под проливным дождем – понуро, опустив головы. Джексон несколько раз просигналил им, но дети даже не повернулись в сторону грузовика. Тогда он открыл дверь и крикнул им:

- Эй! Вы чего мокните там?! Полезайте в машину!

Но… никого уже не было видно. Снова порядком полыхнуло, и небо прорезала кривая ослепительная нить молнии. Так и есть: никого. Да и какие тут могут быть дети! По карте, до ближайшего населенного пункта – часа полторы езды… Но он же видел их! Видел детей; они шли по обочине, опустив свои мокрые маленькие головки, в своих кургузых сырых курточках и штанишках…

А теперь – их не было!

Не зная, что и думать, Джексон захлопнул дверь кабины и на всякий случай еще раз подал сигнал. Пронзительный звук заглушил даже новый раскат грома, и через секунду он понял, что все-таки заснул и, уронив голову на руль, вдавил кнопку сигнала. Голова была по-странному тяжелая и трудно ворочалась на деревянной шее. Он потянулся и – замер в ужасе. В кабине на соседнем сиденье находился еще один человек. Джексон на миг решил, что, пока он спал, в кабину пробрался какой-то путник, чтобы укрыться от дождя, но сразу понял: это не так. Сидевший рядом уставился в Джексона окровавленными пустыми глазами и, еле ворочая обрубком языка в разорванном рту, что-то глухо проскрипел.

Не помня себя от ужаса, Джексон дернулся с места, но, страшное дело, не смог пошевелить ни рукой, ни ногой. С огромным усилием удалось-таки отодвинуть свое отяжелевшее тело на несколько дюймов, сидевший рядом – упорно смотрел – в глаза Джексону.

- Ай… - слабо сказал тот и еще раз попытался хотя бы отодвинуться от страшного соседа и – опять не смог.

А тот вдруг быстро поднял руку и протянул ее к самому лицу Джексона. Отчаянно дернувшись в последней попытке, тот понял, что – проснулся. Но на этот раз – окончательно. Все вокруг вновь было реальным и предельно четким.

Джексон покосился на соседнее сиденье. Там, конечно, никого не было. «Двойной сон, - понял он, - кошмар. Такое бывает». Вспомнилось, как недавно привиделось, что он проснулся в морге; вокруг на высоких цинковых столах лежали люди, и в свете заходящего солнца отчетливо чернели их большие мертвые тела. «Сейчас они начнут вставать», - подумал Джексон, и в этот момент двое из них, действительно, стали подниматься со своих столов…

Ему сделалось невыразимо жутко. Теперь почудилось, как кто-то ворочается и сопит сзади, на спальном месте…

С противной тошнотой в желудке, он бросился вон из кабины. Уж лучше под дождь и ветер, чем там, наедине с… Кем?.. С ним.

Под ногами хлюпали лужи, холодная вода быстро наполнила ботинки, дождь сильно хлестал прямо в лицо, в глаза… но Джексон бежал и бежал. Он свернул с дороги, чтобы тот не увидел его в свете фар, и теперь стремительно несся по полю, по вязкой холодной грязи. Несколько раз едва не упал, но успел задержать падение руками (ладони сделались противно сырыми и грязными), и продолжал бежать, не обращая внимания ни на что вокруг – это страх гнал его.

Вдруг со всего маху налетел на что-то в темноте, на что-то твердое и холодное, и едва не расшиб нос. Тут только остановился и, тяжело дыша, присел на корточки, рядом с этим предметом. Небо разверзлось в очередном громовом разрыве, в свете молнии Джексон увидел, ЧТО это. Чья-то длинная могильная плита, старая, разрушенная. Нет, не одинокая. Совсем рядом, будто в шеренгу, было еще несколько. Пять или шесть. Одна – большая, остальные – чуть поменьше.

- Господи! Помоги мне! – закричал вновь обезумевший от страха Джексон и рванулся прочь.

…Сколько времени он бежал – не помнил. Он вообще, кажется, ничего не помнил и не понимал тогда. Просто – бежал. Крупной рысью перескакивая бугры, петляя, падая, вновь и вновь, и вновь поднимаясь. Он весь перемазался в грязи, вымок до последней кости и страшно устал. Как, наверное, не уставал никогда еще. Но всякий раз, когда он останавливался, чтобы передохнуть или просто понять, где находится, чудилось: кто-то встал за спиной, кто-то вот-вот сейчас дотронется до плеча своей тяжелой ледяной рукой…

Но наступил момент, когда он больше не мог бежать – просто физически не мог. Тело, а особенно ноги – не повиновалось ему. Сделав еще несколько слабых кривых шагов, он упал в ледяную жижу и в бессилии сжал эту противную грязь. Она потекла сквозь пальцы, охватила ломящим холодом всю кисть… Джексон с хрипом дышал и все ждал, что теперь, вот-вот сейчас – он подойдет сзади и тогда... тогда Джексон наверняка умрет от разрыва сердца.

