Недобог. Главы 5-6

Глава 5. В туманной стране
Вот и всё, мои живые,
Дальше с мертвыми пойду я.
Теплый ветер Преисподней
Мои волосы раздует…
Башня Rowan.
Записки Астролога
-О, какая встреча! – я улыбнулся. – Необыкновенно рад вас видеть.
-А уж мы-то как рады! – расплылся в ответной улыбке Ди Арси. Рука его как бы невзначай легла на рукоять меча.
Шаманка промолчала. Может быть, не хотела говорить. Может быть, ничего язвительного или просто умного придумать не смогла.
-Очень любезно с вашей стороны в этой сложной ситуации протянуть мне руку помощи, - я слегка поклонился. Жалко, шляпы нет, чтобы снять.
Племянник Сумасшедшей Хельги хранил благоразумное молчание, предпочитая не вмешиваться в разговор. Мужик явно сам не свой был от беспокойства: что они там задумали?.. Просил одного, а тут же из леса еще понаехали. И не понятно, чего теперь сотворят.
-И когда вы приступите? - спросил я.
-Когда вам будет угодно, - Ди Арси растянул было губы в наглой ухмылке, однако Вия Шварценвальде коротко отрезала:
-Сейчас. Покажите мне, где ваша тетя.
-Эээ… простите, госпожа, вы ведь не астролог? А может, алхимик? – Альбас из Пестрых Скал тщетно оглядывал госпожу Шварценвальде, видно, надеясь разглядеть на ее одежде хоть что-нибудь, удостоверяющее принадлежность к адептам Великого Искусства. Она только смотрела на него снизу вверх, никак сии попытки не комментируя. Когда пауза грозилась затянуться, все же проговорила:
-Нет. Но не только астрологи и алхимики умеют лечить людей.
-Но и на целительницу…
Альбас заткнулся. Все правильно. Официально и Древнее Искусство, и шаманизм были запрещены – боги, жрецы и светские власти сурово карали за нарушения. Однако если что-то запрещено по закону, это совсем не означает, что "чего-то" нет совсем. Так и в деревнях крестьяне до сих пор предпочитают прятать забредающих к ним ведьм и шаманов, потихоньку пользуясь их услугами. Особенно если поблизости нет большого храма, или какого-нибудь бенефициария с судебным правом и отрядом стражи…
-Простите, госпожа ведьма, - он вдруг чуть в ноги ей не повалился. Неправильно определил род занятий Вии, ну да ладно. Ему это не важно, а шаманы в здешних краях – огромная редкость. О них, в лучшем случае, доходят только слухи.
-А… как насчет оплаты, госпожа… ээ… - нашему нанимателю явно не удалось с первого раза запомнить имя шаманки. Оно и не удивительно – для здешних мест оно довольно-таки странное. Но красивое. Вия… словно ветер в ветках деревьев поет. А «Шварценвальде»… это означает «черный лес» на шпрахсте. Больше похоже на прозвище, которое стало фамилией совсем недавно. Может быть, одно или два поколения назад…
-Я не возьму с вас денег, - произнесла шаманка почти высокомерно. – Это неприемлемо.
Мне никогда не приходилось бывать в полуночных землях, но лагарт я немного знал – доводилось общаться с купцами оттуда, ну и отец учил немного. А зная язык, волей-неволей узнаешь и некоторые обычаи народа. Там, к полночи, начиная от границы снегов и до верхнего течения Радагана, рассыпалась мозаика крошечных земель. Едва ли не в каждом из кусочков мозаики был свой бог, ревностно охраняющий границы. Что касается власти светской, то ее представлял, как правило, даже не то что благородный сеньор – глава какого-нибудь мощного клана, выбираемый старейшинами. Этот глава должен был получить одобрение Императора, что на деле сводилось к чисто формальному разрешению от его нунция. Налогов эти племена не платили вот уже много поколений, насколько я знал. Диалекты в каждом феоде тоже отличались изрядно.
…Купец Ганельф добродушно улыбается, принимая от меня связку перьев огневиски – со мною ими расплатились, и я почел за лучшее обратить их в деньги: зелья, которые можно приготовить, выпарив содержащееся в перьях вещество, мне ни к чему. Купцу есть с чего веселиться – сделка более чем выгодная.
«Грабитель ты, Ганельф, - говорю ему я, давая понять, тем не менее, что фраза эта – не более, чем шутка, вполне допустимая между хорошими приятелями. – С большой дороги».
«Вот чего нет, того нет, Райн, - он улыбается еще шире. – Сам знаешь, за сырые перья тебе никто больше не даст. Слушай, земель на Полночи много… ни в одной из них тот, кто живет по завету предков, не станет жульничать. Но не взять положенных денег за хорошую работу – это, извини, не по-нашему! Мы не берем денег только когда помогаем другу, или когда преследуем врага…»
Я спас Вию Шварценвальде от смерти. Казалось бы, мне нечего было бояться ее мести. Но почему, когда я гляжу на нее, меня не покидает ощущение, что другом она меня вовсе не считает?
Неспроста, одно я вам скажу.
Я даже знаю, почему она решила помочь Хельге вместо того, чтобы сразу попытаться отобрать у меня Драконье Солнце – хотел бы я знать, зачем оно ей нужно! Девочка побоялась, что деревня станет защищать меня, и решила обезопаситься.
-Прямо вот так и пойдем? – удивился Альбас, видимо, обескураженный предложением шаманки. – А как же…
-Просто пойдем, и все, - сказала Вия Шварценвальде. – Думайте, мы будем дожидаться ночи?.. Лучше все сделать сейчас, пока этого никто не увидит.
Несмотря на ранний час, Сумасшедшая Хельга сидела в огороде, у той же разбитой лохани. Внимания на нас она обращать и не думала. Мы подошли к заборчику слаженной группкой: Вия в середине, мы с Ди Арси плечом к плечу, и крестьянин чуть позади. Ди Арси изо всех сил старался меня не упустить. Он не вертел попусту головой и не впивался в меня взглядом, но я отлично понимал, что выскользнуть из его поля зрения и тихонечко смыться не получится. Можно было не сомневаться: как только шаманка закончит что там она собирается сделать, он приставит мне к горлу меч и непререкаемым тоном потребует Драконье Солнце.
Райн, ну почему ты ленишься составлять свой гороскоп хотя бы каждый месяц?!.. Быть может, что-то подсказало бы тебе, как выбраться из этой в высшей степени неприятной ситуации...
Вия Шварценвальде в сад не вошла. Остановилась у калитки, и тихонько кашлянула, привлекая внимание. Старуха вскинула на нее глаза. Какое-то время они просто смотрели друг на друга. Я снова почувствовал что-то… как будто воздух зазвенел, да и потеплело… Рукам стало жарко, к лицу прихлынула кровь. Захотелось скинуть плащ. Я знал, что ощущение ложно: утро здесь, повыше в горах, было холодным, вот-вот парок изо рта пойдет.
Это собирались духи. Не так, как в прошлый раз, но я чувствовал их: запертые в глубинах духи земли, и духи растений в огороде, и несчастная мятущаяся душа Хельги, которая еле держалась в теле. Они почувствовали присутствие шаманки и приветствовали ее на свой лад.
-Простите, - сказала вдруг Вия Шварценвальде, и склонилась в низком поклоне.
Это уже ни в какие ворота не лезло… кланяться перед сумасшедшей крестьянкой! Что-то мне подсказывало, что Вия явно не принадлежала к этому почтенному, но малоуважаемому сословию. Или она кланялась духам?..
Хельга, напротив, выпрямилась.
-Кто ты, девочка? – спросила она почти ласково. – Ты похожа на мою дочь…
В голосе сумасшедшей звучала чуть отстраненная нежность. Я понял, что она не приняла шаманку за свое погибшее дитя – просто поставила в известность. Похожа. На дочь. И все.
-Для меня это было бы большой честью, - ответила Вия, и я каким-то образом понял: это не просто формула вежливости. - К сожалению, я – это не она. Но я могу сделать так, что вы ее увидите. И вашего мужа тоже.
Хельга как будто не удивилась. Можно подумать, чего-то в этом роде она от шаманки и ждала. Женщина возразила словно бы только для порядка:
-Мои муж и дочь спят в этом доме спокойным сном.
-Я могу сделать так, что они ненадолго проснутся и поговорят с вами.
-Можешь?..
В голосе Хельги почти не было надежды. Так, какая-то тяжкая, невыразимая печаль. Она, конечно же, не верила. Ей было почти все равно, ее уже почти не трогало то, что происходит вокруг ее тела здесь. Но все-таки только почти.
Мне очень жаль эту женщину. Когда-то давно я тоже мог бы выбрать подобный способ умирания. К счастью, достало здравого смысла и воли к жизни. Но я отлично помню, что это такое – стоять на краю.
-Если пожелаете, госпожа, идемте со мной. Здесь наверняка есть где-то поблизости место более подходящее. И возьмите с собой вашего мужа и дочь. Вы ведь унесете их, не так ли?.. – Вия говорила с убедительной мягкостью профессионального лекаря.
«Откуда она узнала про куклы?» - мелькнуло у меня в голове, и тут же забылось. Уж верно, у шаманов есть свои методы узнавать такие вещи.
Хельга тотчас нырнула в свою хижину. Мы остались снаружи. Я стоял и рассматривал травинку у себя под ногами. Кто-то наступил на нее, и сломал: капельки травяного сока студенисто поблескивали на сломе. Одна полоска травинки – вы ведь знаете, травинки растут как бы полосками, - торчала к небу, будто отломанная щепка. Она была достаточно короткой, чтобы не сгибаться…
Я подумал, что более низкий рост дает известное преимущество в драке – так меня учили. Я был ниже Ди Арси. Но он дрался лучше, в этом можно было не сомневаться. Он-то, в отличие от меня, получил нормальное воспитание. А после нормального, наверняка, специфическое. У меня же и меча-то нет.
Хельга возникла в проеме. Кукол она держала в руках, закутав в старую тряпку. Я узнал в этой тряпке бывшее одеяло на лавке. Снаружи хижины оно почему-то смотрелось неуместно – так часто бывает с вещами, стоит перенести их за порог.
-Здесь есть какое-нибудь заброшенное пастбище или что-то в этом духе? – спросила Вия самым повелительным тоном. – Такое, куда никто не пойдет? Только пойдемте туда быстрее, потому что есть ритуалы, которые надо проводить ночью, а есть такие, которые проводят на рассвете.
Я подумал, что сейчас буду наблюдать шаманский ритуал первый раз – не считая того, на башне. Самому мне с северными шаманами сталкиваться не приходилось, хотя однажды я пересек Полуночные Земли. Надо постараться запомнить поточнее, а потом записать. Вдруг пригодится?..
Альбас хотел было что-то сказать, но Хельга опередила его.
-Есть такое место, как не быть. Моя дочь собирала там цветы в последний день, когда была здорова. Идемте, дети, я покажу вам его.
И никаких тебе «благородных господ».
…На самом деле, детьми нас назвать было уже нельзя. В наших краях поступают на службу уже лет в тринадцать, а Ди Арси по возрасту вполне мог бы оказаться отцом семейства. Да и Хельга сначала величала нас "господами". А вот поди ж ты, сбилась…
На какое-то время возникла заминка: шаманка и Ди Арси заспорили, оставить лошадей здесь или взять с собой. Ди Арси хотел взять, шаманка уперлась: она заявила, что лошадям рядом с ней не место. «Или вы хотите чего-то в духе прошлого раза, милорд?!» В результате дико косящего жеребца привязали к дереву неподалеку от хижины Сумасшедшей Хельги, а недовольно фыркающую гнедую кобылу – к ограде.
Хоть Хельга сильно сутулилась, шагала она широко и твердо. Даже удивительно. Чем-то сумасшедшая напомнила мне тетю Ванессу.
На старое пастбище пришлось взбираться по довольно крутой, но широкой тропинке. Она порядком уже заросла, но идти по ней все еще было легко.
-Почему это пастбище больше не используют? – спросил Альбаса Ди Арси.
-Так там жук на траве завелся, овцы болели… вытравить не могли, ну и пришлось уйти. Думаем на следующее лето пасти снова, кажись, сгинул жук-то…
Мы шли, наверное, с полчаса – во всяком случае, мне так показалось. Становилось все светлее и светлее, но я знал, что солнце встанет еще не скоро. Наконец тропа выбежала на то самое пастбище: широкий зеленый луг, больше похожий на самое настоящее горное плато. Считать его таковым мешали только относительно скромные размеры.
Трава казалась серо-серебристой в утреннем тумане. Слева поляна была оторочена громадными серебристыми вязами, справа – полосой сосняка. Прямо перед нами уступами, туманными голубыми складками поднимались горы, как никогда восхитительные. Мне в такие минуты хочется преклонить колена перед чудесами природы… увы, я был не один. Еще не хватало, чтобы надо мной смеялись. Кроме того, какой-нибудь пролетающий мимо бог мог бы решить, что мое почтение предназначается ему.
-Замечательное утро, - с энтузиазмом произнес Ди Арси. Мне его энтузиазм показался слегка зловещим, но я тут был лицом заинтересованным.
-Действительно, - ответил я. – Самое подходящее для чего-нибудь важного.
-Для сражения, например, - в тон мне заметил он, дернув уголком губ.
Я только склонил голову. Мне не хотелось с ним сражаться – исход был совершенно ясен!
Значит, предстояло придумать, как от драки отделаться. Я не особенно ломал себе голову… по крайней мере, пока. По опыту я знаю, что в таких ситуациях главное – не дергаться. Не дергаться, но и не упустить свой шанс. Пусть все идет, как идет.
Хельга остановилась, и шаманка шагнула вперед. Почему-то я думал, что она направится на середину луга, но она уверенно пошла к старым вязам. Остановилась, едва войдя в тень одного из них.
-Надо развести костер, - сказала она.
-Веток, что ли, наломать? – спросил Альбас нерешительно.
-Да, - кивнула Вия, - только немного. Скорее всего, нам не понадобится, чтобы костер горел долго. Только в самом начале…
Альбас послушно направился вглубь рощи.
-Я пока начну, - мягко сказала Вия, обращаясь к Хельге. – Дайте же мне их.
Девушка слитным движением размотала полоску ткани, прикрывающую ее лицо. Хельга даже не вздрогнула – по-видимому, она и вовсе не обратила внимания на то, что кожа шаманки была неправильного цвета.
Сумасшедшая без возражений протянула Вии куклы.
А потом госпожа Шварценвальде сделала то, чего я никак от нее не ожидал. Она крепко сжала куклы в охапке и потерлась о них щеками. Выражение лица у шаманки было мечтательное, словно у девчонки за игрой.
Она жестом попросила Хельгу расстелить на траве покрывало, и бережно опустила на него кукол. Потом сняла сапоги, аккуратно отставила их в сторону. Я решил, что она разденется совсем, как тогда, на башне, и приготовился успокаивать Альбаса, когда он вернется, – скорее всего, бедняга не привык к таким эксцентричным выходкам. Однако дело ограничилось только сапогами: вероятно, для этого ритуала визуализации скелета не требовалась. Шаманка просто переступила несколько раз с ноги на ногу, как будто пробовала землю на ощупь. Потом потянулась, встала на цыпочки, понюхала воздух. Достала из-под гармаша бубен… я не совсем понял, где она прятала такую здоровенную штуковину так, что та ни разу не звякнула. К животу привязывала двумя ремнями?.. Вскинула руки. Бубенцы звякнули.
Потом шаманка опустила руки и словно бы к чему-то прислушалась. Мы молчали. Вообще было очень тихо, но довольно быстро мы услышали шум шагов – это Альбас торопился назад с охапкой довольно тоненьких палок. Все правильно, ведь шаманка велела побыстрее…
Девушка выбрала несколько веточек, сложила их неуклюжей, как мне показалось горкой. Потом потребовала кремень и трут – что ей и выдал Ди Арси. Огонь девушка развела с удивительной сноровкой: даже по такой неловкой кучке огонек заплясал очень весело, разгорелся сразу. Мне бы так..
-Садитесь, - сказала Вия. – Садитесь вокруг. Вы будете как племя.
Кажется, я понял, что она хотела этим сказать… насколько я помнил, в некоторых обрядах шамана участие должно принимать все племя. Очевидно, Вия Шварценвальде решила за неимением лучшего обойтись нами.
Мы послушно расселись вокруг костерка… причем Ди Арси, разумеется, предусмотрительно предпочел устроиться рядом со мной. Я знал, что обряды шаманской магии обычно обладают гипнотическим эффектом, и прикидывал, смогу ли убежать, пока все будут безотрывно пялиться на госпожу Шварценвальде. Решил, что это зависит от того, насколько сам я смогу остаться безучастным. А смогу ли?..
Если удастся… думаю, уйду довольно далеко, пока они очухаются. От лошадей в горах все равно никакого толку, а на своих двоих им меня не догнать. Что-что, а отрываться от погни я умел.
Шаманка положила кукол около костра. Видно, она не боялась, что на них попадут искры.
Тут взошло солнце. Я как раз сидел лицом к горам, поэтому увидел, как вызолотились их вершины. Кажется, мое лицо само собой расплылось в широкой улыбке. Мне снова грозила смерть – я совершенно точно знал, что Ди Арси, если будет необходимость, не остановится перед убийством, - и в то же время я радовался. Я чувствовал, что здесь, на этом лугу, просыпается что-то… готовится. Шаманка взывала к таким силам, которые новые боги заставили уснуть, но не умереть. Их соседство казалось мне пугающим и бодрящим одновременно.
Вия снова вскинула бубен… рука ее точно начала дрожать. Тонкий дребезжащий звук показался мне очень неприятным, даже зубы заныли. Я подумал, что очередной приступ будет совершенно излишним … особенно, если учесть, что с окончания предыдущего прошло менее суток.
И вдруг шаманка запела. Это уже был не вой, как тогда, на башне, а именно песня. Правда, звучала она необычно, да и язык был незнакомый – даже не лагарт.
Девушка начала медленно идти вокруг костра странной, прыгающей походкой… она как будто приплясывала, проворачиваясь вокруг своей оси. Вращение становилось все более размеренным. Не сразу, но я все-таки сообразил, что она имитирует ход планеты вокруг солнца… вот странно! Мне всегда втолковывали, что лишь астрологам известно, что планеты обращаются вокруг центрального светила, да некоторые еще и крутятся вокруг себя, словно детские волчки, – когда-то давно боги сочли это откровение слишком волнующим для неискушенных людских ушей, и завещали хранить в тайне ото всех, кому по роду профессии не приходится соприкасаться с подобными «секретами». То же мне секрет, если подумать! Просто боги боятся, что, узнай люди, как на самом деле устроено мироздание, они не смогут удержаться от смеха.
Наверное, я правильно подметил раньше: у шаманов есть свои способы узнавать по-настоящему важные вещи.
Одеяние шаманки развевалось, волосы ее метались в воздухе, и мне казалось – не только в прыжках дело, еще какой-то невидимый ветер дует. Чушь, конечно. Бубен все звенел и звенел в том же рваном, неприятном ритме. Песня тянулась на низких нотах, которые мало отличались одна от другой… или это на мой слух не отличались?.. Я подумал, что Ди Арси смотрит на шаманку вполне зачарованно – можно попробовать улизнуть.
Не получилось.
В момент, когда я собрался вскочить и побежать, я вдруг осознал, что песня не просто звучала ранним утром в предгорьях. Песня и была ранним утром, и была предгорьями. Песня звала, ворожила и чаровала… только не так, как чарует что-то прекрасное. Песня не была прекрасной – она просто была. От начала времен мы сидели у костра. От начала времен краснокожая фигурка в развевающихся одеждах, с ореолом черных волос вокруг головы подпрыгивала и кружилась вокруг пламени…
Мне вдруг показалось, что это бабочка порхает над языками огня. Над диковинными цветами. Да, точно… бабочка, как же я раньше не понял?.. Красная бабочка с черными пятнышками – словно божья коровка.

