Бег Совы

 
 Рассказ


 - Если бы меня спросили, к чему более всего склонно человечество, то я ответил бы – к разделению, да-с, к размежеванию.
 Мой собеседник, доктор Карл Карлович Соловей, по всей видимости, с юности лелеял в себе книжный образ чеховского земского врача и любил в разговоре употреблять слова и выражения несовременные, вроде «да-с», «нет-с», «сударь», «поелику», «не соблаговолите ли»…
 Внешне Карл Карлович соответствовал своему имени, поскольку был похож на аккуратного немецкого Санта Клауса – с изумленно-веселыми глазами и розовыми склеротическим прожилками на носу и щечках. А его голос обладал одной особенностью: он убеждал. Все, что ни говорил Карл Карлович, выглядело солидно и правдоподобно.
 Кроме того, он был неисправимым философом и каждую, даже незначительную, проблему старался рассматривать с разных сторон, увязывая ее со вселенским ходом событий и придавая бытовому факту историческое значение.
 Например, досадные неудачи российской сборной по хоккею он объяснял изменением коллективного сознания.
 - Индивидуализм крепчает, - говорил он убежденно, - а соборность утрачивается. Отсюда и проигрыши в командных видах спорта.
 Голос у него был низкий, убедительно рокочущий, и не верить ему было невозможно.
 Появление в нашем городе иностранных студентов Карл Карлович связывал с тенденциями нового переселения народов.
 Терроризм – со всемирным потопом и извечным противостоянием горных племен населению равнин.
 Развитие Интернета – с глобальным потеплением, падение курса доллара – с парадом планет, большое количество длинноногих девушек – с успехами гинекологии, а неурожай антоновки на его даче – со смещением земной оси.
 При этом доктор был абсолютно нормальным человеком, в нем не было ничего маниакального, а от идей своих, безупречно выстроенных, он мог легко и отказаться, если видел, что собеседнику они не по душе.
 По специальности Карл Карлович был фониатр, то есть занимался человеческими голосами: лечил фарингиты, трахеиты, несмыкание связок – все, чем страдают чаще всего певцы, актеры, учителя, лекторы и политики.
 Служил он в нашем оперном театре, и виделись мы довольно часто. Нет, с голосом у меня проблем практически не было, хотя и пел много – весь ведущий баритональный репертуар. Но один-два раза в неделю я приходил к нему в кабинет просто «поговорить за жизнь», поскольку с ним можно беседовать обо всем на свете, а к его манере излагать свои мысли от Адама нужно просто привыкнуть.
 
