Чашка кофе - you

Чашка кофе - you.
 Зима. Нет, не зима, поздняя осень, но уже лежит снег. Повсюду середина ноября, но снега уже вовсю. Он везде, он всюду в это время года, в Сибири это совсем не мудрено. Вот поэтому греться, нужно греться или чуть согреться.
 Первый раз, новый город и зима в этом первом, новом городе. Зима в Сибири, зима повсюду, зима средь ноября. Странная зима, но все же зима.
 Холодная магистраль. Ровные ряды серой, остывшей архитектуры, безвкусно и наспех вставлены в этот суровый климат каким-то архитектурным НИИ остывшей страны. Всюду пар. Пар разный – дышат машины, дышат люди, дышат колодезные люки и теплотрассы – все дышат. Все отдает свое маломальское тепло, остывшему миру ледяной пасторали.
 Стою на обочине центральной магистрали большого города. Надо мной мост, по нему быстро, без каких-либо запинок, суетно, прижимаясь, друг к другу, движется множество машин в клубах пара, дыма и выхлопных эманаций.
 Когда на них не смотрю, вроде бы тепло, причем тепло во всем теле, повсюду. Тепло просто, без каких-либо может быть, скорее всего, и других неустойчивых словесных форм. Просто пар обволакивает меня, ту часть меня, которая открыта, которая соприкасается с холодным ветром, с холодным воздухом, с холодным городом. И эти маленькие облачка пара, быстро и бесследно въедаются в мое лицо. Выдох и пар снова во мне. Еще один выдох, и еще одно облачко теплого пара растворилось на моем лице. И так снова и снова. Пока стою, дышу не холодно, а как поднимаю взгляд и по сторонам, то тут же пробирает мороз и ледяной озноб, который по спине, по ногам, короче повсюду. Странное время, зима. Вроде бы уже свыкся с нашими зимами, а нет, снова и снова она в новом. Во всем новом предстает передо мной. То новый город зимой, то новый снег, то просто все новое зимой – странная, странная зима. Лето и весна не такие странные, а вот зима странная и всегда новая. Всегда по разному, всегда по своему. Она как человек, которого заботит свое развитие и который готов меняться день ото дня, так как в его изменении его же смысл. Вот и зима, похожа на него своим непостоянством.
 Да, действительно, вспомнил, что последние пять, а может быть шесть зим друг на друга непохожи. Во-первых, все в разных частях России, во-вторых, то города, а то деревни. Да и что там говорить, и снег везде разный. Вот сейчас в этом городе, все по-другому, все ново и интересно, наверное, поэтому как птенец стою под мостом на центральной улице и ловлю ртом пролетающие мимо меня словно мухи, автомобили. Пока думал об это, о разностях и непохожестях зим, опять озяб.
 Отхожу к стенке, прижимаюсь спиной к холодной бетонной подпорке и снова на свой пар, так как зима. Руки, одна в варежке, другая в кармане. Та, что в варежке прижата к холодной стене, ей я шоркаю по стылому бетону. Рассматриваю мир, продолжаю ждать. Машинально перевожу взгляд на бетонную стену, к которой прижата моя рука. Стена холодная, мрачная камень поеден временем, все это мне напоминает склеп. Тут же рядом, на этой вертикале, замершие потоки мутноватой воды. Они, эти выпуклые дорожки приземистыми бугорками сверху вниз, сверху вниз. Внимательно присматриваюсь к этим тонким холодным ручьям, которые навсегда остановили свой бег на этой бетонной плоскости. Овальные, продолговатые, с частичками песка и пыли они навсегда останутся в этом холодном времени года, здесь под этим транспортным мостом. Шершавые от крупиц песка и замусоленные от дорожной пыли они нашли свое прибежище и навечно отдались здешнему мраку и пустоте. Разглядывая эти холодные струйки воды, я и понимал и не понимал это время года. Разные, совершенно разные мысли рождались во мне. Мне то хотелось броситься бежать со всех ног от этого равнодушия и холода, бежать туда, где тепло, туда, где нет пара изо рта, в то место, где можно сбросить с себя верхнюю одежду и наспех стряхнуть руками крупицы холода и озноба. То мне хотелось припасть к этим замерзшим мутным подтекам, припасть с интересом, припасть с некоторым оттенком вожделения и рассматривать, рассматривать эту ледяную влагу. Так как ей сейчас гораздо холодней, чем мне, так как она уже все, она уже не влага, не вода, она претерпела изменения и превратилась в нечто другое, превратилась в еще одно состояние вещества, поменяв свою форму, свое агрегатное состояние, если хотите, она теперь лед и все тут. И вот хотелось рассматривать, рассматривать ее, выискивать в этом зимнем абстракционизме новые и новые формы, выискивать что-то свое в этом постоянство замершего песка и воды. Или же бросить все и пойти в другое место и ожидать там намеченной на три по полудню встречи.
