За минуту до полночи

KAJIM

ЗА МИНУТУ ДО
ПОЛНОЧИ



 Черная “мазда” свернула с шоссе на гравейку и покатилась вдоль сетчатого забора.
Я закурил, глядя на постройки частных домов.
- Куда?! Какой дом?! – кричал в сотовый Виталик, тоже вглядываясь в сумерки через лобовое стекло. “Дворники” размазывали по стеклу мокрый снег. – Да! Свернули! Что-что? Забор, дома… Что я еще могу тут увидеть?.. Как?! Направо, а потом налево?! Зеленая двухэтажка… Бля, ты в окно смотрел? Уже почти шесть часов! Мне сейчас, что зеленый, что красный – однахуйственно!
Виталик сбросил скорость до тридцати и свернул направо.
- Скажи, пусть кто-нибудь выйдет и встретит нас, - сказал я ему.
Он кивнул.
- Выйдите кто-нибудь! Какая разница, какая машина!? Паша, бля, тут что дачи или скоростное шоссе?! Что?! – Виталик глянул на меня и раздраженно покачал головой. – Прикинь, бля, говорит, что он в шортах…
Я засмеялся, скидывая пепел в пустую пачку “R1”.
- Ты, бля, спасатель Малибу, зато я, твою мать, во фраке, и не собираюсь со свистком и фонариком выискивать твой дом… да нахуй мне его номер! Выйди на улицу или ****у какую пошли! Кто?! Арбуз там? Ну, пусть он выйдет.. Мне, бля, какая разница! Всё! Скоро будем!
Он бросил сотовый на панель и выругался. Цензурными в его реплике были лишь предлоги и слово “рот”.
Моего плеча неуверенно коснулась женская кисть. Я повернулся и посмотрел на шлюх, сидящих сзади. Их было трое. Всем около двадцати. Хотя, кто их знает?
- Можно сигарету? – попросила беленькая, с трудом выдерживая мой пустой взгляд.
- Сейчас…
Я достал из бардачка блок “Парламента”, распаковал, вынул пачку, снова проделал операцию по удалению целлофана, вырвал фольгу и выудил сигарету. Повернулся к ****ям, держа между пальцев белый цилиндрик.
Беленькая взяла сигарету, осторожно и робко. Это рассмешило меня. Мужской член, наверняка, удостаивается более уверенных и профессиональных движений.
Все трое были очень красивы, но эта красота была своеобразной: открытой, доступной, наглой, пронизанной сексуальностью. Что ж, вкус у Виталика по-прежнему совпадает с моим. Где он взял этих малых и во сколько ему это обошлось меня не интересовало. Вопрос с лавэ мы решим с ним завтра.
А впереди – водка, закуска, сигаретный дым, тела шлюх и пьяный смех… вечер и ночь…
Мазда свернула “налево”.
- Арбуз, значит, тоже подъехал? – спросил я.
- Ага. Впрочем, неудивительно. Он когда про баб слышит, то готов в другой город бежать на гулянку.
- А кто там еще? Кроме его и Паши?
- Каких-то четыре крали.
- Тогда понятно…
Свет фар выхватил на дороге черный силуэт, размахивающий руками. Я сразу узнал здоровенную ряху Арбуза, он был похож на зачерненного персонажа комикса.
Виталик резко затормозил в считанных сантиметрах от тучного тела парня.
- Охуел! – забасил Арбуз, отпрыгивая. – Шутки эти твои…
- Только на капот на упади, *** потом выровняешь…
- Иди ты!
Я вышел с блоком сигарет под мышкой. Пожал руку Арбузу и направился к багажнику. Шлюхи медленно выбирались на морозный декабрьский воздух.
- Олег, помочь?
- Да! – крикнул я Арбузу. – Виталик, багажник открой!
В первую очередь я достал пакет с водкой и пивом и протянул его шлюхе с пирсингом на верхней губе.
- Идите в дом, - сказал всем троим.
- Какой? – спросила черненькая.
- Вот тот, девчонки, - пухлым пальцем тыкал в сумерки Арбуз. – Туда. Там калитка, а дальше прямо…
- А пустят? - спросила беленькая. Всё так же робко и тихо.
Она боялась, понял я. Об остальных этого сказать было нельзя.
- Ладно. Сейчас вместе пойдем.
Я достал коробку, в которой покоился закусь – несколько банок красной икры, масло, два ананаса, блины, купленные в кафешке. Буржуйский набор. Арбуз забрал запивон и захлопнул багажник.
И мы пошли к дому. С неба повалило конфетти из мокрого снега.


