Фонд защиты человека - 3 часть

Одиночество приходит на запах страха. Оно крадется ха нами по пятам. Оно прячется в каждом переулке и даже в тени фонарных столбов. Вот идешь так по улице, люди вокруг, некоторые даже чему-то улыбаются, а свернул чуть-чуть и все, одиночество тебя поймало, прижало к стене и щекочет холодными пальцами шею. Твою шею.
Ты бы рад вернуться обратно, к людям, избавиться от этого неприятного чувства, но оно уже знает, где ты и знает твой запах. Запах страха.

1

Добрый день, Галина!
Непривычно тебя так называть (я правильно поняла, мы перешли на ты?). Непривычно и менять день своей жизни на день чужой. Как будто просто берешь и лишаешься прошлого. Ведь мои слова для тебя это всего лишь история и боли тебе они не причинят. А для меня это часть жизни, которой я лишаюсь. Наверное, логичнее отпустить какой-нибудь плохой день из жизни. Мне больно вырывать его из своего сердца, но он, как гнилой зуб. Стоит перетерпеть эту боль, чтоб потом не страдать, чтоб этот зуб не испортил другие, соседние. Чтоб этот день и залил гноем другие дни.

Я проснулась от мерзкого голоса воспитательницы. В мерзкой комнате и вокруг меня были мерзкие выродки. И я тогда была одним из этих выродков.
Сейчас я понимаю снобов, стремящихся окружить себя самым лучшим. Вещи и люди, которые окружают тебя, так или иначе заражают тебя своей энергией. И если от них пахнет деньгами, ты пропитываешься этим запахом.
От моих соседей пахло дерьмом и мокрыми простынями. И от меня пахло точно так же.
Когда мочишься во сне в постель, просыпаешься от холода. Подворачиваешь под себя одеяло. Сначала становится немного теплее, но потом предательский холод просачивается и через эту временную преграду. Ты вертишься, ищешь сухое место на кровати, но холод продолжает приближаться. Он просачивается через кожу, через мышцы к костям и сухожилиям. Он попадает в кровь и почти моментально оказывается в сердце. Этот холод – спутник ужаса, который мы испытывали перед воспитателями.
Мы знали, что проснуться в ледяной постели это только начала ужасов – тебя за руку тащили по бугристому линолеуму бесконечных коридоров, буквально вбрасывали в душевую. На вечно влажный, скользкий и холодный кафельный пол и обдавали из шланга водой. Сколько бы ты ни кричал по дороге, рано или поздно ты осознавал свою вину, снимал свое казенное бельишко и пытался застирать его струе шланга, уже брошенного на пол.
Потом ты развешивал трусики на батарее и идешь в столовую. Но все знают про твой позор. Все знают, что на тебе сейчас не трусов и кидают тебе в компот макароны.
Ты не хочешь есть, но тебя никто не спрашивает. Но и заставлять тебя никто не станет. В детском саду детей заставляют есть, потому что пришедшие вечером родители будут недовольны тем, что ребенок голоден. За нами никто не мог прийти. Нас бросили. Мы никому не были нужны кроме себя. По большому счету, мы и себе не сильно были нужны.
После завтрака начинались уроки.
Я помню, что в тот день у нас была арифметика и рисование. Оба предмета я любила и знала, что сто плюс сто будет двести и не понимала зачем мы учим эти три плюс пять и т.д. и т.п. но были в классе дети, которые и с этим испытывали затруднения. Для детдомов пишут программу исходя из того соображения, что все дети там умственно отсталые. Они действительно были, но это не большинство.
На уроке рисования я нарисовала двухэтажный замок на берегу моря. А на крыше замка бриллиант. Я перерисовала его с коробки карандашей «Спектр». В этой коробке, наверное, уже не осталось ни одного карандаша из оригинального набора, да и сама коробка была уже не такая кремово-желтая, какой была когда-то. Но всё равно этот бриллиант, порисованный ручкой, был для меня символом. Я тогда ещё не понимала чего, но я рисовала его во всех рисунках. Другим детям это нравилось.
После занятий нас вели на тихий час. Стоит ли говорить, что после утренних событий заснуть я не могла. К другим девочкам на тихом часу приставали мальчики и просили показать писю. Я ссалась, поэтому ко мне не приставали, боялись, что в любой момент я могу выдать струю. Почему мальчики просили об этом, при том, что даже нечетко представляли, зачем это нужно? Зачем девочки соглашались на это, если это было вовсе необязательно? Я много не понимала. И сейчас не понимаю.
После тихого часа у нас была физкультура. В детских садиках после тихого часа и ужина приходят родители, а у нас повисала гнетущая тишина. Заканчивался рабочий день у воспитателей, и они уходили домой. Оставались нянечки, которые сидели у входа в палату (почему нельзя было назвать это просто комнатой?) и что-то читали или вязали. Иногда они уходили, и дети начинали драться. На крики редко кто приходил. Во-первых у ребенка недостаточно сил, чтоб убить другого ребенка, а во-вторых на детях всё так быстро заживает, а что не заживает, можно списать на дефект развития.
Нянечки приходили в девять. Заставляли умываться и спать. Выключали свет в коридоре и оставляли меня наедине с холодным голубым светом уличного фонаря. В тот день была зима и окна были основательно закупорены так, что в помещение не просачивалось ни звука с улицы. Ни шороха. Только обжигающе ледяной холод…