 Во время одной из таких встреч-бесед я и пожаловался Карлу Карловичу на то, что катастрофически не хватает времени: не успеваю, мол, новые книги читать, детей воспитывать, с друзьями встречаться… в кино, наконец, ходить… с женой. Словом, в сутках мне не достает двадцать пятого часа.
 Доктор улыбнулся и пророкотал:
 - Вот я и говорю – человечество неоднородно. Не в том смысле, что на мужской и женский род делится – это-то понятно. Оно вообще состоит из групп, классов, разрядов и так далее. Согласны?
 - Да, пожалуй… Но… какое отношение…
 - Никаких «но». Вначале скажите, голубчик, на какие большие группы, по вашему мнению, можно разделить человечество? Только я попросил бы обойтись без расизма, а также без классовой борьбы и прочих откровений исторического материализма.
 - М-м-м… На умных и дураков?
 - Ну, это слишком условное деление.
 - Почему?
 - Потому что порою умный выглядит глупо, а глупец оказывается прав. Вы разве не замечали, что школьные двоечники очень неплохо устраиваются в жизни? По крайней мере, с деньгами у них, как правило, все в порядке.
 - А ведь верно. Ну, тогда… на везучих и невезучих, на красивых и некрасивых…
 - Оставьте-с, это метафизика. Ладно, не буду вас мучить – отвечу сам. Главным образом, человечество разделяется на две, я бы сказал, генеральных категории – на сов и жаворонков. Доводилось об этом слышать?
 - Да, краем уха.
 - Вот и отлично. В таком случае, вы знаете, что жаворонки просыпаются рано утром и спать ложатся вскоре после программы «Спокойной ночи, малыши». А некоторые даже до ее окончания.
 Совы же, напротив, чувствуют себя хорошо только к вечеру, а утром не могут разлепить глаза раньше десяти часов.
 Жаворонки всегда бодры, оптимистичны, жизнелюбивы, прилежны-с. Они всегда все успевают-с. Правда, они зачастую нетерпимы к совам. Если жаворонок проснулся и запел свою песенку, то бедной сове не до сна-с.
 Собственно, все общество отчего-то настроено против сов. Оно на них просто давит. Большинство серьезных учреждений: банки, почта, министерства – закрываются тогда, когда сова только начинает соображать, что к чему.
 А фольклор? Настоящая дискриминация. Достаточно вспомнить пословицы: «Кто рано встает – тому Бог дает», «Кто до полудня спит, тот богатство не наживет» - и так далее.
 Совы – а вы, конечно же, по хронотипу сова – страдают, но ничего с собой поделать не могут. Дело в том, что в каждой клетке нашего организма работают собственные биологические часики, которые и определяют, когда положено спать, а когда бодрствовать. Совы, как правило, - люди творческие, но… Как я уже сказал, они живут в драматическом несоответствии между законами общества и законами собственного тела. Кстати, а ваша жена по хронотипу кто? Жаворонок или сова?
 - Жаворонок. Когда прихожу домой после спектакля, она уже спит, а когда уходит на работу, сплю я. Так что общаемся мы, можно сказать, во сне.
- Н-да-а…. Надо вам как-то помочь.
 Доктор побарабанил пальцами по столу, взял зачем-то ларингологическое зеркальце, при помощи которого смотрят голосовые связки, подышал на него и протер кусочком марли.
 - А покажите-ка ваше золотое горлышко. Та-а-ак-с! Связочки ровненькие, чистые. Собственно, это я так, по инерции посмотрел. Все же я фониатр, как-никак.
 Он взглянул в окно на пролетавшие мимо театра машины, снова побарабанил по столу и поднял указательный палец:
 - Эврика! Дабы все успевать, надо структурировать время. А поелику это так, вам необходимо сменить хронотип.
 - Вы так считаете?
 - Несомненно. В этом для вас ключ к гармонии.
 - Но как же в таком случае быть с моей работой?. Ведь я, чего доброго, могу в третьем действии уснуть, кто же будет оперу допевать?
 - Все очень просто – вам надо стать голубем.
 - Голубем?
 - Ах, да, я не сказал, что существует еще и промежуточный тип между совой и жаворонком. Это и есть голубь. Он поздно засыпает и рано пробуждается. Продуктивная фаза жизнедеятельности у него гораздо выше, чем у обоих основных хронотипов. К примеру, Александр Македонский, Чингиз-хан и Наполеон Бонапарт были типичными голубями. Наполеон – тот спал, по некоторым данным, всего два часа в сутки.
 - Я бы не сказал, что они были такими уж голубями…
 - Что? Ах, в этом смысле. Полно-с, это вопрос терминологии. Так вот, я предлагаю вам начать новую жизнь. И чем скорее, тем лучше.
 