Жаркий, солнечный сентябрьский день. Мама взяла меня на ярмарку - тогда, когда отец еще был жив, она чаще и подолгу оставалась дома, и проводила больше времени со мной и с Раей. До ярмарки мы добрались в подводе нашего богатого соседа-крестьянина. Мне очень захотелось поглядеть на кукольный спектакль, который разыгрывали скоморохи на площади. Мама строго сказала: «Смотри, Райн, но придется возвращаться пешком». Я пожал плечами – пешком так пешком! Подумаешь, напугала… Мне было пять лет, и я мнил себя великим ходоком. Во всяком случае, ходил я гораздо лучше папы.
В общем, час я грыз сахарного петушка на палочке, глазел на Петрушку в пестром колпаке и чувствовал себя совершенно счастливым. А потом мама сказала: «Ну все, пора. А то не успеем до темноты».
Мы пошли.
От ярмарки до нашей деревни было недалеко, мили две, наверное, может, чуть больше. Я имею в виду наши мили, шляхетскиеi. Но для натруженных ножек пятилетнего малыша – целое путешествие. Под жарким солнцем, которое и не думало смирять свой пыл, пусть даже перевалило за полдень. К тому же и одет я был «празднично»: в бархатные штанишки и рубашку с широким воротником – тетушка Ванесса настояла. Мама разрешила мне отстегнуть воротник (хотя сама не поддалась искушению снять чепец, ибо дома всегда одевалась как добропорядочная матрона), но на руки меня так ни разу не взяла. Мы останавливались много раз, но все-таки в итоге доплелись. Я дошел. Сам…
Потом, лет в одиннадцать-двенадцать, когда мамы уже не стало, я, бывало, в ярмарочный день успевал проделать путь до ярмарки и обратно раза три через холмы, напрямик: подряжался таскать грузы для наших мужиков. Дело не дворянское, конечно, но за него платили, а деньги были нужны…Особенно когда Рая болела. А болела она часто.
Мы присели отдохнуть под дерево, и я, наблюдая, как ползет по моей загорелой исцарапанной ноге божья коровка, спросил: «А почему Божья коровка вообще прилетает на землю?.. Ведь говорится же в считалке, что у нее на небе деточки». Мама взъерошила мне волосы и сказала (голос у нее был низкий, грудной, с едва заметной хрипотцой): «Потому, Райни, что коровке тоже надо кушать. Она ведь, хотя питается божьей росой, но и роса тоже только на траве выпадает. А стало быть, ей и себе, и деточкам надо прокорм на земле искать, а не на небе». «Мам… а коровка – она божья… но какого Бога?.. Их же много, Богов…» «Наверное, общая», - Мама прижала меня к себе. Нога моя дернулась, красная капелька божьей коровки сорвалась и улетела. «А они не передерутся? Она же маленькая…» «Ну, во-первых, коровок много, на всех хватит. А во-вторых, станут тебе боги из-за какой-то коровки ссориться… Им достоинство не позволит». «Как наше, шляхетское?» «Ну да, как наше…»
…Нет. Кажется, я не столько вспомнил этот разговор, сколько придумал прямо сейчас. Мама была не охотницей говорить о богах. Скорее всего, она просто ответила бы что-то вроде: «Не касайся этого Райни, малыш. А то не вырастешь». «Почему?» «Не дадут». Это если бы вообще не ограничилась коротким: «У тебя есть силы разговоры разговаривать? Значит, пойдем уже».

Я встал и пошел. Точнее, попытался. В этом месте было некуда идти. Все заволок серый туман с гор… серый – будто дым от костра. Пепелища. Да нет, это и есть дым. Он пахнет гарью. Где-то в этой гари потерялись папа и мама, я непременно должен их найти, или Рая будет плакать, а тетя Ванесса будет укоризненно смотреть на меня… Ну же, Райни, встали и пошли ножками…
Вокруг скользили тени: родители, здоровые и счастливые, в окружении чужих детей Рая протягивает мне чашу воды… Тетя Ванесса укоризненно смотрит на меня, качая головой.
Последняя тень не ушла просто так – я попытался погнаться за ней, и она еще несколько раз мелькнула вдалеке. В руки не далась - наверное, потому, что мне так и не удалось сделать даже несколько шагов. Зато возник наш фамильный склеп… просто каменный короб, украшенный, если это можно так назвать, грубой лепниной. Древняя, чтоб ее… Я плакал и скребся в тяжеленную деревянную дверь, просил, чтобы открыли… Они меня не пускали: те Гаевы, что были прежде, и тетя Ванесса, и родители. Они говорили, что я уже умер, и что мне не место с ними – они-то живы… «Вы умерли! – кричал я. – Пустите меня к вам!» Но родичи, наверное, чем-то заложили дверь изнутри: как я ни бился о тяжелые створки – и плечом, и головой, и всем телом – открыть мне не удавалось.
Убей себя об дверь, ага…
Потом я просто упал на землю и лежал без движения. Если бы тени вздумали выйти ко мне теперь, я бы даже не посмотрел на них. Они могли делать со мной все, что им заблагорассудится.
Рядом с моим лицом на каменном полу остановились босые ноги. Потом шаманка присела на корточки. В моем сне она снова была без одежды, как тогда, на башне. Но не обнаженной – все ее тело ковром покрывали чернокрылые бабочки в красную крапинку. Противно, наверное…
-Что с тобой? – спросила она участливо. Ее глаза смотрели только с любопытством – ни гнева, ни алчности. – Я могу помочь тебе?
-Нет, красавица, - я улыбнулся ей разбитыми губами… когда успел разбить?.. – Это я должен помогать тебе, а не наоборот.
-Я поймаю тебя, - пообещала она, протянув мне руку.
-Конечно, поймаешь, - я схватил ее ладонь и рывком поднялся. – Но еще не сейчас.
Мы стояли все на той же равнине, только и костер, и Альбас, и сумасшедшая, бесследно исчезли, а туман стал гораздо плотнее и растекся в какую-то бесконечную плоскость без высоты и времени. Только деревья, вдруг ставшие серебряными, тихо шелестели металлической листвой. Да, еще Драконье Солнце… я знал, что оно восходило там, в вышине, за туманом.
-Я буду звать духов, - сказала шаманка. – Раз уж ты оказался здесь… стой спокойно и не мешай.
А может быть, сказала она совсем другое. Все это было как во сне, причем я не был уверен, что сон снится именно мне.
Госпожа Шварценвальде вытянула руки вперед. Крапчатые бабочки сорвались с запястий и широкими шуршащими лентами размотались вперед, в туман. Нет… какие бабочки! Вороны. Самые настоящие вороны. Черные, хищные, лесные птицы. С громким карканьем, будто на кладбище, они пропали где-то вдалеке.
-И что дальше? – спросил я.
Шаманка только насмешливо посмотрела на меня.
В следующий миг она шагнула вперед, протягивая руки… и вот уже рядом с ней стоят двое.. двое… нет, не получится найти верное слово. Наверное, если бы я знал их живыми, то смог бы и теперь углядеть хоть что-то, но я видел их только куклами, и чем-то вроде кукол они для меня и остались: просто силуэты в человеческий рост, слишком пестрые, чтобы на них можно было смотреть без рези в глазах. Кроме того, силуэты эти были совершенно одинаковые. Мне почему-то казалось, что душа девочки должна хоть как-то отличаться от души мужчины.
-Вы будете говорить через меня, - сказала им шаманка. – Согласны?
Силуэты медленно кивнули.
Тогда Вия крепко сжала своими руками их руки… да, это были руки, хотя по очертаниям они не слишком напоминали человеческие конечности. А потом нас накрыла вязкая тишина. Тишина и спокойствие тумана… Да, наверное. Влага. Здесь было очень много влаги. И очень много понимания – прямо в воздухе. Веяло там, как зараза.
Кажется, я плохо объясняю, но довольно сложно описать галлюцинацию. Это продолжалось, наверное, доли секунды, но мне потом показалось, что целые вечности. Я чувствовал, как растут деревья. Чувствовал, как медленно крошатся и покрываются землей горы. Чувствовал, как копошатся насекомые в слое почвы. Чувствовал жизнь и смерть. Даже небо и звезды я чувствовал – о все силы мира, впервые в жизни я действительно чувствовал звезды, вместо того, чтобы вычислять их!
Но бред быстро кончился – спасибо ему за это. Пришли слова и судорожные рыдания. Женщина, сумасшедшая Хельга, просила сжалиться, смилостивиться над ней, она не вынесет больше безумия, заберите ее к вам, пожалуйста, заберите…
Я даже увидел это на миг, уж не знаю, какими глазами: Сумасшедшая Хельга изо всех сил сжимала маленькую шаманку в объятиях, и рыдала, страшно растягивая рот. Сердце мое сжалось – мне показалось, что это самое страшное, что мне приходилось наблюдать. Почему?.. Казалось бы…
Тут я понял, потому что мне наконец удалось разобрать всхлипывания старой женщины.
-Зачем?!.. – рыдала Хельга. – За что?! Не хочу! Не хочу!
Я даже догадался, чего именно она не хочет. Она не хотела помнить – вот что. И не хотела понимать. До сих пор ее безумие было ее спасением.
Ну что ж… может быть, и мне безумие показалось бы соблазнительным выходом. Слава богу, что я не женщина, и мое не столь изобретательное подсознание ничего подобного не подсказало.
-Не хочу! – рыдала Хельга. – Не хочу! Лучше убейте меня!
Она оттолкнула шаманку от себя. К моему удивлению, Вия Шварценвальде упала покатилась по лугу словно кукла… словно тряпичная кукла. Я попытался шагнуть к ней, но не смог сдвинуться с места: все-таки здесь даже шевелиться оказалось сложно. А старуха закричала, раздирая руками длинные седые пряди волос.
-Убейте! – кричала она. – Боги, убейте меня!
Только богов не было и не могло быть здесь… или могло?.. Где мы – в самом сердце тумана, оживленного для нас магией шаманки, или же на горном лугу под вязами?.. Ничего отныне не было очевидным: время от времени реальность оживляла блики костра, на который я все еще смотрел, перед моими глазами … но в тот же миг туман набивался в меня, и я не мог видеть ничего, кроме его серебряной сердцевины, и только вой…
Туман взорвался языками пламени. Сверху, плавно кружась, сыпались золотые осенние листья со снегом вперемешку. Я откуда-то знал, что это был не первый снег – второй… Тот, который может при желании лечь на всю зиму.
Вокруг в одно мгновение стало холодно и ясно. Так холодно и ясно, наверное, может быть только утром середины осени в лесу. Да, - мы оказались точно в таком утре. Нет! В том самом утре.
Еще бы знать, в каком…
Теперь я смог сделать шаг и даже два, но это ничего не меняло. Потому что к сумасшедшей старухе шел бог.
Это был, конечно, не настоящий Бог. Но все-таки один из тех, что повелевают нами – раз увидев, невозможно ошибиться. Я однажды видел Спента-Армаитиii на храмовом празднестве в Алом Княжестве… то самое Сумеречное Явление, к месту которого третий год водят паломников, да… «Антропоморфны» - дурацкое слово. Боги совершенно не похожи на людей. Они вообще ни на что похожи. Так… овеществленная абстракция. Не понимаю, как им удается обмануть хоть кого-то, когда они пытаются принять человеческий облик. Их вечно выдает то, что художники – да и жонглеры в своих песнях! - пытаются передать неземным светом, пылающим вокруг фигур. Когда боги идут в мир, реальность изгибается вокруг них, не в силах выдержать их веса.
Вот такой бог, алый и золотой, словно осенние листья, пахнущей кровью на жертвенных алтарях, и гарью пожаров, двигался к нам – медленно и неспешно, и в то же время гораздо быстрее, чем всадник на лошади. Мне казалось, будто он идет от гор, но впечатление было обманчивым: я знал, что этот бог только что сидел рядом со мной у костра. У него было лицо Астериска Ди Арси.
Реальность выгибалась вокруг него, даже рвалась иногда. Тогда я видел и костер (он почти уже догорел), и небывало густой столб дыма, поднимающийся в утреннее небо, и неподвижно стоящую шаманку … бог тоже был там: я ощущал его присутствие рядом с собой. Здесь же, в реальности странного сна, я мог его видеть.
Я не анализировал – лишь много позже у меня нашлось время хорошенько порассуждать – только подумал: «А ведь бедняга на краю держится!» Первое озарение часто бывает верным…
Бог шел к старухе и улыбался. Она смотрела на него как зачарованная.
-Ты ждала смерти? – спросил он. – Ты получишь ее.
Сумасшедшая Хельга смотрела на него такими глазами, какими, наверное, кролик смотрит на удава – не знаю, ни разу не наблюдал это поучительное зрелище!
Я твердо знал, что старуха будет только благодарна богу, избавь он ее от страданий пробужденного разума. Еще я знал, что мое вмешательство не изменит ничего – для такого как он стереть меня в порошок не составит ни малейшего труда. Кроме того, отдать свою жизнь, чтобы помочь какой-то там зачуханной селянке, живущей в жутком горном захолустье – совсем не то, что может прославить доблесть шляхтича (ну, предположим, последнее меня никогда слишком не волновало), и вообще было бы весьма обидным итогом моей недолгой, но такой интересной жизни! Да, все так… Но почему же тогда я сорвался вперед, как бешеный, чтобы встать между богом и старой женщиной?..
Ох, должно быть, сумасшествие – заразная штука!
А с другой стороны… Райн, тебе это ничего не напоминает?.. Ведь совсем недавно в сходной ситуации ты повел себя примерно так же…
Первым я не успел. Первым оказался, как ни странно, Альбас, про которого я совсем забыл. Более того, я был совершенно уверен, что ему не удалось попасть в эту странную страну туманных видений. Нет, он был здесь, и с ревом бросился на бога. Тот просто отмахнулся… отшвырнул крестьянина, да так, что Альбас отлетел весьма далеко, врезался в вяз спиной и сполз по нему, оставляя на коре густой маслянисто-темный след.
Я хотел крикнуть что-то глупо героическое, вроде «Только через мой труп!» или «Убей сначала меня, если ты хочешь повеселиться!» Но, конечно, ничего не успел. Бог уже нанес удар - огненным клинком, разумеется. Ну почему, почему у богов обязательно должен быть огненный клинок?! Завел бы кто-нибудь… ну, не знаю… ну хоть пращу, что ли?.. Можно прямо с небес орудовать – дешево и сердито!
Клинок вошел мне в верхнюю треть живота, под грудиной. Я успел даже подумать что-то типа "как горячий нож в масло". В следующий миг меч взорвался. И я взорвался тоже – вместе с ним. Понял, что умираю. Четкое, ясное осознание. Я должен был умереть именно так…
Мне, наверное, следовало вести себя достойно, но тело, увы, хотело не проявлять достоинство, а попросту без затей жить. Я заорал. А когда заорал, мир сложился как-то вдруг, будто витражный узор на окне, когда отходишь подальше и воспринимаешь картину целиком. До меня дошло, что я снова сижу у костра, и по-прежнему ору, схватившись за складки сюрко у себя на груди, словно пытаюсь руками вытащить оттуда сердце. Ох, что-то досталось этому бедному органу в последнее время!
Все то же утро…
Шаманка валялась неподалеку, лицом в траве. Нормальное для нее состояние, судя по всему… Так же без сознания, только на боку, растянулся Астериск Ди Арси. Руки его сжимали рукоять меча… который, конечно же, был вытащен из ножен. Хорошо еще, что не у меня в животе засел!
Зверски болела голова. Ну конечно… еще бы после такого не болела.
Я присмотрелся к моему незадачливому преследователю. Нет, все нормально – жилка на шее бьется. Значит, живой. Может быть, мне, ради мирового спокойствия стоит прибить его здесь и сейчас?.. Его устами улыбался бог… кажется, я даже знал, какой именно.
Кинжал у меня был. Я нащупал рукоять на поясе. Старов кинжал, между прочим. Я ведь тогда не спросил, как зовут оружие… подумал, и назвал Сын Бури. Немного выспренно, но мне показалось, что правильно… Такой парень, как Ди Арси, и должен любить выспренние названия – стало быть, кинжалу будет привычно.
Перерезать горло спящему – тем более, что Ди Арси скорее в обмороке, чем просто спит, – дело пустячное. И для меня не новое – уже приходилось однажды.
Я мог. Запросто.
Кинжал, конечно, придется оставить рядом с телом. Не смогу же я взять его с собой… И как я буду в горах без ножа?..
Нет, что за глупости… конечно, не буду оставлять. Возьму с собой. Вытру только хорошенько.
Я разжал пальцы и поднялся. Боль в голове отзывалась противными спазмами в желудке – как с похмелья. Надо проверить, как там шаманка… не сломала ли чего. Да и вообще – напряжение такого ритуала может оказаться для нее слишком…
И замер. Встав, я увидел некую деталь окружающего пейзажа, которую раньше не замечал: опершись о ближайший вяз, полулежал, свесив голову на грудь и широко разбросав ноги (на подметках сапог – лепешки грязи), Альбас из Пестрых Скал. На коре дерева медленно подсыхал широкий темный след. А Сумасшедшая Хельга стояла на коленях у тела своего племянника. Она медленно раскачивалась туда-сюда, и мерно повторяла:
-За что?!.. За что?!..
Судя по голосу, от ее спасительного безумия не осталось и следа – совсем, как во сне.