Вот такие дни были в моей жизни. Это один из них, но многие похожи один на другой. Честно признаюсь, что сейчас я патологически не переношу групповых купален, больших столовых и вообще больших помещений, какие были в моем детском доме.
Тогда, находясь в толпе таких же, как и я, я поняла, насколько на самом деле я одинока. Может быть то, кем я стала сейчас, определилось ещё тогда, а может быть тогда для меня закрылась какая-то дверь. Да, наверняка закрылась. Тогда в моем сердце отрафировалась любовь. Наверное, она погибла от холода, проникающего через кожу.

Сейчас перечитываю письмо и понимаю, какое оно на самом деле страшное, но не могу себе позволить его просто так удалить. Вырвала, значит нужно отпустить.

С ноющей болью, которая скоро пройдет.
Саша.

2

Последние 68 лет Дарья Петровна просыпалась от звонка будильника. Даже когда вышла на пенсию, не смогла отказаться от этой привычки. Она просто не могла себе представить, что теперь не нужно никуда спешить. Мысль, что она теперь никому не нужна, тоже слабо уживалась в её сознании. До вчерашнего дня.
И всё равно сегодня она проснулась в семь часов. По привычке. Не стала сразу вставать, смотрела на деревья за окном. Прохладный ветерок раскачивал листики. Какие же они, наверное, приятные на ощупь. Холодные, ещё немножко липкие. Дарье Петровне захотелось к ним прикоснуться, но это было невозможно, и она пошла на кухню ставить чай.
Заправив постель в единственной комнате, она вышла на балкон и посмотрела на двор. Лисья отсюда казались ближе. Во дворе никого не было и желтые полоски солнца на земле лежали торжественно и неподвижно. Как покрывала на бархатных креслах в театре.
Старушка вернулась в комнату. Посмотрела на корешки книг, подравняла их. Чайник уже закипел. Дарья Петровна попила чая и стала складывать книги в пакеты для мусора. Наполненные пакеты она выносила на лестничную площадку, чтоб соседи разобрали.
Потом она приняла ванную, помыла голову, причесала мокрые волосы и стала собираться в больницу.
Я хочу осуществить своё конституционное право, - сказа она на регистратуре.
Медсестра посмотрела на неё поверх очков. Слегка прищурилась и не гладя достала из-под стола бланк.
Заполняйте и в сорок шестой кабинет.
Ой, я без очков, я ничего здесь не вижу, - посмотрела старушка на бланк.
В сорок шестом вам помогут, - совсем без раздражения ответила медсестра.
В сорок шестом было два стола. У окна сидел доктор, а справа от входа медсестра.
Заходите. Лена, помоги женщине заполнить документы.
Леночка под диктовку Дарьи Петровны заполнила бланк, пододвинула его старушке на подпись. После упаковала все документы в конверт и, написав на нем несколько цифр, заклеила.
Проходите к доктору.
Вы внимательно ознакомились с тем, что подписывали?
Да.
Вы осознаете, на что идете?
Да.
Вам нужно будет пройти предварительное обследование. Таков порядок. Следуйте за медсестрой.
Медсестра дала пилюлю. Сказала, что это снотворное, потому что во время рентгена всего тела нельзя шевелиться. Да к тому же если человек будет бодрствовать, то может разволноваться и поднимется давление. Потом пациентку провели в узкую комнату и пристегнули к столу.
Ой, неудобно как!
Потерпите, пожалуйста. Скоро всё пройдет. Ещё раз подумайте? Вы готовы?
Да.
Дарья Петровна попыталась расслабиться, и это у неё получилось. Она закрыла глаза и внимательно слушала, что происходит вокруг. Было слышно только мерное жужжание ламп дневного света и какой-то тонкий писк за стеной. Наверное, это какой-то музыкальный прибор. Наверное кто-то из пациентов музыкант. Странно, что в больнице разрешают репетировать. Наверное, это ребенок и чтоб он успокоился ему разрешили репетировать… за своими мыслями старушка не услышала укола в шею. На чем же он играет?
Последняя слезинка растворилась в морщинках вокруг глаз.

