Фонд защиты человека - 2 часть

1

- privet!dumau,4to k 10,na4alu 11go u*e budu u teba.nastja
Сергей получил сообщение и собрался уже было в душ, но вспомнил, что единственная Настя, способная завалиться так просто среди ночи уже больше года ему не звонит и вообще по слухам переехала в Москву. Он эти слухи не проверял. Но и сказать, что он им сильно верил? Ему просто было пох… и он ответил.
- gde budete?izvinite,no mne ka*etsa,4to vy owiblis nomerom.sergej.
- oi!navernoe dejstvitelno owiblas.prowu prowenia za bespokojstvo.nadeus ne silno otvlekla.
- Kak vse tki priatno vstretit ve*livogo 4eloveka.v moej medicinskoj praktike byli slu4ai,kogda mne dokazyvali,4to s nomerom u nih vse v poradke,a eto u mena 4to-to s golovoj.
- Vopiuwee bezobrazie.a ty doktor?
- Net.ja *urnalist.no 4tob diagnostirovat takie slu4ai specialnogo obrazovania ne nado.hamstvo ono i v afrike hamstvo.
- Da.prosto trpet ne mogu.osobenno v obwestvennom transporte.i da*e v taksi spasenia net.vot edu s voditelem sej4as.vrode nikakih gadostej ne govorit,no odnogo”v takuju dal!”hvatilo.radovatsa nu*no-bolwe zaplatat,a on 4to-to bur4it.
- est takoj tip voditela-ve4no vsem nedovolny.u mena byl takoj.govoril emu:ne nravitsa-uhodi.tok on okolo goda prorabotal poka ne uvolili.
- O!ty bolwoj na4alnik,raz s voditelem ezdiw!
- Net.prosto *urnalis.a ty 4em zanimaewsa?
Около часа телефон просто молчал. Сергей проверил всё ли в порядке со связью, посмотрел сколько денег на счету. Попил кефиру. Спать не хотелось, да и завтрашний день вовсе не грозил завалом на работе, поэтому можно было погужеваться.
Он порылся в картонном ящике, служившем ему книжной полкой (или книжным ящиком) и достал пачку из пяти книг, перетянутую бечевкой. Мягкий переплет, серая газетная бумага. Харуки Муракама. Два последних тома их трилогии «Хроники Заводной Птицы», «Норвежский лес», «К югу от границы, на запад от солнца» и «Мой любимый sputnik”. Странно, что японец включает в название русское слово, да ещё и прописанное латиницей, как будто кто-то прислал его по смс. Он повертел в руках кирпичик. Прочитал аннотацию и биографию автора – ни слова ни про смс, ни про русские связи автора. Потом посмотрел на тираж – 15 000. По тем временам просто огромный. Сейчас тиражи никто не считает. Все сразу заявляют, что за первый день их книгу скачало несколько миллионов пользователей. А читали они эту книгу, повлияла она на их сознание, принесла ли кому-то счастье. Никому не интересно.
«Мой любимый sputnik”, судя по тиражу, читали. Со временем клей иссохся и просто раскрошился так что книга превратилась просто в стопку листиков. Вот почему эти книжки связали бечевкой.
Он спас эту пачку из какой-то кучи макулатуры – всё равно читать было нечего. Он уже взял в руки первую порцию листков, как просигналил телефон.
- izvini,4to mol4ala.zanata byla.ja studentka.buduwij ekonomist.sej4as edu domoj.ty ne dumaj nikakih powlostej.mne prosto dokumenty nu*no bylo zabrat.a ty 4em zanimaewsa?
- Kni*ku na4al 4itat.moj lubimyj sputnik.haruki murakami.
- Mne kto0to pro nee govoril.vrode neplohaja kni*ka.tolko nemno*ko nudnovata.a ty voobwe mnogo 4itaew?
- Ne o4en.kogda v metro edu.i voobwe – kogda delat ne4ego.za ged pro4itl celyj jawik ot mikrovolnovki knig
- O!eto kruto.nu ja gde-to korobo4ku ot utuga,esli ne s4itat u4ebnikov.a tak u meta gde-to jawik ot televisora knig.a po4emu ty tak meraew?
- *ivu na sjemnoj kvartire.periodi4eski pereez*au.iz mebeli tilko matrs,podstavka dla diskov i korobki.
- A ty ne iz pitera?
- Net.s ukrainy.pereehal posle univera.tut nomnogo lu4we.skoro u*e gra*danstvo polu4au.
- Prikolno.a o 4em ty piwew?
- Obo vsem,no 4awe o kulture.filmy,muzyka-eto moe.
- 4asto v kino hodiw?a davaj zavtra shodim kuda-nibud.100 let v kino ne byla.
- A ty mena ne boiwsa?
- A za4em teba boatsa.ty ewe mena ne videl.
- Strawno predstavit,esli ty v kino 100 lit nazad byla.na bratjev lumier nebos hodila.
- Ne,kakaja-to dokumentalka o pervoj mirovoj.zavtra 4asa v 2 sozvonimsa.
После кино.
- Мне что-то последнее время разонравливаться кино начало. Ну вот именно в кинотеатре. Одна туда не пойдешь потому что… не ходят в одиночку в кино. А вот так вдвоем – лучше куда-то где можно поговорить. Или дома по DVD, чтоб можно было пить чай и с ногами в кресло залазить.
- Вдвоем хорошо ходить в кино, когда давно встречаются и часто видятся. Вот если за день ничего не произошло о чем говорить.
- У меня был парень, который как-то разоткровенничался и рассказал мне, что у него запор. Мне так неприятно стало. Вот если б мне просто друг такое сказал – я б поржала или посочувствовала – в зависимости от того, как бы это сказали. А так – нет, я категорически не согласна.
- Да, люди должны быть немножко ангелами.
- Это откуда?
- Сам придумал.
- Красиво. Немножко ангелами. Чтоб не совсем такими всеми позитивными, потому что это скучно, но в нужные моменты – да. «Люди должны быть немножко ангелами». Нужно где-то записать.
- Так что ты с тем парнем сделала?
- Продолжали встречаться. Ещё пару месяцев, а потом из-за какой-то фигни поссорились. Мелочь какая-то, но был бы повод. Да и действительно, нам не о чем было говорить.
- Когда не о чем говорить, можно целоваться. Это тоже иногда спасает.
- Но это когда только начинают встречаться. Когда там только первый совместный секс, начало притираний, публичный петтинг. А потом и это надоедает? А куда мы идем.
- Я тут недалеко живу. Ещё успеем по чашечке чаю выпить. Я тебя потом провожу.
- Ты мне что, сексом предлагаешь заняться?
- Нет. Чаю попить.
- Но ты ж знаешь, чем это кончится.
- Не знаю.
- Ну чай, так чай. Хотя мог сказать открыто.
- А я проводил эксперимент. Несколько раз говорил открыто и тут начиналось. Да я не такая. Я этим не занимаюсь вообще, и как ты мог такое подумать про меня – приличную девушку.
- Но я-то не такая.
- А ты давно сексом занимался.
- Где-то полгода назад.
- Ого! Как так можно. Я просто чувствую себя матерью Терезой, спасающей африканских детей от голода. Ты тут живешь. Сколько ж ты платишь за аренду?
- Вот столько, - Сережа показал большим и указательным пальцем около сантиметра.
- А не проще было на окраине снять и поднакопить и купить. Чтоб своя была. С мебелью.
- Я ещё к этому не совсем готов. Я собираю вещи для своей будущей квартиры и когда их станет неудобно перевозить, я найду для них стационарное прибежище. Ты какой чай пьешь.
- А у тебя их что, два.
- Черный или зеленый?
- Давай зеленый.
- С добавками или без.
- А какие добавки?
- Ой, тут разные есть. Ты скажи что, а я найду.
- Жасмин есть.
- Есть простой и како-то яблочный. Но он краской для волос отдает.
- Ацетоном?
- Нет, просто в краску добавляют похожий ароматизатор.
- А можно тебя за попу потрогать.
- Попробуй. – ели смог выдавить из себя Сергей.
А Настя не смущаясь подошла и потрогала. Через джисны. Потом засунула руку под джинсы и впилась ногтями в ягодицу.
- Не очень волосатая.
- Ты любишь, чтоб как кокосовый орех?
- Нет, мне твоя нравится.