...Мне нужно было торопиться. Множество дел следовало закончить до того, как Ди Арси придет в себя. Например, позаботиться о шаманке. А еще – помочь Хельге оттащить труп.
Записки Аристократа
Приходить в себя пришлось едва ли не дольше, чем в тот раз, на холме. Разница состояла в том, что тогда я просто проснулся, как будто после обычного сна. В этот раз я даже не чувствовал, что сплю: я все отлично осознавал. Даже запомнил, что Гаев сидит около меня, положив руку мне на лоб, и словно бы о чем-то думает… пальцы у него были до странности холодные.
-Вот что, - сказал астролог сочувственно – причем сочувствие было ни капли не наигранным, я мог бы в этом поклясться! – Вам нужно сейчас полежать немного, Ди Арси. А лучше бы много. Но много не получится - есть ведь еще госпожа Шварценвальде. Вам придется о ней позаботиться.
Потом он поднялся и отошел в сторону – я потерял его из виду. Я понял, что он опять сбегает, но встать просто не было сил. Тело как параличом разбило.
Тем не менее, повторюсь, сознания я не терял. Все как будто в тумане плавало. Ветки дерева надо мной вдруг показались потолком, который то удалялся, то приближался… впервые в жизни я настолько не чувствовал собственного тела. Однако мне нужно было встать, и я все-таки встал. Для этого пришлось попросту приказывать своим рукам и ногам двигаться, не слишком обращая внимания на их реакцию… а им все происходящее совсем не нравилось.
Когда я с грехом пополам выпрямился, опершись о ствол вяза, я увидел шаманку. Лежала она неподалеку… Вроде, цела, все на месте…
Кажется, когда я выпрямился, меня вырвало… не знаю точно. Помню только, что в голове у меня помутилось, а потом я вытирал рот пучками травы… впрочем, может быть, я просто пытался ее есть.
Только тогда мир перестал играть со мной в прятки, и я, негнущимися пальцами распустив шнуровку сюрко, сунул руку за пазуху и достал оттуда маленький пузырек темного стекла. Это уже становилось традицией, которую мне не хотелось бы продолжать. Если моя «другая сущность» будет вырываться на волю с таким завидным постоянством, меня очень скоро обнаружат. Так мне совсем ничего не успеть.
На сей раз, когда я вытащил пробку, Агни не поспешила выходить, чем очень сильно напугала меня. Я буквально похолодел и несколько секунд не знал, что же предпринять. Однако вскоре робкий алый блик появился на горлышке пузырька, а затем на краешке темного стекла заплясала крошечная алая фигурка.
-Стар… - прозвенела ящерка. И, клянусь, впервые в жизни ее нежный голосок был похож на шепот! – Стар… он уже ушел?
-Тот?.. – спросил я. – Ушел, не бойся.
Сказал я это с уверенностью, какой не чувствовал. ТОТ был все еще слишком близко, выжидал за резной изукрашенной дверью..
-Да нет же! Большой! Я снова чувствовала его! Он близко, слишком близко!
-Ты уже раньше говорила об этом… - произнес я медленно, пытаясь собраться с мыслями: голова пока еще категорически отказывалась работать. – Ты говорила об этом, когда я прошлый раз приходил в себя, когда ТОТ… может ли быть…
-Ни в коем случае! – она аж испугалась. – Нет! ТОТ, другой – это ТОТ! Стар, ты что?! Ты думаешь, я спутаю бога с Большим?
-Да кто же этот Большой, в конце концов?! – я чуть было не рявкнул на маленькую Агни, но тут же сбавил тон. – Прости… я хотел сказать, может быть, ты попытаешься объяснить мне в двух словах? Только быстро, я тороплюсь. Мне нужно догнать этого астролога…
-Звездочета? Так вот он кто! Нет, ни в коем случае! Стар, ты не должен этого делать!
-По-моему, мы договорились, что ты не указываешь мне, чего я должен делать, чего не должен, - произнес я медленно, чувствуя изрядное раздражение. – Так что… - но тут же запнулся. – Постой, что ты хочешь сказать этим «Так вот он кто»?
-Этот астролог… он такой… молодой, да?.. – спросила Агни. – И такой… спокойный, доброжелательный?.. Стар, хочешь, я скажу тебе, какой он?..
Я осторожно погладил ящерку указательным пальцем… и мне пришлось снова замереть, потому что моя бедная несчастная голова вдруг чуть не разлетелась. Ну точно! Агни уже общалась со мной подобным образом, но только когда я спал, а она в это время выбиралась из своего пузырька. Такое случалось, когда мы с ней мирно жили в под защитой стен Чертовой Крепости. Мне и в голову не приходило, что она способна на что-то в этом духе, когда я бодрствую! Это уже отдавало чудесами, а именно от чудес я старался в первую очередь держаться подальше.
И все же образы рванулись в меня, отчего голову, от висков к затылку, словно раскаленный стержень пронзил. Я вдруг как будто воочию ощутил Гаева… не его самого, но то, каким его восприняла Агни… не знаю, как это объяснить - может быть, какой-нибудь философ из тех, что провел почти всю свою жизнь в мрачных стенах университета, и справился бы! Я же могу сказать только одно: это было похоже на тот образ человека, который складывается у вас в мозгу, если вы долго знаете его. Тогда вам достаточно назвать его имя – скажем, купец Клод из Нейта, - и вы, прежде чем отзвучала последняя буква, уже знаете, о ком идет речь. Еще прежде, чем вспомните, скажем, что этот самый Клод обожает вишневые камзолы, носит широкую бороду лопатой, а на носу у него огромная бородавка.
Вот такое ощущение на грани памяти и скользнуло в меня. Только уж очень оно было странным. Мне бы и в голову не пришло почувствовать астролога таким образом. Теперь я понял, почему Агни называла его Большим: этот образ не мог быть человеческим! Впрочем, и божьим тоже. Да он вообще живому существу не принадлежал!.. Помните, я говорил, что психология Агни могла бы заставить ее уважительно говорить о каком-нибудь особенно старом камне?.. Вот-вот, оно самое! Иначе, или просто точнее, сказать не могу. Тут надо быть саламандрой, или каким иным причудливым существом, или хотя бы со звездами регулярно на брудершафт стопочку опрокидывать, как тот же Гаев, или еще что…
Мне стало по-настоящему страшно. Правда, всего на мгновение.
-Малышка, а ты не ошибаешься? – ласково спросил я у Агни. – Может быть, ты слишком долго просидела в этом пузырьке?
-Я действительно слишком долго просидела в пузырьке, ты совсем меня не выпускал! – сердито воскликнула ящерка. – Но это тут не при чем! Это ты, Стар, где-то пересидел: всю дорогу вел себя по-идиотски! А этот… этот… не знаю, как там его, но он Большой! И если ты в своем уме, то близко к нему не подходи!.
-Ну уж нет, - я решительно выпрямился. Голова слегка закружилась, но я с этим справился. – Нет, у него Драконье Солнце! И я его добуду, чего бы мне это не стоило… А если ты боишься – полезай в пузырек и сиди там.
-Я боюсь, Стар, я ужасно боюсь! Он тебя уничтожит! Он от тебя совсем-совсем ничегошеньки не оставит! – мне показалось, что саламандра вот-вот заплачет.
-Ну так…
-Нет! Пожалуйста, не прячь меня! Оставь меня рядом с собой! Если что, я попробую защитить тебя!
-Знаешь что, кто бы там Гаев ни был, мне совсем не улыбается, чтобы он тебя увидел.
-Нет, ни в коем случае! – ящерка соскочила с бутылочки, одним прыжком оказалась у меня на голове – есть у нее такая милая привычка. – Нет, нет! Я останусь с тобой! Я больше не отпущу тебя одного, ни за что!
Мне оставалось только чертыхнуться. Больше всего на свете я хотел броситься на поиски Гаева… бог его знает, сколько я провалялся тут, таращась на ветки вяза, в полубессознательном состоянии! Он мог уже уйти далеко.
И все-таки, прежде чем сорваться в путь, я проверил, как там шаманка. Сперва я испугался, что девушка не дышит, но потом все-таки уловил биение крови в жилке у нее на шее… просто кровь двигалась очень медленно. Не просто сон. Все это меня встревожило: я и не заметил, как стал относиться к этой девчонке гораздо лучше…или просто заботиться о ней вошло в привычку?..
Тем не менее, астролога следовало догонять. Большой он там или Небольшой. Мой первый и истинный долг – отыскать Драконье Солнце, остальные обязательства побоку.
-Ты чувствуешь этого Большого? – спросил я у Агни. Слегка нервировала необходимость разговаривать с кем-то, кто сидит прямо у тебя на голове, – все время хочется посмотреть вверх, а нельзя.
-Еще как! – подтвердила Агни. – Ты хочешь, чтобы я его нашла?
-Да!
-А может, не надо?
-Надо, Агни.
Ящерка вздохнула (я без труда понял, что это именно вздох, хотя звучал он, как звон колокольчика), спрыгнула у меня с головы. Земля на ощупь ей явно не понравилась - в первый момент Агни совсем по-кошачьи поджала лапку. Потом опомнилась и заскользила вперед между стеблями травы. Я побежал за ней.
Как выяснилось, астролог не успел отойти очень далеко… и в то же время, наоборот, отошел гораздо дальше, чем, как я думал, было возможно. Нам все время приходилось карабкаться выше в горы. Я увидел Гаева, когда влез по крутой тропинке на небольшую скальную площадку. С нее я отчетливо увидел и луг, на котором все произошло, и вяз, под которым очнулся… и удивился, как близко они оказались, ведь я шел не меньше часа! А потом Агни воскликнула:
-Большой, Стар! Прямо над нами!
И вспрыгнула мне на плечо, готовая охранять от всего мира.
Я вскинул голову, и увидел Гаева. Он стоял на почти такой же смотровой площадке – метра на три выше надо мной. Вот только эти три метра приходились на совершенно гладкую базальтовую стену. Каменный Пояс – горы не самые высокие, но все же это самые настоящие горы, и на их вершинах почти на все лето задерживается снег… по крайней мере с этой стороны хребта, где еще дуют холодные ветры с Северного Моря. И если уж они решают, что настала пора побыть крутыми, они делают это весьма основательно. Нас с астрологом могло разделять и десять минут, и день пути. Нет, ну день вряд ли – не мог же я проваляться настолько долго! Но полчаса, час – вполне.
-Доброе утро, Ди Арси! – весьма приветливо сказал этот наглый тип, как будто мы с ним повстречались во время предобеденного променада на кладбищеiii. – Нормально себя чувствуете?
-Замечательно! – прорычал я. – Гаев, какого… - я выругался.
-Что «какого»? – участливо спросил он. – Уж не думаете ли вы, что я так запросто возьму и отдам вам Драконье Солнце? Кстати, кто это у вас на плече? Неужели саламандра?.. Великие небеса, как вам удалось с ней подружиться?
Я поперхнулся заготовленным обвинением. Меня больше всего поразило то, что Гаев совершенно четко сказал «подружиться», вместо, например, «Как вам удалось ее приручить?!»
-Это она со мной подружилась, – сказал я, скрестив руки на груди. – Ладно, не отступайте от темы!
-Я и не отступаю, - Гаев покачал головой. – Ди Арси, вы мне нравитесь все больше и больше! Человек, способный так заинтересовать саламандру, чтобы она осталась с ним… Вот это подвиг! Я готов поверить, что вы действительно способны отобрать у меня Драконье Солнце.
-А его можно отобрать? – резко спросил я. – Или только передать по доброй воле?
-По доброй воле или хитростью, - равнодушно передернул плечами астролог. – Если, скажем, вам удастся поймать меня, запереть куда-нибудь и запытать до такого состояния, чтобы я сам отдал вам эту вещь…
-Зачем вы это мне говорите? Вам же следовало сказать: «По доброй воле и только!»
-Сказал же, вы мне нравитесь. Не люблю врать людям, которые мне симпатичны… да и вообще врать не люблю! Это плохо влияет на судьбу… А кроме того, вам все равно не светит поймать меня.
-Вы так уверены? – поинтересовался я - надеюсь, иронично, а не зло.
-Еще как, - с удовольствием кивнул мой собеседник. – Вот ваша огненная подружка вам подтвердит, легко ли меня поймать.
И тут, к моему удивлению, маленькая проказница взяла его сторону.
-Стар, не преследуй его! Он – Большой! Будешь гнаться за ним – погибнешь!
-С чего ты взяла, малышка? – я, насколько мог, попытался скосить глаза, чтобы встретиться взглядом с маленькой саламандрой (глаза у нее не огненные, а синие, словно сапфиры или небо ранней осенью, так что смотреть в них совсем не больно). Разумеется, ничего не получилось: скосить взгляд на собственной плечо, почти под самую шею, довольно трудно, особенно если тебе мешает высокий воротник сюрко.
-С того! – саламандра упрямо махнула хвостиком. – Он – Большой! Лучше не вставать у него на пути.
Судя по тому, как звучал голос Райна, когда он заговорил, астролог был удивлен такой категоричностью никак не меньше меня.
-Да, лучше не становиться у меня на пути! – подтвердил он на редкость растерянным тоном. – Уж не знаю, с чего эта красавица взяла, что я большой… вроде бы, особой огромностью не отличаюсь! Но в любом случае, Ди Арси, мой вам совет: откажитесь от Драконьего Солнца. Ничего хорошего вы не добьетесь.
-Мое дело, чего я хочу добиться! Но… послушайте, Гаев, вы достойный противник! Вы спасли мне жизнь, мне и шаманке, уже второй раз! Первый – когда вытащили из подземного хода. Я сам виноват в своих неудачах – то, что я не могу до сих пор поймать вас, всего лишь вопрос моей собственной глупости. Но поверьте мне, рано или поздно эта полоса невезения кончится, и…
-Разумеется, кончится, - астролог серьезно кивнул головой. – Марс уже выходит из противостояния Сатурну, так что…
-Постойте… - я замолчал на секунду, переваривая. – Так…
-Ну да, разумеется, - как ни в чем не бывало продолжил этот пройдоха. – Я, конечно, не знаю времени вашего рождения и не составлял вашего гороскопа, однако могу предположить, что Марс имеет в вашей карте одно из определяющих влияний. А сейчас Сатурн как раз мутит воду всем планетам, кроме Юпитера – он вышел из чистого аспекта с Юпитером пять дней назад. Так что ваша полоса неудач еще продолжается, а моя как раз закончилась. Не удивляйтесь. Вашей вины тут минимум – всему виной предопределенность.
Ну почему, почему беседуя с этим типом, я все время хочу ругаться?.. Видит бог настоящий – если бы не я занимал в этой истории почетное место главного недотепы, преобладающим чувством было бы чистое восхищение!
-Тем более! – воскликнул я. – Значит, я вас все равно догоню! И… уж поверьте мне на слово, если Астериск Ди Арси хочет что-то получить, его мало что может удержать! А вы не кажетесь слишком опасным бойцом.
-Я действительно весьма посредственно владею мечом: разве что чуть получше какого-нибудь новобранца-ополченца, - улыбнулся Гаев. – Тут дело в другом… Господин Ди Арси, вы когда-нибудь задумывались о том, что такое Драконье Солнце?
-Еще как задумывался! Я догадываюсь, как оно выглядит!
-О нет, я не о том! Вы задумывались, что это такое на самом деле? Как мне удалось отобрать его у дракона?.. Мне, двенадцатилетнему мальчишке! Смею вас уверить: Древним Искусством я как тогда не владел, так и сейчас не владею! А астрология – не тот инструмент, который может помочь в подобном деле. Разве что категорически отсоветовать соваться в пекло… для чего и обычного житейского здравого смысла более чем достаточно! Итак, вы не задумывались об этом?
Я поразился, до чего страстной и убедительной была его речь. До сих пор Гаев не производил на меня впечатление человека, способного так говорить… глупо с моей стороны, ничего не скажешь. Любому астрологу требуется умение складно болтать с клиентами.
Что мне оставалось делать?.. Сказать, что еще как задумывался, но относил всю эту историю с драконом на счет досужих сплетен?.. Менее всего мне верилось, что какой-то там мальчишка действительно способен одолеть живую легенду! Куда более вероятным представлялось: нашел это Драконье Солнце в какой-нибудь особенно глубокой ледяной пещере, а потом наплел с три короба.
-Предположим, не задумывался, - холодно сказал я. – Хотите сообщить мне нечто новенькое?
-Несколько неподходящая обстановочка! – в голосе астролога так и слышалась ухмылка… хотя, если вспомнить, я ни разу не видел, чтобы Райн Гаев по-настоящему ухмылялся. – Могу вам только сказать: Драконье Солнце – это совсем не то, что вы думаете! Обладание им никакой пользы вам не принесет.
-А вам принесет?
-И мне нет, - охотно согласился астролог.
Я несколько опешил. А потом вкрадчиво произнес:
-Ну что, может, тогда вы мне попросту его отдадите?.. А я уж там сам разберусь, что мне с ним делать. Да вот хоть с вашей подругой-шаманкой поделюсь: она очень хотела эту цацку заполучить. Только, в отличие от вас, она не жадина, и соглашается делиться.
-А ей-то зачем? – мне показалось, или голос Гаева дрогнул?
-Женщины ужасно легкомысленные - любят всякие безделушки!
-И все-таки?
-Говорит, хочет повернуть время и оживить свою мать. Вполне понятное стремлении, - я пожал плечами. – Девочка – полукровка, ее мать умерла при родах. Вы в курсе?
-Догадывался, - коротко бросил Гаев. – Нет, господин Ди Арси! Если дело принимает такой оборот, я тем более не могу отдать вам Драконье Солнце!
О господи, ну что за интонации честного учителя приходской школы! Мол, «мальчик, это для твоего же блага»! Я как-то привык сам разбираться с тем, что для меня благо, а что нет.
-Знаете что, - вдруг предложил я, - давайте вы спуститесь оттуда, а потом мы пройдем еще несколько миль до Амсгольфа, разыщем там какой-никакой трактир и за кружечкой пивка обсудим нашу общую проблему?.. Местные трактирщики, конечно, варят просто ужасное пойло – особенно по сравнению со Священной Империей! – однако это лучше, чем перекрикиваться вот так! У меня уже скоро горло заболит, честное слово!
-Да, Стар, давай уйдем отсюда! – почти взмолилась Агни.
Вся ситуация выглядела все более и более безумной. Никогда я не видел, чтобы Агни чего-то боялась. Порою мне казалось, что она совершенно лишена чувства страха, и даже, возможно, все саламандры его совершенно лишены.
-Боюсь, я не могу принять ваше лестное предложение, - мягко произнес астролог. – Я бы с удовольствием, но меня ждут неотложные дела по ту сторону гор.
-Ну что ж, идите, не могу задерживать, - я пожал плечами. – Все равно я вас вскорости нагоню, и мы продолжим нашу увлекательную беседу. Шаг у меня шире.
-Не догоните, - уверенно сказал астролог. – А знаете, почему? Потому что там, на лужайке, осталась Вия Шварценвальде, ваш товарищ по несчастью. И вы не сможете ее бросить. Она еще по меньшей мере сутки останется без сознания. И все это время будет совершенно беззащитна. Наверное, ее придется охранять, потому что духи только и ждут, чтобы захватить человека в таком состоянии! – астролог говорил спокойно и печально. – Обычно шаманов, если уж их угораздило так перенапрячься, охраняют их близкие… может быть, даже все племя целиком. А у девочки никого нет. Придется вам взять это на себя. Иначе она умрет. Тем более, что если бы не вы, она бы так не пострадала.
-А с чего вы взяли, что я стану о ней заботиться? – сказал я с презрительной усмешкой, хотя сердце у меня екнуло. Почему-то я сразу решил, что астролог говорит правду. – Предположим, я просто пойду за вами следом, наплевав на нее?..
-О нет, вы не тот человек! – фыркнул Гаев.
-Так и вы не тот, насколько я могу судить! Что если я сейчас скажу, что если не сбросите мне сейчас со скалы Драконье Солнце, я предоставлю шаманку ее собственной судьбе? Что вы тогда будете делать?
-Развернусь и пойду, - только и сказал он. – Я-то знаю, что вы так не сделаете… Я в выигрышной позиции, понимаете?.. Чтобы догнать меня и принудить к чему-то, вам понадобится час или даже два… а вы не располагаете таким временем. Вам нужно торопиться к шаманке. Ее нельзя оставлять одну.
-Откуда мне знать, что вы меня не надуваете? – холодно спросил я. – Вы уже продемонстрировали свои способности в этой области!
-Даю честное слово шляхтича. Кроме того, вы немного времени потеряете, если вернетесь на поляну, чтобы проверить, как там наша драгоценная госпожа Шварценвальде! Если с ней все в порядке, вы успеете меня догнать. А я пошел. Я и так уже говорил слишком много. Знаете что, попробуйте обсудить проблему с саламандрой и с шаманкой! Может быть, в следующий раз вы будете готовы к тому, чтобы послушать меня… и мы в самом деле сможем поговорить о наших общих бедах в каком-нибудь кабачке за пивом!
С этими словами он помахал мне рукой и как ни в чем не бывало принялся карабкаться по тропинке, которая с его стороны забирала вверх. Мне оставалось только скрипеть зубами от злобы. И от… страха. Да, именно. Почему-то я совершенно точно знал: он не соврал мне, и с шаманкой действительно не все в порядке. Мне надо спешить к ней, иначе может произойти непоправимое!
-Стар, не гонись за ним! – почти всхлипнула Агни. – Не надо.
-Не бойся, огонечек, - я стиснул зубы. – Позже. Позже.
В ярости обернулся к нему снова – точнее, к его спине, удаляющейся прочь, - и проорал:
-Ну, погоди! Я тебя прикончу!
-Ага, - откликнулся он, не оборачиваясь. – Но еще не сейчас.
Ормузд бы побрал этого звездочета! Желательно, несколько раз! Он снова умудрился поймать меня в ловушку… причем снова словно бы ничего не сделал для этого, как будто вся ситуация подвела к такому исходу совершенно случайно! И в то же время он качественно просчитал меня: бросить Вию Шварценвальде я не мог. Никогда больше… Не знаю, в чем тут было дело. Но когда я, сломя голову, несся вниз по той же самой тропе, по которой до того карабкался с таким трудом, у меня было несколько весьма напряженных минут, за которые я осознал: в эти два дня, что мы с Вией провели вместе, она каким-то образом успела стать для меня очень важной… факт, которому можно было только удивляться! Какая-то шаманка с севера, не красавица, неразговорчивая, и вообще почти совершенно лишенная какого бы то ни было обаяния…
Да чушь все это!.. Уж я-то могу отличить влюбленность от просто сочувствия!
-А я люблю, когда такое случается, - вдруг сказала Агни. Она сидела у меня на плече, вцепившись острыми коготками в складки плаща.
-Тебе нравится, когда я в неприятности попадаю? – хмыкнул я.
-Ага. Потому что тогда ты меня не прячешь в эту стекляшку… И я тебе нужна, - саламандра на секунду коснулась треугольной мордочкой моего подбородка – будто поцеловала.
На секунду я испытал угрызения совести. Вот тоже… таскаю с собой, в пузырьке держу… можно было бы и получше обходиться с моей маленькой спутницей. Впрочем, оправдание пришло тут же: никто Агни не заставлял со мной отправляться. Жила бы в камине в Чертовой Крепости, маленькая Мелисса ее бы подкармливала… В замке о саламандре знали, побаивались, но любили – считали ее чем-то вроде духа-защитника. Так что Агни сама виновата.
Я упал на колени рядом с маленьким телом шаманки, Агни спрыгнула с моего плеча. Вия лежала совершенно неподвижно, не металась – даже позы, кажется, не изменила с того момента, как я покинул ее.
-Стар, да хватит возиться, пойдем уже дальше! – Агни красной искрой металась вокруг меня в густой траве. - Нам надо быть подальше от Большого!
-Не мельтеши, огонечек, - сказал я ей. – Мне нужно, чтобы ты взглянула вот на эту девушку. И сказала бы мне, что с ней…
-Что-что… - саламандра вспрыгнула на шаманку, пробежалась по ней туда-сюда. – Вселился в нее кто-то, да и все.
-Что?! – на миг я подумал, уж не ТОТ ли решил сменить пристанище… но надежда почти сразу незаметно истаяла: это было бы слишком хорошо.
-То! – передразнила ящерка. – Кто надо, тот и вселился… А может и не вселился, может, только дверь открыл… Сама не знаю! Только не бог. Дух какой-то. А вообще ей не привыкать, в ней и так… вон уже сколько, духов этих. Думаю, эта твоя ненаглядная скоро очухается. А теперь пусти, я обратно полезла… сыро здесь.
-Стой! Ты мне вот что еще скажи: мне-то чего делать?!
-Чего-чего… астролог тебе правду сказал. Одну не оставляй, да и все! Тут бы, конечно, целителя хорошего, чтобы с душой мог разговаривать, но ты не целитель и не будешь никогда! Так что пускай сама излечивается.
Я решил не допытываться от Агни большего, позволил ей забраться в пузырек и плотно заткнул его крышкой. Кто их знает, этих шаманов… может быть, в них, действительно кто-то после каждого ритуала вселяется.
Сначала я подумал, что неплохо было бы отнести шаманку в деревню… и тут услышал тихое ржание. А еще через несколько секунд на луг, тяжело дыша, поднялась сумасшедшая Хельга. В поводу она вела обеих лошадей – и Иллирику, и вииного проклятого жеребца. Уже одно это крайне меня удивило: я знал, что Иллирика у меня лошадь умная и дружелюбная, но чтобы этот коняга пошел за кем попало?..
-Возьмите коней, милорд, - сказала мне Хельга тусклым тоном. Глаза у нее были красные, как будто она плакала, но отрешенности сумасшедшей в лице старой крестьянки не наблюдалось. Мне, правда, показалось, что она еще постарела.
-Вообще-то, я собираюсь вернуться в деревню, - сказал я. – Моей спутнице нужен уход.
-Не думаю, что вам стоит это делать, милорд, - покачала головой женщина. – Еще решат, что вы убили Альбаса. Кто-то же его убил. А вы, уж простите, больше похожи на убийцу, чем господин астролог.
Все, что я мог сказать на это, застряло у меня в горле колючим комом. В самом деле… в самом деле. В этот момент воспоминания взорвались во мне, словно перележавшие на солнце тыквы. Я вспомнил смех бога, и легкое движение руки, от которого здоровенный мужик тряпичной куклой полетел в сторону. Ну да… Мне стало ясно происхождение темного потека на коре соседнего вяза. Лучше поздно, чем никогда, конечно…
От тоски вдруг захотелось завыть. Но тоска - не скорбь. Этот человек погиб не по моей вине – по вине бога. Я же был всего лишь вместилищем… и в любом случае мне предстояло расплачиваться за все разом, в самом конце. Я это знал и давно был готов.
Еще я зло подумал, что могу и вернуться в деревню - и пропади все пропадом! Как будто банда каких-то крестьян сможет мне угрожать! К счастью, вовремя опомнился. Может быть, этот приступ гнева был своего рода отрыжкой бога. Еще совсем недавно я побрезговал нападать на двух ублюдков, что схватили шаманку, а вот теперь собирался сразиться с целой деревней. Да уж, образец благоразумия. Как бы я ни был силен, не так уж трудно справиться с одиноким путником, обремененным заботой о больной спутнице. Не говоря уже о том, что ребята вполне могут позвать подмогу из соседней деревни. Уболтать их и убедить, что убийца не я, – мало ли что там показалось сумасшедшей?.. Ормузд его знает, станут ли они меня слушать. Когда я пытался представить ситуацию в лицах, что-то подсказывало мне, что мой дипломатический дар будет тут бесполезен.
-Спасибо, женщина, - сказал я Хельге.
-Не за что, - в голосе ее звучала горечь. – Убирайтесь, милорд. Убирайтесь… к богам. Я покажу вам, как можно выйти на большак, не возвращаясь в деревню.
-Нет, лучше… - начал я, и тут же осекся. Я собирался сказать ей, что меня надо проводить не на большак, а лучше показать мне кратчайший путь через горы – я был уверен, что Гаев отправился именно таким путем – но тут же сообразил, что лошади безвестными тропами вряд ли пройдут. А роскошь бросить Иллирику и черного беса тут я не мог себе позволить: во-первых, этого нельзя было делать, пока Вия находилась без сознания, во-вторых, я не был уверен, что за горами нам удастся быстро разжиться подходящими лошадьми. Уж мне-то как никому другому была известна обстановка в Радужных Княжествах! И в-третьих (и, наверное, в-главных) – бросать Иллирику мне просто отчаянно не хотелось.
Так что пришлось волей-неволей взвалить шаманку на Иллирику, пристегнуть девушку ремнями – провозился я довольно долго, но иначе никак не выходило, – и повести обеих лошадей тропой, указанной Хельгой. Состояние шаманки вызывало у меня опасение, но я решил, что пусть лучше она три часа потрясется на шее лошади, чем ее прирежут в деревне со мной за компанию.
-Выйдете на большак, - сказала она, - а там часа через три уткнетесь в Небендорф. Не промахнетесь. Там даже постоялый двор есть.
-Спасибо, женщина, - сказал я. – Скажи… а тебя деревенские не обвинят в гибели племянника?
-Меня? – она встретилась со мной глазами. – Чтобы у старой женщины хватило силы кинуть здоровенного мужика, да и все внутренности ему о дерево отшибить?.. Нет уж, это только какому рыцарю-герою под силу. Или богу.
-Но ты ведь знаешь, что я не бог, - заметил я.
-О да, - безразлично ответила сумасшедшая Хельга. – Пока не бог. Но если бы я не надеялась, что ты меня убьешь, я бы перед тобой на колени упала.
-Даже ты можешь жить, женщина, - сказал я. – Даже ты. И стоило бы тебе воспользоваться своей жизнью!
-Астролог тоже так сказал, - Хельга смотрела на меня почти с ненавистью. – Так. Да. Вот бы он убил тебя! Или ты его. Если бы не вы, ничего этого бы не было.
Когда я уходил дальше по дороге, ведя двух лошадей в поводу, меня не покидало ощущение, что она все так же смотрит мне в спину, и проклинает меня со всей силой своего сердца.