3

Витя сидел на покосившейся лавке. Он был похож то ли на мохнатоголовую гусеницу, то ли полоумную японку в бесконечно многослойном кимоно. Ветер поднимал и ерошил его волосы. Холодный, влажный, сильный осенний ветер. Листья поднимались от земли и, казалось шли на взлет.
А вот ты где, Витя. Мы тебя уже обыскались. Тебе не холодно? – подошел доктор.
Нет. Мне не холодно. Мне страшно.
Почему?
Доктор, а вы не догадываетесь?
Догадываюсь. Но почему ты боишься? Другой на твоем месте радовался бы. Тебе грозила недолгая жизнь прикованного к постели больного. В конце концов тебя бы задушили собственные родственники или отравили бы медсестры. Но сейчас ты здоровый человек. Ты можешь начать новую жизнь. Можешь стать кем угодно. Поступить в университет. А можешь снова вернуться и продолжить военную карьеру. Это как новая жизнь, абсолютно новая.
Доктор, - Витя повернулся, и его лицо наполовину закрылось волосами. – Я за это время прочитал очень много книг. Я за всю свою жизнь столько не читал. И, представляете, я все их помню на изусть. Хотя некоторые я так и не дочитал, потому что ещё на середине догадался, чем всё кончится.
Ну, значит тебе пора самому писать книжки. Знаешь, как говорят, если прочитал 99 детективов, то сотый можешь написать сам. Напиши такой детектив, концовку которого до конца не сможет разгадать никто.
Витя отвернулся:
Издеваетесь? – он сказал это очень тихо, но доктор понял. – Скажите? Что вы мне туда зашили? – Витя вытащил руку с длинными ногтями из-под одеяла и указа на голову, а затем рука так же быстро и элегантно спряталась обратно.
Мы при помощи стволовых клеток восполнили поврежденные участки мозга.
Доктор. Я не идиот. В лучшем случае от стволовых клеток полностью восстанавливается функция мозга, но чтоб его эффективность превосходила предыдущие показатели. Такого быть не может. Я не был дауном, но никогда не мог дословно пересказать прочитанной книги. Вы мне скажите правду?
Вот посмотри сюда. У крысы вот такой маленький мозг, - доктор показал кончик пальца. – И при этом если её запустить в лабиринт, она запомнит его устройство на всю жизнь. Крысе не нужно каждый день проходить лабиринты, но она помнит каждый поворот. А мозг у неё намного меньше человеческого. Кроме этого у крысы огромный ресурс выживания. Нервные клетки у неё восстанавливаются в течении всей жизни, а не как у человека – только до 18 лет. То есть с возрастом крыса становится только умнее. Не встречал ни одной крысы-маразматички. А ещё у крыс общество очень похоже на человеческое. У насекомых зачастую бывает строгая иерархия. У крыс есть лидер-самец. Есть гарем самок и самцы, которые живут при этом гареме, но не спариваются. Это очень эффективный механизм, обеспечивающий выживание популяции. Но если б он существовал замкнуто, то генный материал бы износился от постоянного перекрестного скрещивания. Поэтому иногда в популяцию внедряется новый самец, который убивает лидера и становится лидером сам. Так колония получает новый генный материал и продолжает успешно существовать. Если не находится нового лидера, а старый не сдает позиций, самки идут на сторону и спокойно рожают от чужих самцов. Главный самец всё это понимает, но ничего не может сделать, потому что он так же зависит от самок, как они от него.
А какое я имею к этому отношение?
Если бы мы тебе восстановили мозг при помощи одних только стволовых клеток, то, в этом ты прав, он стал бы, в лучшем случае, прежним. И тогда я решился модифицировать их, используя гены крысы. Была куча проблем – не буду в них вдаваться, но после нескольких опытов удалось совместить выносливость крысиной клетки эффективность человеческой. Понимаешь, у людей в течение жизни количество серых клеток уменьшается. У тебя оно остается стабильным. То, что ты помнишь книги – это хорошо, но включатся механизмы забывания и ты начнешь кое-что забывать. Просто книжная жизнь намного проще реальной. Как только ты выйдешь из больницы и станешь жить среди людей, эта разница будет не так ощутима. Но и до конца она тоже не исчезнет.
Спасибо.
Пошли в корпус, тут становится холодно.
Я ещё немножко посижу, подумаю. Не волнуйтесь. Крыс-самоубийц тоже не существует.