Но никто не подходил, никто не хватал его за плечо сзади. Он один продолжал лежать в ледяной жиже под все усиливающимся ливнем и с хрипом в легких, хватал воздух пересохшим ртом.
Наконец, поднялся. Кругом было абсолютно темно и не понятно, куда вообще нужно идти. Вернуться в машину? А если он?.. Да и где ее теперь, машину, искать в дождливой тьме? Но – все же пошел. Уже медленно, совсем медленно. Сразу почувствовалась адская, нечеловеческая усталость во всем теле, холод, ломящий до самой последней косточки, жилки. Но нужно было все равно куда-то идти. Джексон прикинул, где приблизительно мог оставить грузовик, тем более, что свет его фар должен был быть виден далеко. Но он шел и шел, а все ничего нельзя было увидеть в абсолютной кромешной тьме. И куда его понесло?.. Как мальчик, сна нехорошего испугался. И каких-то там плит. Что он, раньше плит могильных не видел?.. А теперь вот…

3
Этот дом возник из темноты почти внезапно. Сначала из черной дождевой пелены слабо проступило размытое желтое световое пятно, а вслед за тем как-то сразу стала видна и вся массивная громада дома. Трехэтажный особняк посреди поля. Одно окно на нижнем этаже светилось – его-то и увидел Джексон. Дом – значит, люди; значит, тепло; значит, сухо – понял он и, не раздумывая ни минуты, прошел через решетчатую чугунную ограду, прохлюпал по лужам (впрочем, он давно перестал обращать на них внимание) и постучал в массивную деревянную дверь. Его слабые удары едва слышно донеслись до собственного же уха. Он постучал сильнее, ногами, но никто по-прежнему не отзывался. Джексон хотел постучать еще раз, но тут заметил небольшую кнопку – звонка, должно быть, и нажал на нее. В тот же миг услышал: внутри продребезжало. Нажал еще и еще раз. Вслед за тем в глубине дома послышались шаркающие шаги.

- Кто это? – спросил за дверью по-старчески дребезжащий, но твердый голос.

Джексон сказал, что он – водитель грузовика, что у него сломалась машина, он пошел за помощью, но заблудился и просит только пустить его, чтобы высушить одежду.

- Какая дорога? – удивленно произнесли там, но запоры и цепочки с той стороны все же забряцали. – До шоссе миль двадцать будет.

«Вот это я дал маху», - удивился Джексон про себя.

Дверь тем временем отворили, в светлеющем проеме стал виден силуэт, а затем и подробности – старая и довольно полная женщина с какими-то невыразительными чертами, за которые памяти нельзя было уцепиться - бывают такие лица – в длинной теплой юбке и страшно старомодной блузке, уже почти вовсе выцветшей; волосы плотно затянуты в пучок; в руке – свеча.

- Электричество из-за урагана отключилось, - пояснила она, перехватив удивленный взгляд Джексона на свечу. – Теперь до утра вряд ли будет. Да проходите же скорее…

Он вошел, и сразу стало тепло. Всему телу сделалось – тепло и приятно. Гулко захлопнулась дверь сзади, затем загремели задвигаемые запоры и цепочки. «Незнакомого пустила, а сама все запирается…» - пришло в голову Джексону, и он проследовал за хозяйкой вглубь дома. Он шел и осматривался: обстановка выглядела старой, но довольно прочной (как и сама эта женщина – почему-то отметил он про себя), скорее, начала века. Но – без роскоши.

- Вы одна тут живете? – спросил Джексон, чтобы не молчать за спиной у хозяйки.

- Да, - ответила та, - вот уж лет тридцать одна.

- Не страшно ли жить в таком вот домище одной?

- А мне некуда податься. Родственников уж давно в живых никого нет. Вот, недавно дочь похоронила. С мужем на машине разбились.

Она сказала это по-прежнему твердо и размеренно, как до того говорила, что живет одна. Джексон решил больше ничего не спрашивать. Он вдруг почувствовал ужасный прилив усталости; к тому же, начался болезненный озноб, поднимающийся от ног к кистям рук; все кости разом заломили, заболели. Он понял. Что у него начался жар. Захотелось спать.

- Вы обогрейтесь, - сказала хозяйка, указав на жарко пылавший в комнате камин, - я Вам сейчас принесу что-нибудь сухое.