После секса
- Извини.
- Да что ты извиняешься. Кто тебе сказал, что секс вообще должен долго продолжаться. Главное, чтоб удовольствие получилось. Вот мне понравилось. Есть в этом что-то. А что там с чаем?
- Уже остыл, наверное…
- Да нет, не сильно! – прокричала она с кухни.

После чая.
- Ладно, побежала я. Если что – звони :-) – и как по заказу у неё в сумочке запиликала мобилка. – Да, да. Привет, как дела? Да у меня всё нормально. В гостях я. Уже выхожу. С мальчиком познакомилась. Потом. Сейчас, я обуваюсь, – она помахала Сергею рукой и вышла в подъезд, не прекращая разговора. Он закрыл за ней дверь. – да. Ну… было. Да ничего выдающегося. Зато собеседник хороший. Лучше расскажи, как у тебя дела.
Заканчивается все. Жизнь, молодость, любовь, но больше всего стрессов человечество получает, когда заканчиваются деньги на телефоне.

2

Девушка лежала в ванной и струи душа кололи её тело. Она просто наслаждалась этим ощущением щекочущей боли. Удовольствие и боль воспринимаются одними и теми же рецептарами. Такова природа человека. Боль может доставлять удовольствие, а после удовольствия разбиваются сердца.
- Ты там не заснула?
- Нифига себе! Двадцать минут для девушки в душе это только зубы почистить.
- А я думаю, для кого это щетки, предназначенные для чистки зубов в труднодоступных местах. Оказывается, это тоже женские штучки.
- Дурак!
Через пять минут Саша вышла из душа.
- Оденусь и пойдем гулять?
- Давай. Куда?
- Ну, не в Эрмитаж. Да я у вас тут везде была. Есть что-то новенькое.
- Возле меда открылся анатомический театр.
- Нет, смотреть вскрытия я бы сейчас не хотела.
- Да нет, это бар такой. Там половина коктейлей с медицинским спиртом, подают их в пробирочках и колбочках. Ну и вообще жизнеутверждающее место.
- В стиле нынешнего Питера? Странно, я б не стала открывать заведение, зная, что оно вряд ли проживет больше трех лет.
- А почему б не открыть? Цены на недвижимость упали неимоверно. Плюс какие-то налоговые льготы. Правительство просто боится, что люди скопом уедут отсюда, вот и придерживают предпринимателей. Состояние на этом не сделаешь, но три года безбедной жизни обеспеченно.
- Правильно, а надо ли больше?

- А пинцеты тут зачем?
- А вот смотри! – Лешка взял сигарету пинцетом и прикурил. – Вроде бы так медики курят.
- Не самое уютное место.
- А это ж для медиков открыли. Им эта эстетика ближе. Пока студенты. Потом, когда работать начнут, всё приестся, но на первом втором курсах на ура идет. Тут ещё шоты в шприцах подают. Вот давай что-нибудь закажем.
- А как они BMW в шприце поджигают?
- Не поджигают. Не в этом фишка.
- Ой, а это штука от гинеколога! – взяла Саша какую-то железку из банки.
- Так вот из чего сделаны гинекологи!
У барной стойки стоял стеклянный шкаф с больничными картами и какими-то документами в рекламных папках.
- А вы эти истории сами придумывали? – обратилась девушка к бармену.
- Нет, это архивные, посмотрите на года. Их уже списали, но мы спаси от сожжения. В какой-то мере это антиквариат.
И слова резко закончили. Допили и стали ждать, когда принесут счет.
- Я что-то разморилась от этих пробирочек. У тебя интернет нормально функционирует?
- Вроде да. Хотя может быть по вашим московским меркам… заодно и с родителями тебя познакомлю.
- А давай ты сейчас домой, а я через пару часиков к тебе подъеду.
- А куда ты?
- У меня тут дела есть… не просто ж так я все бросила и сюда приехала.
Сашка вышла из кафе и пошла на вокзал. На ступеньках поземного перехода она застала странную картину: на тряпках лежало три разномастных дворняги. Они плотно прижилась друг к другу и пытались спрятать носы, из которых вырывались струйки пара, в эту же кучу, которую сами и составляли. Перед собаками стоял стаканчик с мелочью. Сашка оглянулась – вокруг никого не было. Никто не присматривал за этими животными, и некому было забрать заполненный мелочью стаканчик. Она достала фотоаппарат и начала снимать. Внезапно появилось бомжиха. Крикнув что-то непонятное Сашке она замахала руками на собак. Те, поджав хвосты, разбежались в разные стороны. Бабка улеглась на нагретое ими место, как и их когда-то, наверное, привлекло оставленное ей тепло. Собаки тянули к ней морды, но она отмахивалась от них.