Глава 6. Разыскивается...
Не дай Бог повстречаться с каким-нибудь мелким божеством, эти существа совершенно аморальные и бесконтрольные, потому что бессмертны и ничего не боятся.
Кир Булычев. «Покушение на Тесея»
Записки Астролога
В таверне бог искал встречи со мной.
Никто кроме меня его не заметил, да и я сначала удивился: создания, властвующие нами, не самые скрытные существа на этой земле! Если уж они возникают, то обычно с помпой. Этот же сидел тихо: пристроился в уголке и полоскал в кружке с сидром кончик длинной белой бороды.
Углядев его в темном углу, я хотел было выскочить прочь со скоростью арбалетного болта, но вовремя одумался. Если бог зашел сюда просто проветриться, или приударить за какой-нибудь сговорчивой красоткой, то мне от этого ни жарко, ни холодно. А если он дал себе труд спуститься непосредственно ради меня, то тут бегай - не бегай…
Поэтому я плюхнулся на скамью подальше от очага – не хотелось, чтобы не слишком расторопные подавальщицы поливали мне голову жиром. А холод меня все равно не мучил – этим летним вечером, по мнению закаленного жителя Шляхты, в пору было страдать от жары, а не кутаться в плащ. Завсегдатаи таверны считали, кажется, наоборот - дальний край стола, ближе к входу, был совершенно свободен. Правда, и народу по раннему времени было еще маловато. Ужин здесь, видимо, подавали позже…
Усталая немолодая женщина с черными зубами подошла ко мне и, вытирая руки о грязный передник, спросила, не угодно ли мсье сидра или эля. Я сказал, что не отказался бы от молока – если, конечно, оно тут есть. Молоко, естественно было - когда я подходил к таверне, то слышал коров на заднем дворе, - хотя явно не пользовалось особенным спросом. Ну да мне-то что…
Девица ушла за молоком, а я подумал, что сейчас хорошо бы поспать или хотя бы подремать – я шел почти сутки, практически не отдыхая, - но отдыхать на жесткой лавке не слишком приятно. Если привалиться спиной к стене и задремать, шея затечет. Да и ограбить могут…
-Господин Гаев? – каким-то образом бог оказался совсем рядом со мной. Только что, я мог бы поклясться, он сидел совсем в другом конце стола и, кажется, довольно прочно там обосновался. И вот теперь, пожалуйста, толкается локтем в бок. Значит, придется расстаться с иллюзией, что его мог заинтересовать кто-то другой…
-Совершенно верно, - я доброжелательно взглянул на него. – А вас как зовут?
Не знаю уж, понял ли он, что я догадался, кто он такой. Честно говоря, большая часть богов особой проницательностью не отличается. Но этому по должности полагалось читать души людей, как раскрытые книги. Или, вернее сказать, полагалось бы – потому что у богов вообще плохо получается понимать людей.
-Можешь называть меня Мудрецом, - произнес бог, поглаживая белую бородку. У него были длинные, тонкие, узловатые пальцы ученого, украшенные дорогими перстнями. «Подагра», - подумал я. Перстни совершенно не вязались с прочим его одеянием – невзрачным и весьма потрепанным.
-Очень приятно.
-Ниц тоже разрешаю не падать, - продолжил он. – Хотя ты, мальчик, отлично понял, кто я такой.
Я склонил голову.
-Но мне нравится дерзость, - старик подмигнул мне. – Куда бы этот мир покатился без дерзости молодых, а?!
Я вспомнил, как Воху-Мана как-то испепелил паломников Зевса, не преклонивших перед ним колени. Года полтора назад об этом боязливо перешептывались по всему Закату. Уж в чем в чем, а в излишнем добродушии Мудреца обвинить было нельзя.
-Наверное, ты догадался, что ты зачем-то нужен нам, - задумчиво сказал старик. – Ты умный мальчик… иначе мы не стали бы даже говорить с тобой.
Он замолчал, выжидательно гладя на меня. О боги мои... ну почему вы так банальны?.. Ну нельзя начинать разговор с того же примитивного хода, что какой-нибудь сектант! Хотя... а от кого учатся сектанты, если подумать?
-Что же нужно от меня всемогущим Семи? – тихо спросил я.
-О, сущие пустяки! Ты примерно представляешь, чем Мойры занимаются? – спросил он.
Я кивнул. Сестры-мойры, сущие за шатром небес… говорят, они не боги, но даже боги прислушиваются к их советам. Еще говорят, что они живут не в нашем мире, а где-то еще, совсем далеко… и что в них верят везде, где живут люди. Повсеместная вера – большое достижение для существа, претендующего на божественность. Особенно, если им не строят храмов.
-Ясно, не представляешь... Оно и к лучшему. Ну так вот, они сказали нам, что только ты в состоянии нам помочь. А потому ты это сделаешь.
-В состоянии… но помогу ли? – осторожно спросил я.
-О, какие глупости! Разумеется, поможешь! Приложишь все усилия – уж мы позаботимся, чтобы ты… так сказать, всеми силами восхотел.
Я приподнял брови.
-Я охотно помогу вам, как почтительный подданный…
Он взмахнул рукой.
-Оставь это! Почтительность смертных мне известна. Кнут и пряник – вот что по-настоящему надежно. Старо как мир. Не выполнишь – чик, - он провел себя когтистым указательным пальцем поперек бороды. – Выполнишь… ну, тут можно и поторговаться. Слава у тебя, вроде бы, уже есть, но богатство, власть… ничего этого ты пока не приобрел. Впрочем, и не стремишься, не так ли?
Я кивнул.
-Ну, мы что-нибудь придумаем, - оптимистически пообещал бог. – Не для тебя, так для твоей сестры… ты ведь, кажется, очень любишь свою сестру?.. Хочешь, мы ее вылечим? Вернем все, как было?
Не скажи он последнюю фразу, я бы, может и купился... нет, не купился, но хоть задумался бы, хоть секундочку поразмыслил бы над его заманчивым предложением. А так ...
-Но вообще, юноша, вы меня разочаровываете! Договариваться о вознаграждении, когда задание еще не оговорено… Или звезды уже сказали вам, что мы от тебя хотим?
Глаза у него были очень странные. То есть… нет, я неправильно сказал. Знаете, у бога, наверное, и глаз-то нет. Во всяком случае, я их не видел. У меня словно бы зрение отшибло… или память. Я видел морщины на лице, видел бороду и усы, не мог от этого лица глаз отвести… но никаких глаз. Какое там соревнование в гляделки – я растерялся хуже малого ребенка.
Хотя малый ребенок, наверное, как раз не сплоховал бы.
-Нет, звезды ничего не сказали мне об этом. Я давно не проверял собственный гороскоп.
Это было правдой: обжегшись в Адвенте, я на какое-то время заделался очень прилежным, и высчитал свою судьбу на год вперед. Но чем более длительные прогнозы ты делаешь, чем менее они четкие. Я знал, что этот год для меня будет наполнен важными и драматическими событиями с неоднократным риском для жизни, но полагал, что события эти произойдут лишь осенью… а ведь восьмой месяц начнется только завтра. Эх, ну вот чего мне стоило потратить немного больше времени и посчитать хотя бы один лунный гороскоп!
-Ты знаешь эту народную побасенку… песенку… о двух юношах, которые одолели бога?
-Как и большинство людей на Закате… - осторожно ответил я.
-А может быть, ты знаешь и имя этих юношей? – допытывался бог.
Я помедлил, прежде чем отвечать.
-Я не знаю даже, откуда они были. Эту песню поют по-разному во всех землях. У нас дома я слышал, что один из них был из Шляхты, а другой чуть ли не из Полуночных Земель. В землях Союза Городов свято уверены, что один из них был риринцем, а другой – откуда-то с Закатных островов. В Мигароте рассказывают, что это были друзья-пришельцы из Эмиратов. В самих Эмиратах говорят, что ребята были из Земли Басков… а в Земле Басков я никогда не был, поэтому не знаю, как поют эту песню там.
-Ты забыл сказать, - усмехнулся бог, - что здесь, в Радужных Княжествах, считается, что один из этих двух… героев ли, еретиков ли… был одним из местных владетельных сеньоров, а второй – его другом, то ли купцом из Союза Городов, то ли мелким бенефициарием с Островов… и, как ни странно, здесь они ближе всего к истине!
-Какая разница? – пожал плечами я. – Боги… вы, господин… давно уже покарали их. Насколько я помню, обоих поразил небесный огонь, а девушка, из-за которой все и началось, не то удалилась в монастырь замаливать грехи, не то живой была взята на небо, в жены Вискондилу… или Зевсу?..
Говоря так, я постарался запрятать в дальний уголок ума свое знание: я был абсолютно уверен, что это не так. Изложенная мной версия присутствовала лишь в тех вариантах легенды, что звучали в харчевнях, тавернах и пабах (на площадях при большом скоплении народа это сказание вообще никогда не исполняли – береженого… вот то-то и оно). А ночами у лесных костров, когда над головой шумели кроны старых деревьев и божеского гнева опасались почему-то куда меньше, хотя на то, казалось бы, было мало оснований, путники пели совсем другую песню… ее же заучивали наизусть и бесшабашные жители Полуночных Земель, которые богов не боялись совсем – когда живешь рядом с драконами, бояться можно только драконов.
Я уже догадался – почти догадался! – что Воху-Мана захочет приказать мне, но надеялся, что он моей догадки не заметит. Все-таки мысли человека для бога слишком сложны и сумбурны, они предпочитают читать эмоции… так говорила мне мама, и до сих пор у меня не было повода усомниться в ее словах. А эмоционально я оставался совершенно спокоен: не такой уж трудный фокус, если ты астролог. Особенно, смею заметить, уравновешенность тренируется в момент, когда приходится отправлять в камин третий вариант чьей-то натальной карты, потому что ты неправильно вычислил положение Луны в Козероге…
-Скажем так… - Воху-Мана чуть поморщился. – Наказание было далеко не таким строгим, как нам хотелось бы… собственно говоря… только недавно нам удалось разыскать одного из… этих.
-Так вы не нашли их тогда? – удивился я.
Нет, действительно удивился. До сих пор мне казалось, что боги всегда могут разыскать нужного человека, если только тот не додумался спрятаться у драконов или прибегнуть к услугам хорошего шамана. И то – насчет шамана – вилами по воде. Временное средство. Но, если ребята действительно были из Радужных Княжеств, вряд ли они могли так быстро добраться до драконов, да и шамана им здесь взять было негде.
-Нет, - Воху-Мана усмехнулся, как добрый дедушка, который решил в воспитательных целях подстроить некую пакость смышленому внуку. – Тогда мы их не нашли. Они сумели ускользнуть и спрятаться… кроме того, мы не слишком искали. С падением Кевгестармеля нам хватало своих забот.
Да уж, не трудно представить. Кевгестармель владел весьма обширной областью на Закате, в которую входила вся территория Союза Городов и половина земель Княжеств. Сейчас Верховной Богиней этих мест считалась его жена Фрейя, однако, насколько я знал, она находилась под определенной опека Зевса и Тота… боги воспринимают время иначе, чем люди, и эти вопросы будут решаться ими еще сотню лет. Падение Кевгестармеля произошло всего около двадцати лет назад - удивительно еще, что они среагировали так быстро.
-Вы хотите, чтобы я составил гороскопы и нашел их? – спросил я. – Они каким-то образом сумели спрятаться от ока богов?
-Нет, они не сумели! – Воху-Мана совсем развеселился, разве что ладони не потирал. – Где им! Они узнали, как это можно сделать, но знать и мочь – совсем разные вещи. Никто из смертных не способен на такие фокусы.
-Тогда зачем я?
-Затем, что скрылся сын одного из них… Он получил в обладание вещь… очень важную вещь… вещь, способную разрушить весь мир, при умелом подходе, разумеется. Его отец по глупости отнял ее у бога, - вид у Воху-Маны при этих словах был такой, словно он подсматривал за «глупостью» в замочную скважину и от души наслаждался каждым мгновением.
«Ну да, если смертный, то, разумеется, не от большого ума…» - меланхолично подумал я. А потом спохватился.
-О какой вещи вы говорите?
-О! – Воху-Мана хитро прищурился. – Уж ты-то должен знать о ней получше прочих. Ибо именно тебе эти глупые людишки приписывают обладание ею…
-Вы имеете в виду… - начал я, и, по-моему, на сей раз мне не удалось проконтролировать выражение лица.
-Именно, - Воху-Мана кивнул с довольным видом. – Ах, как приятно говорить с таким сообразительным юношей! Все понимает с полуслова. Ну конечно, это Драконье Солнце! Как мог какой-то самый недоделанный сплетник подумать, что мы, боги, способны позволить драконам завладеть сим артефактом?.. Нет, ну вот скажи мне, как они могли быть столь наивны?..
Воху-Мана качал головой, как будто наивность жителей Заката была его личной и глубоко выстраданной проблемой. Я мог ему только посочувствовать.
-Так значит, я должен найти не его, а… артефакт?
-Нет, ты должен найти человека! – Воху-Мана насторожился. – Драконье Солнце нельзя разыскать вашими, человеческими методами.
Я не стал тешить свое самолюбие репликой вроде «вашими, божескими, тоже». В конце концов, я еще собирался сколько-то жить после окончания своей «миссии»… если мне, конечно, доведется ее закончить. Боги злопамятны.
-Попробую, - я пожал плечами. – Вы мне можете сообщить точное время его рождения?..
-Ну нет, дорогой мой! – тут Воху-Мана не удержался, и ладошки-то потер. – Ты должен не «попробовать» - ты должен его найти! А точное время его рождения сообщим, у Мойр все записано.
-Вы должны понимать, господин Мудрец, что астрология полной гарантии не дает. Моими методами можно приблизительно вычислить, к каким областям на земле больше всего тяготеет… искомое лицо. Но ни в коем случае нельзя быть уверенным, куда именно он двинется на самом деле! Люди подчас виртуозно уклоняются от того, что судьба планирует для них…
-Ну а уж это твои проблемы, мальчик! – бог взмахнул рукой царственным жестом. – Я свое слово сказал. Мойры открыли нам, что только ты это можешь – значит, только ты. Сроку тебе – месяц. Работу сдашь... предположим, в нашем городе, в Медине. Ты все равно в ту сторону идешь.
Умственная ограниченность – тоже один из атрибутов божественности. Правило «выживает сильнейший» у них не работает... точнее, работает слишком медленно с человеческой точки зрения. Проблема богов в том, что они были созданы невесть когда, и человечество с тех пор успело уйти вперед, а эти всемогущие господа – застряли на месте.
И, подумав об этом, я позволил еще одному соображению вырваться на волю.
-Отлично, - сказал я. – А какие гарантии?
-Гарантии чего? – опешил Воху-Мана. Правда, следующая его реплика показала, что он все отлично понял. – Да как ты смеешь?!
-Кто вас знает, - извиняющимся тоном произнес я. – Нет, я, конечно, трепещу и все такое, но все-таки… что если я разыщу вам этого парня, а вы после решите, что я «слишком много знаю» или что-то в этом духе, и что мое земное существование надо пресечь от греха подальше?.. Смею вас уверить, я им очень дорожу!
Воху-Мана какое-то время остолбенело смотрел на меня, видимо, пытаясь сообразить, что имеет в виду эта козявка, и наконец рассмеялся мелким хихикающим смехом.
-Чем тебе дорожить-то, мальчик! Ты все равно долго не протянешь!
-Это для меня не новость, - я пожал плечами. – И тем не менее, я хочу прожить жизнь целиком, сколько есть, столько есть, – не думаю, что умершие так уж веселятся в Подземных Чертогах.
-Да кому ты нужен! – снова хихикнул Воху-Мана. – Я же не какой-то король, который поручает тебе разыскать несостоятельного должника! Я – бог! Мы – боги! Живи, сколько угодно!... Чем ты нам можешь повредить?.. Хоть на каждом углу об этом своем задании ори! Хоть песню о нем сложи, да распевай ее на площадях… Ах нет, спеть ты не сможешь – у тебя голоса нет! Эх, нет, ну и рассмешил ты меня! – Воху-Мана, действительно, чуть ли не покатывался со смеху. И не говорите мне после этого, что у богов все в порядке с чувством юмора!.. Смех становился все громче, раскатывался океаном, громом, землетрясением, сотрясал хлипкие стены таверны, разрастался до звезд… а потом исчез. И сам бог исчез. Рядом со мной никого не было. Только лежал на скамье узкий пергаментный свиток, перевитый черной шерстяной ниткой.
Я подхватил пергамент, развернул его… на довольно большом куске – ну и потранжирил кто-то дорогой материал! Вы, там, в небесной канцелярии, учитесь экономии, а то дождетесь ревизии! – была выведена всего одна строчка.
«3008 год новой эры, 26 число третьего месяца, пять ударов сердца после того, как солнце скрылось за горизонтом».
Наверное, ни одному астрологу мира еще не доводилось работать со столь точными и достоверными данными… Ну что, Астериск Ди Арси, мне было бы не так уж сложно разыскать вас… но мне нет необходимости этого делать. Я знаю, что очень скоро вы сами найдете меня. Точнее, я удивлен, почему вы до сих пор этого не сделали.
-Ваше молоко, мсье, - женщина бухнула передо мной на стол глиняную кружку. Жидкость плеснула, оставив на красно-коричневой, чуть неровной стенке белый след.