И она ушла, но очень быстро вернулась, держа в руке поношенный халат. Джексон даже не успел как следует осмотреться, только хотел поинтересоваться, который час, но никаких часов не увидел, а у этой женщины спросить отчего-то постеснялся.

- Вот, - сказала она, протягивая халат, - больше из мужского нет ничего.

И вышла, чтобы дать гостю возможность переодеться.

С каким наслаждением сбросил он свое сырое и грязное тряпье! Сухая и мягкая ткань халата облегла иззябшее тело, теплые струи из камина обволакивали и погружали в сон. Снова показалась хозяйка, неся в руках что-то на подносе.

- Поешьте, выпейте, - она поставила перед ним большое блюдо с кусками жареной рыбы, а рядом стоял огромный стакан с виски.

Хозяйка уселась рядом и замерла. Неподвижно и прямо сидела она и смотрела на огонь. Неровное пламя играло на ее лице, но от этого оно не утратило своей каменной недвижимости. Джексон поблагодарил и стал есть. Выпитый стакан моментально обволок голову приятной жаркой дымкой, а жареная рыба оказалась необычайно вкусной. Должно быть, она была приготовлена по какому-то старому рецепту, не то, что в современных закусочных.

Скоре его и вовсе стало склонять ко сну, рыбные куски сделались вязкими и почти жесткими. Усталость стала настолько сильной, что даже перестал ощущаться вкус. Блюдо стало приближаться… Джексон вздернул голову и встряхнулся, но глаза были все равно не в силах больше справляться со сном. Хозяйка, видимо, заметила это и предложила подняться в спальню. Джексон встал и зачем-то еще раз бросал взгляд на блюдо с рыбой. В глаза бросилась рыбья голова – с белыми сваренными глазами, со ртом, распахнутом в немом крике ужаса… Она боялась, эта рыба, прежде, чем умереть. Джексона чуть не стошнило от мысли, что он только что ел эту рыбу. А рыба безмолвно продолжала кричать…

Но это ощущение внезапно прошло. Джексон подумал, что это – из-за начинающейся болезни; к тому же, сказывалось нервное напряжение всей ночи.

4
…А ночь все не заканчивалась. Едва Джексон опустился в постель, все его тело отказалось повиноваться ему, отяжелело, а сам он – будто рухнул в какую-то яму – черную и бесчувственную. То было то ли болезненное забытье, то ли вязкая полуявь. Он будто бы открывал глаза и тогда видел окружающую обстановку комнаты, освещаемую частыми вспышками молнии за окном, но ни дождя, ни грома не слышал; то снова проваливался в бред и видел того незнакомца на сиденье рядом… бредущих сквозь дождь детей… слышал немой вопль ужаса отрубленной головы рыбы… снова дети… незнакомец… дети… могилы… дети, рыба, незнакомец, рыба, дети… освещенное молнией окно, стены комнаты, дети, рыба… комната… рыба, незнакомец, комната, дети, рыба…

И – нескончаемая, в болезненном бреду – ночь.

И вдруг – прояснение. Никаких отрубленных голов и детей больше не было. Он лежал в постели, насквозь сырой от пота, в прежней темноте – только неясный контур окна стоял напротив. И было звеняще тихо. Джексон даже кашлянул, чтоб убедиться, что не оглох. Нет, кашель был слышен отчетливо. Пожалуй, даже слишком.

И вдруг в этой глухой и пустой тишине, едва-едва различимые, стали слышаться чьи-то тонкие голоса. Они постепенно стали делаться громче, и вскоре стало похоже на то, что это поют дети. Откуда дети? Зачем они поют?.. Хозяйка сказала, что живет одна. Но голоса – были. Да, детские голоса. Вот, даже солирующий голос можно различить. Поют «Ave Maria».
- О Боже! – прошептал Джексон. Он понял, что пение раздается откуда-то снизу, из-под земли.
Но тут же почти сообразил, что это его спальня находится на втором этаже, а значит – поют на первом. Чтобы уж окончательно рассеять свои подозрения, он поднялся и, набросив халат, тихо вышел из спальни.

В коридоре было темно, но в конце его, снизу, пробивался дрожащий свет камина. И оттуда же слышалось пение. Оно не делалось ни громче, ни тише, пока Джексон медленно шел на свет. Он встал перед дверным проемом, оставалось сделать еще один шаг – и он, должно быть, увидит поющих, но что-то мешало совершить этот последний шаг, будто это должен быть последним шагом в его жизни. Что-то внутри говорило: если сейчас сделаешь этот шаг, назад пути уже не будет… не будет…

Но – он шагнул.

