Говорящий со смертью

Мари проснулась на смятой постели и быстро смахнула набежавшие слезы. Почему после каждой близости с мужем ей хотелось плакать?..
Он не был груб с ней, о нет! Но все-равно каждая связь была сравнима с надругательством. Он будто вторгался не только в ее тело, но и саму душу. Странно, ей было больно не только в первый, но каждый раз, когда он брал ее…
Она огляделась. Мужа, конечно, рядом не оказалось. Но когда бывало иначе? Тем более что уже начинало светать.
Мари встала и, накинув халат, спустилась на кухню. Она знала, что сегодня уже не уснет, а так хоть успокоится, выпив чаю с ромашкой.
Служанка еще не пришла, поэтому Мари сама стала хозяйничать: развела огонь и поставила чайник. Полному и тяжелому, ему потребуется достаточно много времени, чтобы закипеть, а у нее пока есть о чем поразмыслить.
Мари подошла к окну. Вдали горели огни старой часовни…
Он сейчас был там. Последние несколько недель он и его рабочие почти жили в этих выщербленных каменных стенах. Она вовсе перестала видеть мужа дома.
Они были женаты уже почти два года, а она так толком и не знала ничего об увлечениях супруга, его помыслах. Они вообще почти не говорили – до того он был скрытен. Может, сказывалась разница в возрасте, может – характер супруга.
В дверь постучали.
Разумеется, это пришла Аннет, ее единственная подруга и жена помощника ее мужа. А кто ж еще мог явиться ни свет, ни заря?
Аннет вообще напоминала яркий, живой огонек. Только рядом с ней Мари вдруг находила в себе силы улыбаться и шутить.
– Мой муженек ушел, я подумала, что и твой – тоже, – улыбнулась она, скидывая плащ. С него полетели легкие брызги – на улице шел дождь. – Ну что за мужчины у нас – все со своими камнями возятся. Я ведь тебя не разбудила?
– Нет, что ты! – поспешно ответила Мари.
Они прошли на кухню, Мари разлила чай по чашкам.
– О, с ромашкой – обожаю, – улыбнулась Аннет, вдыхая мягкий аромат.
– А ты не знаешь, что они там нашли? – спросила Мари.
– Твой благоверный тебе что же, не рассказал? Жак только и гудит об этом целыми днями! Когда они меняли пол в часовне, наткнулись на старый склеп, еще времен иезуитов. А потом оказалось, что там целые галереи под землей и повсюду покойники в нишах. Настоящий город мертвых!
– И они сидят там целыми днями?!
Аннет слегка удивленно посмотрела на нее.
– Нет. Жак – нет. А Робер?..
– Он все время там. Не знаю почему, зачем. Жак об этом что-нибудь говорил?
Аннет печально покачала головой, но тут же взор ее вспыхнул.
– А пойдем к ним! Прямо сейчас. Они оба там, я точно знаю.
– Нет, что ты! Робер будет в ярости.
– Да с чего? К другим жены чуть ли не каждый день наведываются. Пошли!
Она почти что силой вытащила Мари из-за стола, в прихожей накинула ей на плечи плащ, одела свой и они вдвоем выбежали под дождь.

В часовне было темно. Лишь на алтаре горела свеча, выхватывая своим ореолом из тьмы небольшой кусок беспорядка, царящего здесь. Обломки отделки, доски, банки с краской и прочее – создавалось впечатление, что старую часовню не восстанавливали, а перестраивали заново.
Сейчас здесь было тихо, если не считать шума дождя снаружи.
На ступенях алтаря сидел человек, держа на коленях чертежный альбом.
– Жак! – кокетливо позвала Аннет мужа.
Тот поднял на нее взор.
– О, милая! Я разбудил тебя, уходя?
– Нет. А ты что, тут один? Чем занят?
– Рабочие скоро придут, они раньше половины седьмого не являются. Робер сейчас внизу, в галереях. А я тут пытался его чертеж скопировать. А почему вы здесь? Что-то стряслось?
– Просто решили проведать вас.
– Как сегодня душевный настрой у моего супруга? – спросила Мари.
– Сегодня – весьма неплохой, – заверил ее Жак. – Вас проводить к нему?
– Благодарю. Думаю, смогу сама его найти. У вас ведь там не Кносский лабиринт?
– Вчера не было ничего подобного, – улыбнулся Жак и подвел Мари ко входу в подземелье.
Он находился в одном из восточных нефов. Он был достаточно широк, из него веяло холодом и запахом тлена. Мари замерла на мгновенье на его краю. Жак насторожился.
– Может не пойдете?
Мари, не ответив, стала спускаться по деревянной лестнице.
– Идите до самого конца, а затем – направо, – сказал мужчина, передавая ей фонарь.
Убедившись, что Мари идет в верную сторону, он вернулся к жене.