Записки Аристократа
В жизни я никогда ни о ком не заботился, а пришлось. Самое странное, что это оказалось не так отвратительно, как можно было себе вообразить.
Сначала я надеялся, что шаманка придет в себя быстро. Когда мы расстались с Хельгой, я повел лошадей, рассчитывая до вечера добраться в указанное мне село. Но к обеду погода начала портиться, а потом зарядил мелкий обложной дождь. Сперва я не обратил на это особого внимания. Потом, подумав, извлек из своей седельной сумки одеяло и накрыл им шаманку. Это вызвало некоторую задержку, потому что пришлось перетянуть ремни… в общем-то, мог и раньше догадаться: не бог весть какое напряжение ума, а девчонка бы поменьше мерзла.
Однако в какой-то момент дождь хлынул с такой силой, что пришлось сойти с дороги и искать приют под деревьями. По счастью, мне удалось обнаружить подходящую ель: ветви ее шатром расходились на порядочном расстоянии от земли, даже лошади прошли спокойно. Не сказать, правда, что эти хвойные лапы совсем не пропускали воду – отдельные капли периодически падали мне за шиворот – но все же такая защита лучше, чем никакой.
Вот тогда, когда я, слушая дождь (а ведь весьма неплохое занятие, если вдуматься), сидел под деревом на сухом пятачке рыжей хвои, подложив под себя весьма отощавшую без одеяла сумку с одежкой, я услышал, как шаманка застонала.
Сперва я испытал нешуточное облегчение: ага, в себя приходит, малявка! Но в тот же момент я сообразил, что стон – не самый благоприятный признак.
Я вскочил. Оказывается, мне до ужаса надоело сидеть вот так, ничего не делая, ожидая изменения не зависящих от меня обстоятельств… герцог тренировал меня ждать сколько угодно, и я могу это делать весьма сносно, но, когда ожидание истекает, раздражение тут же наскакивает на меня, душит и берет в плен. Очень вовремя среагировал: шаманка задергалась, пытаясь освободиться. При этом она даже не попробовала развязать узлы, хотя могла бы - я ведь не по-настоящему пытался ее скрутить, а всего лишь хотел не дать ей сверзиться с Иллирики. Нет, Вия рвалась и дергалась, как дикое животное. Даже захрипела. Глаза ее при этом были закрыты, пальцы конвульсивно сжимались и разжимались. Из уголка рта потекла слюна, верхняя губа приподнялась, и девушка не то зарычала, не то захрипела. Не самое приятное зрелище.
Что хуже всего – лошадям оно тоже не слишком понравилось. Проклятый конь, кажется, отнесся с полным пониманием, даже фыркнул одобрительно. А вот Иллирике все происходящее в высшей степени не понравилось. Она хрипела не хуже своей живой ноши, косилась, переступала с места на место и, кажется, не вздымалась на дыбы и не кидалась в галоп только из-за многолетней привычки мне доверять. Как будто я стою доверия!..
Если вы думаете, что справиться с перепуганной лошадью, и маленькой, но весьма крепкой припадочной девчонкой одновременно очень легко – попробуйте сами. Мне не понравилось, сразу скажу. Тем не менее, каким-то чудом я смог стащить Вию с кобылы – попросту без затей перерезал все веревки, какие попались под руку. Транжирство, но ничего не поделаешь.
По счастью, веревки у меня были и запасные – без них в дороге никуда. Так что смотать заново запястья и лодыжки шаманки худо-бедно удалось, хотя сопротивлялась она яростно – не то что специально царапалась и кусалась (тогда, думаю, пришлось бы оглушить ее, а мне ужасно этого не хотелось – мало ли, еще задохнется, в бессознательном-то состоянии!), но и простых конвульсий хватало.
Более того, мне удалось даже сунуть шаманке между зубами наскоро связанный из прихваченных с собой тряпичных бинтов жгут – чтобы язык не дай бог не откусила. Однажды я видел, как некий латник откусил себе язык, когда ему отпиливали ногу – этому бедолаге колено палицей раздробили. К счастью, он потом умер.
Шаманка рычала и вращала глазами, тело ее дергалось и билось, стремясь вырваться на свободу. Признаться, меня посетили опасения: а ну как превратится в какое-нибудь животное… кто там, этих шаманов, знает, как у них после сложных ритуалов принято поступать!.. С другой стороны, пускай превращается: зверь тотчас убежит в лес, а я избавлюсь от необходимости изображать из себя сиделку!
Такого счастья мне, конечно, не выпало: шаманка не превратилась в зверя, но окончательно потеряла сознание. Тело ее расслабилось, скрюченные пальцы разжались. Весь припадок занял не так уж много времени: наверное, с полчаса или даже меньше. Зато я устал так, как будто весь день работал в каменоломнях.
За полчаса дождь успел кончиться. Тучи не разошлись: хмурое серое одеяло над нами по-прежнему норовило зацепиться за верхушки гор и расплескать на нас свое ледяное неприятное содержимое. Что я не люблю в горах: стоит забраться повыше, и нормальное теплое лето тотчас превращается в какую-то стылую осень… Но делать было нечего: я снова с грехом пополам пристроил шаманку на Иллирике, и направился вперед по дороге, к обещанному постоялому двору.
Небендорфа мы достигли не за три часа, как обещала старуха Хельга, но часов за пять. Все это время я нервничал – вот уж не ожидал от себя! – из-за шаманки: а ну как снова припадок?.. По счастью, с ней ничего такого не происходило: она не стонала, и глаз не открывала. И Иллирика больше не беспокоилась.
Нам повезло еще и в том, что большака-то было – одно название. Вроде и крупные купеческие центры рядом, а удалишься на день пути… да что там, на полдня… и уже сплошное захолустье. Никто нам на этой горной дороге не встретился, даже какой-никакой крестьянин с повозкой, и я был этому рад.
Постоялый двор тоже многолюдьем не отличался: так, деревенский кабак, хозяин которого сдавал пару верхних комнатушек редким приезжим побогаче… в остальное время там кое-как размещались приживалы трактирщика. Приезжие победнее, если такие случались, ночевали, расстелив свои одеяла прямо на полу харчевного зала, а ночлег порой отрабатывали колкой двор, уборкой мусора или чисткой котлов.
Нам, впрочем, грубый труд простолюдинов не грозил: деньги у меня были. Я даже нанял племянницу трактирщика (а может, дочку или какую иную родственницу – в семейные отношения вникать было неохота), чтобы присмотрела за шаманкой, и заплатил за две комнаты: одну для меня, другую для больной. Честно говоря, я с тревогой подумывал, что я буду делать, если шаманка проболеет подольше – бросать ее в этой глухомани, а самому отправляться на поиски Гаева мне почему-то совершенно не хотелось, не говоря уже о том, что с ее помощью я смогу его найти гораздо эффективнее. Но если так пойдет и дальше, у меня просто не останется выбора.
Я решил: жду еще сутки и ухожу. Иначе Гаев заберется слишком далеко. И так мне придется потратить солидное время, обходя горы: астролог шел без лошади и мог себе позволить роскошь блуждать по узеньким тропинкам, я же не собирался оставлять здесь Иллирику, и поэтому мне придется идти через перевал Собаки… ох, черт, там же снег еще не сошел! Ждать до восьмого месяца?.. Возвращаться и топать через Абентойер?.. Ни то, ни другое мне не нравилось. Еще не нравилась перспектива оставлять проклятого коня без присмотра: кто знает, что он может натворить… Я даже раздумывал, не прирезать ли его, если соберусь уходить в одиночестве. Хотя еще вопрос, удастся ли это.
К счастью, никакие экстренные меры не понадобились: шаманка очнулась. Как ни странно, это произошло ночью того же дня, в который мы прибыли в Небендорф. Мне почему-то не спалось: я сидел в своей комнате, прямо на полу, привалившись спиной к кровати (такой роскоши, как стол со стулом, здесь не водилось – только табуретка, на которой стоял кувшин с водой для умывания) и размышлял. Луны не было – небо все еще затягивали тучи. В темноте хорошо думалось, я то ли дремал, то ли не дремал, и в голове бродили обрывки каких-то почти бессмысленных, но таких красивых рифм… с удовольствием бы спел что-нибудь в этом роде под балкончиком прелестницы, и чтобы решетка непременно была увита вьюнком, а красотка была бы нежно-зеленом, как молодая трава, блио, и чтобы ее голову венчал какой-нибудь особенно вычурный головной убор… некоторые ругаются, а вот мне нравится нынешняя аристократическая мода: пусть леди хоть целые башни на головах наворачивают, если им это по вкусу, они так становятся только чуть смешнее… а значит, милее и краше… Люблю смешное.
Так я мечтал о вьюнке, и о прелестнице на балконе (чтобы непременно с припудренными веснушками… люблю, когда девушки пудрят веснушки – пудру потом так приятно сдувать с нежных щек), и услышал в соседней комнате, за тонкой деревянной стенкой, приглушенный всхлип. Раз, потом другой… потом – рыдания, тоже приглушенные, как будто кто-то пытался реветь, закусив зубами угол тюфяка. Вот уж гадость, так гадость! В местных тюфяках клопов, похоже, не водилось, но какая-то живность там наверняка жила – и в рот совать?.. Спасибо, если на этом еще можно хоть как-то спать, хотя и сие сомнительно…
И тут я сообразил: это же шаманка ревет! Ревет, будто и нет у нее волшебной силы и боги знают каких неведомых возможностей. Девчонка – она девчонка и есть.
Какое-то время я колебался: больше всего не люблю вмешиваться, если женщина плачет. Мне до сих пор кажется, что это одно из самых страшных преступлений – женщины ведь льют слезы не как мужчины. Мы плачем, когда уж совсем сердце рвется, и никакого другого выхода нет – иначе лопнуть. Некоторые, кто плакать не умеют, действительно лопаются. Женщины плачут просто оттого, что им плохо, и часто они со слезами выливают… нет, не печаль, но отчаяние. Тогда им становится легче…
Так вот, я не хотел мешать ее слезам. Наверное, в иных обстоятельствах и не стал бы. Но тогда я просто ужасно обрадовался, что она пришла в себя. Слезы почти всегда – показатель здоровья, больное тело на такие глупости отвлекаться не будет.
Так что я вскочил с пола, быстро прошел к двери, отворил – еще, помню, с засовом сражался, даже занозу умудрился посадить, - выскочил в коридор, дернул на себя дверь комнаты шаманки… разумеется, она оказалась не заперта изнутри: ведь там должна была дежурить сиделка. Сиделки не было – вышла, небось, решила, что никто проверять не будет. Или просто по нужде отлучилась.
Шаманка лежала на кровати и плакала так самозабвенно, что даже моего появления не расслышала - я умею двигаться довольно тихо. Впрочем, стоило мне сделать по комнате всего два шага, как она тотчас вздрогнула, извернулась почти по-кошачьи, и даже вскочила на постели, чтобы встретить меня во всеоружии. Спала она, конечно, одетой, только без плаща.
Узнав меня, шаманка не стала облегченно вздыхать – думаю, потому, что никакого облегчения она не чувствовала, - а просто села на кровать и уставилась на меня отчаянными глазами. Таких глаз не бывает у истеричных дамочек, они были скорее похожи на глаза человека, который вернулся с войны, и обнаружил, что замок его взят и сожжен врагом, жена и дети убиты, а земли отошли обидчику, и ему нечем даже заплатить сделанные в странствиях долги, да и средства для мести он еще не скоро соберет.
…Сестренка Анна, бывало, если я просыпался среди ночи с криком, крепко-крепко обнимала меня, заставляла рассказать все, что мне приснилось, до малейших деталей… Спали мы все, дети, в одной кровати так что до определенного возраста она меня прямо спасала: кошмары в детстве мне снились очень часто. Когда ей исполнилось лет двенадцать, ее перевели в другую спальню, и я остался без защитницы. Однако с тех пор я на всю жизнь запомнил, как следует поступать в случаях, когда кто-то вскакивает с криком.
Что-то подсказывало мне: Вию Шварценвальде мучили отнюдь не простые кошмары. Безнадежность, глухая тоска были в ней, но страха не было. Почти совсем.
Я подошел к шаманке, сел на край кровати, и крепко обнял девушку. Просто обнял, позволил уткнуться лицом мне в плечо. Лицо у нее было мокрым от слез.
-Ну что случилось?.. – тихо начал я. – Кто тебя обидел?.. Что произошло?.. Сейчас все будет хорошо…ты просто немного заболела, но утром выздоровеешь, обязательно… мы поедем дальше, найдем этого дурацкого астролога, найдем Драконье Солнце, все будет замечательно…
Я продолжал нести какую-то чушь в том же духе, внутренне изумляясь себе: и надо же, в какой ситуации оказался! Просто невозможно представить ни одного из знакомых мне рыцарей в подобных обстоятельствах. Начать с того, что они вообще вряд ли бы стали тратить время на спасение посторонней девчонки, из которой даже наложницу делать не собираются… а если бы и потратили, то в лучшем случае кинули бы ей две-три монеты и велели бы убираться восвояси.
А даже воспользуйся они ее помощью, уж ни за что не стали бы с ней возиться, начни это хоть в малейшей степени угрожать их драгоценному долгу или не менее драгоценным планам.
Наверное, еще каких-то пару лет назад я сам был таким. Или не был?..
Помнится, я особенно над мотивами своего в высшей степени великодушного, даже родственного отношения к шаманке не задумывался. Не знаю. Когда тебе какое-то время приходится пребывать в шкуре бога, быстро понимаешь, что люди – это только люди. Ну и ты только человек. Доброе отношение – единственная валюта, цена которой, меняясь от легчайшего дуновения ветерка, тем не менее, всегда по большому счету остается неизменной.
Вия, прижавшись к моему плечу, уже не плакала, только тихо вздрагивала, как от икоты. Слезы в ней уже кончились, а рыдания еще нет. Такое случается.
-Милая, ну почему ты плачешь… - ласково приговаривал я, поглаживая ее по волосам. – Из-за ритуала, что ли?.. Ну так бог уже ушел, и я постараюсь, чтобы он больше не вернулся… постараюсь… честное слово…
Нет, вот идиот, честное слово! Нашел о чем на ночь глядя говорить.
Она тотчас едва ли не гневно оттолкнула меня. Шаманка больше не плакала, она прямо-таки стремилась убить меня взглядом.
-Да что ты можешь понимать?! Молодой господин, лучше бы ты убил меня!
-Что?.. – я слегка опешил. До сих пор Вия величала меня «милордом» - все правильно, я был явно не родовитее ее, - но никак не «молодым господином» - все-таки ее мать принадлежала к знатному роду.
-Лучше бы ты убил меня… - тихо сказала она. – Как убил моего бедного племянника… или когда мы прощались там, на тропе.
Показалось мне, или нет, что этот странный голос, когда-то так легко ставший мальчишеским, теперь почти идеально имитировал надтреснутое контральто Сумасшедшей Хельги?.. Показалось или нет?..
-Хельга?.. – удивленно спросил я.
-Не только, - глазами Вии на меня смотрела вечность.
-Но как?!
-Как только Хельга проводила вас, она пошла на утес Скотья Погибель – там есть такой. И бросилась вниз.
Я услышал, как за стенами таверны пошел дождь. Сразу и вдруг, как будто отворили заслонку в плотине. Капли шуршали в соломенной крыше, бились о деревянные рамы и ставни…
Вот странно, одна капля падает совершенно незаметно. Не услышать. А когда их много…
-Хотите, я все вам расскажу?.. – почти сердито сказала Вия. Она села по-другому, подтянув к себе колени и обхватив их руками. – Вот честное слово, до того достало это все в себе держать… - всхлипнула. Я подумал, что ей, небось, здорово хочется, чтобы я ее снова обнял, но она скорее даст себе язык вырвать, чем в этом признается.
-Все ты мне все равно не расскажешь, - усмехнулся я. – Спорим, не знаешь, где раки зимуют?
-Отчего ж не знаю, я там сколько раз бывала… Все и в самом деле не расскажу. А вот причину сегодняшнего рева – извольте. Если вам, конечно, интересно.
-Все равно я должен тебя слушать, - я пожал плечами. – Видимо, судьба у меня такая.
-Судьбу вашу истолкую вам не я, - серьезно сказала шаманка. – Можете считать это предсказанием. А вот начало своей – пожалуйста…
-Поучительно, должно быть, - я отодвинулся от нее и оперся на спинку кровати, благо, она оказалась неожиданно подходящих для этого габаритов. И почему-то мне стало вдруг очень удобно. Да, телу удобно, а душе тоскливо – я предчувствовал, что услышу что-то весьма неприятное. Но не слушать, из-за обострившегося чувства сопричастности с шаманкой, тоже не мог.
-Только вы не перебивайте, - попросила Вия, но не тоном вопроса… как будто условие ставила. Или нет, даже не условие… ей как будто было бы все равно. – Иначе мне будет труднее. Если вы не станете ничего переспрашивать, я постараюсь представить, что вас и вовсе здесь нет.
Я молча кивнул. Почему-то не сомневался – она в темноте разглядит.
Дождь падал…
Записки Безымянной
Моя жизнь началась семь лет назад. Я очнулась среди ночи, слизывая с пальцев кровь Сестры – именно этот соленый вкус привел меня в сознание. Такого я до того не пробовала. Я убила ее тогда. И не только ее – еще четырех человек: троих моих дядьев, родных и двоюродных, и нашего шамана.
Впрочем, я забегаю вперед. Это все менестрель: он никак не может успокоиться, все ему надо рассказать историю поглаже и покрасивее, да так, чтобы захватить внимание. Он тоже мертв уже три года… может быть, потому и старается. Был бы живым, небось, не просыхал бы от вина да эля, позабыв про все истории на свете…
Так вот, надо начать по порядку. Мою мать звали Биртильда фон Цварфхаут… нет, вы ничего не путаете, милорд Ди Арси. Цварфхаут означает на лагарте «Черный Лес», а мы так и звались – семья из Черного Леса. Я просто перевела фамилию на наречие Империи, потому что именно там мне и довелось жить.
Как-то моя мать с подругами и слугами отправилась на охоту. Они забрели слишком далеко – моя мать была очень своевольной женщиной, и ни в коем случае не стала бы слушать чужих советов. На охотников напали гули, похитили женщин и перебили мужчин. В наших краях гули довольно часто похищают женщин, но знатных, как правило, хорошо охраняют, до них добраться сложнее. Моя мать стала редким исключением.
Ее отец – мой дед и глава рода – казнил главного грума и одну из ее служанок за недосмотр, объявил мою мать погибшей и запретил кому бы то ни было искать ее. Однако Биртильда была не только своенравна, но и добросердечна, мягка душой и располагала к себе. Таким образом, несмотря на отцовский запрет, пятеро ее родных братьев и четверо двоюродных – последние все надеялись получить ее в жены в случае успеха – отправились на выручку. Их миссия увенчалась успехом, хотя из всех их слуг и грумов, которых они взяли с собой, не вернулся ни один, а из них самих вернулось только четверо. Но мать они с собой привезли… Единственный оставшийся двоюродный брат поспешил сочетаться с Биртильдой браком, хотя она явно была не в себе. Никто не посмел ему отказать. Когда оказалось, что Биртильда беременна, все очень радовались, и думали, что брак принес свои плоды. Она же только молчала – вероятно, она слегка повредилась умом после плена, потому что стала весьма угрюмой и неразговорчивой. По истечении семи месяцев Биртильда родила, и умерла в мучениях, потому что ребенок оказался слишком крупным. А еще у ребенка были когти на руках и ногах, которыми он повредил родовой канал, красная кожа и круглые уши… Нет-нет, не смотрите на мои руки, милорд: когти эти сточились довольно скоро после рождения.
Муж Биртильды в ужасе отказался от этого создания, да всем и так было ясно, что ребенок никак не мог быть его. Сперва глава рода хотел убить девочку, но шаман возражал: ему хотелось как следует изучить ребенка. В конце концов за дитя вступилась младшая, любимая дочь главы рода. Ей тогда было меньше, чем мне сейчас, но она не побоялась пойти и против отца, и против шамана. Она заявила, что будет заботиться о бедной девочке, которая ни в чем не виновата, в память в возлюбленной сестре, а если ей не позволят этого, то она наложит на себя руки. Глава рода души в ней не чаял, и потому, хоть и вспылил поначалу, в итоге согласился. Был назначен испытательный срок в год и один день. Если в клане не случалось никаких несчастий, значит, ребенок достоин жить.
Эта девушка - а звали ее Фьелле, Виола, если перекладывать на шпрахст – сама ухаживала за ребенком весь год. Девочка росла нормально, разве что мало кричала и плохо ела для своего возраста. Хоть она родилась крупнее, чем прочие дети, но росла медленнее их, и, вероятно, должна была всю жизнь оставаться крохой. Видя это, глава рода решил, что ребенок все равно долго не протянет, и успокоился, и позволил дочери сохранить свою игрушку. Девочка никому больше не причиняла вреда, но научить ее ходить оказалось очень трудно, а говорить - так и вовсе невозможно. Вскоре всем стало ясно, что у ребенка были проблемы с головой. Например, она не могла запомнить имя своей воспитательницы, и называла ее «сестрой». В лагарте слова «сестра» и «тетя» похожи.
Но злости в этом существе, в отличие от гуля, не было.
И тем не менее, выжившие из той спасательной экспедиции четверо во главе с мужем Биртильды настаивали на смерти ребенка. Они говорили, что в девочке живет сущность гуля и рано или поздно она прорвется наружу. Виола защищала малышку сколько могла, но отец ее начал стариться и сдавать, он уже не мог так хорошо приглядывать за своими сыновьями и племянником… да и ему, вероятно, начало казаться, что проще всего избавиться от звереныша.
Тогда Виола придумала спрятать ребенка в уединенном домике посреди леса. Она приходила к девочке каждый день, приносила ей еду, играла с ней. С глаз долой, из сердца вон – никто не мешал ей выхаживать ребенка, о нем просто не вспоминали. И все же на всякий случай Виола договорилась с лесными духами и запутала тропы, потому что очень боялась за свою подопечную. Пару раз все-таки ночью родичи Виолы приходили к дому посмотреть на ребенка, но не убили. Испугались мести.
Но однажды, когда отец Виолы умер, ее братья пришли в домик вместе с шаманом, среди бела дня. Шаман расплел тропы, ибо теперь его уже не удерживала верность главе рода. Они хотели убить девочку, Виола кинулась ее защищать… Думаю, у них бы все получилось, если бы они держали себя с юной Виолой так, как до сих пор, боясь обидеть младшую сестренку - ведь они были вовсе не плохими людьми. Но они были в подпитии, и вдовец Биртильды – впрочем, к тому времени он уже был заново женат – ударил Виолу наотмашь по щеке. Удар был не слишком силен, но все же Виола пошатнулась и схватилась за щеку. Ее никогда прежде не били.
И тут дитя разозлилось. Природа гуля взяло верх, и девочка за несколько минут в порыве ярости убила всех, кто находился в комнате. В том числе и свою тетку. Думаю, в своем ужасе она просто не видела разницы между напуганными и разгневанными существами. Как у нее это получилось?.. Не знаю, милорд. Это всегда получается. Убивать совсем не трудно. Легче, чем что-либо еще.
Что?.. Почему я говорю в третьем лице?.. Нет, это не просто фигура речи… Понимаете, милорд, этот детеныш не был мной. А я… не знаю, что я. Меня, наверное, просто никогда не существовало. То существо, которое пришло в себя над истерзанными телами, меньше всего понимало, что оно такое. В его голове, не привыкшей к мыслям, роились тысячи образов, слов, поступков, воспоминания о многих годах жизней, принадлежащих не ему, вопящие и корчащиеся от боли личности, разлученные со своими телами… Оно завыло по-звериному, проорало что-то бессмысленное – оно знало теперь несколько языков, но губы его еще не умели произносить человеческие слова – и кинулось из избушки прочь… Оно долго бежало по лесу среди ночи… удивительно, как не погибло!.. пока не набрело на какую-то пещеру в скалах… смутно помнится, что было потом. Кажется, оно долго лежало там, может быть, несколько дней, может быть, несколько месяцев, может быть, даже дольше… питалось, чем придется, и пыталось не думать. Не получалось. Все думалось и думалось.
А потом меня нашел отшельник. Он поил меня какими-то отварами, помогал думать. Я его очень плохо помню – жила, как во сне. Там у меня и начало складываться что-то вроде личности. У меня ведь не было опыта управлять таким количеством воспоминаний, они тянули в разные стороны… Я чувствовала себя то Виолой, то мужем Биртильды, то старым шаманом… в последнем случае я просто сходила с ума, потому что духи чуяли меня и стремились ко мне, а я духов видеть не могла.
Да, милорд Ди Арси, вы правильно поняли: мне удалось забрать части личностей тех людей, которых я убила. Это произошло совершенно независимо от меня – таково уж свойство моего тела. Поверьте, мне хотелось бы не делать этого, но здесь я не властна. Как вы видели сейчас, порой это происходит даже тогда, когда я сама не вонзала кинжал и не сворачивала шею. Достаточно, чтобы существовала связь. Вот и с менестрелем так же было…
Ах, этот менестрель был очень тщеславен – он все время желает говорить только о себе… Ну что ж, его же память подсказывает мне, что стоит продолжать по порядку. И я продолжаю.
Так вот, тот отшельник собрал еще нескольких, таких же, как он, и они посвятили меня в шаманы. Я не имею права рассказывать о том, как это было, да вам и не к чему. Но с их помощью я научилась справляться с видениями. Я даже придумала себе имя. Точнее, взяла в наследство.
Но вот, мало-помалу я поняла, до чего ужасную вещь я совершила. Сперва до меня не доходило это: я просто боялась, и пряталась, и старалась выжить, как умела. Однако через какое-то время я поняла, что я убила свою тетю, единственного человека, который любил меня и которого я любила, и еще прикончила троих своих дядьев и шамана. Убить шамана - великий грех, ибо это чревато большими бедами. Нашу местность еще семь лет после того преследовали несчастья: всякого рода неурожаи, катастрофы… Наш род из сильного и богатого стал бедным и захудалым. Я явилась причиной гибели множества людей.
Когда я осознала это до конца, мне стало понятно еще кое-что. Слово «я» в моем отношении - это по-прежнему бессмысленный звук. Меня, как таковой, до сих пор нет… Потому что не умевший говорить звереныш, кажется, умер в ту ночь. На его месте не появилось ничего. Мое дальнейшее существование бессмысленно, как было вредным существование предыдущее… Если только я не придумаю, как исправить причиненные беды.
Но я плохо понимала, что делать. Два года назад мое обучение у отшельника окончилось, и я спустилась с гор. Я не показалась в родных местах, обошла их десятой дорогой, и сразу направилась в Империю. Я надеялась разузнать там что-нибудь. Мне было все равно, чем я буду жить. Я попрошайничала, воровала. Я прятала лицо, но, конечно, все равно попала в неприятности почти сразу… Один человек напал на меня – он был менестрелем, а заодно агентом Тайной службы императора. Он увидел, как я выгляжу на самом деле, и решил попробовать продать меня своим господам. Я защищалась слишком яростно, и убила его… вы понимаете, что было потом. Около суток я пролежала пластом. Сперва в какой-то придорожной канаве – еле успела отойти подальше от трупа. Мне повезло: мимо проходил странствующий целитель. Он сразу понял, что я не пьяна, и у моего состояния есть какие-то непростые причины. Он помог мне оправиться. Мне пришлось ему все рассказать. Тогда он предложил мне следовать за ним, быть его помощницей и ученицей. Сперва я опасалась его, но он оказался очень хорошим человеком. Шаман, убитый мною, разбирался в травах, да и отшельники учили меня, так что наука целительства давалась мне легко. Зарабатывать этим было легче, чем побираться, хоть и медленнее.
Мое новое имя на языке Империи звучало как «Виола». Старик-целитель говорил, что имя «Виола» слишком длинное для меня – ведь я небольшого роста. Он так шутил. Поэтому стал называть меня «Вия».
Из памяти того менестреля, когда я разобралась в ней, я узнала о Драконьем Солнце, которое заполучил астролог Гаев. Менестрель был в курсе всех самых свежих сплетен Континента. Тогда же я решила разыскать астролога, но у меня не было возможности странствовать по своей прихоти – я понимала, что одной мне не выжить. Я могла положиться только на судьбу. Все эти, внутри меня, верят в судьбу.
Уже в Адвенте моего учителя убили. В первый день осады. Он не сумел вылечить женщину от родильной горячки. Когда она умерла, ее муж впал в ярость и заколол лекаря ножом. Я попыталась выбраться из города, но попалась страже. Они сперва решили, что я подсыл Хендриксона, и привели к бургомистру Фернану. А он, насколько я поняла, читал кое-что о древних силах… а может быть, и сам сталкивался с ними - я слышала, он был купцом, а купцы с чем только не сталкиваются. Он понял, что я шаманка, и знал, что обученный шаман может многое. Он попытался заставить меня колдовать для города. Остальное вам известно.
Вы только не знаете, почему я вам это все рассказываю. Или догадываетесь?.. Ну ладно, если не догадываетесь, скажу. Я сразу, как увидела вас, поняла, что мы с вами в одной лодке. В одной и той же дырявой, прохудившейся лохани, если вы понимаете, о чем я… а уж вы-то понимаете.