4

Возвращались к станции метро на Невском.
А ты в Казанском была? – спросил Лешка.
Неа.
Давай зайдем.
Ой… не люблю я все это.
Что?
Не люблю когда гербы с крестами рядом несут. Когда на входе в храм продают косынки, себестоимость которых три копейки, за 4 рубля. Не люблю, когда за вход на службу платить приходится.
Но сегодня вход вроде бесплатный.
И значит мы должны все бросить и бежать в церковь. Это вроде распродажи. Мне Неонила рассказывала, что хочет открыть религиозный супермаркет.
Это как?
Такой огромный ангар, в котором отдел христианства со стеллажами «католицизм», «православие», «протестантизм» и «англиканство». Но англиканство это для стиляг. То же самое с мусульманами. Отдел оккультных религий и т.д. и т.п.
Да ну, глупости это все. Не может так быть.
От чего же. Есть же уже отделы фен-шуй. Там продаются все эти мелкие божки, которых нужно по углам расставить, чтоб богатство в доме было. Так вот нужно тебе мир в семье – идешь и иконку покупаешь. Я даже вижу набор икон для красного угла, перемотанных скотчем с надписью «Акция». Ну не красота ли. Это только кажется, что быть такого не может. Все может.
Чего ты так? Людям же надо во что-то верить. Человек без веры умирает.
Да все я понимаю. Знаешь… люди все-таки глупее стали. Может быть, средний уровень стал выше, но я не понимаю, почему раньше монастыри были огромны, как целые города? Почему люди приходили туда, чтоб вести аскетичный образ жизни и не разочаровывались. Почему снисходило на некоторых просвещение и они, не требуя денег, шли в народ нести истину. Куда сейчас они делись…
Мож ты просто не с теми людьми общаешься?
А с какими надо?
В собор, насколько я понимаю, не пойдем.
Да че там. Давай фейканем. Мне понравилось, что у нас, в Москве, теперь уже во всех храмах освещение электрическое. И лампадки все электрические, а ладан они на электропечку кладут, чтоб запах был церковный.
А свечи, которые прихожане ставят?
Парафин с ароматизатором и красителем. И фитиль серный. Чтоб свеча быстрее прогорала.
А что, подсвечников не хватает?
Да. Наплыв народу. Снова модно стало. Снова в церковь пошли. Так я о свечах не договорила. От них серой пахнет. Ты считаешь нормальным, что в церкви пахнет серой?
Ну и что…
Серой пахнет ад. В библии так написано. Ты библию читал?
Нет. Но я крещеный.
А детей своих крестить будешь.
Да. Конечно.
А в храм божий часто ходишь?
Ладно. Поехали домой. Не нравишься мне ты такая.
Хорошо. Не буду больше. А ты диджея Стигмата слышал?
Что это за ужас?
Он использует колокола в своих треках и себе вены прямо за пультом вскрывает.
И пользуется популярностью?
У маргиналов, наверное, да. но это одноразовый проект. Появился, светанулся в ключевых местах, бабла срезал. С музыкальной точи зрения очень средненький. Можно было лучше.
Не знаю. Не слышал. Не жалею об этом.

5

В редакции.
Блятскую мы напечатаем, но сама понимаешь, что не фонтан. Главное ее личность, а ты должна писать так, чтоб и твоя личность была. Причем личность не хуже Блятской. Чтоб когда ты начнешь писать о неудачниках, читать бы стали ради тебя. Ты сейчас так не можешь. Сможешь ли – не знаю. Я в тебе не вижу того огня, который должен быть.
Понимаю…
Так, не опускаем руки. Ты ж сама мне гнала про трудности. Вот давай теперь, оправдывай слова.
Дадите мне еще какое-нибудь задание.
Какое-нибудь не дам. Если задание какое-нибудь, то абы-шо получается. Правильно я мысль уловил? Не молчи, отвечай.
Правильно.
Поедешь с нами на охоту.
Хорошо.
А тебе не интересно с кем, когда, что за охота?
Да. Мы - это кто?
Сегодня в шесть от Дворцовой набережной отходит паром. Будь в полной боевой готовности.
В полдевятого на набережной.
Ну и вырядилась ты.
Вы же сказали, что в шесть.
Я перепутал. Думал в 18, а не в 8. Это значит, что в нете ты не была и никаких справок о мероприятии не наводила.
Гм…
Ага. Давай, поднимайся на борт.
На борту были столы с натертыми до блеска стеклянными бокалами. Пустые столы намекали на то, что сейчас должны появиться закуски.
А что это за охота?
Да обычная охота. Утки, лоси, зайцы.
А где?
Мы сейчас вверх по течению пойдем. Там заповедник на берегу Ладожского озера.
А что, в заповеднике можно охотиться.
Его ж все равно скоро затопит. А когда недолго осталось – можно все.
А животных спасать никто не будет?
А как?
Перевезти в другое место.
Ага. Вот перевезем мы, к примеру, лосей, в другой лес, где олени жили. Лоси начнут вытеснять оленей. Тогда оленей мы перевезем в Китай. Там они пожрет весь бамбук и панды станут дохнуть с голоду. Тогда мы перевезем панд… в Австралию и они вытеснят коал. А из коал мы сделаем мягкие игрушки. Отличный план. Официант, принесите девушке какой-нибудь дешевой выпивки.
Водки?
Можно водки.
Спасибо, не надо. Я на работе.
Тусуйся.
На пароме стали появляться люди. Они не были похожи на охотников. Дамы были в коктейльных платьях и меховых горжетках. От меха им было жарко и на груди выступали мелкие капельки пота. Но дамы храбрились, поправляли меха и продолжали цедить шампанское, покрываясь красными пятнами. Играла какая-то музыка. На столы выносили закуски, бокалы наполняли напитки и когда первые захмелевшие стали проходить к корме, чтоб побыть в тишине, отчалили.
Проходя под мостом, паром повышал голос и позвякивал бокалами. Закончился исторический центр, потом пошли спальные кварталы, переходящие в лес. За городом паром набрал приличную скорость и незаметно вышел к озеру, крадясь вдоль берега.
Возле ничем не примечательного участка леса он остановился.
На палубе повисла тишина. Музыка затихла. Люди в камуфляже выносили на палубу пластиковые кейсы и ставили их на очищенные от еды столы. В кейсах было оружие. Разнообразное: снайперские винтовки, калаши, пулеметы, пистолеты. Все с лазерными прицелами.
А это все законно? – нашла Сашка в толпе редактора.
Это тебя должно интересовать в последнюю очередь. Наблюдай за людьми.
Мужчины и некоторые дамы, лишенные в этот вечер горжеток, стали выбирать. Некоторые даже спорили, но постоянно возникающие откуда ни возьмись администраторы, сверившись с неким табелем о рангах, быстро эти споры решали.
Судя по тому, что камуфляжникам приходилось объяснять, как упирать приклад и снимать с предохранителя, некоторые из присутствующих оружие в руках держали в первый раз. Саша поделилась этим наблюдением с редактором.
Я думаю, что все у них получится, - ответил он.
Народ на палубе оживился. Все тот же возникающий из-под земли администратор, трогая за локти, проводил к установленным на ограждении вилкам. Из лесу показался громадный зверь. Медленно он приближался к воде, поминутно вскидывая голову. Прозвучал выстрел. Зверь продолжал идти. Второй выстрел «Попал, попал! Еще давай! В голову давай!». «Да в голову хрен попадешь – он трусит». Еще выстрел. Еще один. Зверь падет.
На палубе радостные крики. Звон бокалов. Стрелявшего похлопывают по плечам и отводят от барьера вглубь палубы.
Сашка не поняла, что происходит. Начальника в толпе нет. Она находит его на корме. Тот пьет коньяк.
А что здесь происходит?
В смысле?
Ну почему после первого попадания лось не упал. Или не взбесился.
Ты когда-нибудь пробовала экстази, - улыбнулся редактор. – А он пробовал. – но глаза его оставались лишенными эмоций. – Когда осталось недолго, можно все.
Сашка молча уставилась на перила, потом на воду, потом на лес. Труп так и лежал на берегу.
Палуба снова оживилась. Из лесу показался еще один лось. Мельче прежнего. Наверное, это была самка лося. Как правильно называется самка лося? Лосица? Нет… должно же быть какое-то другое название.
Выстрел. Очередь. Зверь падет, палуба начинает шуметь, но вот на берегу снова видно шевеление. Еще одно животное. И еще одно – целая лосиная семья идет к воде.
Выстрелы звучат с интервалом в несколько секунд. А животные все идут, переступая через мертвых своих собратьев. Один доходит до воды и начинает пить, но, подстреленный, падает в воду. В сумерках не видно, но Сашкино воображение рисует кровавую пленку, расползающуюся по мутной прибрежной воде. Пауза секунд в 20, а затем крики и звон бокалов. Сашка не может оторвать взгляда от берега, но делает шаги назад, чтоб укрыться от этого кошмара за рубкой. В результате натыкается на блюющих дамочек. Их волосы прилипают к плечам, спадают вниз и пачкаются в шампанской блевотине.
Сашка смотрит на редактора. За все это время он ни сделал ни одного глотка, не смотрел в сторону берега. Он видел тонкую серую полоску горизонта, практически незаметную между серым небом и серой водой.
Сашка забирается в рубку.
Мадам, здесь находится нельзя…
Сашка теряет сознание…