 Я выпил очередную рюмку “Немирова” и закусил блином, свернутым в трубочку. Почувствовал на языке вкус лопающихся икринок.
- Лучше бы колбасы купили, - пожаловался сидящий напротив Арбуз, уплетая уже третий бутер с икрой.
- Ну ты, Арбуз, и охуевшая рожа! – сказал Виталик. – Раз такой, бля, колбасный гурман, что ж сам и не купил?
- Спешил, - ответил Арбуз и взял четвертый бутер.
Свободной рукой он обнимал деваху в выцветшей кофточке и недовольным лицом. Оставалось догадываться, являлось ли причиной недовольства объятие Арбуза.
- Спешил он… - усмехнулся Виталик. – Форест Гамп, бля, нашелся…
Он сидел между беленькой и черненькой, которые пили водку мили****ричсекими дозами, а закусывали только дольками ананаса.
Из еды у Паши к нашему приезду осталась лишь банка горошка и кусок сыра, да еще сковорода картошки. Из четырех девок, о которых говорил Виталик в машине, за столом были лишь двое. Одна с Арбузом, вторая на коленях у Паши. Он называл её Нэнси. Обе были пьяны и пили только вино, причем, довольно дешевое. Две других подруги спали в одной из спален на первом этаже.
Я сидел в компании шлюхи с пирсингом. Она сама устроилась рядом со мной. Её правая рука, когда не была занята, сновала по моим ногам. Он паха к коленям. Я был, разумеется, не против. Но продолжение подождет. Я хотел напиться…
- Кем бы ты хотел быть в следующей жизни, - спросил у меня Паша. – Если бы было возможно переселение души?
- С чего это тебя на такие темы пробило? – я закусил водку сыром и достал из-под стола бутылку пива.
- Какая разница? Ну так как… - Паша отказался от пива и ждал от меня ответа. Казалось, от моих слов зависело будущее земли – таким заинтересованным и напряженным казалось его лицо.
Я свинтил пробку с бутылки “Невское Ice” и сделал несколько глотков. Не стоит мне, конечно, шлифовать водку пивом, особенно учитывая то, что я собирался продолжить употребление первой…
- Самим собой… простым парнем, который… - начал я.
- Так не интересно, - перебил Паша.
- А я хотел бы быть каким-нибудь лордом или князем в веке так девятнадцатом, - вставил Арбуз.
 - Я говорю про переселение души после смерти, а не про её перемещение во времени, - сказал Паша.
- Ну, тогда… - Арбуз задумался.
- Продавцом в колбасном отделе, - заржал Виталик.
Арбуз хотел что-то ответить, но махнул рукой и потянулся к тарелке с бутербродами. Она, к его удивлению, оказалась пуста. Девушка в выцветшей кофточке апатично курила, скидывая пепел в тарелку с остатками картошки.
 - Я хотела бы стать женой художника… - тихий женский голос.
Я не сразу понял, кто это сказал. Посмотрел через плечо пирсингованной. Все смотрели на беленькую. Та смущенно смотрела на стол.
- Почему? - спросил у неё Виталик.
- Не знаю… - сказала та и больше ничего не добавила.
- А я – актрисой, - сказал Нэнси.
- Банально… - вздохнул Виталик.
- А тебе какое дело! – огрызнулась девушка на коленях Паши.
- Тише, девочка, тише. Тон попроще… - влез в разговор я. Не люблю такие замашки. Впрочем, если это девушка Паши, мне бы не стоило так… Но Паша довольно улыбался.
- Так что, Олег, ничего нового в голову не лезет? – спросил он у меня.
- Наверное, писателем…
- Известным?
- Нет… хотя бы просто публикуемым… что бы иметь возможно донести свое мнение до людей, пусть это будут и единицы… А ты кем?
Я допил пиво и смотрел на Пашу.
- Владельцем собственной яхты и средств к её содержание. Жил бы почти всё время в море… девочки, вино, все дела…
- Привлекательно, - согласился я. – В следующей жизни возьмешь меня к себе, буду писать романы, глядя бескрайние водные просторы, а иногда присоединяться к тебе в распитии вина и ублажению девчонок…
- Принимается…
Я вспомнил, что Джек Лондон писал своего “Мартина Идена” на яхте. Один из моих любимых романов…
- Я хотела бы быть просто счастлива… - сказала черненькая.
И что-то в её голосе остановило меня и не дало рассмеяться.
- А если – неодушевленным предметом? – спросил Паша у всех.
- Не понял? – поднял голову Арбуз.
- Если бы душа переселялась в неодушевленный предмет…
- О ерунде, бля, говорим… - Арбуз уплетал остатки сыра. Скоро придется закусывать водку скатертью.
- Я бы, - заговорил Виталик. – Зеркалом в женском предбаннике, - девочки засмеялись, только выцветшая кофта презрительно фыркнула. – А Арбуз был бы палкой салями…
- Не заебалось тебе подъебывать? – поинтересовался Арбуз, обижаясь.
- Не-а… - серьезно ответил Виталя.
- Я бы – цветком или картиной…- беленькая.
- Я – жемчужиной, - Нэнси.
- Не знаю… - шлюха с пирсингом. Её рука уже забралась ко мне в штаны, под ткань нижнего белья Serge, где профессионально и не спеша играла с моим членом. Девочку явно не интересовало возможное переселение её души, да еще и в неодушевленный предмет. Как и меня. Я ловил её игривый взгляд, отвечал надменно-одобряющей улыбкой, потягивая вторую бутылку пива. Спектакль под столом никто не замечал… или делали вид.
- Стой… - тихо сказал я, спустя минуту, убирая руку проститутки. Кончать прямо за столом желания не было.
- Идем? – спросила она.
- Да… - я налил две полных рюмки “Немирова”. – По последней…
- Я не буду… - сказал она.
- Я тебе и не предлагаю…
Я передал рюмку Витале (у Паши пятидесятиграммовая емкость с водкой была наготове), мы подняли рюмки “за удачное переселение” и выпили.
Потом я оказался в комнате с огромной кроватью и огромным количеством светильников на стенах. На потоке – гибсокартон, раскрашенный причудливыми узорами в оранжево-черно-зеленых тонах. И всё… лампы нет. Мебели нет. Только кровать.
Я прилег на кровать с подожженной сигаретой.
Кольца в губе шлюхи блестели под перекрестным светом десятка ламп.
- Садись, - сказал она, размещаясь на корточках у моих ног.