Вместо эпилога
Интерлюдия саламандры
...и вообще в Средние века жилось несладко. Потому что детство кончалось очень рано. Практически сразу.
А. Егорушкина. «Настоящая принцесса и снежная осень»
В Чертовой крепости была собственная свечная мастерская, где изготавливали хорошие восковые свечи. В некоторые даже добавляли какие-то ароматные масла – такие свечи потом очень хорошо пахли, прогорая. Но даже обыкновенные, без масел, горели ровно и света давали много. Господин Бурже, учитель Стара, настаивал, чтобы мальчик зажигал как минимум две свечи, а лучше три. Стар вообще-то особым послушанием не отличался, но в этом отношении не спорил.
Агни лежала на подушке кровати и наблюдала за мальчиком из-под полуприкрытых век. Саламандра очень любила вот так просто смотреть на него, когда он работал. Люди иногда могут быть очень красивыми. Красивее, чем деревья, красивее, чем камни, и даже красивее, чем лепестки огня. Не все, но иногда на них нисходит некий сорт вдохновения, освещая изнутри.
Стар, чертящий карту Весского княжества, был чудо как хорош: он злился, досадовал на нудное задание, на непослушное перо, которое так и норовило зацепиться за пергамент и поставить кляксу, на герцога, зачем-то обязавшего его слушаться громогласного пьяницу Бурже, но держал эти чувства в себе. Эмоции прорывались наружу чудными, бледно-лиловыми, почти осязаемыми и необыкновенно вкусными языками. Агни наслаждалась. Она уже знала, что далеко не все люди умеют думать так же вкусно, как ее собственный, личный человек.
-Слушай, прекрати на меня таращиться! - вдруг вспылил Стар. Действительно, вдруг: хотя Агни и наблюдала за тем, как он чувствует, она никак не ощутила прорыва.
-Я тебе мешаю? - удивилась ящерка, приподняв голову. - Я ничего не делаю!
-Ты меня прямо взглядом сверлишь! Я же чувствую! Я из-за тебя вот-вот кляксу поставлю! Тогда все с начала!
-Ты сам виноват, - резонно заметила Агни. - Зачем дотянул до вечера? Можно было еще до захода солнца все сделать.
-Я с его светлостью на инспекцию ездил! Сама же знаешь!
-Ездил, а меня не взял!
-Ах, так вот оно что... Ты же сама не захотела в бутылку лезть!
-А толку тогда?.. Когда я в этом пузырьке, я ничего не чувствую и ничего не вижу.
-Слушай, огонечек, ну не мог же я тебя просто на плечо посадить, верно? Там же люди были! Что они сказали бы, если бы в свите герцога оказался мальчик с саламандрой?
-О тебе и так по всему замку судачат. Сплетней больше, сплетней меньше...
Стар замер. Лопатки его напряглись, обращенная к Агни спина дрогнула.
-Дождешься, огонечек, - пообещал он мрачным голосом. - Водой плесну.
-Увернусь, - пообещала саламандра в ответ.
Стар замолчал. Агни ругала себя за то, что снова завела разговор о сплетнях. Освоить человеческий юмор, сарказм и все такое прочее было делом пары часов, но вот понять, когда и над чем шутить можно, а когда и над чем нельзя… Вроде бы, они эту тему обсудили раз и навсегда и решили больше ее не касаться, ан нет, время от времени все равно проскальзывало. Наверное, Агни просто хотелось побольнее задеть Стара: она действительно сердилась, что он не взял ее с собой на инспекцию, хотя был такой замечательный солнечный денек, и вообще...
Кроме того, когда он сердился, у него действительно мысли становились еще вкусней...
Но не стоит забывать, что люди не саламандры. Если их обижать, они на это реагируют. Это забавно, но ведь у них тогда жизнь становится короче. Агни может видеть это. А ей хочется, чтобы Стар жил долго. Долго-долго. По-возможности, оставаясь Старом, а не превращаясь в какое-то идиотское божество.