 Как следует, рассмотрев эти ледяные каплеобразные бугорки с великим множеством песчинок и катышков, я оторвал взгляд от серой стены и стал опять взирать по сторонам. Рев холодных моторов, или моторов на холоде, спешка пешеходов, клубы пара и все тоже ощущение зимы. Острое, колкое, холодное ощущение зимы. После отрываю спину от стены, мимолетная волна изморози и дрожи под свитером пробирает все тело до позвоночника. Вздрагиваю от холода – ежусь. Затем взгляд под правый манжет, часовой циферблат, без пятнадцати три – уже осталось чуть-чуть. Медленным шагом направляюсь к метро, окинув на прощанье взглядом холодную каменную арку моста с ее остывшими глыбами, застывшей мутной водой и чем-то промозглым и арктическим. Снова тот же пар, путающийся в шерстяных нитях шарфа, ядовитые и горячие выхлопы автомобилей, эманации теплотрасс, суета и спешка прохожих – зима.
 Медленным шагом до метро, затем холл небольшого магазинчика, несколько минут и вот уже вроде бы согрелся. После опять этот же тротуар, новые прохожие, новые автомобили и все те же минус двадцать пять.
 Время три. Из подземного перехода показались друзья – радуюсь им, улыбаюсь. Значит не зря ждал, значит не зря был с зимой один на один. Их трое, парень и две девушки. Быстро подходят ко мне, улыбаются сквозь морозный румянец. Видать их зима тоже чуть зацепила по дороге. Перекидываемся парою фраз, решаем забежать в кофейню. Долго не думая, исполняем задуманное и вот уже теплый, пропахший кофе и карамелью холл, радушно вмещает нас. Столики заняты, размещаемся за стойкой, так как резона искать что-то другое, совсем нет – зима. Одежду на вешалку, сами на высокие стулья. Стойка возле панорамного окна, за которым все та же зима, а здесь, в кофейне тоже зима, да только уже совсем не такая как там, за окном. Смотрю на ту, что за окном, после чувствую эту что здесь, вроде бы одно и тоже, а нет, все по другому. Задумываюсь над этим. Над той зимой, что там за окном среди выхлопов, спешки и всепроникающей изморози и над этой, что здесь среди цельной обжаренной арабики, теплых сливок, тягучей карамели и приятной, завораживающей атмосферы. Странно, несколько сантиметров стекла и столь разные ощущения. Думаю над этим, рядом кладут меню, киваю, мол, спасибо, а сам в этой зиме. Что пить будешь – интересуется знакомая. Не знаю, пока просто посижу – киваю в ответ. Как погулял, не потерялся – вновь интересуется она. Выхожу из своего вопроса, отпуская зиму.
- Вроде нет, хотя с утра было несколько неловко. Все новое, все новые, все как в музее.
- Ну, это бывает, где был?
- Да, в метро катался – понравилось.
- Забавно. Отвечает она, смеется.
- Да, уж. Томно протягиваю я, действительно забавно.
- Главное не заблудился и немного освоился, это уже хорошо.