 
 Её волосы разметали по моим ногам, словно шатер. Минет она делала без презерватива, как это обычно делают проститутки, сводя на нет все ощущения…
Холодок металла… покусывание… я закрыл глаза.
Когда она закончила, мы разделись и забрались под одеяло. Почему- то здесь было очень холодно…
- Чем занимался сегодня? – спросила она, начиная маятниковые движения на мне.
Одеяло покоилось на её плечах. Она показалась мне похожей на обнаженную любовницу короля, с наброшенной на плечи его мантией. Хотя… Это я-то король, что ли?
- Не понял?
- Чем занимался?
Интересно слушать от шлюхи такой вопрос, да еще во время секса. Меня это рассмешило. Но ответил я честно.
- На похоронах друга был…
Она замерла.
- Похоронах? Его убили?
- Не твое дело… не останавливайся…
Я снова закрыл глаза. Отрешаясь от всего, от её зарождающихся стонов, которые скорей всего, были наигранными, от этой комнаты…
Вы когда-нибудь думали во время секса о смерти?
Я вспоминал похороны…
Старенькое деревенское кладбище. Место на кладбище бабушка Толи готовила для себя, рядом с дедом. Но пришлось хоронить внука… Промерзшая земля… жгли шины, что бы вырыть могилу… Я стоял в стороне и смотрел как опускают гроб с телом моего бывшего одноклассника… лица… в основном незнакомые… Я ничего не спрашивал, ловя лишь обрывки разговоров… Толика убили… тело нашли лишь спустя два дня… “Прощая, Толя”, сказал я, кидая онемевшими пальцами горсть земли… развернулся и зашагал по заснеженной тропинки к шоссе… там меня ждал на машине Виталик…
- Ты странный… – голос шлюхи из темноты.
Я вынырнул. Открыл глаза.
Она уже устраивалась рядом, спиной ко мне. Теплая кисть обхватила член, направляя его между половых губ. Там было жарко и влажно.
- Как и вся жизнь… - сказал я, скользя руками по её телу.
Следующие полчаса мы не произнесли ни слова…