Очнулась она на заднем сиденье редакторского джипа. Больше в машине никого не было. Сашка поднялась и огляделась. Она была в Лешкином дворе. Редактор сидел на скамейке под подъездом.
Она открыла дверцу и вышла из машины. Ноги ее подкосились, но она удержалась. Он посмотрел на нее. Она пошатываясь молча прошла мимо лавки и зашла в подъезд.
Они потом фотографировались с трофеями. Фотографии у нас есть. Можешь на это рассчитывать в своем материале.

6

Лешке снился сон, как будто они с Сашкой приехали отдыхать куда-то на море. То ли в Сочи, то ли куда-то в Крым в какую-то ещё советскую, но перестроенную гостиницу.
Перестройка гостиницы осуществлялась как-то странно. В рекламном проспекте были красивые номера, но фойе, кажется, а последние 20 лет не поменялось ни капельки. В этом было какое-то очарование. То, чего сейчас нет. В неработающем лифте очарования было намного меньше, но спасло то, что номер был на втором этаже. 22 значилось на зеленом пластмассовом брелке.
Туристы с вещами поднимаются на второй этаж и видят между 21 и 23 номерами доску объявлений с зеленой, как брелок, табличкой – 22.
«Тут, тут, тяните за ручку!» – подсказывает кто-то, проходя по коридору.
Лешка открывает дверь и видит комнату. Беленые стены, три разнокалиберные кровати, покрытые не первой свежести одеялами. Да к тому же справа от входа коридорчик, ведущий в комнату охраны. У них отдельный вход, а коридорчик замуровывать не стали, перегородив его тумбочкой и поставив на тумбочку какую-то картонку. Наверное, когда-то на картонке было зеркало, но сейчас его уже нет.
Охранники, сидящий в той комнате не обращают внимания на новых соседей и продолжают общаться о чем-то своем.
Сашка с огромными удивленными глазами входит в комнату и идет к самой дальней кровати. Она же самая высокая и самая большая. А Лешка почему-то думает о том, как ночью охранники отодвинут тумбочку и по очереди оттрахают его и девушку. От этой мысли у него появляется эрекция. Он подходит к Сашки и целует её в шею сзади. Не давая ей повернуться он валит её на диван и начинает стягивать с неё трусики. Она помогает ему и подставляет свою грудь для поцелуев.
Он спускается ниже и находит на её лобке кусочек пицы. Не самой свежей, но ещё вполне пригодной к употреблению с расплавленным сыром и покрасневшей от соуса ветчиной. Он слизывает пицу и поражается тому, какой у него огромный язык – за один раз целый треугольник пицы!
Сашка в это время достает какие-то презервативы в странной упаковке, пытается натянуть их на лешкин член, но нихрена не получается. Она бросает эту затею, переворачивается на кровати и придвигает к лешкиному эрегированному члену свою вагину. Лешка отмечает, что член у него не такой большой, как язык и появившиеся внезапно охранники могли бы здорово помочь.
Не он входит в неё, а она как бы надевается на его затвердевший член и начинает двигаться. Лёшка отмечает при этом, что ничего не чувствует.