 План доктора по перестройке моего хронотипа был ясен и, на первый взгляд, вполне выполним.
 «Достаточно некоторого усилия воли, чтобы гармонизировать себя и внешнюю среду», - слова Карла Карловича вселяли в сердце надежду своей научно-обоснованной простотой и намеком на то, что бешеной энергии для достижения счастья не потребуется.
 Я рассказал о предстоящем эксперименте жене и сразу же натолкнулся на женскую практичность, которая, увы, частенько подрезает мужчинам крылья, хотя и вовсе не желает им ничего дурного.
 - Хорошо, - сказала жена, - насколько я поняла, доктор рекомендует тебе вставать несколько раньше обычного и компенсировать недостаток сна утренней пробежкой, так?
 - Так.
 - Прекрасно. – Она смотрела на меня, как на несмышленыша, своими изюмными глазами румяного жаворонка (в нашем детстве, помнится, было такое хлебо-булочное изделие). – И в каком же виде мы будем бегать?
 - То есть, как это в каком? Натурально, в спортивном костюме и кедах.
 - Что? Уж не имеешь ли ты в виду свой старый костюм и кеды столетней давности?
 - Почему бы и нет? Я ведь буду бегать рано утром.
 - Рано, это во сколько?
 - Часов в семь.
 - По-твоему, это рано? Да тысячи людей уже спешат на работу в это время. Тебя просто засмеют.
 - С чего ты взяла? Ну, бежит себе человек и бежит. Бегом, как говорится, от инфаркта.
 - Ага, от инфаркта – к позорному столбу. Ты забыл, милый, о своей профессии. Ты ведь народный артист, кое-кто тебя и узнать может. Здороваются же с тобой в магазине.
 - Они меня за Виталика Бортякова принимают. Ах, как приятно, говорят. Мы вас вчера в «Лебедином озере» наблюдали, вы принца танцевали.
 - Так это комплимент, милый. Не так уж много оперных певцов, которых по внешнему виду можно принять за солиста балета. Но тебя и в самом деле в городе знают. Ну, как ты можешь бегать в таком позорном шматье! Нет, нет. Вначале надо приодеться. А уж потом можно и бегать. Первым делом – костюм. Конечно, фирменный. Та-а-а-к. «Адидас» - избито, его все бандиты носят. «Пума» - как-то женственно звучит. Есть! Тебе нужен «Найк». «Найк», а иначе, Ника – богиня победы. Одевайся, поедем в магазин. Слава Богу, время дефицита кончилось.
 И мы с моей решительной и оптимистичной женой-жаворонком направились в ближайший магазин спортивной одежды.
 Увы, костюма имени блистательной богини победы там не оказалось – на плечиках уныло висели только разноцветные «Адидасы» и женственные «Пумы». В следующем магазине нас тоже ожидало разочарование: «Найки» закончились позавчера, а следующую партию привезут со склада не раньше понедельника.
 Мы поехали в центральный универмаг и – о радость! – еще издали, на подходе к прилавку, увидели шикарный темно-синего цвета костюм – «Найк»! – ловко сидящий на статном манекене.
 Но и здесь нам не повезло: вожделенный костюм оказался синтетическим, а мне – так категорически заявила жена – подходил только натуральный. Причем непременно шерстяной – 100% new wool.
 - А, может быть, и хлопок сойдет? – робко спросил я.
 - Посмотри на улицу. Что ты видишь?
 - Ничего. Дорогу, людей на тротуаре.
 - А то, что снег падает, не видишь?
 - Ну, это так… первый снежок.
 - Тебе, милый, этого снежка будет достаточно, чтобы подхватить ангину. Нет, только чистая шерсть.

 Но шерстяных спортивных костюмов почему-то не было в продаже в целом городе.
 К счастью, балетная группа из нашего театра гастролировала в Норвегии, стране фиордов, троллей и лыжников. Я связался по мобильному телефону со своим приятелем, тем самым, за кого меня принимали в магазинах, и попросил его разыскать дефицит – где угодно, хоть за Полярным кругом.
 … Когда мы вскрыли пакет, привезенный из далекого города Тромсо, жена удовлетворенно выдохнула: «Ах! Какая прелесть!».
 Костюм и впрямь был хорош – кремового цвета с алым тиснением на спине и на рукавах: NIKE.
 - А теперь надо подобрать к нему хорошие кроссовки, - сказала жена. – Лучше всего «Саламандру».
 На следующий день после долгих примерок и пререканий в обувном бутике мы приобрели фирменные кроссовки ЭККО – легкие, удобные и очень дорогие.
 - Ты думаешь, твоя экипировка закончилась? – нежно пропел мой жавороночек.
 - Ну, конечно.
 - О, нет. С этим костюмом нельзя носить простое белье, пусть даже и хорошее. Только ЛАГЕРФЕЛЬД. Ты же должен быть в себе уверен.
 - Я и так в себе уверен. И потом, я не собираюсь раздеваться на улице.
 - А вдруг какая-то поклонница захочет раздеть тебя немедленно, что тогда?
 - Шутить изволите?
 - Конечно. Но в «Лагерфельд» идти придется. Заодно там же и носки купим.