 Часы показывали 21:42.
Пирсингованная направилась обратно к столу, а я побрел по коридору. Расстегнутая кофта, поверх незаправленной футболки. Пачка “Парламента” в руке.
Добрался до прихожей, сел на деревянную скамейку и закурил. В приоткрытое окно проникал холодные воздух, снег на подоконнике расплывался грязной лужей.
Думать ни о чем не хотелось.
- Не помешаю?
Я посмотрел на появившуюся рядом беленькую. Кивнул. Предложил сигарету.
Мы сидели и курили.
- Это твои друзья? – спросила она после паузы. Она всегда говорит так застенчиво и неуверенно?
- Нет. Товарищи. С Виталиком я работаю. Настоящие друзья у меня с детства – трое, и других не надо.
- Наверное, это правильно.
- Наверное…
- Ты и вправду хотел бы стать писателем?
Я посмотрел на неё. Красивое личико.
- Наверное…
- Ты пишешь рассказы?
- Если это можно назвать рассказами…
- Очень интересно. Ты не похож на других…
- Почему?
- Ты… не знаю, как сказать… в тебе словно два мира… ты легко чувствуешь себя в этом… ну здесь, среди друзей…. товарищей, выпивки и практически незнакомых девушек… но в тебе чувствуется и тоска по другому миру… более чистому и романтичному…
Во дела! Никогда не думал услышать нечто подобное от проститутки…
“Вот только проститутки – они в любовь верят. Тихонечко, никому не говоря, но верят. Мечтают, что есть что-то, кроме потных толстых мужиков, которым требуется секс за деньги. Мечтают и боятся в это поверить” – вспомнил я фразу из романа Лукьяненко “Черновик”.
- Тут холодно, - девушка поежилась.
- Если хочешь, вернемся к столу, - равнодушно сказал я.
- Там слишком шумно…
- Пошли в комнату?
- Хорошо… - сказала она после паузы.
Чисто из интереса я отворил дверь другой комнаты, выбранной наугад. Нашел рукой выключатель. Здесь был диванчик, кресла и столик на одной ножке с круглой столешницей.
- Принеси пива, - попросил я беленькую.
Она кивнула и исчезла.

Мы пили пиво и разговаривали о картинах Гогена. Его таитянском периоде творчества. Она сама предложила эту тему... что ж, я мог поддержать её в этой беседе об ярком представителе постимпрессионизма.
- Чудо таитянских картин заключается в живописном слиянии легенды и действительности, мечты и реальности… - беленькая замолкла. – Тебе не интересно…
- Интересно… Не думал, что ты разбираешься в живописи…
- Я и не разбираюсь особо… просто помогала делать курсовую по этой теме подруге…
Она смутилась.
Я взял её за подбородок, властно и грубо.
- Что ты делаешь? – дернулась беленькая.
- Ничего…
Не убирая от её лица руки, я посмотрел в глаза напротив, различая красные прожилки на белках, пытаясь проникнуть в глубину светло-коричневых зрачков.
- Мне больно!
Я очень часто заглядываю в чужие глаза, желая там что-то найти, хотя знаю, что не увижу ни прошлого, ни ответов…
Часто говорят: глаза – зеркало души. Ерунда.
Глаза – всего лишь зеркало эмоций. Да и то, не всегда. Сейчас в глазах девушки было непонимание. И возможно, страх.
- Извини…
Я убрал руку.
- А стихи ты пишешь? – спросила она, успокоившись.
- Иногда…
- А экспромтом можешь? Пару строчек…
Я достал предпоследнюю сигарету. Чиркнула зажигалка.
Посмотрел на её волосы, задумался и произнес:

В волосах её звезды,
На кистях браслеты.
Но пробьют часы полночь
И нежные пальцы превратят в стилеты…