- На счет заблудился, не знаю, так как в вашей зиме, если честно я сразу потерялся, причем безвозвратно. Хоть кричи ау, хоть не кричи – нет выхода из нее. Действительно несколько раз за сегодняшний день мне показалось, что город, все эти улицы, переходы, закоулки все это мелочь, а вот зима на этих улицах, переходах, закоулках – это да, это серьезно. Вот в ней, как мне кажется, я и поплутал немного. А так, вполне нормально.
- Зима у нас самая зимняя, зима, что ни наесть самая настоящая зима.
- Это я уже понял, причем, как понял, так и не понял – непостижимая она в Сибири, зима. Ну да ладно.
Беру газету, меню выполнено в виде газеты и начинаю читать, окунувшись в вереницу букв, аромат кофе и звуки легкой музыки. Проходит несколько минут и как кем-то положено в таких заведениях к нам подходит милая девушка, облаченная в темный пастельный хлопковый фартук и блузку с легкими кружевными рукавчиками. Проведя взглядом по стойке, она интересуется заказом, после быстро что-то пишет в свой крошечный блокнот и, махнув аккуратным хвостом собранных волос, удаляется. Проводив ее взглядом, я вновь начинаю читать меню, ища для себя что-нибудь подходящее. Если честно, мне в данный момент вообще безынтересна еда, куда боле меня заботит вопрос зимы и ее столь разнообразных сторон. Удерживая эту сверхнормальность в голове, я продолжаю бегать глазами по поверхностям предложений, ища для себя убедительную пищу. Решив, было для себя этот гастрономический вопрос, я останавливаюсь на стакане воды – дешево и сердито. Но, ощутив в момент принятия решения некоторый голод, я мгновенно из всего предложенного выбираю ореховый латте и чизкейк с малиновым наполнителем, зима ведь. Официант приносит заказ друзьям, и я ей выкладываю свое решение – хорошо, произносит она, улыбаясь кроткой и едва уловимой улыбкой. Ребята принимаются за свою пищу, я же снова в окно. И снова сибирская зима вперемешку с запахом кофе, беззвучно пыхтящие автомобили, проносящиеся за окном по проспекту, легкие сумерки и легкое наваждение во мне от всего этого, от всего нового. Обладательница аккуратного хвоста приносит заказ, чашку кофе и кусок пирога. Глядя на чашку, несколько пугаюсь, так как в посуде четыреста граммов напитка и гора легкой облачной пены, кусочек торта похож на кусочек ну вот питье похоже на - отпей и поделись с другим. Обескураженный размером порции латте принимаюсь снимать ложечкой пену. После маленькими глотками пью кофе с ореховым сиропом и ем сырный пирог. Останавливаюсь на середине этой всей процедуры и понимаю что зима, та самая зима, которая кромсала мена под мостом, которая сдавливала изморозью мою спину, которая вытягивала из меня пар и остатки тепла, странным образом куда-то исчезла. Может она растворилась в этом напитке, или быть может атмосфера заведения исчерпала ее – не знаю. Только вот после этой чашки кофе, как токовая зима попросту исчезла, исчезла отовсюду. Исчезла с дорог, исчезла с тротуаров, исчезла из-под моста, я проверял. Не стало больше зимы в этой зиме. Остался лишь терпкий аромат и сладковатый привкус орехового латте и странное чувство зимы, которая по всей вероятности была растворена в моей чашке. Причем как ни старался я отыскать зиму тогда, у меня ничего не выходило, не получалось и все. И все те восемь дней, которые я провел в этом городе, были беззимние, были с привкусом и ароматом орехового латте. А зима, а ее не стало, она перестала быть, когда девушка с аккуратным хвостом в хлопковом фартуке постельного тона поставила передо мной большую чашку кофе.
Четыре года спустя.