 Я досматривал сладкий сон, когда зазвенел, вернее, загрохотал будильник. В окно с трудом вползал синеватый свет ноябрьского утра.
 Жена уже встала, и я сразу оценил достоинства её раннего пробуждения. Она заботливо довела меня до ванной, чтобы я первым делом привел себя в порядок, – нельзя же бегать по улицам неумытым. Костюм, кроссовки, белье и носки были заботливо разложены на диване – мне оставалось лишь натянуть на себя престижную одежду.
 - Вот это я понимаю, - сказала жена-жаворонок, взглянув на мою экипировку. - Всё по закону цыганского табора: кто раньше встал, тот красивее всех и оделся.
 - Что-нибудь не так? – робко спросил я.
 - Всё так. Постой, милый, дай я тебя причешу слегка, – она заботливо провела щеткой по моим волосам…
 - Ой, а вот об этом я и не подумала! – она всплеснула руками. – У тебя же нет ничего на голову.
 - Да ничего, не так уж холодно. И волосы греют.
 - Не храбрись – твоя грива в данном случае не поможет… На улице всего плюс три, а у тебя через месяц премьера. Одну минуту, - она проворно и легко порхнула в спальню и через несколько секунд выпорхнула.
 - Вот, надевай, – и протянула мне что-то мягкое… малиновое. – Это моя лыжная шапочка. Все-таки лучше, чем ничего.
 - Но это же женская…
 - На ней не написано, а вот кое-что другое – да, - она вывернула шапку наизнанку и показала лейбл. - Видишь? SATILA of Sweden. Самая крутая шведская фирма.
 - Так ведь то внутри, кто оценит-то?
 - Важно самосознание, дорогой. Надевай и не спорь. Так.
 Она посмотрела на меня, словно художник на почти завершенное полотно.
 - А теперь – с Богом. И постарайся вернуться живым.
 Я открыл входную дверь и смело шагнул в неизвестность.

