Любовные истории - история вторая - не холостяк

Ну, с холостяками, положим, всё ясно. Им ещё предстоит стать пушечным мясом семейных баталий.
А вот как быть с женатыми, с пережившими юношеские вздохи-ахи вместе с прыщами? Они ведь тоже, с позволения сказать, жаждут любви, хотя сами уже толком и не помнят, что это за славное чувство такое, о котором так звонко трубят на каждом углу эти зануды романтики.

Под носом у них всяческий быт, начальник форменная сволочь, дети в переходном возрасте скандальничают. Отчего у некоторых нет-нет да и зарождаются различные мысли с болячками.
Доживает, скажем, такой счастливец годков эдак до сорока. Заглядывает утром в зеркало, и замирает на минуточку от осознания полной своей не ликвидности.
А затем либо входит в депрессию, либо...

И вот про это самое «либо», речь у нас и пойдёт. Ибо, в сущности, вся наша жизнь есть трепыхания между такими вот «либо–либо».

И вот вам пример:
Василий Угрюмов уже два года как размышлял.
Он много работал и, как человек сознательный, размышлять позволял себе лишь по вечерам, после плотного ужина, который, с крайне утомлённым лицом, ему подавала его крайне утомлённая супруга.

А уж потом, сытый и умиротворённый, усаживался на диван, включал новости, и начинал размышлять.
Картинки мелькали, напудренные дикторы запальчиво о чём-то вещали, а Василий думал.
 
Как любому живому существу, ему хотелось любви.
Боязливо косясь на убирающую со стола и прикрикивающую на детей супругу, он задавался мучительным вопросом: любит он её или же нет? И перебирая в уме всё слышанное и прочитанное им по данной тематике, никак не мог прийти к чему-то определённому.
То есть, он отчётливо понимал, что жгучего желания броситься к ногам благоверной, обцеловать каждый её ноготок и замереть с блаженной, услужливой улыбкой - у него нет. От таких мыслей его, наоборот, даже немного подташнивало. Но он всё равно силился себе всё это представить, дабы понять, живо ли в нём ещё прежнее чувство или уже окончательно издохло?

И так он страдал без малого год. А потом вдруг плюнул и начал заглядываться на молоденьких барышень.
Заглядываясь, он думал уже о них. Но, будучи, как мы уже упоминали, человеком сознательным и занятым, смотреть на барышень Василий позволял себе исключительно в обеденный перерыв, а думать об их сияющих улыбках, крепких икрах и изящных лодыжках - только после ужина, напротив вышеупомянутого телевизора.

Внутренний цензор Василия был настолько строг, что дальше улыбок, икр и лодыжек он ни разу не заходил. Но вот однажды...

Заметили? В любом повествовании обязательно наступает это «однажды», резко меняющее ход событий и обозначающее переломный момент. И это не какой-то там литературный финт, а просто наша жизнь так устроена, что без эдаких вот «однажды» в ней не обходится.

Так вот, однажды, в свой обеденный перерыв, Василий зашёл не в «Пельменную», как обычно, а в «Чайную» - что за углом.
Чай, надо сказать, подавали там откровенно дрянной, зато борщ был отменный. За ним, собственно, Василий и отправился.

И вот, сидит он в «Чайной», возле довольно чистенького окошка. Кушает своё наваристое «первое» ярко свекольного оттенка. И вдруг примечает на скамейке девушку, сидящую нога на ногу и курящую сигарету.

Василия ей из-за отражающей витрины не видно, зато она перед ним, словно на ладони. Ему отлично видны и её гладкие ножки, и голенькие плечики, и пылающие помадой губки, то и дело складывающиеся трубочкой и плотно обхватывающие сигаретный фильтр.
И вот тут внутренний цензор Василия начинает сбоить. Глаза нашего героя жадно впиваются в обворожительную незнакомку, а мысли его, грубо и вульгарно, начинают срывать с неё лёгкие одежды.

И вот уже Василий забывает о борще. Его ложка застревает в капустной тине, а мозг насыщается совершенно иной пищей.
Он включает записывающую функцию и копирует образ девушки на жёсткий диск, чтобы вечером, после ужина воспроизвести его с максимальнейшей точностью.

Разумеется, на следующий день, наш герой вновь посещает «Чайную». И о, чудо, через несколько минут ожиданий, вчерашнее видение к нему возвращается.
Девушка вновь садится на скамейку, достаёт сигареты...
И так изо дня в день. В одно и то же время.

Она приходила, садилась и, неторопливо выкурив сигарету, исчезала за углом серого здания. А Василий влюблялся в неё всё сильнее и сильнее.
Каждый вечер, в своих мечтах, он придавался с ней отчаянной животной страсти. Отчего щёки его заметно порозовели, глаза приобрели молодцеватый блеск. И это стали подмечать.

Сослуживцы за его спиной начали перешёптываться. Жена подозрительно коситься. А Василий был счастлив и несчастлив одновременно.
Счастлив, поскольку был влюблён. Несчастлив, поскольку его любовь была безответной.

Какое-то время наш героя балансировал на пике этих двух состояний, а потом, наконец, решился объясниться.
Разумеется это решение не возникло внезапно. Его к нему подтолкнули обстоятельства - скамья перед «Чайной» вот уже несколько дней, пустовала, отчего Василий не находил себе места.

Он паниковал. Он метался по улице, как гонимый ветром обрывок афиши: хаотично и слепо. И вскоре блеск возбуждения в его глазах сменился лихорадочным горением растерянности и ужаса.
 
Этот кошмар продолжался целых четыре дня. А на пятый - не подозревавшая о бушующих вокруг неё страстях девушка, вновь как ни в чём не бывало присела на скамейку, закурила, и Василий, переживший за эти дни целую драму и трагедию, решительно двинулся навстречу своей судьбе.
 
Выйдя из «Чайной», он чеканным шагом подошёл к предмету своего обожания и без лишних вздохов поведал о своих чувствах. О том, что она для него значит, и какое место занимает в его жизни.

Девушка слушала его молча, прикрывшись от солнца, сложенной козырьком ладошкой. Затем почему-то поинтересовалась есть ли у Василия наличные, и когда тот утвердительно кивнул, очаровательно улыбнувшись, сказала: «Ну хорошо, пойдём!».
 
Потерявший рассудок Василий порхнул за ней за угол серого здания, и очутился возле входа в оздоровительный салон, судя по рекламной вывеске, суливший посетителям незабываемый, расслабляющий массаж и прочие неземные блага.

Перед доской наш влюблённый на секундочку замешкался, и девушка чуть ли не силком втянула его внутрь, шепнув стоявшему на дверях здоровенному детине: «Всё нормально. Рассчитается на выходе».
И тут лишь Василий понял и про девушку, и про свою любовь.

На слабых ногах он прошёл в небольшую комнатушку с диванчиком и отрешённо подумал: «Спросить о цене или уже не мелочиться?»