 Ворочаюсь, раннее утро. В вагоне холодно, причем холодно и под одеялом, видать холодно повсюду – думаю я совсем усталой и не проспавшейся головой. На часах пять утра, легли мы в половине четвертого, до этого пили, причем пили хорошо. Поезд сообщением Адлер – Новосибирск сорок минут стоял в Казахстане, а там водка дешевая, как у нас молоко, вот и дорвались до бесплатного. Сейчас просто хреново, все болит, всего трясет. Через час Новосибирск, благо должны встретить. Петрович еще спит, ну пусть поспит, он вообще был в ударе. Две бутылки вдвоем и немного виски – нет, нужно завязывать это дело. Трясущимися руками ищу тапочки. Обув их на ноги, и завернувшись в одеяло, рыскаю на столе в поисках стакана и заварки. Холодно – зима. За окном начало февраля и опять Сибирь. От этого вездесущего холода не спасло даже обилие водки, блин много, много мы вчера выпили – думаю я, растирая опухшее лицо. Найдя стакан и понюхав его, понимаю, что из него пили водку и сейчас на дне что-то еще плещется, короче махнув на него рукой, плетусь к титану. Сполоснув его, заливаю высохший пакетик заварки кипятком и, втиснув себя в проем купе проводников, спрашиваю – скоро приедем.
 Окинув мое сморщенное лицо быстрым взглядом, ухмыляется и говорит – я же говорила вам, что вторая будет лишней, а вы да два года не виделись, два года не виделись, а теперь вон, помятый весь. Да знаю – тихо бубню себе под нос я и чещу затылок, стыдно мне, стыдно. Так скоро подъедем то – переспрашиваю у нее я. Минут через пятьдесят, так что буди друга пусть встает. Спасибо, бросил я и, попивая маленькими глоточками чаек, направился к себе в купе. Руки вроде бы согрелись, а вот все остальное, как было замороженным, так и осталось. Дойдя до купе, я обнаружил, что Петрович уже сидел на нижней полке и натягивал на себя шерстяные носки. Дай хлебнуть – это первое, что он сказал, увидев меня. Отходя ото сна, Петрович залез в свою байковую рубаху. Застегнув все пуговицы, он ухмыльнулся и вырвал у меня из рук стакан с остатками чая. Чудило – вырвалось у меня, сам такой, видишь как мне холодно – паясничал он. Кстати, а у нас опохмелиться осталось что-нибудь – поинтересовался он. На столе стояли две бутылки из-под водки и неполная бутылка с виски. По поводу виски я не беспокоился, он их не пьет, а вот водочную тару он стал перетряхивать, высматривая в ней остатки живительной влаги. Найдя в одной из бутылок чуть больше пятидесяти граммов жидкости. Петрович, не задумываясь, влил их в себя, заев это все остывшей котлетой. Я сходил за чаем, и мы потихоньку стали собираться, так как до Новосибирска оставалось совсем чуть-чуть. Умываться холодной водой было полнейшим безобразием, к тому же в туалете ужасно шатало. Через пол часа мы были готовы и стояли в тамбуре держав в руках легкие сумки с вещами, так как мы сюда приехали так сказать на выходные и налегке. У меня в кармане пальто удобно расположилась плоская бутылка с виски, что меня немного согревало, и в минуты холода и печали я вполне мог рассчитывать на помощь своей белой лошади, так что я был готов к сибирским фортелям и морозам.