 Нет, вначале все складывалось замечательно – двор был пуст, если не считать пары котов, которые, видимо, ещё с ночи стояли друг против друга в самурайских позах и тихо, ненавидяще выли.
 Я, как и рекомендовал Соловей, сделал несколько разминочных движений – раз-два, вдох-выдох. Коты боковым зрением уловили мои пируэты и моментально отнесли их на свой счет, что дало им благородный повод разбежаться полюбовно, без травм и позора возможного поражения. Они кратко и мощно взвыли напоследок, метнулись в разных направлениях и исчезли, словно остатки прерванного сна.
 Итак, я разогрелся и легкой, очень легкой трусцой выбежал на улицу. Действительно, прохожих было много. Но они спешили по своим делам и пока не обращали на меня, в общем, никакого внимания. Напротив, я с интересом наблюдал за дрейфующими мимо меня людьми.
 Вот соседка из второго подъезда, идет быстро, энергично размахивая одной рукой, а в другой у неё объемистая черная сумка. А я и не догадывался, что она так рано ходит на работу. Собственно, я о ней ничего и не знаю: «здрасте-здрасте» при встрече – и всё.
 Раз-два-три-четыре. Вдох-выдох, вдох-выдох. Кроссовки так волшебно пружинят, кажется, это не спортивная обувь, а сапоги-скороходы. Костюм же этот… нет слов…просто-таки… НАЙК, настолько удобен, что прирастает к коже и я делаюсь его частью.
 Вот две девушки, явно студентки. Наверное, у них сегодня зачёт по какой-нибудь теоретической механике – в противном случае они бы, наверняка, отметили мою дефицитную элегантность. Нет, не отметили. Тем не менее, я подтянул живот и перешел на вторую скорость, пробегая мимо них. Лицо я сделал, по возможности, равнодушным и даже непроницаемым, как и подобает человеку, уставшему от назойливости этих… как их… которые просят расписаться на программках.
 Пролетели несколько машин, обдав меня свежепереработанным бензином. Мне это не понравилось – отчего-то стало тяжелее дышать.
 «Через нос, через нос, ровнее, так», - послышался откуда-то из памяти голос доктора. Впереди по курсу маячил голыми ветвями сквер, куда мои дочери обыкновенно ходят гулять со своей старшей группой детского сада №15. Но для детсадовских прогулок было ещё рано, и я – без страха повстречаться с так волновавшей моё родительское сердце воспитательницей Розой Каримовной – направился туда, за литую чугунную ограду. Здесь воздух был явно чище. Я немножко сбавил темп, чтобы не устать преждевременно. Вот я миновал детскую площадку, где в мокрой после ночного дождя песочнице спали совок и железная формочка для куличиков.
 Раз-два, раз-два, вдох-выдох, вдох-выдох. Бежим с наслаждением, чувствуя, как тело молодеет, раз-два, раз-два, вдох-выдох, вдох…. А где же выдох? Уф! Надо сделать передышку. Так, несколько расслабляющих: руки вверх через голову, вниз, опустили. Еще раз руки вверх-вниз, вверх…
- Эй, мужик, дай закурить!
 Прямо передо мной стоял бомж. Я с изумлением отметил, что на нем тоже спортивный костюм НАЙК, только вот цвет угадать было трудновато.
 - Не курю, - я хотел сказать это твердо, но после пробежки мой стальной баритон неожиданно прозвучал, как подростковый полупетушиный альт.
 - А чего ж тебе тогда дома не сидится? - удивленно сказал бомж, сделал пальцы веером, очевидно, для солидности и подошел ближе.
 Я твердо – только так! – взглянул ему в глаза. Они были мутные и счастливые… Сигареты не хватало ему для полного блаженства.
 Мне, наконец, удалось выдохнуть. Но, находясь в непосредственной близости от моего визави, я почувствовал, что вдохнуть не смогу, а если и смогу, то это будет последний вдох в моей жизни.
 Тогда, задержав дыхание, я попытался обойти бомжа сперва слева, потом справа. Но он делал точно такие же встречные ходы, очевидно, оттого, что тоже носил костюм фирмы НАЙК, хотя и несколько иного оттенка. Мы никак не могли разминуться на узкой тропинке, усеянной алыми кленовыми листьями. Влево-влево, вправо-вправо…
 «Может, врезать ему?» - мелькнула совершенно несвойственная мне мысль.
 - Ты чего, ты чего, мужик? – испугался бомж, словно угадав моё намерение. – Я же только закурить, заку… - и он зашелся в приступе сухого кашля.
 «Туберкулёз!» - пронеслось в голове.
 «Не дышите!» - крикнул откуда-то издалека Соловей.
 Я рванулся и обогнул-таки согнувшегося в кашле бомжа.
 Листья скользили под ногами, несмотря на спецподошву спецкроссовок, ветер посвистывал в ушах, в боку закололо. Но я все-таки профессиональный певец: с чем-с чем, а с дыханием управляться умею.
 Я бежал, как плыл. Последние листья осени изредка слетали вниз, словно китайский желтолицый десант. Откуда-то доносился горький запах дыма, шум города таял по мере того, как я углублялся в голые дебри сквера, в паутину его тропинок и скрещение ветвей.
 Раз-два-три-четыре, вдох-выдох. Никогда бы не подумал, что в нашем районе такая пропасть собак. Интересно, собаки тоже делятся на сов и жаворонков? Ночью гуляют, утром, оказывается, тоже. Бедные хозяева, когда же они спят? Раз-два-три-четыре. Вдох-выдох…
 «Под ноги смотри, а то вляпаешься, знаю я тебя», - прощебетал голос жены за ухом.
 Я выбежал на широкую асфальтовую дорожку. И здесь я был не один – за спиной послышался мягкий топот и горячее дыхание. Оглянуться не успел – рядом выросли две могучие тени и…
 Вам приходилось стоять у железной дороги и пережидать, когда пройдет скорый поезд? Ну, конечно. Удар ветра, дрожь, жар, свист, мелькание… Что-то похожее. Одна из теней была явно женской – на краткое мгновение сбоку возник нежный девичий профиль.
 Я не пытался прибавлять – зачем? Вот вы ко мне на «Трубадур» придите, тогда посмотрим, кто кого.
 Еще дважды мне встретились бегуны, но я старался на них не смотреть. Что толку? Мое спортивное снаряжение, наверняка, лучше.
 Через некоторое время мне и впрямь задышалось легко, в пальцах запульсировала кровь, просветлело сознание, и мир просветлел тоже. Я понял, что наступает день, а также и то, что пора возвращаться домой. Я перешел на спортивную энергичную ходьбу и повернул к выходу.
 Бомж сидел на лавочке неподалеку от того места, где мы никак не могли с ним разминуться. Сидел он вполне вальяжно, в зубах у него дымилась сигарета – видимо, все же удалось стрельнуть у прохожего. Я прошел мимо него как ни в чем не бывало.
 - Простите, - влетел мне в спину тонкий интеллигентный голос, - где-то я вас видел, не припомните? Вы, случаем, не в балете пляшете?