- Красиво, - задумчиво улыбнулась беленькая.
Неожиданно она прижалась ко мне. Я обнял её. Поцеловал в висок… потом в шею… потом в уголок губ…
Проститутки не целуются с клиентами. Впрочем, как я никогда не горел желанием сосаться с девушками, у которых ты пятый или десятый мужчина за сутки. Но как оценить нашу ситуацию с беленькой? Кто мы друг для друга сейчас? Кто я для неё? Может – просто понравившийся парень…
Её язычок раздвинул мои губы и проник в рот.
Во время этого сумасшедшего поцелуя моя кисть оказалась на её подбородке, но на этот раз это было нежное и легкое касание. Девушка отстранилась, я провел указательным пальцем по её губам. Она принялась игриво его покусывать.
У вас никогда не было ощущения, что, несмотря на возникшую между вами и девушкой близость, вы отдаляетесь? Вроде бы это должно сближать, но… Твой мозг обесценивает значение присутствия девушки в вашей жизни, какое-то время тебе был немного интересен её внутренний мир, но – бац! – один поцелуй, ощущение близости, и для перед тобой остается только тело.
У меня это бывает довольно часто. И это меня устраивает – мимолетные связи… что еще от них ждать?
Но как бы там ни было, я безумно хотел эту девочку. Снова целовать её пухлые губки, войти в неё, чувствовать теплое касание белых волос на своем лице…
Я снова заглянул в её глаза. Там – страсть и интерес.
Теперь я первый приник к её губам. Она ответила с такой энергией, что казалось, ждала этого целую вечность.
Под её вязанным свитером моим рукам было тепло и уютно. Небольшие крепкие груди, окаменевшие соски. С застежкой лифчика сражаться не пришлось – его не было.
Пора было переходить к более серьезным вещам… например, замочек на еще джинсах…
- Нет… - сказала она, выпуская из губ мочку моего уха.
- Что такое?
- Я не могу…
- Что?
В долю секунду удивление, и нахлынувшее раздражение, чуть не вытеснили желание.
- И что это должно для меня значить? – стиснув зубы, но не убирая рук от её ширинки, спросил я.
Посмотрел в потолок, на яркую лампочку, заключенную в конусообразной пластиковый абажур.
- Я не проститутка… просто ты мне нравишься… но так быстро… - сбивчиво затараторила она. - Я просто… Вика, моя сестра… я напросилась с ней…
- Какая Вика? – я отсел, закурил.
- С кольцами… ну, пирсингом…
Я вяло улыбнулся. С пирсингом… там шлюха, которую я трахал чуть больше часа назад… А эта, беленькая, её сестра… бля, семейный подряд какой-то!
Но злость и раздражение куда-то уходили… Девушка мне нравилась и я верил ей.
- Иди ко мне.
Она села мне на колени, лицом ко мне.
- Почему ты хочешь переспать со мной?
Я улыбнулся.
- Ты мне нравишься.
- И всё?
- Не пытайся копать слишком глубоко. Я могу наврать тебе с три короба. Но зачем? Это простая физиология. Желание близости. Я стремлюсь к получению эмоций, ощущений. Я хочу тебя, и здесь нет никакой жертвы с твоей стороны – девушкам всего лишь приходиться преодолевать стеснение при первом разе с новым человеком, у мужчин таких проблем нет. Если мы переспим – мы просто подарим друг другу эти минуты, эти эмоции. Жизнь – это и есть стремление к ним. Мне нравиться твое тело, нравишься ты… и я хочу заняться с тобой любовью… вот и всё…
- Тебя интересно слушать.
Я поцеловал её в шею, она ответила. Я попытался снять с неё кофту и снова встретил сопротивление.
Черт!
- Я не знаю… я не могу так… Давай может завтра…
- Завтра?
- Да. Встретимся у меня. А тут… столько народа в доме…
- Но в комнате же мы одни! Или думаешь я Арбуза под кроватью спрятал? Эй, Арбуз, вылезай! Нас попалили!
- Перестань, - она легонько стукнула меня кулаком в грудь, рассмеялась, что бы через секунду снова стать серьезной. – Давай и в самом деле завтра… Запишешь адрес, созвонимся и подъедешь… Мне надо подумать…
- О чем тут думать? - спокойно сказал я, убрал руки с её талии. – Мы либо спим – либо нет… Это же не задача по геометрии…
- Я не знаю, Олег…
Она встала, подошла к двери, взялась за резную ручку из бронзы.
Я вспомнил, что даже не знаю, как её звать… Мое имя она похоже запомнила.
Она стояла и смотрела на меня.
- Давай, открывай дверь, - улыбнулся я.
- Ты не обиделся?
- Ты издеваешься! – я рассмеялся, глотнул пива. – За что? Ладно… Видишь эту ручку. Это символ. Символ твоего выбора. Ты либо поворачиваешь её и уходишь. Либо отпускаешь – и остаешься. Всё просто…
- Сейчас или никогда? – спросила она. – Только так?
- Типа того…
Я был уверен, что она откроет дверь и уйдет. Но беленькая шагнула в моем направлении. Подошла. Я взял её за кисти и почувствовал дрожь.
Потом раздел её…
Мы легли на диван.
- Ты бы мог покрыть поцелуями всё мое тело? - спросила она, когда я целовал её грудь…
 - Мог бы… - ответил я, но вместо этого сел на край кровати и одел презерватив.
- Так сразу? – спросила она.
- Да…
Я вошел в неё. Её ногти впились в плечи.
Мы меняли позы, и если те позволяли целоваться – все время целовались. Я был сильно пьян и знал, что вряд ли кончу. Она, похоже, кончила не раз – презерватив был влажным, когда она взбиралась на меня сверху.
С ней было хорошо… несмотря на опьянение… несмотря на цепочку событий и слов этого дня…
- А стоя пробовал?
- Хочешь стоя?
Я стоял на полу. Одна рука девушки обвила мою шею, другая помогала в районе паха.
- Мне тяжело… - усиленно душа, сказала она спустя пару минут.
Учитывая то, что это я держал её, замечание было смешным.
Мы снова перебрались на диван.
Всё-таки я кончил…