 Поезд встал, в тамбур тут же проникла проводница и стала отбивать заиндевелый металл двери. На часах было без пяти шесть. Утро, раннее утро. Спустившись на перрон, мы тут же замерзли. Причем мгновенно. Да именно мгновенно, холод был повсюду, холод был везде, все было холодным и постылым. Огромные электронные часы показывали пять пятьдесят девять и минус сорок четыре градуса. Увидев эти цифры – минус сорок четыре, я тут же понял своим заиндевелым мозгом, что это самая низкая температура, в которой мне довелось побывать. Тут же мгновенно улетучился весь алкоголь из организма, и я начал активно смотреть по сторонам выискивая встречающих. На как мы поняли через некоторое время про нас либо забыли, либо проспали. Постояв на лютом морозе с десять минут, мы прошли в здание вокзала и стали отогреваться. Петрович напал на ларек с бутербродами и кофе я же пил холодный виски, который никоем образом меня не согревал, да и вообще сейчас этот напиток мне казался простым холодным чуть горьковатым чаем. После, позвонив тем, кто должен был нас встречать и, узнав адрес, мы тронулись в путь. Путь оказался долгим, холодным и с приключениями. Таксисты отказывалась ехать из-за сильного холода, для автобусов было рано, пришлось идти до метро пешком. Это была одна из самых незабываемых прогулок в моей жизни. Ветер, сильный мороз, на шарфе тут же появляются сосульки, оттого что вода в организме расширяется из-за низкой температуры и со всех щелей лезет наружу. После сотни метров на шарфе и варежках корка льда, ноги немеют и голые улицы остывшего Новосибирска вокруг нас. Пока шли по предрассветному городу, мне все казалось, что все люди либо замерзли, либо уехали туда, где тепло, где апельсины и горячее море, а здесь просто холодный и промозглые коробки домов и завывающий ветер.
 Через два часа мы добрались до нужного района и, поплутав по нему минут сорок, нашли нужный дом и нужную квартиру. А затем все, что было в поезде, продолжилось, только вот я был пас в это раз, с меня хватило. Выспавшись и приведя себя в порядок, я поехал в город. И опять метро, и опять этот же старенький мост и та же кофейня. Погуляв по центральному проспекту среди вымерзших домов и деревьев, я снова оказался под транспортным мостом. Проходя под ним, я чуть замедлил шаг и, окинув взглядом, стылый камень вспомнил себя на этом месте четыре года назад – изморозь. По мне пробежала волна изморози, затем теперешняя стужа сковала меня и озноб, холодный озноб стал пробивать меня. На улице было около тридцати пяти с минусом, долго не думая, я забежал в знакомое заведение и присел за ту же стойку. Минута, вторая, третья – тишина и только легкая музыка льется из динамиков. Снова девушка, снова меню в виде газеты. Не раскрывая меню, я ей в след – заказ готов. Она подходит, молча удивляется столь быстрому выбору, кивает головой, интересуясь моим заказом. Ореховый латте и чизкейк – негромко роняю я. Чизкейк с чем – переспрашивает она. Если есть с малиной, если не малины можно вишневый. Малиновый вас устроит. Да, конечно – в ответ я и опять как когда-то в прошлом снова в окно.
 Приносят заказ, благодарю, а сам глоток кофе и в окно, глоток кофе и в окно. Мысли о зиме, опять о зиме в этом городе. Об этой зиме. Прошло четыре года, и я снова на этом месте, снова с этим напитком, снова с этими мыслями. Опять глоток латте, опять ореховый привкус и терпкость кофе на языке, опять холодный проспект за окном, опять снующие и спасающиеся от холода люди, опять зима. С последним глотком кофе понимаю, что произошло то же самое, что и тогда. Зима опять растворилась во мне, просто исчезла, стаяла, в потоке горячего латте с ореховым наполнителем и сейчас мне совершенно однобоко на то, что там за окном. Пусть там минус тридцать пять, пусть там ветрено и чрезмерно холодно я вне этой самой зимы и ее холода. Я где-то далеко, где-то там, на краю всего этого, там, где варят ореховый латте.