3

В учебке висели замечательные люстры в виде стеклянных лилий с золочеными патронами – живое воплощение мещанства.
Как могло армейское руководство раскошелиться на такую непозволительную роскошь – непонятно. Скорее всего, у кого-то была партия этих светильников и их по каким-то причинам невозможно было продать. Но факт остается фактом, парней, уже месяц не видевших женщин, кроме работников столовой, похожих на патологоанатомов, от учебы они отвлекали больше, чем могли бы обычные, белые советские плафоны.
Препод, имени которого Витя уже не вспомнит, читал свой предмет так, что было непонятно – то ли он ещё читает лекцию, то ли заснул и что-то бормочет во сне. Что он говорил – никто не слушал, точно так же как он даже не пытался понять, чего нужно людям, которых на 2 года вырвали из жизни.
Одинаковая форма сидела на всех по-разному, но при этом не переставала быть одинаковой и, казалось, что и сидеть она будет тоже одинаково.
Их готовили еще по старым, мирным шаблонам, а жить и умирать им предстояло по новым, военным.

4

Выйдя ночь на балкон, Сашка удивилась тому, что небо здесь лишено того красного оттенка, какой она имеет в других крупных города и уж совсем не такое алое, как над Москвой. И не было специфического ночного городского шума. И ни одна буржуазная сука не запускала салют в честь своего ****ского дня рождения.
Промозглый ветер загонял обратно в комнату, но спать вовсе не хотелось. Сашка вообще лишилась сна в этом умирающем городе и будто бы подключилась к космическому источнику энергии. Ей хотелось читать, но в магазине она не увидела ни одной интересной ей книги, ей хотелось слушать музыку, но эфир звучал пусто и гулко. Ей хотелось работать, но работы не было. От этой всесторонней бесперспективности Сашка чувствовала себя водой в оловянном шаре. Вот еще чуть-чуть и она начнет закипать, а после взорвется. Вместе с этим шаром.
- Иди спать. Замерзнешь.
- Не хочу.
Лешка помолчал немного. А потом, понизив голос так, что тот стал трещать как лопнувшая мембрана, спросил:
- А чего ты хочешь?
- Не знаю. Если б знала – уже получила б.
Она зашла в комнату, порылась в вещах, достала фотоаппарат. С балкона она сделала несколько панорам ночного города. Сделала б еще больше, но индикатор показал, что память забита. Сашка вспомнила, что здесь еще должны быть его фотки. Его последние фотки. Экран погас, перейдя в ждущий режим. У Сашки на глазах навернулись слезы. Она стерла их рукавом и снова включила фотоаппарат. Вот ее панорамы, вот те трамваи возле вокзала. А вот тоже какой-то город. Тоже возле моря. Это Питер. И это тоже… когда он успел сюда смотаться? Что это вообще значит?! А вот какие-то незнакомые места.
- Лешка! Иди сюда.
- Сама иди. Там холодно. – пробубнил сонный Лешка.
Она подошла к нему.
- Включись. Это Питер?
- Не знаю… с чего ты решила? – спросил лешка поймав таки фокус.
- Но это же Питер? – показала Сашка предыдущие фотки.
- Ну да. Это - Питер. Значит и то – тоже Питер. Все Питер. Ложись спать.
Сашка смотрела на фотки. Какие-то промышленные кварталы, проходные, большие ангары на заднем плане. Это были последние фотки, которые сделал он. И когда он успел съездить? И почему она об этом не знала. Хотя… тоже мне. Неделю спали. Он и не должен был ничего ей говорить. Через неделю никто никому ничего не должен. Еще или уже.

5

Горизонт гремел глухо, как огромная фабрика. Фабрика трупов и раненых. Последние прерывистыми колонами ехали в грузовиках к горизонту противоположному, оставляя вдоль дороги трупы, которые сами раненые выбрасывали за борт, чтоб не заразиться. Смерть – инфекция.
Вдоль дороги ходили местные и собирали трупы, чтоб тоже не заразиться мертвецов закапывают. Сначала каждый селюк закапывал сам, а потом назначили дежурных, которые первую половину дня копали огромную яму, а вечером забрасывали землей собранные за день тела. Не вся земля влезала обратно в могилу и за месяц уровень земли в роде поднялся почти на метр.
В других деревнях, которые были ближе к фронту, трупы сбрасывали в воронки от разорвавшихся авиационных бомб. Это намного практичней, чем рыть ямы самим.

Аким был здоровенным мужиком пятидесяти пяти лет. С самого детства был приучен пахать как вол и сейчас он как вол таскал трупы. Те, что посвежее – на спине, совсем плохие – на сколоченных накрест досках. От этих досок уже пролегла борозда через поле. Местные знали что это за рельсы и аккуратно переступали через них, но Аким уже не обращал внимания. За сегодня он оттащил уже двоих. Третьего с развороченной головой он собирался тащить на себе.
Разве можно заставить человека жить. У него ж череп расколот. И даже если что-то осталось внутри, то растряслось бы по дороге. Аким присел на корточки спиной к телу и втянул его за руки на себя верхом и пошел по хорошо утоптанной борозде. Тело было ещё теплое и мягкое. Он умер не более получаса назад. Аким остановился, чтоб поудобней перехватиться. Подпрыгнул на месте, поменял положение рук и замер. Простояв так чуть больше минуты он развернулся и перескакивая через кусты бурьяна побежал к деревне.
- Живого нашел! – закричал он, забегая на свой разграбленный двор. – Нес его уже к яме и услышал, как сердце бьется.
Ольга смотрела на мужа и не могла понять его радости. То ли совсем от своей печальной работы тронулся.
Аким положил тело на лавку в сенях.
- Что стоишь, воды принеси.
Ольга принесла ковш. Смокнув тряпочку в воду, Аким протер лицо спасенного и, набрав воды в свой рот, тонкой струйкой пустил воду на губы солдата. Тот сделал едва заметное движение челюстью и снова вернулся к своему состоянию.
- И что с ним теперь делать? – спросила Ольга. – Добить, чтоб не мучался. Если его выбросили, значит совсем безнадежный.
- Что ты такое говоришь! Он ведь живой ещё!
- Мозги не кости – не срастутся и снова танцевать не станешь.
- Уйди! На себе в город отнесу. Не могу такой грех на себя взять.

И понес. Два дня шел обгоняемый грузовиками с молчащим мясом в кузове. В городе сдал рядового со всеми документами, что при нем были в санчасть, написал подробное описание обстоятельств, при которых был обнаружен раненый и пошел обратно. Перед дорогой зашел к заново перебинтованному своему прежнему попутчика, взял его за руку. «Ещё подышим» - сказал, а через несколько минут был выгнан медсестричкой.
За три дня фронт сместился в нашу сторону. Вокруг деревни стали появляться воронки для трупов и тела местных жителей с осколочными ранениями. Так погибла Ольга, а самого Акима застрелили во время отступления.