Проснувшись, он обнаружил, что ее еще нет. Четыре часа. Он вышел на балкон. Спать не хотелось и он, заварив чаю, стал дожидаться рассвета. Внизу хлопнула дверца машины. Он перегнулся через поручень и увидел выходящую из машины Сашку. Одежда ее была измята.
Через несколько минут Сашка вошла в квартиру.
Что такое? Ты где была?
Сашка не отвечала.
Что такое? Не молчи.
Я не хочу говорить.
Лешка молча развернулся и пошел в комнату. Там он собрал свои вещи и выставил сумки в прихожую. С последней надеждой зашел к Сашке на кухню, но та сидела на подоконнике и смотрела на горизонт. Когда он вошел, она даже не повернулась.
Саш…
Она не отреагировала.
Он ушел.

7

Привет, Лёх, как у тебя дела?
Да нормально.
А че там твоя подруга, которую ты ко мне поселить собирался, она едет?
Да уже приехали.
Так когда она меня будет. Там куча других дел намечается. Меня проблемно будет дома застать…
Сережа нагло врал, ему жутко не хотелось, что у него дома кто-то тусил, тем более, что всю следующую неделю он собирался уходить глубже в себя или, попросту говоря, провтыкать.
Да уже не нужно. Извини за беспокойство.
А что тебя голос такой плохой-плохой?
Да так, по личному.
К стати о личном, когда мы с тобой стусим пивка попить.
Не, пивка не хочу. Давай водки.
Не, ты ж наешь, у меня с водкой проблемы. Давай по коньячку.
Да коньяк та же водка только…
Слушай, я тебе с мобильного звоню. Давай встретимся и тогда уже нажремся тем, что рядом будет.
Люблю я тебя за такие слова.
Мне девочки нравятся. Не надо меня любить, лучше оплати мои счета. Давай, подъезжай ко мне.
Еду.

Встретились на лавке под подъездом. Пошли в магазин. Купили по чекушке коньяка и водки и две бутылки вина. Потом пошли к Сереге домой, посмотрели фотографии на ноуте: вот это мы на пейнтбол ездили, это в Москве, это в Новгороде, это на Ладожском озере охота была, а вот это я с… и т.д. и т.п., убились и заснули в обнимку, бормоча что-то про жизнь.
Понимаешь, я ж её любил.
А если любил, так чё ж послал.
Я не посылал, я культурно. А потом извинился.
Первое слово дороже второго… хотя если б она тебя любила, простила б…
Вот и я…
А если б не любила, то не приехала б…
Не… тоже… я пьяный…
Ты пьяный… спи… проснемся завтра от перегара…
Оба заржали, а успокоившись, заснули.