Мари осторожно ступала по истертым, выщербленным плитам пола. Звуки шагов, вопреки ее ожиданиям, не отдавались эхом, а тонули в стенах и нишах с останками людей. Тишина и пустота, царящие здесь долгие годы, будто пожирали все, что бы сюда ни попадало: и звуки, и плоть.
Дойдя до галереи, Мари хотела, как и сказал Жак, свернуть направо, но тут ей стало страшно. Не тревожно, а именно – страшно. Легко Аннет говорить – с ее-то мужем, который сам ее временами побаивается. Но Робер… Она даже не осмеливалась предположить, как он отреагирует на ее появление.
– А! – вскричала Мари, вздрагивая всем телом.
Робер сам появился из-за поворота, совершенно неожиданно и бесшумно. Он был еще молод, он был красив. Но красота его будто бы не принадлежала этому миру. Столь же красивыми бывают лишь люди, выточенные из мрамора или – Мари когда-то слышала о таком – те, что некогда были живыми, а после смерти залиты воском.
– Ты напугал меня.
- Что ты здесь делаешь? – сухо спросил он.
– Я пришла к тебе.
– Зачем?
– Если желаешь, я могу уйти.
– Теперь уже все равно. Идем со мной.
Он взял ее за руку и увлек за собой, в следующую галерею. Мари чувствовала, как ее ноги слабеют, но теперь виноват был не страх – таково было ее обычное состояние в присутствии мужа. О, как же она ненавидела себя в эти моменты! Однако таким лишь образом она – хотя бы на шаг – становилась ближе к мужу.
Новая галерея вывела их в круглую залу, метров 10 в диаметре. Она по уровню располагалась чуть ниже галерей, поэтому пришлось спуститься по крутой лестнице. Венчал залу сложенный из камня купол. Здесь, наконец, появилось эхо.
В центре залы, среди пыли, хлама и выпавших из ниш костей, лежали три длинных балки. Одна из них была теперь расчищена от векового слоя пыли и на ней горел большой фонарь. И начинало казаться, что это – алтарь в потайном храме смерти.
– Что ты делаешь здесь столько времени один?
– Я, – произнес он, садясь на балку рядом фонарем, – говорю со смертью.
– Как? – уже запоздало Мари поняла, что хотела спросить: «Зачем?»
– Тебе все-равно не понять. Живые меня не понимают.
– Но почему? Может, если бы ты попробовал рассказать…
В ответ на это Робер лишь расхохотался.
Мари почувствовала, как ее пробирает дрожь. Будь она здесь одна, без мужа, и то ей не стало бы так жутко. Зря она вообще сюда пришла.
– Прости. Я, наверное, лучше пойду – не буду тебе мешать.
– Нет, стой, – вдруг приказал ей муж. Он обхватил ее за талию и притянул к себе. – Останься здесь. Ложись.
– Что?
– Ложись.
– Куда?
– Сюда. На пол.
Не дожидаясь, пока жена выполнит его повеление, Робер начал расстегивать ее платье.
– Мне холодно, – прошептала Мари, когда он повалил ее на каменный пол. Но Робер будто бы вовсе не расслышал, он уже почти рвал на ней одежду.
Последующий час показался Мари невыносимым. Она старалась не открывать глаз, а если вдруг не выдерживала, взгляд ее непременно падал на какой-нибудь труп и ей начинало казаться, что мертвецы смотрят на них…

По дороге домой, Мари взяла Аннет под руку. Но та, насчитав штук семь тяжелых вздохов, остановилась.
– Что случилось? – спросила она. – Я, право, жалею, что потащила тебя туда. Что Робер сказал? Что сделал?
– Ничего, – ответила Мари. – Все в порядке, честно. Просто я не выспалась – только и всего.
И даже сумела улыбнуться.

Аннет довела подругу до дома и даже уложила в кровать. После этого она ушла, не зная, что Мари вновь горько рыдает в подушку…

***
Его нашли поздним вечером, почти ночью. Фонарь уже погас и он лежал в полной темноте, в центре залы, в которой проводил последние месяцы все свое мнение. И вот что странно: когда его верный помощник Жак склонился над телом со свечой в руке, странный сквозняк пронесся по подземелью, всколыхнув волосы покойника и загасив слабый огонек…

Мари не могла поверить в случившееся. Как? Почему? Ведь только вчера все было как обычно.
Да еще и Аннет с Жаком, как назло уехала к своей матери – старушке не здоровилось в последние недели.
Здесь, рядом никого не осталось.
Правда, был ведь ее ребенок. Он в утробе чувствовал ее тревогу.
Шел уже седьмой месяц, малыш давно начал шевелиться, но в последние несколько дней просто-таки извелся, словно желал вырваться наружу.
Мари сама почти не спала. По ночам ей чудился голос мужа, его шаги на лестнице. Он словно звал ее с собой, не отпуская даже после смерти.
Довершением ее страхов стал жуткий сон, пригрезившийся ей ненастной октябрьской ночью. Ей казалось, что она снова идет по подземным галереям ,к тому месту, где был найден труп ее мужа и где был зачат их сын.
Робер снова был там, он сидел, низко склонив голову и лица его не было видно. Мари подошла к нему близко-близко и он схватил ее за руку. Его пальцы были холодны, как лед. Кости начали греметь в своих нишах, а мертвый муж сказал ей:
– Ты умрешь. Я приду за тобой – сегодня. Приготовься.

Мари вскочила, вся дрожа, с бешено колотящимся сердцем. Она собралась встать, зажечь свечу, помолиться, но тут увидела, что у нее отошли воды.

Пришедшая утром служанка обнаружила в спальне кошмарную картину.
Несчастная молодая хозяйка лежала мертвая посреди собственной спальни. Видимо, она пыталась выйти, чтобы позвать на помощь, но сил не хватило. Бедняжка Мари всегда была слабой и болезненной, а тут еще и потеряла много крови: вся ее ночная сорочка была покрыта кровавыми пятнами, как и смятая простыня, на которой лежал трупик рожденного ею ребенка…





***
Это было старое, тихое кладбище, о котором так любят писать в романах и элегиях и рассказывать в страшных историях.
Этой осенью на его краю появились две новые могилы. Когда появилась первая, на нее некоторое время приходила молодая женщина, а теперь и она сама осталась здесь навечно. Вот, уже к ней на могилу ее подруга принесла колючую ветку с куста белых роз. Это были, наверное, последние цветы, которые остались в этой местности, не осыпались, предчувствуя холод, а словно ждали для себя такого конца…






01.02.2007.