У моря...

 Сижу сейчас у моря. У самой водички. Я снова пишу тебе, но теперь уже от руки, с запахом, с запахом моря и моей кожи, только ты его все-равно не почувствуешь. Ведь я даже не знаю куда отправлять конверт... 25 января. Тепло. Только ветерок прохладный. А ты снова пьян. Сидишь в холодной Москве, в которой без меня еще холоднее, в квартире лучшего друга и бухаешь, бухаешь, бухаешь...А я здесь попочку свою рву, хочу чтобы приехал пораньше, надольше, пробиваю вечеринки, ищу деньги, а ты...
Совсем-совсем меня не ценишь...так кажется, такое ощущение... Хотя влюбленные глаза всегда врали сердцу, а трезвый разум всегда был врагом номер один для влюбленных. Я ведь знаю, что придумала себе тебя, я ведь знаю, что нам никогда не быть рядышком, что ты никогда не полюбишь мои глупости, никогда не сможешь полюбить меня-неумёху, знаю, что ничего мне не должен. Знаю и от этого так больно! Но ничего, пройдёт. Всё проходит, всё стирается, только мне не хочется стирать ТЕБЯ...
Ты важный, нужный, нежный, странный, страстный, тонкий, сладкий, непостижимый, далёкий, доступный, близкий, жаркий и... холодный. Да, холодный. Я тебя не чувствую. Пытаюсь, рвусь, пишу «самые нежные и важные» тебе слова, зачем? Чтобы раскрыть тебя хоть капельку, чтобы на расстоянии почувствовать, что тебе не безразлично, что ты хочешь вернуться... Но, увы... Опять ошибка.
Мысли хаотично рвуться в клочья! Не могу писать последовательно, прости. Это письмо похоже на бред полоумной, однажды любившей в последний раз. Она любила шум волн, такой убаюкивающий, такой волшебный. Она любила его также как звук самого родного ей имени. И почему он? Вокруг нее десятки мужчин, взрослых, богатых, достойных, тех, которые говорили ей, что хотят дарить ей себя и своё... Почему же он? Непонятно... Или может быть слишком понятно? Она сидит на берегу самого чёрного моря. Она курит. Вдыхает дым с холодным ветром. Она не боится простудиться. Она вообще ничего не боится. Просто любит, тихо, осторожно, боязно... Она смотрела на волнение волн и мысленно разговаривала с ним, понимая, что сейчас он её не слышит и даже не думает о ней, но она продолжала немо шевелить губами, всё больше и больше замерзая на холодном камне: «...А хочешь я буду тебя рисовать? Волной, пеной, небом, яркой звездой, или хочешь, буду тебе тихо петь, совсем шёпотом? А хочешь, стану немой и будем молчать, любя? Чего ты хочешь?...»
Вот так она сидела, влюблённая, глупая, она сжимала и разжимала свои замерзшие кулачки, она понимала, что нужно вставать и идти, идти чтобы согрется, но нет, она продолжала сидеть на этом холодном камне, как-будто, если бы она ушла, то её недосказанные слова просто стали бы разлагаться и гнить внутри её рыжей головки и тогда ей было бы ещё больней... Её волосы уже третий час трепал послеобеденный остывший ветер, а она завороженно глядя на мокрые мелкие камни в песке и пене, продолжала безмолвно двигать губами, и даже ручка уже была не нужна. Ветер хаотично и грубо листал её блокнот, отложенный всторону и быстро-быстро уносил вдаль: «...Поговори со мной, мой хороший. Скажи мне, чего тебе хочется. А если не хочется – напиши «Прощай» и я уйду навсегда. Я не хочу болеть снова. Только не проси меня не любить...я все смогу, только не это.» Со стороны казалось, что это безумное рыжеволосое создание просто замерзло и поэтому не шевелится уже почти 3 часа, и только слегка подрагивающие плечи давали понять, что она всё ещё продолжает разговаривать с каким-то мифическим и далёким возлюбленным, придуманным ею самой. Но нет, ведь она здесь только из-за него, она слышала сегодня его голос, она тайком позвонила ему сегодня с рабочего телефона, чтобы вновь хоть на минуточку услышать его драгоценный голос с таким любимым акцентом...
И вот во что вылился короткий неправильный разговор с ним. Она третий час сидит на море, она шмыгает носом и непонятно, то ли от простуды, то ли от соленых слёз...Но ведь это никому не важно кроме неё самой, сейчас ей важны только её мысли, которые превращаясь в слова, вылетают изо рта белым холодным облачком: «...Поговори со мной, мой Музыкант. Ты – моя музыка, которая звучит во мне каждую минуту. Я – просто отголосок тебя, я твоё эхо. Звучи во мне, мой Музыкант. Играй меня, только цени, прошу тебя. Цени. И верь мне.
Просто верь, как в то, что у меня есть море, как в то, что у тебя есть я...»
Здесь, пожалуй, история безумной, сидящей на камне у моря, должна прекратиться. Всё. Может быть когда-нибудь, N, когда приедешь снова к морю, в город, который ты любишь, и который полюбил уже тебя, ты узнаешь её и тебе захочется подойти к ней, сесть с ней рядом на её камень, обнять её плечи и спросить: « Я ещё звучу в тебе?...»