6

Саша решила остаться в Питере жить. Она хотела увидеть, что такое последние дни. Она ещё не совсем понимала, как так за неделю перекроила свою жизнь, но вспоминать с чего всё начиналось ей хотелось ещё меньше. Клубов приличных здесь никогда не было, а значит нужно было менять профессию. Сашка вспомнила, что когда-то она хотела стать журналисткой. Наверное, все фанатеющие в раннем подростковом возрасте мечтают стать журналистками, чтоб брать интервью у звезд. Но далеко не все догадываются, что звездам нахрен не нужны все эти девочки. Сашка не вникала в вопрос и решила попробовать устроиться в журнал со странным названием СКВОТ.
- Сквотами в Европе называют подвалы, в которых живут и работают бедные художники. Это своего рода притон, но сюда приходят не развлекаться, а работать.
Редакция журнала располагалась не в подвале а в обычной трехкомнатной квартире с обезображенной планировкой. Было много маленьких комнатушек, решетчатых перегородок, какие-то книжные полки, какие-то картины, залепленные бумажками с памятками.
- Картины настоящие. Их нам подарили сами художники.
- А как они относятся к тому, что вы их портите?
- Философски… искусство актуально, пока оно живет. Как только его ставят под стекло рядом с датчиками температуры и влажности – оно умирает. Наш журнал это цельное произведение искусства. Всё в нем имеет смысл. Мы заявлены как периодическое издание, выходящее раз в месяц, но мы к этому не привязываемся. Если у нас нет материала определенного уровня, мы просто не выходим.
- А почему вы не эвакуируетесь?
- Представителей интеллектуальных профессий из этого города эвакуируют в последнюю очередь. Сейчас вывозят всю промышленность. Согласись, есть историческая ирония в том, что художников здесь оставляют до последнего. Думаю, что в истории искусства эти несколько лет пройдут очень жирной трешевой полосой. Еще полгода мы будем выходить в формате журнала. Потом перекочуем в интернет и одновременно запустим английскую версию. Мы в свое время очень гармонично из нета вышли – туда и вернемся.
- Предки человека когда-то вышли из воды, а сейчас человек затапливает все живое.
- Именно так. Но через год, в любом случае, мы переедем. В Екатеринбург.
- А почему не в Москву?
- По прогнозам Москва тоже может быть затоплена. Не в ближайшие 10 лет, но все же. Три года, отпущенные Питеру, мы здесь куковать не будем. Слишком опасно. Я не хотел бы рисковать своими людьми. Вот здесь сидит админ. Если какие-то проблемы с компом – обращайся к нему. Запомни эту девочку, - указал он админу на Сашу.
- Мне выдадут удостоверение.
- Нет. Оно тебе не нужно. Со всеми ты общаешься не с позиции журналиста, а с позиции простого человека.
- А всякие аккредитации на пресс-конференции и т.д.
- На пресухи мы ходим крайне редко и если возникнет необходимость – всё уладим.
- Ты у нас тоже собираешься под мужским псевдонимом публиковаться?
- Да.
- А почему мужской псевдоним.
- А это девичья фамилия моей матери.
- У тебя мать была трансвиститом? Грустно… - редактор еще раз, на ходу, открыл принесенную Сашкой папку со статьями. – Но все-таки мужской псевдоним… зачем?
Сашка напряглась. Она понимала, что сейчас придется врать. Врать правдоподобно. Но все равно она была уверена, что он раскусит ее.
- Женщина в политке… это как-то не авторитетно, - нашлась что сказать она.
- Гм… но это ярко. Из этого можно было бы сделать фишку. Тем более то, о чем вы пишите. Прям килограмм человеколюбия. Вы и правда так считаете?
- Как?
- Ну, про мораторий.
- Да. Так и считаю.
- И как вы считаете?
- Так, как написала.
- Странно, но я не вижу в этой статье ни одного слова мораторий…
Сашка поняла, что ее раскусили и сейчас будут бить. Бить очень сильно. А потом напишут в своем блоге, что появилась некая аферистка, выдающая себя за журналиста.
- Я ведь его знал… и пол менять он не собирался.
Ну вот. Началось.
- Его убили.
- Кто?
- Не знаю.
- Зачем?
- Не знаю.
- И чего ж вы от меня хотите?
- Работать.
- Но ты ж никогда не работала журналистом. Не боишься, что будет трудно?
Сашка опустила глаза. Сейчас она должна сказать то, что убедит его раз и на всегда.
- В моем словаре нет слова трудно. Есть слово интересно. Что такое трудно? Это что-то новое, что требует усилий. А разве узнать что-то новое и при этом размять мозги – не интересно?
- И тебе интересно ковыряться в его костях?
Сашка не поняла, что он хотел сказать, но не нашлась, что ответить и просто промолчала. Иногда девушкам помогает и это.
- Как новичка в бизнесе я просто обязан кинуть тебя на бабло. Ты это понимаешь. Образования у тебя нет. Учить тебя я не собираюсь – у меня куча других дел. И что мне делать?
- Но вы ведь ничего не теряете. Если ничего не выйдет – просто пошлете меня и все. Я не обижусь.
- Походи по другим издательствам. Вот здесь мой кабинет.
Кабинет редактора был отгорожен стеллажами, забитыми разноформатными книгами и запирался решетчатой дверью с навесным замком.
- Всё открыто, всё просматривается, как говорится, лишний раз не подрочишь. И в этом тоже политика. Напишешь что-нибудь, чтоб можно было понять, чего от тебя ждать.
- Если начинать писать что-нибудь, то выйдет абы-шо.
- Смело, но правильно. Мне нравится такой подход. Тогда пойдешь на фестиваль современного искусства. Форма повествования – разговорная. Не пытайся выпендриваться и поставить себя выше читателя. Ты ж не знаешь, какие искусствоведы нас могут читать. Там будет наш фотограф и другой репортер. Если ты напишешь лучше – опубликуем твой текст и что-то заплатим. Пока будешь фрилансить, а потом, если не испортишься, возьмем в штат.
- Удивительно, как в городе, которому несколько лет осталось, бурлит культура.
- А чего ей не бурлить? Декаданс в чистом виде. Уже 100 лет ждем и дождались.

