Тепло остывшего песка

there is a place that still remains
it eats the fear, it eats the pain
the sweetest price he'll have to pay
the day the whole world went away
[NIИ] «the day the world went away»


Багровое небо, какое бывает, когда мир, отчаянно замедлившись, пытается дать ночи решающий бой, исход которого заранее предрешён, накрывало мёртвую землю своей малиновой пеленой. Кровавый отлив заходящего солнца горел в нём. Но солнце здесь никогда не заходит – оно всегда висит где-то у горизонта, как будто дразнит тебя своим нежеланием скрыться в сумерках. Это был мир цветной фотографии заката на побережье. Ничто не двигалось, за исключением морских волн, мерно разбивающихся о причудливые скалы, разлетаясь миллионами разноцветных солёных капелек, и нежно шлифующих прибрежный песок, что, проходя через тёмно-коричневый и светло-золотистый цвета, доходил до самых ног. Он утопал в нём, остывшем неизвестно когда, обхватив ноги некогда сильными руками. Он бросал в море маленькие камни, или то, что мы привыкли называть камнями, и смотрел, как они возмущали убийственное спокойствие, с каким волны шли на свою погибель. Одна за одной, они таяли у его ног и умирали на острых скалах, жертвуя собой ради какой-то непонятной ему высшей цели. А за ними шли точно такие же, снова и снова, и всё повторялось по кругу. По кругу в круге – это был совершенный круг, то, чего человеку никогда не добиться.
Чужой мир, чужое небо над головой. Не Таиланд или Южная Америка, а именно «чужой». Здесь ты не гость. Тебя никто не ждал. Ты не принадлежишь этому миру, как и он тебе. Тут тоже есть воздух, но нет пения птиц. Есть море, но не видно резвящихся в небольшом импровизированном озерке мальков. Есть законы притяжения и, по крайней мере, пока все объекты, имеющие плотность и объём так или иначе стоят на земле, можно быть уверенным в том, что есть низ и верх, каменисто-песочная твердь под ногами и сурово нависшее багровое небо над головой. Как он попал сюда? Вопрос тонет в веренице мыслей, чтобы всплыть вновь. Может, он всегда был здесь? Ответ шокирует своей нелогичностью, ведь откуда тогда ему знать про птиц и мальков? Он не мог это прочитать, потому что здесь нет книг. Не мог услышать от кого-нибудь, потому что здесь нет никого. А что он мог?
Мог лишь кидать маленькие камни в море… Щурясь смотреть на кровавый отлив солнца… Сосредоточить мысли на самопознании, обретении целостности своего «Я». Щемящая тоска сдавила что-то тёплое в груди при взгляде на этот «чужой» закат, который никак не хотел заканчиваться. Веер бесполезных грустных эмоций. Жалость от осознания собственной беспомощности. Всё тело будто парализовало. Перестало биться сердце. Он превратился в силуэт человека с цветной фотографии заката на побережье. Может это и есть его высшая цель? Он хотел поделиться своим открытием, но вокруг не было ни души. «Каждое живое существо на земле умирает в одиночестве». Эти слова, вдруг всплывшие в его парадоксально чистой памяти, напомнили ему о Главной Несправедливости – когда человек осознаёт (или думает, что осознаёт) свою цель в жизни, он уже не может ни кому передать своё знание, потому что тогда человек остаётся один.
Его как будто бы вдруг отпустила та неведомая сила, не дававшая покоя вечному поиску души. Ему больше не надо было щуриться на кровавый отлив солнца. Не за чем было кидать камни в море. Он просто расслабил мышцы живота и спины и плавно, как вязли мысли в его голове, упал на песок, остывший неизвестно когда, но каким-то образом сохранивший остывающее тепло послеобеденного солнца. Он чувствовал какое-то непреодолимое сходство с этим «чужим» миром. Он закрыл глаза, оставив только шум умирающих волн, став прослойкой между мёртвой каменисто-песочной землёй и багровым небом, окутавшим прибрежные скалы, песок и его самого малиновой пеленой…




01.24.07