Самым трудным было понять, что такое день, а что такое ночь.
Зрение саламандры устроено не так, как человеческое – смотрите, у них и зрачков-то нет. Сплошная синь. Строго говоря, это и не глаза вовсе, а... ну, в общем, много чего. И глаза, и уши, и нос. Потому что кроме глаз и маленькой клыкастой пасти на треугольной мордочке ничего нет.
В общем, как нетрудно догадаться, саламандры света белого не видят. Темной ночи тоже. Зрение у них есть, но все им кажется совсем другим. Так что Агни стоило большого труда понять, почему время от времени люди начинают вести себя как деревья зимой – почти не шевелятся и молчат (ну, во всяком случае, не говорят членораздельно). Единственное различие: люди, в отличие от деревьев, во сне росли. По крайней мере, десятилетние мальчики.
Да, еще трудно было научиться откликаться на собственное имя. У нее ведь сроду имени не было. И привыкнуть к тому, что время так быстро несется мимо – до сих пор Агни время вообще измерять не приходилось. Она просто жила и жила... только иногда становилось холодно и приходилось залезать в деревья, чтобы дождаться тепла. Некоторых саламандр деревья не терпели, выгоняли прочь. Такие сбивались в стаи, но все равно чаще всего в итоге погибали. Агни повезло – то ли она деревья выбирала хорошо (ящерка особенно любила клены: они все были самолюбивые, но в глубине души добрые), то ли умела нравиться, но с ней ни разу такого не случилось. Хотя холодов Агни пережила множество. Может быть, сто. Может быть, двести. Счет – это была еще одна захватывающая штука, которой саламандра научилась от людей. Она очень любила считать – тем более что при желании могла восстановить в памяти все, что угодно, и сосчитать, скажем, количество съеденных ей мышей – и всякий раз получала немного разный результат.
Определенно, все эти вещи – смена дня и ночи, имена, счет – делали жизнь людей осмысленной. Агни никогда не понимала, зачем им за это цепляться, когда можно просто всласть поноситься по мягкой траве или вздремнуть в каком-нибудь дереве, но мирилась с тем, что им это непременно надо, а то они сходят с ума и постепенно хиреют. Кроме того, если подумать, ей люди по-настоящему помогли...
Это случилось, когда Агни поняла, что стареет.
Саламандры, как уже было сказано, времени не чувствуют. Но однажды они понимают: все, конец. Воздух перестает быть сладким, огонь – вкусным, а мыши – забавными. Никуда не хочется бежать, ничего делать, и даже превращаться в Праздничную Ночь в человеческое существо или, скажем, в белую лань, и заманивать путников в лес на жертвоприношение тоже не очень хочется, хотя, казалось бы, что может быть веселее?.. Тогда одно из двух: либо ты не найдешь ранней осенью, пока они еще сговорчивые, дерева на зиму, останешься одна-одинешенька и тебя заметет снегом, либо ты попадешься на зуб лисе, потому что тебе даже сдачи этой животине давать не захочется. А, ну еще единорог какой может наступить из жалости, чтоб не мучилась. Но это редкость. Единороги, вообще, довольно флегматичные, лишний раз не вмешаются... только людей они ненавидят лютой ненавистью.
Ну вот, саламандра чуяла, что именно это с ней и происходит. Она прекрасно понимала, что это смерть, но... какая разница? Если раньше она завопила бы от ужаса, повстречавшись в лесу с агрессивно настроенным роем феечек, то теперь, наверное, только слабо вильнула бы хвостом.
В тот год она даже в Ламмасе не участвовала и яиц не откладывала: муторно. Заботиться о них еще потом, выхаживать... Хватит с нее. Зачем вообще все?
Саламандра, лежа у корней старого дуба, – кажется, именно его желудь она в свое время, любопытствуя, зарыла передними лапками в землю, когда была в этих краях, хотя кто знает, – наблюдала за неспешным течением мыслей в собственной голове. Мысли были привычными, спокойными, имели откатанную временем форму. Они походили на тополиные листья, плывущие вниз по реке. Вы ведь знаете, что листья – это мысли дерева?.. Оно зачинает их зимой, пока спит, потом выкидывает весной наружу в едином порыве, все лето доводит до ума, потом сбрасывает и отпускает прочь, чтобы снова остаться легким и свободным. И отрастить новые – а как без этого?
Ящерка чувствовала: вот-вот что-то случится. Например, выпадет снег. Его предчувствие жило в воздухе еще с тех самых пор, когда солнце показалось из-за края земли. Хотя в небе не было скоплений пара, заграждающих тепло, и теплые потоки – хотя и прохладнее, чем лето – просто парили между ветвями деревьев, достигая земли, укрытой в два-три слоя опавшими листьями, Агни знала, что уже к тому моменту, когда солнце пройдет половину пути, станет гораздо холоднее. И снег начнет рождаться из воды в небесах.
Это будет знаком: зима приходит, жизнь уходит...
А потом был глухой топот подкованных копыт по опавшим листьям и звук голосов в отдалении.
«Люди», - подумала Агни.
Давным-давно, до того, как жизнь изменилась, и саламандр стало больше, люди не боялись приходить в лес даже по ночам. Сейчас они даже днем никогда не появлялись поодиночке. Осенью, правда, слегка смелели, и не зря.
Охота промчалась мимо, даже не заметив прикорнувшую под деревом ящерку. Она уловила: это было три лошади. Нет... два жеребца и кобыла. На одной ехал большой человек, на других – не такие большие. Может, взрослый и двое детей. Может, мужчина и две женщины.
Лошади ускакали, и довольно долго ничего не происходило. Потом все-таки пошел снег. Он падал маленькими такими звездочками...
Люди появились снова. На сей раз их было только двое, они вели лошадей в поводу и переругивались. Саламандре стало ясно, что это действительно дети, кажется, мальчики... Причем один старше, чем другой. Или это не обязательно?.. Ну, во всяком случае, выше.
Тот, который ниже ростом, ругал того, который выше: выходило, что именно из-за старшего они упустили «отца». Саламандра смутно помнила, что «отец» - это, вроде бы, почти то же самое, что «мать», а мать – это тот, кто отложил яйцо, из которого ты вылупился. Хотя... секунду, ведь люди не откладывают яйца. У них это как-то по-другому происходят. Так зачем им матери и отцы?..
Мальчики, очевидно, думали, что зачем-то нужны. Ящерка не прислушивалась к их разговору, но уловила, что они собираются возвращаться к «остальным», и ждать отца. Ах да, еще они думали, что может быть, отец уже там, и тогда они получат от него нагоняй.
И тут на сцене появился бог.
Он возник почти незаметно – среди падающего снега, среди шепота засыпающих деревьев. Попытался войти в тишину, как входит нота арфы в журчание ручья. Не получилось, хотя почти, почти...
Саламандре не было страшно – ведь в последнее время она разучилась бояться. Однако ей все равно захотелось поглубже зарыться в опавшие листья – просто по привычке. Не стала. Толку... Зато она отлично могла его разглядеть.
Вон, люди тоже заметили бога. Остановились. Даже слишком резко остановились, сказала бы она. И что это с их глазами?.. Почему они отводят их и прячут? Разве бог так страшен? Разве он сияет?.. Подумаешь... Просто большой человек в странной просторной одежде и огненным мечом в правой руке.
Бог сказал:
-Не ищите вашего отца. Он у нас.
Люди ему ничего не ответили. А бог продолжил:
-Я забрал его, потому что вы совершили грех. Один из вас. Один из вас пустил в себя Нашего врага. Я дам второму меч. Если он убьет грешника, значит, я верну вашего отца.
Люди все так же молчали. Снег падал.
-Вы меня поняли? - раздраженно спросил бог.
-То есть... - вдруг с дрожью в голосе произнес один из мальчиков. - Вы хотите, чтобы мы убили друг друга?! Но мы ведь ничего плохого не сделали!
-А вот и нет! - расхохотался бог на пол-леса, и саламандра почти увидела, как бросились в разные стороны разные мелкие зверьки, напуганные звуком его голоса. - Я хочу, чтобы ты, - указующий перст ткнул в одного, - убил вот его, - во второго. - Это будет не так-то просто, потому что отступник дал ему силу. Но я одолжу тебе свой меч.
-Не может быть! - мальчик, которого должны были убить, молчал и даже не двигался, это говорил второй. - Он же мой брат!
-Ну и что? - пожал плечами бог. - Какая разница? Я – твой бог. Ну, пусть не точно твой, но мы, Семерка, превыше всех остальных богов! И вот Я тебе говорю, что он – грешник. Что его надо убить. Это твой высший долг. И отца верну. Правда, я хорошо придумал? Разве это не твой долг перед отцом твоим и господином, а?
Тот мальчик, что говорил, теперь замолчал и только облизывал губы. Мысли его казались очень странными и все время менялись – саламандра так и не поняла, то ли он что-то рассчитывал, то ли с чем-то смирялся, то ли притворялся чем-то перед самим собой. Люди вообще странные.
-В чем он виновен? - спросил старший.
Младший тотчас попятился назад... о, не более чем на полшага. Но вот это саламандра уже поняла. Тот, второй, спросил - «виновен ли». Значит, подыскивал оправдания. Значит, действительно готов был уже исполнить божью волю.
-Он впустил в себя бога-отстуника, - сказал бог. - Еще лет шесть-семь – и тот пробудится. И тогда мало никому не покажется. Ты, юный рыцарь, всего лишь окажешь услугу всем, если убьешь его сейчас. То для тебя не грех, но величайший подвиг.
-Я этого не сделаю... - сказал старший. Но не слишком уверенно. Как будто раздумывал.
И тут младший кинулся бежать.
Агни не знала, почему он это сделал. Ничто в течении его чувств не говорило, что он готов броситься в бегство – он был ошеломлен, растерян, парализован внезапным ужасом... нет, в таком состоянии никто не бегает. Разве что олени кидаются в сторону, если их напугать, да птицы взлетают... люди устроены иначе. А этот побежал.
«Не иначе, бог внутри сработал, - подумала ящерка с некоторой меланхолией... а может быть, уже и с интересом. События перед самым ее носом начинали ей нравиться все больше и больше. - Или он просто хорошо знал второго, и знал, что от него ожидать?..»
Старший стоял, не понимая, что надо делать.
-За ним, - властно сказал бог. - Не то я убью твоего отца.
Человек снова облизал губы... затем сказал:
-Господин мой Шахреварiv... Если мой брат действительно бог... я же не смогу с ним ничего сделать! Если тебе надо что-то – доберись до него сам!
-Ну уж нет! - снова гулко расхохотался бог. - Если бы я мог, я бы уж, наверное, не стал бы тут юлить! Ну-ка... - он протянул руку к мальчику... и на мече у того вспыхнул огонь.
О, это был самый настоящий огонь, яркий и жаркий! Жара от него исходило столько, что саламандра еле усидела в своей норке – ей буквально физически захотелось вынырнуть из укрытия и рвануться к этому теплу. Она вдруг снова почувствовала себя молодой – ее ударило острое сожаление о Лугнассаде, Мабоне и Самхейне, которые она пропустила в этом годуv. Ведь могла же, могла же кружить в хмельном хороводе вокруг истекающих кровью жертв, могла и влюбиться в молодой огонь, и... Ах, да что толку!
Не кинулась ящерка к загоревшемуся мечу по одной-единственной причине: ей стало очень страшно. Ужас проснулся вместе с прочими эмоциями. Она сидела в своем укрытии, каждый мускул ее был напряжен, хвост хлестал по бокам, а раздвоенный язык то высовывался из пасти, то втягивался обратно – она не в состоянии была контролировать напряжение. Хорошо хоть, благодаря маленьким размерам ее не заметили, а то бы совсем туго пришлось.
Старший мальчик как зачарованный смотрел на языки пламени, что плясали на тускло-серебристой стали, невесть чем питаясь.
-Это как ваш огненный меч, господин? - спросил он сдавленным шепотом: не дать не взять, молодое дерево, чей старший сосед только что упал, освободив поляну, и теперь можно разрастись к свету.
Шахревар рассмеялся снова, но ничего не прибавил. Саламандра сама поражалась своей отваге: оказывается, она осмеливалась смотреть даже на мысли бога. Они были страшными, но малоинтересными: каждая походила на такой же загоревшийся меч.
-Можешь идти, - милостиво разрешил бог. - Да, если будешь себя хорошо вести... я оставлю эту способность у тебя.
-Какую? - спросил мальчик пораженно.
-Горящий меч. Не огненный, как у меня, а всего лишь горящий. Тебе хватит. Враги в ужасе будут разбегаться от барона Ди Арси.
Старший по-бычьи наклонил голову и сорвался с места. Он будет очень торопиться. Он нагонит брата, который младше на четыре года, и убьет его, даже если внутри у того сидит бог-изгнанник. У него все получится – ведь правильный, правый бог дал ему часть своей силы.
Симон Ди Арси даже не заметил оговорки бога – и не понял, что отца никто ему возвращать не собирался. А если бы даже и заметил... как знать, изменило бы это хоть что-нибудь?..

Саламандра решилась вылезти только значительно позже того, как ушел бог. Насколько позже, она не знала – ведь время считать еще не научилась. Осторожно заскользила по ковру опавших листьев, пролезая под корягами и виляя между камнями и кустами. Она шла по следу – по тонкому, но такому вкусному, такому неотразимому запаху пламени, что буквально стекал с меча. Сочился. Да, сочился – верное слово.
Запах пламени смешивался с запахом мыслей – не таких вкусных, но пикантных, придающих ему необходимую остроту. Ящерка уже и не помнила, когда же ей последний раз так хотелось чего-то. Удивительно, до чего нетрудно, оказывается, разбудить интерес к жизни: немного опасности и вкусная еда!
Однако до конца следа она так и не дошла. На полпути саламандру остановило кое-что еще...
Да, у этого чего-то тоже был характерный запах, но совершенно иной природы. Это даже не кровь была... что-то более едкое... такое, неприятное... Конечно, в лесу какой только гадостью порой не пахнет, но такое она и здесь редко обоняла.
Мальчика найти не составило труда. И не только по запаху этой гадости и по ярчайшему сиянию боли – просто саламандра буквально наткнулась на руку в черной замшевой перчатке. Скрюченные пальцы слабо скребли землю, будто пытаясь ухватиться за что-то, и перчатки были очень грязными.
А крови вокруг не было совсем, хотя ею отчетливо пахло в воздухе.
Ящерка обежала кругом тело – со стороны черноволосой курчавой головы, на которой уже успели осесть снежинки и даже один особенно нахальный кленовый листочек. Человек был очень слаб. Саламандра вообще не понимала, почему он еще не умер. Что-то нарушилось в его теле, и теперь его собственная кровь превращалась в яд, убивая его.
Он, наверное, почувствовал саламандру рядом, потому что попытался приподнять голову и поглядеть на нее. К щеке у него тоже прилип листик – такой старый, высохший и перекрученный, что уже невозможно было понять, какой он породы. А темно-карие глаза человека были мутными. Он мог даже ее не видеть.
-Огонечек... - прошептал человек.
Он был очень красив. В том же смысле, что и деревья, скалы, камни или небо с облаками – он был восхитительным творением природы, не менее значимым, чем сама саламандра. Она это почувствовала еще тогда, когда увидела его, горящего гневом и страхом. А теперь убедилась снова.
Больше он не сказал ничего. Вроде попытался что-то еще пробормотать, но саламандре трудно было разобрать, и она не стала даже пытаться. Ее интересовало нечто другое.
У человека были такие вкусные мысли... Вкуснее, чем даже те, по чьему следу она шла.
Ему было очень больно – особенно тогда, когда он пытался пошевелиться. Однако он все-таки скреб землю обеими руками, сжимая полные кулаки сора и лиственной трухи, пытался встать... а снег падал на него. Человек даже на Агни особенно внимания не обратил, хотя все знают, что за саламандрами обычно приходят и все прочие обитатели лесов – единороги, например.
Он назвал ее «огонечек». Он сравнил ее с огнем... Если саламандре и можно сделать комплимент – то это был именно он. Или что-то, больше всего похожее на комплимент.
Если она поторопится, она сможет догнать того, с горящим мечом.
Да, но... может быть, он убьет ее саму? Мало ли... Горящим мечом ей, конечно, зла не причинишь, но есть много способов обидеть маленькую саламандру. Да вот хоть поймай ее и быстро, чтобы руки не успели обгореть до костей, сунь в холодную воду – и мало ей не покажется.
А этот явно ни в какую воду совать не будет. Он сам еле дышит. По крайней мере, дыхание прерывистое и слабое.
Кроме того, саламандра чувствовала к нему интерес. Это было нечто такое, чего с ней давно не случалось. И еще – она хотела сделать то, чего никогда еще не делала.
Саламандра подбежала к человеку поближе, и одним прыжком запрыгнула к нему на голову. Это не должно быть сложнее, чем пробраться в дерево. Правда, в дерево забираешься от корней, а с людьми, наверное, надо действовать с другого конца – это ящерка инстинктивно чувствовала.
Волосы человеческие не похожи на кроны деревьев. Они совсем даже не мысли. Мысли движутся под ними. Если саламандра постарается, она сможет скользнуть в эту реку, и поплыть по течению вместе с прочими, такими необыкновенными, листьями...
Еще через миг саламандра была внутри. Вся боль и весь страх человека стали ее, но это больше ничего не значило. Не так уж трудно разобраться с внутренностями... Не сложнее, чем помочь дереву весной разогнать соки, когда наступает время просыпаться, или успокоить их во время неожиданной оттепели.
Ее даже не пугало присутствие бога внутри человека. Оно было слабым, еле мерцающим. Бог был еще слаб, а сейчас его почти убили вместе со своим носителем. Уж она как-нибудь с ним справится. Ей, определенно, нравилось это тело, куда больше, чем любое зимнее пристанище, и она не собиралась его никому уступать.

Спустя десять дней саламандра, все еще находясь в теле мальчика, встретила герцогиню Хендриксон.
Это произошло вот как.
Саламандра вовсю наслаждалась новыми возможностями. Правда, тело следовало кормить и вообще заботиться о его нуждах, но это отнимало минимум времени: охотиться и находить ночлег оказалось проще, чем саламандра думала. Не таким уж трудным оказалось и позаботиться о том, чтобы тело не мерзло: подумаешь, всего-то ускорить движение соков! Ну и позаботиться, чтобы бегало побольше... А панические мысли человека, теперь запертого и не способного управлять самим собой, оказались еще вкуснее, чем она думала. Саламандра могла бы прожить только на одних этих мыслях, не надо никакого огня!
Правда, она решила поскорее увести человека прочь от Свободной Земли. Теперь ее совершенно не пугала перспектива показаться в местах, которыми владели боги: ни один бог в этом теле маленькую саламандру не увидел бы. А вот кто-то из ее сородичей, более молодых и более сильных, мог бы у нее укрытие и отобрать, что в планы саламандры отнюдь не входило.
Так она добралась до границы Радужных Княжеств, почти до самой окраины Нейтской области. Конечно, сама саламандра понятия не имела, как называются эти места, и что рядом расположен богатый и процветающий город Нейт, тоже не знала. Она просто чувствовала, что земли, на которых вольготно живут такие, как она, кончились, и теперь ей меньше стоит опасаться козней или возможной кражи этого тела.
sk\\\ Саламандра как раз вела свое тело между стволами деревьев, рассчитывая добраться до моря – она никогда в жизни не видела моря, и ей казалось, что это может оказаться очень красиво и вообще интересно, - когда она вдруг поняла, что море гораздо ближе, чем она думала.
Саламандра неожиданно, без всякого предисловия почувствовала в лесу то, что ничем иным, кроме как морем, быть не могло. Это было что-то такое просторное, шелестящее, раскинувшееся между деревьями, пахнущее свободой от горизонта до горизонта, и невообразимо печальное… Нет, не печальное, но и не радостное тоже: безмятежность, готовая в любой момент прорваться бурей. Саламандру вдруг подхватило и понесло прочь, как будто настоящими волнами.
Она сама не знала, откуда родилось такое сравнение: ведь на самом-то деле она никогда в жизни не видела моря, и даже не знала, что там должны быть волны. Только предполагала: ведь в реке, скажем, есть небольшие волны, которые бьются о берег.
Потом присутствие схлынуло, оставив после себя нечто неуловимое, подобно шуму в раковине, найденной в песке, или запаху соли на пальцах. Саламандра, несмело выглянувшая из-за дерева, увидела человека в черном одеянии, стоявшего на коленях. Человек опустил пальцы рук в палую листву и, казалось, глубоко о чем-то задумался. Саламандра вспомнила о мальчике, который еще совсем недавно скреб руками по земле… о мальчике, чье тело она носила.
Человек был очень сосредоточен. Он перебирал листья, пересыпал их, будто песок на берегу, не обращая внимания на все остальное. Ощущение моря исходило именно от него.
Человек поднял голову, и саламандра, собрав воедино свои скудные знания о людях, поняла, что это была женщина, пусть и в мужской одежде. Ее карие глаза грустно смотрели из-под светлой челки, и каким-то образом ящерка знала, что женщина видит ее… хотя укрытие саламандры было более чем надежным.
-Выходи, - сказала она. – Хватит прятаться. Я все равно тебя вижу.
Саламандра вывела тело из-за дерева. Действительно, какой смысл прятаться… Помимо всего прочего, она была уверена, что женщина не причинит ей вреда. Это же не единорог, в самом-то деле…
-Ты меня боишься? – спросила женщина.
-Что ты делаешь? – тоже задала вопрос саламандра. Задала с трудом: горло плохо ее слушалось. Женщина не поняла, пришлось повторить.
-Слушаю лес, - грустно сказала женщина. – Плохо получается… Глупо, конечно. Если земля не отвечает, тут уж касайся – не касайся… Хоть весь в земле вымажься и в землю заройся. Ничего не будет.
Саламандра подумала, что это, по меньшей мере, глупо. О чем можно говорить с землей и главное, зачем?.. Как будто почва может быть интересным собеседником. В земле черви живут. Земляные. И кроты всякие, и букашки, и корни деревьев.
-.Помоги мне, пожалуйста, - сказала женщина спокойным тоном. – Я думаю, у тебя получится. Просто постой рядом.
Саламандре стало любопытно. Нет, существо, обладающее присутствием моря, с самого начала интересовало ее, но теперь, когда она попросила помощи… кажется, это был первый раз, когда у ящерки кто-то попросил помощь. Это нельзя было упустить.
Саламандра приблизилась. Она совершенно не боялась: во-первых, она была надежно защищена чужим телом, во-вторых, женщина сама по себе не могла причинить ей никакой опасности. Однако врожденная осторожность и многолетний опыт приучали ее двигаться медленно. Женщина не торопила ее. Она так же стояла на коленях и ворошила листву. Медленно, ласково, как будто ласкала. С высоты роста своего нового тела саламандра видела гладко причесанный затылок женщины, светлые волосы, расчесанные надвое и уложенные в два кренделя на затылке. Несколько не то выбившихся, не то оставленных на свободе специально прядей колыхались в такт движению.
Саламандра стояла теперь совсем близко.
-Что мне делать? – спросила она хрипло. Наверное, следовало бы почаще поить тело: что-то горло совсем плохо слушается… А может быть, оно простыло?.. Саламандра не сказала бы, что их физический контакт был особенно прочным.
-Ничего особенного, - женщина вскинула голову и улыбнулась. – Просто…
Она быстрым, очень быстрым движением поймала тело саламандры за запястье и дернула на себя. Саламандра не удержалась от вскрика… вскрик вышел беззвучным: тело не среагировало. Очень быстро женщина выхватила откуда ни возьмись длинный острый стилет, молниеносно взмахнула им, отрезая прядь от черной кучерявой челки...
В следующий миг Агни в своем собственном четырехлапом и лишь относительно телесном обличье шлепнулась на листья и пожухлую толпу. Женщина еще умудрилась подхватить ее одной рукой, другой поддерживая упавшее, никем не управляемое тело.
-Ну вот, - сказала она довольно. – Теперь никуда не убежишь.
Как саламандра ни старалась, она не смогла ее обжечь.
-Ты меня убьешь? – спросила ящерка. Она хотела произнести это безразлично – она была уверена, что получится безразлично! Нет, не получилось. Почему-то в ее голосе звучал самый настоящий страх… наверное, потому, что она этот самый страх чувствовала. В полной мере.
-Ни в коем случае, - ответила женщина. – Надо же научить тебя отвечать за свои поступки.
-Зачем? – ящерица была настолько сбита с толку, что смогла выдавить лишь это короткое слово в ответ.
-Надо, - просто ответила герцогиня. – Считай, что это пророчество. А теперь сиди смирно. И только попробуй полезть внутрь – мало не покажется.
С этими словами она пристроила саламандру себе на голову. А мальчика подхватила на руки.
-Уронишь, - сказала саламандра с сомнением. Она знала, что ее прежнее тело было не самым маленьким и хрупким, особенно для ребенка такого возраста.
-Помолчи, - ответила женщина. – И так тяжело.