 Вечером на квартиру, на квартире праздник со всеми вытекающими последствиями, много друзей, много всего остального, а самое главное атмосфера тепла и радушия посреди холода и стужи. Долго не думая, пихаю недопитый виски в холодильник и завариваю себе чая, после кладу лимон и на стул к батарее наблюдать за всем этим празднеством нечаянно встретившихся друзей. Застольное радушие протянулось долго заполночь, и только часам к пяти утра, когда пить было уже нечего, а за окном зауныло скулила февральская вьюга на кухне был погашен свет, и все абы как разлеглись по местам. Благо квартира была трехкомнатная, да и нас было человек пятнадцать, каждому нашлось, где лечь и с кем лечь. Засыпая, я задумался о фантасмагории сибирской зимы, а ее непостоянстве и о постоянстве. О том, чем она самобытна и достаточна, чем похожа на зиму Дальнего Востока, Урала, Западной России и в итоге пришел к тому, ничем она не похожа, да и с каждым годом она на себя то непохожа, а я тут распыляюсь. За окном вьюжило, сквозь храп слышался треск снега и скрежет маленьких кристаллов льда, была самая настоящая зимняя ночь, и вот с этой мыслью я и уснул, уснул почти в самом преддверие нового дня.
 С утра незатейливый завтрак и торопливый душ, пара телефонных звонков и быстрый маршрут в центр города. Снова прогулка длиною в день по морозной столице Сибири. Снова чувства снега, озноба, холода и чего-то доподлинно арктического здесь в этих городских, сугробных условиях. Мороз не спускал своих поводьев, и день выдался холодным и промозглым. За время прогулки мне не раз приходилось забегать в магазинчики и метро, для того чтобы мало-мальски отогреть себя. Можно было конечно зайти в кофейню и заполнить себя ореховым латте, да только впереди было еще пол дня, так что я довольствовался супермаркетами и подземными переходами.
 На улицах было почти пустынно. Морозец и минус тридцать делали свое дело, и видать, поэтому горожане выбирали уютные пледы, голубые экраны и масляные радиаторы на колесиках, а не горожане выбирали теплые места для согрева. В Сибири два дня, но этого времени с лихвой хватило, чтобы понять, что же такое Сибирская зима, почувствовать ее всем телом, соприкоснуться с ней, пройтись бок о бок по заснеженным улицам. И эта зима не подстать той, прошлой, она совсем другая, причем координально другая. Она по иному действует на меня, она по новому обескураживает, по другому морозит мое тело. Единственное, что осталось неизменным в этой новой зиме, это чашка орехового латте. Да, именно латте, этот напиток как был, так и остался неизменным, традиционным, незыблемым. Как растворял он в своей коричневой терпкой пене это морозное время года, так и по сей день растворяет, как согревал он меня четыре года назад, так согревает и сейчас – вот что вечно, вот что неизменно в этой Сибирской зиме.
 После прогулки по заснеженному и обледенелому парку быстро нырнул в подземку. Сорок минут в вагонах метро и можно снова выходить в зиму. Выйдя на поверхность обнаружил вдалеке над крышами высотных новостроек ярко-багровый закат и сполохи перьевых облаков, которые тянулись своими рваными краями от оранжево-желтого солнца к бледно-синей небесной лазури. Красиво – быстро пронеслось во мне. Вообще люблю закаты в больших городах. Они столь неестественны, столь ярки и заметны на фоне всего остального техногенеза, что невольно погружаешься в них с головой. Просто окунешься в эту финальную палитру дня, купаешься в ее красках и не хочешь прощаться с ней. Вот и сейчас я на какое-то мгновенье завис, рассматривая эту картину.
 Постояв с пять минут над панорамой заката я медленным шагом пустился по проспекту. Чувствовался вечер, чувствовался холод, несмотря на то, что я недавно вышел из достаточно теплого места, видать все же зима. Долго не думая над этим вопросом, я прибавил шагу и через некоторое время нашел нужное мне место, где готовили все тот же ореховый латте. Заняв в самом углу пустующий столик, я, как и обычно, чуть слышно произнес подоспевшей ко мне официантке три заветных слова - чашку орехового латте. Она кивнула и исчезла в сигаретном дыму. Я остался один на один с прекрасным панорамным видим на вечерний проспект. Причем заведение находилось на втором этаже, так что я мог себе позволить несколько вознестись над вечерней суетой, над зимней мглой, над всем тем, что было там за окном.
