Северные байки. День Валентина

В Советском Союзе сразу после рождения ребенка родители подавали заявление на место в детском садике. Некоторым детям везло, и они могли успеть насладиться обществом себе подобных до того, как кончится детство. Я не попал в число счастливчиков. Когда во мне проснулась ненависть к зиме, морозу и снегу, мне было 6 лет. В Лангепасе в то время детский садик был в единственном деревянном одноэтажном числе, в котором, само собой, мест уже не было. А вот сестре повезло гораздо больше и она один год отмотала в новом, каменном садике.

Что оставалось делать ребенку в 6 лет без казенного дома? Правильно, читать Ницше и Достоевского. Но я нашел для себя развлечение другого плана. Отец в то время работал в ночную смену оператором по добыче нефти и газа. Непосредственно на месторождении. А там было жутко интересно. Во-первых, по “кустам” (так называют группу скважин, которые сосут кровь земли) ездили на больших машинах типа “Урал”, по-простому “К-40, и “Краз”-вездеход, по-простому “лаптежник”. Случалось, что папа оставлял водилу в цехе и сам ездил по фонду (то бишь, по всем кустам). И в такие счастливые ночи он обязательно давал порулить такой фиговиной.

Места интересные, ночью жутко романтичные. Дороги до кустов представляли собой ни что иное, как кучу бревен на грунтовой насыпи прямо посреди болота. И по сей день, наверное, ходит множество баек, как погибали юные нефтяники, засыпая за рулем и отправляясь прямиком в болото на больших и быстротонущих автомобилях. Помню жуткую историю про то, как утонул какой-то гусеничный болотоход, в будке которого был мужик, который не смог открыть дверь. Когда достали эту железяку, говорят, вся будка внутри была усеяна кровавыми следами от пальцев, пытавшихся прорвать стальную оболочку будки. Жуткая смерть.

В самом цеху был деревянный сарай, который по совместительству был ещё и диспетчерской, хранилищем рабочего времени технологов и начальников, в холле которого стоял стол для пинг-понга. После того, как заканчивалась работа, начинался чемпионат по стрельбе шариком через сетку. Рубились мужики знатно. Наличие стола было ещё одним притягательным фактором папиной работы. Он частенько брал нас вдвоем, меня и сестру, и мы, пренебрегая возможностью порулить большой машиной, резались в пинг-понг, пока нас не вырубало. Потом можно было послушать дивные истории женщин-диспетчеров, кимаря над граненым стаканом грузинского чая. Было невероятно уютно там. И очень сладостным был момент возвращения домой после смены.

Помимо операторов, в цеху делали работу и слесари, которые занимались контрольно-измерительными приборами. Частенько в одну смену с отцом попадал мужик из киповцев, которого звали Валентин. Мужик был фееричный, такой, знаете, хохмач от природы. Что ни фраза, то прикол и пять минут непрерывного хохота. Шутки из него сыпались как из рога изобилия. Я очень любил посидеть в этой теплой компании, валяясь, как сейчас принято выражаться, под столом. Обаятельный был человек, душа компании.

И вот однажды этот милый мужчина возвращается домой, а его жена бухает с какими-то перцами. Не помню точно за давностью лет, сколько их было, но точно знаю, что от двух до трех. Валентин, естесственно, был удивлен таким положением вещей у себя дома и задал резонный вопрос, мол, кто такие? Чего надобно? На что получил очень недружелюбный ответ по лицу. Разразился жуткий скандал, перцы забрали водку и ушли. Валентин зашел к себе в комнату, достал со шкафа свой удивительный штык-нож, догнал их аккурат через два квартала и доказал, что это вполне себе смертоносное холодное оружие. А потом пошел в милицию, благо находилась она рядом совсем.

Дали ему толи 12, толи 15 лет. Я уже не помню, только мне было очень жаль дядю Валю. В моей памяти он был веселым и обаятельным мужиком, образом, никак не совместимым с преднамеренным убийством штык-ножом. Почему он так поступил? Ведь мог просто дать в нос жене, развестись, уйти, пойти и подраться. Чтобы воткнуть в двух, а то и в трех человек не один десяток сантиметров острой стали, нужно испытывать сильные чувства. Непреодолимые. Такие же по силе, как и желание жить в тонущем болотоходе.