И сразу умолкло пение. Он увидел внизу: у камина все так же прямо и каменно сидит хозяйка, а рядом – в кресле, в котором недавно ел Джексон, - еще кто-то. Но кто – этого из-за довольно высокой спинки кресла видно не было. Только на подлокотнике лежала чья-то рука. Как будто бы детская. «А ведь она сказала, что одна», - опять подумал Джексон, и взгляд его упал на зеркало, висевшее там, внизу.

И – сразу же он забыл про всякое детское пение. Потому что в зеркале отражалось то самое кресло, в котором кто-то сидел, а в кресле – был виден взрослый мужчина, и голова его почти целиком возвышалась над спинкой кресла. Не зная, что и подумать, Джексон переводил взгляд то на детскую ручку на подлокотнике, то на отражение мужчины в том же самом кресле… И, мало того, ему стало казаться, что он узнает мужчину в кресле. Это был – был тот самый страшный незнакомец с разорванным ртом и окровавленными глазами. Он повернул голову и – из зеркала снова посмотрел на Джексона. Его белые, совсем как у рыбы на блюде, глаза – вперились в перепуганного насмерть шофера. Тот слабо застонал и без чувств упал на лестницу. Тело его тяжело стукнулось о ступени и поползло вниз.

5
Он ехал по прямой линии бесконечного шоссе, перед глазами монотонно мелькала белая разметка дороги, серый асфальт… асфальт… Руки порядочно затекли, хотелось выпрямить их. Он потянулся руками и ногами, и почувствовал, как все глубже и глубже уходит пол кабины вместе с педалями, как исчезает из-под пальцев упругое колесо руля…

Ноги оказались вытянутыми, руки – вдоль тела. Он лежал на кровати, с закрытыми глазами, слушал дождь по стеклу.

Вдруг он вспомнил все – и в порыве ужаса распахнул глаза. Увидел высокий белый потолок и старинную обстановку комнаты, рядом - незнакомый молодой мужчина в круглых очках. Мужчина взглянул на него.

- Ага, очнулись, - произнес удовлетворенно. – Ну и мотало Вас, скажу я, в бреду.

- Я… я заболел, - слабо сказал Джексон, едва шевеля шершавым языком.

- Да; и серьезно, скажу я Вам. Трое суток в бреду – не шутка. Миссис Престон уж так за Вас волновалась, так волновалась.

- У меня машина на дороге… - начал Джексон, но человек в очках мягко перебил его.

- Машину нашли. Эх, далеко, скажу я, Вас занесло. Двадцать миль от трассы протопали. Под ливнем… не удивляюсь, что заболели.

- Вы врач? – догадался Джексон.

- Да, миссис Престон вызвала меня среди ночи. Вы упали в обморок прямо на лестнице. Должно быть, совсем плохо стало.

- Да… плохо…

Они помолчали некоторое время.

- А где же сама хозяйка? – спросил Джексон.

- С внуком сейчас занята, - ответил врач.

- А сказала, что живет одна…

- Да, одна, в общем. Внук ее, знаете ли, не в себе.

- Не в себе?

- Да, представьте себе. Странный случай, скажу я Вам. Был полностью здоровым и нормальным мальчиком, а после гибели родителей (автокатастрофа) совершенно лишился, если можно так выразиться, себя.

- Лишился себя?..

- Вот, представил себе, что в прошлой жизни был местным учителем в этом пансионате. Тут ведь пансионат был для душевнобольных детишек. Миссис Престон была воспитателем. И еще учитель тут был – ее муж. Вот теперь внук вообразил себя тем учителем, ее мужем, то есть. Сначала твердил только про свое прошлое… хм… воплощение, а теперь – уж и вовсе сделался учителем.

- А что с учителем произошло? – спросил Джексон.

- Тут трагедия лет тридцать назад произошла, я только, конечно, слышал об этом. Из тюрьмы сбежало несколько смертников. Ну, этим терять, конечно, нечего… От погони скрылись в этом самом пансионате. Когда их накрыли, они захватили в заложники учителя и всех детей, что были тогда на воспитании. Миссис Престон тогда была в отъезде. Когда штурмовали, эти бандиты стали резать заложников. Учителю выкололи глаза и рот, говорят, изрезали, он скончался в больнице; и еще пятерых детишек… Остальных успели отбить. Да, вот так…

- Это их могилы там?..

- О, Вы уже видели? Да, там, в поле. Так захотела миссис Престон. А теперь вот внук… Страшная вся эта история получилась, скажу я Вам.

- Да, страшная, - согласился Джексон.

(05.07.04. – 08.07.04.)

Вопросы и предложения можно присылать на: sht-rajvo@yandex.ru