7

Настоящие шлюхи никогда не бывают красивыми. Это всё слабоумные писатели и поэты видели в них мучениц и чуть ли не святых. Вот когда покупаешь арбуз, ты не думаешь ведь, что он приносит себя в жертву человечеству, вскармливая своим телом голодных. Его даже не успеют доесть, треть его скиснет в каком-нибудь городском холодильнике и в результате он окажется на свалке. Семена его недозрелые, а даже если б и были таковыми, то всё равно на свалке они не успели бы прорасти.
То же самое и со шлюхами. Их покупают на час, кончают за 15 минут, а остальное время жалеют. Интересна, а хоть одна шлюха за всю историю человечества сама искренне просила клиента, чтоб её пожалели. Иногда, когда видят блеск в глазах клиента они начинают жаловаться на жизнь, и он начинает их успокаивать, чувствуя при этом себя настоящим мужчиной. Эдаким защитником, пусть даже и на 45 минут.
Фронтовым шлюхам повезло больше. У них нет этих сорока пяти минут. Клиенты идут один за одним, сменяясь так быстро, что даже причесаться не успеваешь. Да на это никто и не смотрит.
Война пахнет не порохом и не смертью. Война пахнет спермой и немытыми ногами. Мужчина – пучок агрессивной материи. Он должен разрушать и наивысшим счастьем он считает быть с девственницей. Разрушить её мир, надругаться над ним, разделить её жизнь на до и после.
Война – это каждую минуту новая девственница. Можно разрешать чужие миры, калечить чужие жизни и за это получать только похвалу. Пусть весь мир захлебнется в твоей эякуляции, но ты сделаешь это.
И поэтому так трудно жить после войны. Это то же самое, что отрубить онанисту руки. Он поймет, что больше испытать такого удовольствия не сможет и скорее всего пойдет утопится. Потому что повеситься у него без рук не получится.
А пока идет война, мужчины могут себе позволить не обсуждать, кто из них настоящий.
Настоящие шлюхи никогда не бывают красивыми, а том более на войне. Они так часто прожимаются к мужскому телу, что приобретают этот же запах. Гормоны въедаются в них через кожу, влагалище у них слизкое не от выделений, а от мужской спермы. Мужчины идут непрерывной очередью, целуют эти телеса, входят в эти вульвы и не думают о том, что фактически спят с другим мужчиной, потому что из-за слюны спермы и пота женщины во фронтовых шлюхах нет.
Есть шанс переспать с женщиной, когда она подходит к джипу и, задрав юбку, подставляет зад солдату, и в это же время делает минет сидящему в джипе офицеру. Но стоит заметить, что и в этом романтики немного. А если шлюха лежит на спине, раздвинув ноги – это мужское мясо. Бессмысленно пытаться ломать её мир, делить её жизнь на до и после. От такого соития остается только пустота. А именно это на войне и нужно. Здесь не занимаются любовью, здесь спускают сперму.

Галина сидела на кровати, широко раскинув ноги и причмокивая жевала зеленое яблоко. На другой половине кровати прямо в форме спал солдат. Вообще-то сюда не спать приходят, но раз уж в городе никого нет, то пусть хоть кто-то, чтоб в такой духоте не умереть со скуки.
В тряпках на полу что-то зашевелилось. Это была змея. Она заметила змею ещё ночью, когда та вползла в комнату погреться, но не стала тогда останавливать своего и без того не самого пылкого любовника. Теперь же появилась возможность разобраться с этой тварью.
Она положила недоеденное яблоко на пол, влезла в солдатские башмаки и зигзагами стала медленно подходить к змее. Подойдя достаточно близко, чтоб змея могла ужалить, она сала махать перед ней левым башмаком. Змея в башмак вцепилась.
Зубки у неё были острые как иглы, но не такие длинные, чтоб прокусить солдатский ботинок до ноги. Галя прижала другим ботинком голову змеи и стала размазывать её по носку. Змея дергалась, извивалась, но уже была мертва.
- Что ты делаешь? Она ж могла тебя укусить.
- Это ещё нужно посмотреть кто кого мог укусить.
- ****ь, ботинок весь в этих соплях. Это ж яд. Как я его смою. А новые мне хер кто выпишет.
Стянув ботинки, цепляя один за другой, она пошла к кровати и всем весом навалилась на постояльца и впилась ему в губы.

Снаружи стал нарастать гул, так и не достигнув максимума он сменился выстрелами и оборвался взрывом. Снова наступила тишина. Как будто ничего и не происходило, ничего не было и время остановилось.

- У тебя есть анаша?
- Есть.
- Давай покурим.
- Конечно покурим, иначе не сказала б, что есть.

Клиенты бывают разные, но все они одинаковые. Есть те, кто приезжают периодически и постоянно спрашивают одну и ту же девочку, а если её не оказывается на месте, то уезжают ни с чем. Другой тип – те, которые берут разных девочек, даже если предыдущая им понравилась и она сейчас стоит перед ними. Людей они выбирают как товар. Смотрят, трогают, спрашивают совета у мамки и берут всегда с недовольным лицом.
Первый тип чаще всего недоволен чем-то в семье. Это чаще всего подкаблучники и покупая проститутку они чувствуют себя хозяевами жизни. Иногда могут и вовсе с ней не спать, а порасспрашивать за жизнь, пожалеть и это пик эйфории. Такие клиенты опасны тем, что могут уговаривать девушку бежать с ними, могут похищать, ломая таким образом девушке и психологию и карьеру. Мужчина, который женится на проститутке почти в ста процентах случаях изменяет своей жене и никогда не забывает о том, кем она была когда-то и порой высказывает сомнения, а была ли?
О втором типе особо сказать нечего. Могут, конечно, заставить делать что-то неприятное, но это ведь всего на одну ночь и вряд ли повторится. Так что можно.