Проснулись утром от перегара и запаха пота. Неприятное пробуждение. Похмелятся не хотелось, но хотелось продолжения общения. И более оригинального повода, как сходить на свежий воздух за пивом и потом ещё поговорить, не нашлось. Взяли вино. Мерло. Оно избавляет от неприятного послевкусия во рту похмеляющегося. Ну и вообще. Пить утром вино, это как-то по-аристократски. А глядя на бутылку с пивом начинаешь искать повод, что цивилизованным людям для того, чтоб выпить вовсе не нужно.
И куда не плюнь – всё звезды. И звезды эти какие-то заплеванные.
Почему?
Потому что все на всех плевать хотели.
****ец, ты поднялся. Интересная у тебя жизнь такая. А я так прикидываю, что у меня за последние лет 10 изменилось – ничего. Что в школе, что в универе учился, всё одинаково. одно и то же каждый день.
Да ладно, чё ты выпендриваешься. Нормальная у тебя жизнь. Хочется разнообразия – в театр сходи ли на выставку там… всё ж одинаково. Всё приестся. И это тоже. Знаешь в чем херня работы журналиста?
Не…
Все знают, как и о чем тебе надо писать. Когда берешь интервью у какого-то замдиректора жека, он знает, как нужно осветить работу коммунальных служб. А тебе-то от этого чувака только и нужно узнать, как так получилось, что труп шестилетней девочки пролежал полгода в котельной и никто его не обнаружил. И он ещё просит меня принести ему текст, чтоб он проверил. Он проверил. Блин, я этому пять лет учился, чтоб писать, а он со своим техникумом меня проверяет. И ещё просит газетку потом принести. А что мне стоит, у меня куча свободного времени. Я ж ничего не делаю. Вот напишу одну статью в месяц, а потом журнальчики разношу.
А почему ж пошел сюда?
Когда шел, я был уверен, что журналистика это «знакомства с интересными людьми» и «жизнь, богатая событиями». И никакая сволочь мне не объяснила, что на самом деле журналистика это гониво по 10 000 текста в день и ночевки на работе во время сдачи номера. Ну и плюс то, о чем я говорил. И мне так жалко молодых девочек, которые собираются идти на факультет журналистики. Я для одной газеты набирал журналистов. Так смешно было смотреть на этих девочек, которые все поголовно хотят писать о культуре, кино, книгах. Сейчас все выпускники хотят писать именно об этом. Хоть бы кто пришел и сказал: «я хочу писать о проблемах экономики», либо политике. А ведь это в 200 раз сложнее. Раскрыть тему, не переврать фактов и донести идею до читателя. А сделать всё это доступно – единицы таких журналистов. Так если б они хоть о культуре хорошо писали. А то думают, что их сводят в кино, устроят встречу с создателями да ещё и фуршет организуют. А на самом деле сидишь ты целый день за компом, под вечер приходит редактор и говорит, что нужен обзор киноновинок, а у тебя нет времени даже на то, чтоб вечером сериал посмотреть, не говоря уж о пересмотре всех киноновинок, даже если б и была такая возможность. А каково это писать обзор, не видя фильмов. И так везде.
Ну есть же больные этим люди, которые успевают и пишут только о кино.
Есть, но зачастую это вымирающий с голоду вид. Смешно так бывает, когда в нескольких обзорах находишь одну и ту же ошибку. Значит, все драли из одного источника.
А сменить профессию?
Ну, далеко от журналистики я всё равно не уйду. Если годам к 30 не стану нигде редактором, то подамся в рекламный бизнес. Деньги там тоже есть, да и к тому времени я какими-то связями обрасту.
На рекламном рынке тоже трудно.
А где сейчас легко? И не должно быть легко.
Это да…
Ой, мне вино в голову дало. Давай ещё. А то я опять думать начинаю.
А правда, что журналисты – самая пьющая профессия?
Нет. Нам не столько платят, чтоб мы могли себе позволить выпадать из жизни на несколько дней. Хотя есть и у нас такие рас****яи. Да что мы всё про мои гадости. Что у тебя в жизни происходит? Ну кроме этой дуры…
Ничего…
Ну не может же так быть. Ты ж работаешь, на работе с людьми общаешься, какие-то шутки вместе шутите.
Да так, глупости всё и по мелочам. Даже сейчас и не вспомню.
Не напрягай мозги. Это вредно в таком состоянии. У тебя планов на выходные не было никаких?
Да нет, вроде.
Душа требует продолжения праздника. Пошли походим. Просто прогуляемся. Я сейчас быстренько душ приму, зубы почищу. Ты тоже себя в порядок приведи. Там есть щетка зубная. Новая. Возьми. Это я на тот случай ели кто-то из особ женского пола заночует, а у них вредная привычка – чужие щетки юзать. Мне кажется это омерзительным. Думают, раз переспали, то теперь всё, единый организм. А я в таких случаях начинаю задумываться – зачем мне ещё одна голова, если мне и с этой проблем хватает.
Хотя когда-то так оно и было.
Что?
Секс когда-то был пределом. Это сейчас он во что-то среднее превратился, а когда-то дальше него ничего не было…
А, ну да… я тебе и футболку свежую дам.