 - О, - сказала жена, отворяя дверь, - да ты просто огурчик.
 - Нет, - серьезно сказал я, - для первого раза это, пожалуй, многовато. Сколько я бегал?
 Жена посмотрела на часы:
 - Шесть с половиной минут.
 - Не может быть. У тебя, наверное, часы отстают.
 - У меня ничего не отстаёт – я убегаю в институт. Кофе я сварила твой любимый – ЛАВАЦЦА, полотенце приготовила. В общем, ты молодец. Так держать.
 И она поцеловала меня и убежала в свой институт учить студентов.
 Ободренный её похвалой, я пошел в ванную и залез под душ. Горячий-холодный, горячий-холодный. Пауза. Энергичное растирание жесткой рукавицей. Всё, как предписывал доктор. Горячий-холодный, горячий-холодный. Заканчиваем горячим. Полотенце пушистое, большое. Так. Растираемся. Блеск. Мне двадцать лет. А, может быть, и меньше.
 М-м-м-м! Какой ароматный кофе она приготовила! Пожалуй, раньше она такого не делала. Всё ясно – теперь она готовит не просто для мужа, но для существа одной с ней породы.
 Как поется в старой песне:

 Мы на фабрику вдвоем
 утром рядышком идем –
то ли, может, он со мною,
то ли, может, я при нем…

 Может, может. Мы всё теперь сможем. И книги читать, и гулять, и в кино вместе ходить, и детей уму-разуму учить. Прекрасный кофе. Прекрасный.
 Но что же делать? До репетиции мне еще далеко – целых три часа. Дети уже в детском саду – их с вечера забирает бабушка, чтобы отвести туда утром. Так-так. Читать с утра не хочется. Надо подумать, что бы такое сделать, энергия-то просто распирает. Ай да Соловей! Придется ему подарок сделать. Какой? Подумать надо, подумать.
 Тут я вспомнил почему-то про римлян, древних. Или греков? Неважно. Словом, они, размышляя или же беседуя с друзьями, имели манеру возлежать на ложах, тем самым отвлекая себя от телесного чрезмерного напряжения и облегчая работу мысли. Идея! О том, какой подарок сделать доктору, толкнувшему меня на путь новой жизни, я подумаю на ложе. В данном случае супружеском. Вот только кофе допью. Ох, хорош. Правда, крепковат немного. Ну, да ничего. Зато бодрит.
 Я допил кофе, надел свой любимый бархатный халат и пошел в спальню – думать. Тело было наполнено какой-то непривычной силой. Я лег на постель, потянулся, ощущая каждую мышцу тела, как бывало в юности. Я пожалел, что жены нет рядом…
 День за окном светлел и разгорался. Я еще раз хорошо потянулся, откинул голову на подушку, подумал о том, не подарить ли доктору свой новый диск или все же лучше бутылку хорошего виски?.. ДЖЕК ДЭНИЕЛС № 7 или ГЛЕНЛИВЕТ? Соловья баснями не кормят… А чем кормят?.. Надо подумать… И я закрыл глаза и уснул так моментально и счастливо, как засыпают только в детстве.

 2005
 
 
 
 P.S. Рассказ опубликован в журналах "Пражский Парнас" и "Казань"