8

Сашкины знания о нетрадиционном искусстве не превышали среднестатистического уровня, а значит, стремились к нулю, но Сашу это ни капельки не смущало. И редактор был прав – когда не чувствуешь себя докой в теме, нечем хвастаться и не возникает желания просто показать себя. В музыкальных журналах куча статей, писанных наполовину известными только самому автору названиями, из которых совершенно не возможно представить, о чем идет речь. А если знаешь о чем идет речь, то читать такие экзорцисы как-то неохота: ну что нового он может сказать.
О фестивале нетрадиционного искусства куча таких отзывов, проводящих аналогии с другими фестивалями и ни о чем не говорящих читателю. Хотя иногда современное искусство бывает таким, что уж лучше проводит аналогии, чем называть вещи своими именами.
Сашино внимание сразу привлекла витрина из супермаркета с чем-то красочным в белых судочках. При ближайшем рассмотрении это оказались женские груди с нарисованными на них флагами европейских государств. Пока Саша взглядывала Британию и пыталась понять как художнику удалось достичь такого реализма, к ней подошла старушка и попросила
- А вы не могли бы прочитать, что тут на этикетке написано. Я очки дом забыла
Саша поднесла судочек к глазам и прочитала:
- Дания, шесть миллиардов евро.
- Какие цены сейчас стали! Но ничего не поделаешь, есть-то что-то надо! – и положила сверток себе в корзинку. – Рекомендую Чехию или Словакию – они более или менее свежие.
Саше показалось, что она уже слышала этот голос и где-то уже видела эту женщину.
- А Нидерланды?
- Нидерланды уже с душком. Я б не брала.
Саша ткнула пальцем в Чехию и удивилась – она была теплой и на ощупь как настоящая женская грудь. Саша испугалась и отдернула руку.
- Они что, настоящие?
- Конечно же настоящие. Здесь всё настоящее! – Саша вспомнила, где видела эту женщину.
- Скажите, а я не могла около недели назад видеть вас в Москве.
- Могли. Я ездила в троллейбусах и кричала «Моего ребеночка в ведре понесли».
- Вы автор этого шедевра?
- Этот шедевр создали политики, а я только воплотила.
- А можно взять у вас интервью?
- А чем мы сейчас занимаемся?
- Это настоящие женские груди?
- Как вы себе это представляете? Нет. У нас, конечно, сейчас много безумств, но отрезать груди живым или мертвым женщинам просто из забавы художника никто не разрешал. Это свиная грудь. Мы просто скорректировали её при помощи инъекций силикона и сделали шлифовку коже ещё живой свинье.
- А как вам удалось сделать её теплой? Или она остынет?
- Остывать она не будет ещё дня три. Там химики какое-то чудо сотворили.
- А за три дня она не испортится?
- Испортится, но это тоже часть задумки.
- Куда потом денется инсталляция?
- Её сожгут. Она потеряет вид. Ну, может быть найдется какой-то богач, который захочет её заморозить и сохранить, но это маловероятно.
- Что символизирует данная работа?
- А вот это вы уже сами должны понять. По-моему тут всё довольно прозрачно
- Расскажите о других ваших работах.
- Неделю назад я ездила по Москве в троллейбусах и кричала «Ребеночка моего в ведре понесли», водители останавливали в неположенных местах и я выходила. Эта акция выражала мой личный протест против принудительных абортов и искусственных родов.
- А при чем тут ведро?
- Абортативный материал запаковывают в пластиковое ведерко и отправляют на фармацевтические фабрики на переработку. Человека отправляют в ведре как когда-то в ведре колхозник нес сдавать яблоки или картошку в закупочную контору. А ещё в ведрах мусор выносят. Тут тоже символика не очень сложная.
- Сколько вам лет?
- 63.
- Вы всю жизнь занимались современным искусством?
- От искусства я была недалеко. Я филолог. Занималась литературой. Вышла на пенсию и стала перформенсионисткой.
- Как сказали! А вы думали, что на пенсии станете заниматься поп-артом?
- Никогда не думала, но после того, что творится в нашей стране мне кажется единственный выход их этого – шок, удар по общественному сознанию. Клин клином вышибают. Человек должен стать немножко безумцем, чтобы разорвать этот рационалистский круг, который постепенно превращается в петлю.
- Вы входите в какое-то объединение художников?
- Объединяются только те, кто уже перестал быть художником в душе и стал считать, что художник это профессия. Все эти сборища ограничивают.
- Но ведь в выставках вы участвуете?
- Где-то полгода назад у меня возникла идея этой инсталяции и я просто прикинула, где бы это можно было представить и получилось, что на этой выставке.
- Почему так долго ждали?
- Свиней выращивала.
- Не боялись, что работа могла утратить актуальность?
- Мир за полгода не рушится, а пока есть государства эта работа остается актуальной. Просто нарисовала бы другие флаги и напечатала бы другие ценники. Ведь все государства как сиськи. Начала они комплексуют по повод своего размера и качества, потом наполняются соком и становятся привлекательными для других. Когда они начинают кого-то прикармливать – быстро теряют форму и привлекательность.
- А силикон?
- А силикон это гостарбайтеры. Вроде чуть-чуть помогает, но тоже ненадолго.
- Вот вы и раскрыли символику.
- А я её скрывала?
- В начале интервью – да.
- Ой, я же старая маразматичка и склеротичка, что вы меня слушаете!

Новый Сашкин редактор отложил прочитанный текст.
- Очень даже неплохо. Прикольная тетка. Только ответы односложные, а это плохо. Получается, что это диалог. А должен быть твой вопросик вот такой. На три строчки. А потом её бу-бу-бу. Нужно доработать. Сможешь переделать?
- Но я тогда в номер не попаду?
- Если сможешь это раздуть тысяч до семи, то поставим в следующий отдельной статьей. Контакт с дамочкой есть?
- Есть.
- Ну, тогда можешь звонить ей, брать фотографа и вперед. Жду большого, хорошего материала. Про планы её спроси, про биографию, что её до такой жизни довело. Источник вдохновения опять также. Ну, ты сама всё знаешь.

9

Окна первого этажа вровень с землей. Здание похоже на коренной зуб. Гнилой коренной зуб, который постоянно пытаются лечить, но он продолжает предательски гнить и крошится. Он бьет по нервам, он способен испортить день. Но от него не избавляются, потому что без него будет ещё хуже.
Окружающие кирпичное здание серые деревья, старые, покрученные временем и с шишками от сквозняков, скрывали второй этаж. Строение растворялось. Оно превращалось в узкую полоску серой стены. От подоконника первого этажа до подоконника второго этажа.
К жилым домам деревья не подходят близко. Только когда дом умирает, они протягивают к нему свои ветки, стучатся в окна, выламывают стекла и способны пронзить дом насквозь. Они замаливают грехи этого дома.
Посетители всего этого не видят, но чувствуют. Они лежат и смотрят в белый потолок. Они смотрят в него так долго, что знают каждую трещину, а насекомым радуются как неожиданным посетителям.
Лежачие больные чаще всего умирают от безысходности. От мысли, что им всю жизнь придется разглядывать этот потолок. Если бы их держали в оранжереях, они смотрели бы на звезды, на то, как меняется небо, на снег и на дождь. Это наполняло бы их жизнь смыслом. Но этого нет. А есть - потолок и, периодически, рука доктора.
Он приходит каждый день. Трогает голову, говорит что-то непонятное и внимательно всматривается в глаза. Морщины у него как трещинки на потолке. Иногда он проводит палочкой по переносице и передвигает её вправо-влево, вправо-влево.
- Эх, Витя. Что ж ты нас не радуешь?
В ответ на эти слова Витя посмотрел на доктора.
Тот чуть не вскрикнул.
- Витенька, молодец! Ты меня слышишь? Ты слышишь. Подай какой-то знак.
Парень никакого знака не подал и снова уставился в потолок.
Через открытое окно в палату заглядывал клен. Предчувствуя грехи, которые ему ещё придется замаливать. Может быть, при жизни этого здания, может быть после его смерти.