8

Здравствуй, Саша!
Знаешь, когда у меня на сердце накапливаются камни, я начинаю говорить об этом. Говорить легко, с юмором. Стараюсь сказать так, чтоб это услышали другие и чтоб это их заинтересовало. Нет, ни в коем случае не ныть, не причитать «какая я несчастная», а с улыбкой рассказать о проблеме. Никто не любит нытиков. Никто не любит зануд. Но, в тоже время, патологический интерес вызывает чужая личная жизнь значит нужно рассказать о своей проблеме, как о чужой. Местами подшучивая, местами добавляя свои комментарии, свое отношение к ситуации, а местами возмущаясь и убеждая, что следовало поступить по-другому. И знаешь, на вот этой самой последней стадии понимаешь, что это уже не твоя проблема. Ты этой ошибки уже не повторишь никогда. И сейчас, оказавшись в той же ситуации, ты поступил бы по-другому. А как?
Вот на этот вопрос нужно ответить в первую очередь и начинать действовать.
А что же делать с прошлым? Отпустить! Ты ведь не можешь изменить что-то в прошлом? Так зачем же терзать себя. Если ты уже озвучила проблему и начала бороться, значит, ты прошла этот урок. Бессмысленно тратить время на то, чтоб учиться считать на пальцах, если уже умеешь это делать в уме. И ту ситуацию бессмысленно воскрешать – ты уже выучил этот урок.
Конкретно в данной ситуации. Что ты можешь изменить? Что ты можешь сделать? Только не говори, что ничего. Понятно, что революцию ты не поднимешь, но ты можешь сделать так, чтоб такое больше не повторилось. Ведь, насколько я понимаю, ты не собираешься закрывать грудью диких животных. И правильно, всех не закроешь. Ты ведь считаешь, что проблема в человеке. Что он забыл, зачем появился на этой планете. Так скажи ему! Если сама не знаешь, задай этот вопрос другим людям, чтоб они ответили себе и всему миру. Если не знаешь, у кого спросить, задавай вопрос всем прохожим.
И не бойся, что тебя примут за сумасшедшую. Это они сумасшедшие, раз не могут ответить, зачем они живут.
Мир огромный, изменить его трудно. Но посмотри, сколько раз он менялся. Со счета собьешься! Мир меняется каждый день. По чуть-чуть, но это процесс никогда не останавливается. Это как река. Огромная река. Да, заставить течь ее по своему руслу трудно, но стоит пробить маленькую дырочку в породе и, если это направление правильно, вода прорвется в эту дырочку сначала струйкой, потом разрешительным ревущим водопадом, а после и вовсе сменит русло.
Думаешь так трудно пробить маленькую дырочку, не толще иголки в скале? А ты пробовала?
Твои идеи – твое зубило. Если гора не поддается, значит идея слабенькая. Блестящие идеи похожи на алмазы, а тверже их в природе ничего нет. Кроме человека, эти алмазы огранившего и превратившего их в бриллианты.
Но это уже поэзия. Ты ведь поняла, что я хотела тебе сказать.

А сама-то ты пробила скалу?
А как же: я воспитала сына. Достойного мужчину, заботящгося о своей семье и не забывающего свою мать. Я считаю, что для этого мира – это немало.

9

Вода в ванной была нежно-розового цвета, и казалось, этот же цвет принимала одежда, что была на нем. Я залез в воду. Она уже остыла и моментально мне стало холодно. Я повернул его голову к себе, чтоб он посмотрел мне в глаза, но он смотрел как будто сквозь меня.
Что ты делаешь? Ответь мне!
Он не реагировал. Я бил его по щекам повторял свой вопрос, но он не отвечал.
Его запястья были покрыты размокшей разорванной кожей и напоминали свежеразделанную рыбу. Кровь уже перестала и от этого стало легче.
Вот и хорошо! – попытался и обнять его и поднять, но вода тянула нас обоих обратно. Только сейчас я почувствовал тот самый запах крови. Нет, он не был ужасным. Это не самый противный из естественных запахов человека. – Давай, помоги мне.
Но его тело, как кукольное, безвольно выворачивало руки и закидывало голову. Ну же, перестань! Давай, соберись. Ты ведь всё равно этого не хочешь. Не хочешь, ведь правда. Если бы хотел, то по-настоящему перерезал бы вены. Ещё не слышал о случаях вскрытия вен одноразовым станком. И не так много крови ты потерял, это все бессилие отсюда, из головы.
О мысли в его взгляде не прибавилось.
Я вылез из ванны. Вода, казалось, бесконечно долго стекала с меня и грозилась затопить всю квартиру и просочится к соседям снизу. Я взял его за ноги и потянул вверх. Как мелочь в фонтан он легко ушел под воду с головой. Не хватало только утопить его. Я наклонился, выдернул пробку и, обняв его, посадил на край ванной. Вода с грохотом уносилась в канализацию. На дне оставался лишь мутный кровавый осадок.
Всё хорошо, всё хорошо. Я тер его лицо полотенцем, потом стянул с него как будто клеем приклеенную рубашку. Вытер его и, взяв под мышки, потянул на кухню.
Включив газ под чайником, я пошел в комнату за чистой одеждой. Долго рылся в его шкафах в поисках чего-нибудь удобного. Когда вернулся на кухню, его уже не было. Он ушел тихо. Молча встал, открыл окно и выпрыгнул.

До самой последней минуты я был уверен, что он не сможет этого сделать.

Я посмотрел в окно. Пахло прелой листвой и пепельницей с соседского подъезда. Солнце садилось на противоположной стороне дома, а отсюда была видна приближающаяся ночь. Кое-где листья на деревьях уже пожелтели и чем-то напоминали орхидеи. Другие листья от лучей закатного солнца окрашивались в ярко-оранжевый свет.
На улице играли дети, в како-то квартире играла музыка и отдельные нотки разносились по двору.
Я подумал, что это замечательная смерть. Просто выйти в этот прекрасный мир, где жизнь не прекращается ни на мгновенье. И приземлится на отцветающие чернобрывцы и какие-то розовые ромашки. Замечательная и совсем нестрашная смерть.



четвертая часть http://proza.ru/2007/02/06-159