 Снова я и латте. Неописуемые чувства - легкий каремельно-ореховый аромат, теплый фарфор снежно-белого цвета, вечер и… Нет, это совсем не романтика, и даже не намеки на это, это что-то особенное, прожитое мной и только мной. Это наш с зимой приватный разговор, это наш невербальный, безусловный и тихий разговор, во время которого мы понимаем друг друга, и только друг друга. Это минуты спокойствия и безмятежности посреди сибирской зимы, когда я, зима, а между нами чашка орехового латте. И снова маленькими глотками и снова за окно туда, где минус тридцать, туда, где стужа, мороз и ледяной наст, которым покрыто все от фундаментов до шпилей. Вроде бы и была только что зима там, на скользком тротуаре, там, в холодном технократическом закате, была и вчера утром, когда вокзальный термометр показывал минус сорок четыре, а сейчас вот ее нет, просто нет и все. Неужели опять горячее молоко, сладкая пена, молотый кофе и горячая вода сделали свое дело, неужели опять ореховый латте. Может быть он, а может быть нет этой зимы и вовсе. Нет ее там, за этим окном, нет на заснеженных просторах Сибири, нет в городах и селах в начале феврале, ее просто нет. Что же тогда есть? Есть вот эта кружка горячего орехового латте, которую сжимают мои теплые руки. Есть именно она, и та зима, которая растворилась в этом напитке с терпким и приятным привкусом лесного ореха и парного молока.
Год спустя.
 Новый год в этом году подкрался как-то незаметно, и пришлось практически мгновенно решать, где его справлять. Справлять на Урале заранее не хотелось, есть на то свои причины. Если честно живу я на Урале уже восемнадцать месяцев, и за это время ни разу не возникло желания справить новый год здесь, среди отрогов Рифея. Почему, да сам не знаю почему, вот и сейчас в предверии этого новогодья в спешке решал, где провести праздники. Было три варианта Киев, Питер и Новосибирск. Питер сразу нет, так как прошлые новогодние праздники провел в городе на Неве. Киев, да, отлично, но только не в Новый Год, так как это совсем не праздничный формат. Новосибирск – дешево и сердито, да простят меня жители этого города. Не довелось мне еще бывать на зимних праздниках в Сибири. Перед был, после был, а вот на сам новый год не был. Поездка заурядная, чего уж там скрывать. Трех прежних раз хватило, чтобы познакомиться с этим городом достаточно хорошо и знать его более или менее. Так и сейчас минимум хлопот, сутки в поезде и вечером двадцать восьмого декабря меня пусть и с опозданием, встретили на заснеженном перроне Новосибирска.
 Этот декабрь выдался теплым, нечета прошлогоднему, когда от мороза пробки вышибало, и пальцы скрючивало. Так что Сибирь этого года опять порадовала мягкой зимой. И по правде говоря, обнимаясь с друзьями на перроне, я в душе грустил от практически плюсовой температуры. Да и притоптанный снег не вызывал во мне буйства эмоций и воодушевлений. А после были серые прелести зимы – серое месиво на дорогах, лужицы талого снега в переходах, протекающие сосульки и весна, весна посреди зимы. В поисках зимы я провел чуть ли не весь сочельник, да и после, числа до седьмого января ждал снега и настоящих сибирских холодов, а нет, они не пришли.