10

Фотографу престарелая художница позировала полуобнаженной. Она сидела на плетеном кресле, в одной руке держала чашку, а другой прикрывала грудь. Такая картина должна быть шокирующей, но из-за пышной шелковой юбки, шляпки с цветочками и очаровательной мягкой улыбки она казалась просто пикантной картинкой начала двадцатого века. Конечно, Неонила Блятская, тогда ещё не жила, но она очень любила то время. Она коллекционировала шляпные булавки и кусочки старых шляпок. В её коробках можно было найти поля с нарисованными масляной краской маками, либо какой-то кусочек плетеной соломы с обрывками ленточек. Такое свое увлечение она сравнивала с археологией и верила, что когда-то из этих осколков получится собрать целую шляпку, а может быть и машину времени.
На расспросы о молодости она реагировала короткими отговорками, говорила, что то время не способствовало любви. Люди были злые. Сначала боролись с чем-то, потом разбирали последствия и снова с чем-то боролись. Какая уж тут любовь? То ли дело начало прошлого века, когда самые модные кончали жизнь самоубийством, а те, кто не нюхали кокаин, рисовали себе круги под глазами антрацитовыми тенями.
Этого уже не вернуть, зато можно попытаться создать что-то совершенно новое. Тоже не поддающееся логике и похожее скорее на ребячество, чем на пафосное «шедевр». Совершенно недавно в интернете появились анимированные юзерпики от Блятской, изображающие убийства в супермаркетах. Тщедушную старушку даже не стали арестовывать за фотосъемку в торговом зале. И теперь жалеют – на художницу подают в суд.
Но и этого она не боится, уверяя, что и перед лицом правосудия сможет устроить шоу.

- Вы делаете открытки, ювелирные украшения, инсталяции – не знаете, какое место вы занимаете среди самых коммерчески успешных художников России?
- Никакое. От этого моего хобби прибыли ноль рублей, ноль копеек. Мне помогает мой сын. Ему приятно, что у него мать известная, да к тому же ещё и скандальная художница. Большая часть моих творений очень быстро теряет вид, как те европейские сиськи, и продать их не представляется возможным. Память о них живет только в фотографиях. Продаются в основном открытки и ювелирка. Но и это уходит по себестоимости, либо раздаривается знакомым. Иногда бывает так, что мне снится вот именно вот это дерево именно из вот этого парка на открытке с моим автографом. Я иду, фотографирую его, обрабатываю, чтоб именно такая картинка получилась и печатаю тираж, предположим, сотню открыток. Часть раздается знакомым при встрече, а часть выставляю на интернет-аукцион. С современной точки зрения они произведения искусства: ограниченная серия, индивидуальная нумерация, собственноручный автограф – раритет, короче. Но всё равно на этом миллион не заработаешь. Самая дорогая, проданная мной открытка… даже не проданная. Я её выменяла у хозяина книжного магазина на альбом репродукций Моне. Вы представляете, сколько сейчас может стоить такой альбом.
- Какая картинка приснилась вам сегодня?
- Вообще я о своих творческих планах распространяться не люблю, но вам, по секрету. Сейчас готовлюсь снимать серию «Фонд защиты человека». Это обнаженные мальчики и девочки разных возрастов в скрюченных позах на чисто белом фоне. Не самая яркая из моих работ, но у неё есть философия. Что для поп-арта сейчас редкость. Сейчас почему-то думают, что искусство не должно нести какой-то смысловой нагрузки. Только эмоции. В фонде защиты человека я хочу показать, что при практически нулевой эмоциональной нагрузке (голый человек на белом фоне – это уже подзатаскано), можно вместить максимум философии.
- А какой?
- Той, что человека сейчас самого нужно защищать. И эту мотивацию можно воспринимать неоднозначно. С одной стороны нужно рушить устои общества, чтоб дать выход человеческой природе (во многом - дикой), а с другой – о какой защите может идти речь в хаосе. Все начнут жрать друг друга. И в этом философия.
- Это будут снова открыточки?
- И они тоже, но, в первую очередь, это будет выставка, будут биг-борды, будет тв-реклама с призывом сбора средств в фонд защиты человека. То есть это будет такой рекламный абсурд, выведенный в массы. Ведь в галереях сейчас никого не удивишь. Что не покажи – всё кислые мины. А когда человек приходит домой, включает любимый сериал и тут, бах! Фонд защиты человека. Это пригружает.
- И как должен действовать человек после такого взрыва?
- В первую очередь он должен начать думать, что он воспринимает. А после, при удачном стечении обстоятельств, этот проблеск мысли может разгореться в свет в конце туннеля, по которому этот человек пойдет к новой, светлой жизни.
- А какая она, эта будущая жизнь?
- Прискорбно сообщить, но я не верю в будущее человечества. Закончится наш проект, люди снова будут приходить домой и смотреть сериалы, а потом пойдут в топку, как просроченные продукты в супермаркетах.
- В супермаркетах не бывает просроченных продуктов. На них просто дату выпуска меняют.
- Но на мне-то дату выпуска не переменишь!
- Вы не думали податься в политику?
- В моем возрасте это безуспешно.
- Но и художниками редко в 60 становятся.
- Это совершенно разные вещи. Художник может громко появится и сразу занять свою нишу (если правильно целится), а политик… хотя вы правы. Самые высокие посты у нас занимают различные чертики из табакерки, о которых ещё за год до выборов мало кто знал. Вот вы можете сказать, кто будет следующим президентом? Я просто не представляю. По логике должен быть кто-то очень мягкий. Чтоб чуть-чуть приглушить эти волны, которые после Ратникова поднимутся. Да что мы о политике, у вас же развлекательный журнал.
- А как вы развлекаетесь?
- Под капельницей! (смеется) Шучу, не такая я старая. В театр хожу, на оперу, на балет. Люблю классику. В картинные галереи, конечно. Иногда меня можно в Эрмитаже увидеть.
- Вы там тоже шокируете публику?
- Нет. Я там такая бабушка божий одуванчик. Шляпка-сумочка в тон. Ещё меня периодически зовут на всякие светские рауты. Но я туда плохо вписываюсь. Им нужна старуха, которая бы все темы сводила к сексу и смеялась во все вставные зубы. А я так не могу.
- Не можете говорить о сексе?
- Да нет. Не могу быть такой односторонней. Я всегда разная. Секса мне в жизни хватило. И в творчестве моем он иногда проскальзывает – куда ж без этого. Но, понимаете, сейчас-то всё опошлилось. В моей молодости секс был другим. Тогда даже к проституткам ходили с каким-то трепетом, а сейчас с любимой девушкой «перепихиваются». Может быть, я выгляжу старомодной, но… вы меня в таких случая перебивайте, а то начну рассказывать, что когда-то и колбаса пахла мясом, и арбузы были сладкими, и т.д. и т.п.
- Вас трудно перебить, вы так красиво говорите. Вы не думали книгу написать.
- Думала. Но, во-первых, мне не хватает на это усидчивости, а во-вторых, я б не хотела, чтоб про меня шутили: да она ещё и не писатель! Да и о чем она может быть, моя книга?
- О вашей судьбе, к примеру.
- У меня была неинтересная, несчастливая судьба. По приколу можно написать книжку ни о чем, но зачем так над людьми прикалываться? А вообще у меня есть книжка. Я ж ещё и доктор наук. У меня есть кой-какие монографии, но это такие нудные книжки, что я даже во время своего преподавания в университете студентам их не рекомендовала – зачем людей мучить?
- Как ваши бывшие студенты относятся к вашему нынешнему творчеству?
- Положительно. Пару рас я видела их на разных выставках. Обязательно подходила здороваться первой, интересовалась, как у них дела. Смешно наблюдать за тем, как здоровые дядьки по-прежнему воспринимают тебя как препода и немножко мандраже. Одна студентка мне сказала, что знакомым теперь рассказывает, что я у неё преподавала. Правда, параллельно приходится объяснять этим знакомым кто я и на пальцах показывать чем я занимаюсь, но всё равно. Она сказала, что это как ходить в детский сад в одну группу с президентом.
- Если бы вам представилась бы возможность, изменили бы что-то в своей жизни?
- Это шаблонный вопрос. Сколько его не встречала, все говорят, что так бы и оставили, чтоб снова пережить все неприятности и ошибки. Дураки. Время, которое, вы потратили на неприятности, можно было бы потратить на добро. Зачем страдать фигней в одиночку, если можно страдать сообща?