Как оказалось, женщину звали герцогиня Хендриксон, и она была среди людей очень важной – наверное, примерно так же, как могла бы быть важной очень высокая сосна или очень старый дуб. Но ящерка не была уверена: она еще мало разбиралась в людях.
Герцогиня путешествовала «инкогнито», и что это такое, саламандра не очень поняла. Поняла, что та забралась очень далеко от своей земли, и что за это ей грозили какие-то опасности.
С герцогиней было множество людей, и множество других существ – например, лошади, собаки и соколы. Не говоря уже о насекомых, которые путешествовали на людях, собаках, лошадях и соколах в равной мере. Все они добрались сюда по одной только причине: чтобы исполнить какое-то там пророчество. Все они занимались, в основном, тем, что охраняли герцогиню, и были просто вне себя из-за того, что она отправилась в лес одна-одинешенька. Но поделать ничего все равно не смогли – а что поделаешь с женщиной, которая может время от времени становиться подобной морю?.. Так даже боги не умеют.
-Какое еще пророчество? – недовольно спросила ящерка у герцогини, когда та располагалась на ночь в роскошном походном шатре.
-Мое пророчество, - ответила герцогиня спокойно, отшнуровывая рукава коттыvi. К помощи слуг она не прибегала, и тогда это не показалось саламандре удивительным, хотя позже она выяснила, что люди обожают окружать ритуалами самые простые вещи… да вот хоть взять откладывание яиц.
-Ты разве Царь Единорогов, чтобы делать пророчества? – рассмеялась саламандра. – Или может быть, ты один из древних богов?
-Ни то ни другое, - ответила герцогиня безмятежно. – Но ты ведь уже видела мою силу, - и она подмигнула, ящерке, стягивая котту через голову. – Все дело в этом мальчике. Так вышло, что у нас с мужем на него большие планы. А ты нам поможешь.
-С чего это?! – будь саламандра кошкой, она бы ощетинилась.
Женщина задумчиво продолжала, будто бы не слушая ее:
-В старых легендах говорилось, что только девственница может поймать единорога и повести его за собой на поводе из собственного волоса. Чушь собачья. Еще там говорилось, что огонь, добытый в новолуние, отгоняет нечисть. Тоже чушь. И говорилось, что если человек поймает какую-нибудь нечисть – оборотня, например, - и даст ему имя, то этот оборотень переходит в подчинение человеку.
-Чушь! – саламандра так и взвилась.
-Чушь, - согласилась герцогиня. – Разумеется, чушь… - она накинула поверх камизы другую котту, не мужскую, охотничью, а женскую и длинную, такую, что подол волочился по полу. – Но ведь ты, малышка, типичный оборотень, - голос у нее звучал очень по-доброму. – И ты, как и все прочие тебе подобные, больше всего на свете хочешь получить имя. Потому что без имени у тебя и твоих братьев и сестер нет настоящего смысла и вообще ничего нет… интереса тоже нет. Ты ведь уже старенькая, правда?.. Тебе умирать скоро…
-С чего ты взяла? – напряженно спросила саламандра. Хвостик ее от злости так и хлестал по бокам.
-Да так просто, - пожала плечами герцогиня. – Но знаешь что… мне кажется, что если ты познакомишься с этим мальчиком, когда он очнется, он даст тебе имя. Особенно, если ты его попросишь.
-С чего бы это? – ахнула саламандра. – Это же…чушь просто…
-Просто… - герцогиня протянула руку, и саламандра послушно взбежала по ее пальцам на запястье, там на предплечье и на плечо. – У нас, людей, есть свои законы. Так вот и получается, что если мы сделали кому-то плохо, у нас принято просить прощения. А если мы сделали кому-то хорошо, нас благодарят. С одной стороны, ты очень помогла этому мальчику: ты спасла его от смерти. С другой стороны, ты использовала его, подавила его собственный разум… это очень страшное преступление с человеческой точки зрения. Как ни посмотри, вы с ним теперь просто не можете взять и расстаться. И еще… ты ведь маленькое изящное, очень красивое существо. Ты ему очень понравишься.
-И что? – холодно спросила ящерка.
-А то, что он ведь тебе тоже нравится Он весьма симпатичное явление природы, не правда ли?.. А еще… он будет расти и изменяться. Это очень интересно. Может быть, самое интересное в мире.
-Чушь собачья! – фыркнула саламандра, снова повторив попытку взъерошить чешую, словно кошачью шерсть.

Стар продолжал чертить, все ниже и ниже склоняясь над листом пергамента. Агни подумала, что это тоже необыкновенно интересно: переносить леса, реки и горы на бумагу, превращать видимое в воображаемое, а реальное в нереальное.
-Слушай… - позвала она тихонько. – Стар…
-Да? – пробормотал он, не отрывая глаз от пергамента.
-А ты помнишь, как ты меня в первый раз увидел?
-В лесу. Я умирал тогда. Этот ублюдок ударил меня прямо в печенку. Ты меня спасла.
-А второй раз?
-А второй раз, когда уже в кортеже миледи в себя пришел. Слушай…- он вдруг замирает, отставил стул от стола и повернулся к Агни. – А ведь это уже два года прошло!
-Ну…да.
-Это выходит, меня два года дома не было?.. – он постучал острым концом пера об стол и удивленно воззрился на пятнышко чернил. – Ничего себе… Интересно, они меня там хотя бы вспоминают?
-Думаю, что вспоминают, - вздохнула Агни.
-Я тоже боюсь, - Стар дернул плечом, поморщился. – К Ормузду их всех! Мне еще карту закончить, а я уже засыпаю…
-Стар… скажи, а ты помнишь, что было между тем, как ты меня первый раз увидел и между тем, что во второй?
-Огонечек, опять капризничаешь?.. Зачем меня отвлекать зря?
-Нет, ну ты помнишь?
Стар устало вздыхает.
-Нет, не помню. Только то, что герцогиня нас с тобой в лесу нашла.
Он отвернулся и снова принялся за чертеж. Потрескивали свечи.
-Стар… - тихонько позвала Агни.
-Что, огонечек?
-Стар, если вспомнишь… ты мне скажи…
-Знаю, - Стар старался говорить мягко, но видно было, что он здорово раздражен. – Это для тебя важно, так что я обязательно скажу. Как только вспомню. Если вспомню.
-Хорошо…
Агни соскочила с постели, пробежала по каменному полу, между колеблющимися бликами и глубокими черными полосами теней. Забралась по ноге Стара к нему на колени, потом на плечо, оттуда вспрыгнула на столешницу. Взбежала на пресс-папье в вид е рыцарского шлема, и постаралась сверкать поярче.
-Так видно лучше? – спросила она.
-Да, - Стар посмотрел на нее и благодарно улыбнулся. – Спасибо, солнышко. Ты мне очень помогаешь.
..Агни светила ему не в первый раз. Он знал, что она это может, но никогда не просил сам – знал, что у нее могут быть другие дела. У нее действительно были. Например, она разговаривала с камнями. От замковых камней можно узнать много: скажем, один из ее знакомых все время посвящал оглядыванию реки под определенным углом, а его сосед смотрел с места чуть пониже, и все свободное время – а у них все время свободное – они обменивались мнениями по поводу разности своих философских позиций, что, конечно, обогащало их кругозор необычайно. Но даже беседа с камнями рано или поздно может наскучить.
Стар был лучше. Стар не наскучивал ей никогда. Даже просто смотреть на его лицо было радостью: у него черты все время изменялись, как и предсказывала герцогиня. Он был похож на клены, в которых она так часто зимовала. Клены, они все такие – кудрявые, самолюбивые, но в глубине души очень добрые.
Ей казалось странным, как это когда-то давно она могла просто использовать его. И тем не менее… Он дал ей имя, выделив из многих и дав интерес к жизни. Она запомнила его имя, и тем самым выделила из тех, кто приходили и уходили. Наверное, это было что-то особенно.
Агни была уверена, что Стар победит бога. Рано или поздно. Что все с ним будет хорошо. А она поможет ему, потому что без нее он никуда.

Из потерянного дневника Гаева Р. Г.
-Чтобы убить дракона, надо стать драконом…
-Что?! Мальчик, кто сказал тебе эту чушь?!
Из разговора с Мандрагорой Заровым, драконоловом.

...Сегодня сестра Анна, наконец, рассказала мне о смерти Тадеуша-Болтуна. А я даже не знал, что он умер уже здесь. Был уверен – лошадь еще до деревни упала... Оказалось, да, упала. Оказалось, я его волоком дотащил. Еще как смог-то?.. Правда, он не силач был, Тадеуш... Что нас в монастырь в телеге вдвоем везли – тоже не помню, как отрезало.
Сестра Анна сжалилась надо мной – не стала перессказывать в подробностях. Но я ведь составлял его гороскоп... как и остальных в отряде Зарова. Что не сказала – домыслил. Что не знал – придумал. Теперь, видно, не избежать. По ночам мне будет сниться: свистящим шепотом, монотонно, то и дело останавливаясь, чтобы перевести дух, и все-таки не в силах остановиться совсем, замолчать, потому что это последние слова, а Тадеуш-Болтун очень ценит слова, и последние в особенности...
На этом дневник обрывается. Строчка вымарана. Остальное не из дневника. Остальное просто так.

Драконье сало сорок дней
Готовится в вине.
Драконье сало, ей-же-ей,
Послаще девок мне.

Знаете эту песню, сестричка?.. Эй, вы не смотрите, что зверюга выела мне половину живота, ниже-то еще все в порядке... Фрейя свидетель, в иное время я бы на тебе, красотка, живого места не оставил... что, что молчать?.. Пока я могу говорить, я буду говорить, а там закопаете меня поглубже, да и не будет вас мучить моя болтовня!

Как на погост меня снесут,
Я завещаю, чтоб,
С драконьим салом мне сосуд
Поставили бы в гроб!

Знаете эту... ах, я уже спрашивал... вот так вот, сестричка. Скоро уже снесут, а сало-то мне и не досталось. Все этот пацан... вы его знаете?.. Берегитесь... тут он где-то бродит, тут... вон из угла ухмыляется. Ууу, черт светлоглазый! Сказал, что астролог... кто ему поверит... малец совсем, соплей перешибешь... Был бы при нас Большой Дюк, он бы сразу сказал: мол, давайте брать... Извращенец был Дюк, понимаешь, сестричка?.. Ну так его с нами не было. Прокусила ему какая-то гулящая девка руку, он от заражения крови и помер. Небось, щас у Вискондила в Граю пиво ячменное пьет да водкой разбавляет... Знаете поговорку: «Кто при жизни наблудил, того примет Вискондил?» То-то же... и я не знал: мне ее Большой Дюк рассказал...
А мальчишка ушлый оказался... так и растак, смотрит Зарову – это командир наш, Заров фамилия у него была, звали мы его Мандрагора, а как по матушке - по батюшке, то он, наверное, уже и сам забыл... И говорит: мол, дайте мне сутки сроку, и я вам сразу расскажу, кто вы по жизни, чем болели, чем маялись, будущее обскажу... только с собой возьмите. Взгляд – и голодный, чисто волчонок, и такой... чертvii его знает, какой взгляд! Я не черт, я не знаю... как будто отчаялся он, да настолько, что уж и все равно... У кореша моего такой взгляд был, когда шляхтич какой-то дом его спалил, с матерью и женой... ну, все под богами ходим... шляхтичу мы потом этому тоже петуха пустили... собрались и пустили... он еще так кричал... а кто ж кричать не будет, если до гола раздеть, связать да водой облить, чтоб не сразу помер...
Так я про мальчишку... ты слушай, слушай, сестричка, может, ты последняя меня слушаешь... потом спросят тебя, кто с тобой откровеннее всех был?.. Скажешь, Тадеуш-Болтун из Северной Шляхты...
Ну вот мальчишка... Тоже шляхтичем назвался. Гонору, правда, меньше было, чем у них обычно. Спокойно так держался. Глаза... говорил я уже про глаза?.. Светлые глаза. Зрачок как тает. Не понять ничего по глазам...
Ну это... что... пошли мы на дракона... Да, парня Заров взял, конечно... а что ж не взять, если он даже Зарову точнехонько сказал, в какой год он своего первого убил, когда на драконов охотиться начал, когда прозвище получил... Да... У Зарова, знаете, мания была... он прочел как-то, значит, что мандрагоров корень дракона травит, ну вот и думал...

Драконье сало, это вам,
Скажу, не просто так.
Легко оставит зубы там
Доверчивый слабак.

Нет, Заров слабаком не был. Но вы знаете, сестричка, как на драконов охотятся?.. Выбирают молодого, который только с родительницей поцапался и из гнезда вылетел, находят его пещеру, выслеживают... днем обкуривают, чтобы вылез, и, пока дурной... ну, поняли. И все равно опасно. Как в песне поется... Из семерых тех смельчаков... их семеро смелых... нет, не так... врут они в песне-то... бывает, пятеро пойдут – и невредимыми вернутся, а бывает, дракон и двадцатерых положит, и хоть бы кто остался... как, что – не разберешься потом... Хорошо, если кости найдешь, а то и костей...

Когда дракона добывать
Семь смельчаков пойдут,
Из них прекрасно, коль один
Вонзит в то сало зуб!

Мандрагора сказал тогда нам: «Мне, мол, молодняк надоел. Я настоящего хочу. Дракона – так дракона, а не ящерицу-переростка. Мы, говорит, в самый центр пойдем... кто не со мной, тех не держу...» Мы и пошли. Он знал, что пойдем. Кто ж из настоящих охотников откажется?.. Ты, сестричка, может, не понимаешь, но...

Мне свет не мил, я жить не жил,
Все вижу я во сне,
Как сам дракон свой закусон
Несет на блюде мне.

...Так вот оно и было. Парень с нами пошел. Хрен знает как он это все вычислял, да только провел он нас мимо драконьих логовищ как по нитке. Мы молодняк обошли только так... Даже прибили парочку... везло нам. Только Зарову руку оцарапало, ну так этот мальчишка чем-то там полечил, она и зажила почти сразу... Шкуры снимать не стали, когти тоже не резали, и сало не срезали – забросали только камнями. Смеялись: на обратном пути будем большого волочь... может, в следующий раз вернемся, заберем, что останется... Пришли мы, где старики живут... они так: кто старше, тот к центру ближе... Красиво там, в драконьей стране, страсть... Скалы, ели, водопады.... эх, сестричка... идешь, а там радуги перед тобой играют, прямо в воздухе, и под тобой, и над тобой, и скалы все разноцветные... думаешь, я только из-за золота туда ходил?.. Нет, сестричка, это еще красота такая, какой больше на земле нигде не увидишь...
И тот дракон красивый был... Мы его дня три наблюдали... эх, образина.... высотой.. ну, может, с пол-этого монастыряviii... Что улыбаешься?.. Думаешь, я этот монастырь снаружи не видел?.. Не запомнил?.. Помню я его, еще как, сколько раз мимо проходил... а как-то раз решили мы, значит, подземный ход... но ты не помнишь, сестричка, ты ж девчонка еще совсем...
Пещеру его обложили... прятались столько... Яд приготовили... Колья – чтобы если от яда, значит, корчи... там обрыв был, так мы внизу...
Без толку. Понимаешь, он... у него глаза умные были. У молодняка – дурные. А у этого все равно как... не знаю я. Тоже... вот вроде поглядел, и чем кончил... и не жалею... а парнишка тот.. ты б его видела, сестричка. Играл с ним дракон, как кот с мышонком... если бывают такие мыши мелкие. Изодрал всего. А он стоит и смотрит... у, отродье... И дракон смотрит... и ты не поверишь... он дракона-то переглядел! Эта ящерица упала и издохла. Не веришь?.. Правильно, сестричка. И я не верил. А только издохла. Как будто издевалась, честное слово... Правда, и его придавила. Я думал, не выползет. Не собирался вытаскивать. Какое вытаскивать?.. С такой раной... Нет. Это он выполз. И меня дотащил. Как дотащил?.. Мы туда месяц шли. Сейчас какое время?.. Лето? Середина?.. Не прошло месяца еще. С такой раной долго не живут, как у меня... И я не проживу. А он, мерзавец, проживет... свой план у него был, свой! И Зарова он погубил, и ребят.... Ты мне его приведи, я ему шею сверну... никогда детей не убивал, а тут убью...
Эй, сестричка, ты хоть знаешь... нет, не песню... ты знаешь... я сейчас посплю, ладно?.. Устал почему-то... язык – он ведь тоже работает... кому как не мне, Тадеушу-Болтуну, знать... ты помни, сестричка... если что – Тадеуш-Болтун, он с тобой был честнее всех...

Несколько слов
Начал никогда не бывает. Ничего нового не бывает. Все повторяется, повторялось и будет повторяться. О чем вы говорите, господа?.. Меня и самой-то нет...

Новую песню слышать страшно. Миг после начала первого звука – и сердце падает в пустоту,потому что понятия не имеет, не угостят ли его сейчас отравой. Потом приноравливаешься, втягиваешься в ритм, но миг между тем, как музыкант прикасается к инструменту, и началом музыки, похож на смерть.
Ничего не меняется от того, что ты сам музыкант.
Остается только усмехнуться и шагнуть вперед – потому что иначе с тобой все кончено.

Когда открываешь книгу – всегда страшно. Гладишь руками обложку, понятия не имеешь, что за ней, вдыхаешь суховатый пыльный запах пергамента, и чувствуешь прикосновение неведомого, прекрасно осознавая, что неведомое может оказаться кошмаром. Начало чтения – прыжок с обрыва вниз головой, кто знает, может быть, на скалы.
Кто знает – может быть, в полет?..
Если это смерть, то такая разновидность смерти мне нравится.

Мы только начинаем историю...

Вторая часть находится вот здесь:
http://zhurnal.lib.ru/editors/m/maslowa_w_a/nedobog5.shtml