 Отдавшись зиме и ее иллюзорности, я ходил взад вперед по городу, иногда забегая в галереи и музеи на наиболее приглянувшиеся экспозиции и выставки, благо этим столица Сибири, как и прежде, радовала. Забыв о зиме, я искренне радовался тому, что меня окружало, ведь у природы, как известно, нет той самой погоды, на которую нам приходится дуться. Дни проходили друг за другом, причем в столь быстром хороводе, что один ритмично сменял другой. Так же быстро и спешно менялись впечатления, кадры, эмоции моих сибирских каникул. И по правде эти две недели пролетели как один день. Так иногда бывает, когда есть чем себя занять, когда жизнь в струе, когда время летит. Именно это со мной и произошло, все было до такой степени лихо и забористо, что я как та стрекоза из басни, оглянуться не успел, как подоспел день отъезда. И буквально дня за два до отъезда я вспомнил про зиму, которая, оказывается, есть, которая, оказывается, идет, которая оказывается здесь - там, вон там, одним словом повсюду в этом месте. Ну и пусть что иногда температура в плюсе в начале января, ну и пусть что лужицы талого снега на тротуарах, ну и пусть что многие без шапок и варежек, зато зима. И как в таких случаях со мной происходит, я снаряжаю себя на поиски зимы в этих не зимних условиях. Проще говоря, я выхожу гулять с одной лишь целью – найти подтверждение зиме. Совсем неважно, каким будет это подтверждение, главное, что у меня есть цель, найти артефакт или артефакты зимы посреди зимы.
 Весь день снова в пеших прогулках по центру города, радостные лица горожан, солнечные блики в сосульках, шапки в руках людей – весна идет, весне дорогу. А зима? Где та самая зима, которая жжет, которая замораживает, которая кусает, от которой озноб и иней на ресницах. Эх, нет ее в этом городе в этом году. Печально? Да нет, есть, как есть. Снова вечер, снова Красный, снова бреду в гулком звучании города в неоне вывесок, в усталом настроении. Завтра вечером поезд, опять дорога затем Урал, после не знаю что, да это и не важно. Машинально захожу в притертую и знакомую кофейню, столик в углу, знакомое место, милая девушка и мой непонятный взгляд. Молча спасибо за меню, взгляд в окно, мысли о будущем и тишина. Где-то сзади трещит кофемолка, кто-то что-то бурно обсуждает, слабый табачный дым стелится по залу – вечер. Вот еще один день канул в лету. Он был, он просто был. В течение этого дня я ничем не занимался, я искал то, что, по сути, было очевидным, что было, просто было, я искал зиму. Дурак, просто кретин, зачем искать то, что есть, что повсюду, что столь ярко и понятно.
 Будьте добры орехового латте – с усталой улыбкой проговорил я подошедшей ко мне официантке. После чего перевел взгляд на оживленную магистраль Красного проспекта, которая манила меня своими мириадами огней. Что вы сказали? Я от неожиданности встрепенулся. Быстро перевел взгляд на то место, где недавно стояла официантка, я увидел ее. Она меня переспросила, по поводу моего заказа. Только сейчас я понял, что она не расслышала меня, и повторил ей свой заказ. Извините, но мы уже как год не варим ореховый латте – мило, несколько виновато улыбнулась она. Как – изумился я. Если честно я был обескуражен этой новостью, я с надеждой зашел сюда, чтобы выпить чашку орехового латте, а тут. Не став вдаваться в подробности, я грустно выдавил из себя – жаль. Она чуть повела плечами. Может быть, что-то другое – переспросила меня девушки. Зеленой сенчи и меда – хорошо, кивнула она и удалилась. Да, сенча не ореховый латте, но все же.
 Я молча выпил свой чай, быстро накинул пальто, оставил несколько купюр и чаевые. Выходя из кофейни, я мельком осмотрел зал, скользнул взглядом по панораме Красного и по тем огням которые, не переставая, двигались за окном, так как завтра я покидал Сибирь, и мне стоило попрощаться и с этим местом. Выйдя на улицу, я отыскал термометр, он показывал минус три – да, действительно зима, подумалось мне. Но несмотря на это меня пробирала холодная дрожь и по спине гулял озноб. Мимо проходили люди, держа в руках меховые шапки, сновали дети, комкая пальцами снег. Я шел, и мое тело разбивала холодная дрожь, та дрожь, которая бывает при минус тридцати, которая бывает при сильном арктическим ветре. Та дрожь, которая сковывает тело холодом и льдом, навсегда замораживая теплый стан или же покрывая его толстой коркой изморози, одним словом во мне наступала зима. Зима оттого, что в это раз я не смог ее растопить в чашке орехового латте.