Резолюция редактора

1. не нужно в начале описывать фото, которое на той же полосе будет напечатано.
2. Выбросить перепалку о политике. Либо коренным образом переписать.
3. Концовка смазана. Выбери из диалога яркую фразу для концовки.

Ответ Саши

Спасибо за рекомендации, переработаю материал и сегодня же отправлю.

11

- А у вас тут ночью трамваи ходят?
- Должен ходить какой-то дежурный. Раз в час или в два.
- Пошли на трамвае кататься?
- Ты что, наркотики употребляла?
- Да ну что, мне просто так не может захотеться кататься ночью на трамвае.
- Пошли.
Саша с Лешкой вышли на улицу. Он в домашней маке и шортах, она в спальной футболке и спортивных штанах.
- И за это я тоже люблю этот город. Можно на всё забить и никто не будет обращать внимания.
- Это если не хочешь, чтоб на тебя обращали внимание. Если наоборот, пытаешься привлечь – никак не удастся.
- Всегда есть какие-то издержки.
- Надо было всё-таки Миху взять с собой.
- Зачем?
Она взялись за руку и пошли к трамвайной остановке.
- Мне иногда так страшно становится. Вот мы сейчас с тобой гуляем, а может что-то случится и нас не станет.
- Я даже не представляю, что может случится такого. А скажи честно, зачем ты в Питер приехала?
- К тебе… остановись.
Он остановился и повернулся. Она обняла его и легонько чмокнула в губы. Он потянулся, чтоб продолжить поцелуй, он она выскользнула, взяла его за руку и потянула дальше по улицу.
- Смотри, роса на брусчатке. Давай босиком пойдем.
Они разулись.
- А камни совсем не холодные. За ночь они должны ледяными стать. Они же неживые. А они совсем не холодные и такие гладкие. Вот у Гоголя они просто ледяные. Он вообще Питер не любил.
- Потому что он с юга был.
- Да нет, потому что он был Гоголем. Готова поспорить, что он вот так босиком не гулял.
- Вот и пришли.
Они сели на скамейку, обнялись и стали целоваться. Подъехал трамвай. Как ни странно в нем уже было человек пять. Они расселись на приличном расстоянии друг от друга и смотрели на свои желтые отражения в окнах. За стеклом плыл город, а выражения лиц не менялись.
- Куда едем?
- Да просто по кругу покатаемся. А давай я сяду здесь, а ты там.
- Зачем?
- Мне нужно подумать.
- Хорошо.
Лешка пошел заплатил за проезд и тоже уставился в свое отражение в окне. Мерзкий свет. Все недостатки видно. И чего это все так пялятся на такое безобразное отражение.

12

После интервью с Блятской Саша несколько дней ходила как влюбленная. Нет, это не было приступом лесбийской геронтофилии. Это была настоящая дружеская любовь. Когда просто хочешь, чтобы человек был рядом, когда не стесняешься при нем молчать и как-то не знаешь (или не создаешь) неловких ситуаций. После это состояние сменилось раздражительностью и даже какой-то ненавистью к Неониле. «Да как я могла на это повестись? – недоумевала Саша. – Оона мерзкая старуха. Обаятельная, но мерзкая. У неё богатый сыночек и она может себе позволить не думать о суете. Наверняка, она и дома сама не прибирается. Точно! У неё есть домохозяйка, на которую она орет утром. Что она может знать о настоящей жизни?»
Письмо от Блятской выбило Сашины рассуждения из колеи. Сначала она решила, что художница просто включила её в свою спам-рассылку и будет теперь бомбить её ящик сообщениями о своих акциях и идеях. Но письмо очень напоминало настоящее дружеское послание.

«Саша!
Надеюсь, я могу называть тебя на ты. Я вообще не люблю всех этих псевдоуважительных обращений. То, что мне 63 ещё не значит, что я такой хороший человек, что заслужила почтение.
Ты мне понравилась. Только не опошляй. Я не лесбиянка и никаких планов на тебя не имею, просто сердце мне подсказывает, что я должна быть рядом с тобой. Не знаю, почему и зачем, но мне не хотелось бы терять этот контакт.
Но и пустого пережевывания сплетен я тоже не люблю. Общение должно вести к взаимному обогащению.
Ты во время интервью спрашивала меня о моей биографии. Тогда я отшутилась, но сейчас, в подтверждение нашей дружбы, я хочу поделиться с тобой частичкой своей жизни. Не люблю этих синопсисов: родилась там-то, училась там-то. Они все одинаковые и по ним вовсе нельзя сделать вывод, какую жизнь прожил человек. Давай я расскажу тебе об одном дне в моей жизни. Если тебе будет интересно – расскажу и о других. Но давай договоримся – день на день. Ты можешь сказать, что это несправедливо, ведь у меня дней больше. Но у меня и больше дней, которые я хотела бы забыть. Намного больше, чем у тебя.
Принимаешь такие условия игры?
Я придумала, я и начинаю.
Была у меня любовь. Давно. Еще когда война только rgneniotnvmer TOIERTIj jhh94 Npuch4o; 3h o93903p 94t7049u2 [02=-4 9p’249
- p9u 4920 4-8 9u4ot2873r p2039 20p9 –47
ut ;07t; 9 ‘9347 ty’3t ;824y4934t98 3484 0834t7 3408t740r9 q0t9730 q947t 0oieru ;ouskjh pqiQ
qqihgp q93u9u p9yq4/fwu’ aa
0u’p4q9uq[04u4998 y’pyt ‘oy ‘44oiwhtoiehg/qhepro9g


третья часть http://proza.ru/2007/02/01-157