Мы рождены глубиной

 

…И, как будто читая,
Мысль мою по слогам.
Лодка плавно всплывает,
Подражая богам.

«…Восемьдесят девятый год. Ноябрь. Наш экипаж под водой двадцатые сутки. Знакомый привкус консервы во рту и слабая горечь воды кипятильника, и повсюду вкусный запах йода, провентировались. Вышли на перископную глубину, определились. Вокруг – синее-синее, глубокое, властное море. Неуловимые круги тишины плывут по перешептывающимся волнам. А воздух… такой чистый, солоноватый, морской, а главное – настоящий. Словно он струился с необъятного неба. Никак не можем надышаться. Подлодка, словно могучий неподъемный остров расползлась по пучине воды, разорвав ее в клочья. Посмотрели вниз - вгляделись в непроглядную темную пропасть. Нас на борту сто сорок человек. Но каждый здесь одинок. По-своему. На каждом груз ответственности за другого. Подняли голову вверх – спокойно. Ни звука, ни крика чаек, только тяжелое дыхание моряков. Седой коренастый старпом с узкими серебряными бакенбардами отдает команду:
- По местам, стоять, к погружению!
Осталось немного… каких-то шестьдесят восемь суток. Опять противный гул, клацанье механизмов, разговоры… За двадцать дней прочел все наши библиотечные книги. «Обрыв» начал по второму разу. Просмотрел мультфильмы. Сегодня спал… пятнадцать минут. Обслуживал материальную часть, как и всегда. Болело сердце. Море вчера бушевало, как подвыпивший подводник. А сейчас – такая страшная почившая тишина. Я бы не прочь продуть все цистерны и на сырой рубке вобрать эту спящую тишину полной грудью. Во все легкие. Прислушался. Винты гудят. Стихия. Так устал, что не чувствую ног, и голова абсолютна пуста. На севере не бывает лета. Только зима, что отнимает все силы.
Я словно родился в море и, наверно, умру в нем. Северный флот – мой прелый холодный дом, где шалят ветра, где так часто остаются обманутыми подводники. Родина. Судьба. Верность.
Оглянулся. Молодой мальчик взгрустнул. Он совсем недавно служит. Не привык. Не познал. У него дома больная мать.
- А тут всегда так? – посмотрел на меня этот парнишка янтарными слезными глазами.
- Как?
- Трудно…
- Влад Александрович, за работу, в седьмой отсек, не рассиживаемся! – приказал ему старший мичман Фратков.
Парень еще раз взглянул на меня… я никогда не забуду этот удрученный беспомощный покорный взгляд. И ушел. Пять лет назад я тоже был таким – юным и боязливым. Почему-то хочется плакать. Опять защемило сердце. Невозможно дышать. Снова стало жарко, и йод чувствуется даже на языке. Я ведь не один. У меня жена. В Гаджиево подрастает дочь. В декабре ей исполнится два года.
Море… Я прошел этот путь, не измеряя расстояние милями. Значит пройду дважды, трижды… Сколько понадобится. Потому что я подводник.

… Две тысячи первый год. Декабрь. Часть сократили, меня уволили в запас. Здоровье оставил в море. Село зрение. Заработал хроническое недомогание и аритмию. Флот… кто воздаст мне то, чем я пожертвовал? Позади двадцать один календарный год и 11 автономок. Я - ветеран вооруженных сил. А впереди? Жизнь в военном гарнизоне до конца дней. Не заслужил же. Федеральный закон «О статусе военнослужащих» говорит, что государство обязано дать квартиру. Обещания? Слова? Или, правда? Молодые подводники, которые отслужили не более десяти лет, один за другим, как птицы, покидает северные гнезда, и летят в среднюю полосу. В свои новые полученные квартиры. Таков новый корректив закона. Квартирами обеспечивают только увольняемых. А как же мы – уволенные? Они уезжают. А я неутомимо жду. Уже долго. Шестой год. Мои старые родители остались одни на юге. Я не могу поехать к ним, потому что, если я оставлю Север, меня выкинут из очереди на жилье. Кому я нужен и такие, как я? Из нас выжили все соки, а теперь безответно и беспощадно выкинули за борт… жизни. Нас таких пятьдесят человек, всего лишь пятьдесят. Что убудет-то от государства? Я стою четыреста семьдесят восьмым в очереди. В год дают по пятнадцать квартир. Выходит, своей квартиры я дождусь через лет так шестьдесят. Но это же абсурд!
Синее-синее, глубокое, властное море… Магомед Гаджиев говорил, что в море перед смертью все равны, но ведь перед справедливостью тоже».

Из рассказов одного из уволенных в запас подводника