Я лежал и смотрел в потолок.
Обнаженная девушка прижималась ко мне, закинув свою ногу на мою. Я отрешенно гладил её тело.
- У тебя очень нежные руки… так бы и лежала всю ночь…
- У нас нет этой ночи…
- Я боюсь…
- Чего?
- Что могу влюбиться в тебя…
Я промолчал.
С девушкой надо спать либо постоянно, либо – один раз.
- О чем ты думаешь? – спросила она.
- Ни о чем…
Я видел звездное небо сквозь потолок, а дальше – яркую и безграничную вселенную…
Не хотелось говорить, ничего не хотелось. Не хотелось даже этих прикосновений. Девушка рядом – просто девушка… когда нет любви, нет чувств – такие минуты после секса начинают меня раздражать.
Через несколько дней я вспомню её тело, почувствую отголоски физической любви к ней (о которой писал Стендаль)… будет и тщеславие и легкая тоска… потом всё вспыхнем, мигнет и исчезнет, как превратившаяся в ничто супернова…
В голове роились крупицы мыслей, образов.
Смерть.
….горящие шины, превращающийся в воду снег… закрыть гроб… плач мамы Толика… бессилие…
Любовь.
…далекие глаза… далекое чувство… нежность… ласка… минуты бесконечности… она… бессилие…
Я посмотрел на часы на стене.
Обычный прямоугольник настенных часов, не претендующих на эстетическую красоту и стиль. Минутная стрелка дернулась, перемещаясь на одну позицию.
До двенадцати часов ночи оставалась одна минута…


 И вот за минуту до полночи я лежу и думаю о жизни и смерти, любви и безразличии. То, о чем мы думаем и говорим каждый день, только в разной степени приближения к этим словам. Мне, они представляются каталогами, имеющими практически бесконечное число подкаталогов и файлов.
И эта минута, кажется, длиннее всего этого дня, она отделяет меня от ночи, очередной или последней в моей жизни. Через несколько секунд закончится день, уйдет в небытие, день, который вместил в себя похороны моего одноклассника и эту пьяную вечеринку. Чужие женские лица. Секс и водка, от которых я не вижу причин отказываться. И этот день важен и бессмыслен одновременно. Из этих дней состоит мой путь. И когда он закончится, чьи-то руки кинут на дерево гроба первую горсть земли, а чей-то голос возможно скажет: “Прощай, Олег!” и встретит ночь в компании друзей и шлюх, разжижая водкой свои воспоминания и стремления.
Как пел Цой: “И никто не хотел умирать без вина…”
А мне уже будет всё равно.
Всё это странно. Даже это слово – ПОЛНОЧЬ. Ведь оно значит совсем не двенадцать часов ночи, которыми люди провели границу между сутками, а лишь кульминацию движения Солнца, нижнюю точку погружения его под горизонт…
Опять слова… жонглирование ими…
Через неделю закончится этот год и миллионы замрут перед экранами телевизоров, глядя, как секундная стрелка отсчитывает последнюю минуту дня, недели, месяца, года…
В руках бокалы с шампусиком, в глазах – мечты и желания. Надежда на лучшее.
Я же вспомню последнюю минуту этого дня, которую я попытался словить и заморозить, наполнить мыслями и болью по ушедшему, невозвратимому. И войду в новый год, думая о смерти и жизни… о любви и безразличии…
Потом часы пробьют двенадцать раз, я залпом выпью шампанское, обниму чью-то талию и улыбнусь, похоронив тревогу и хаос мыслей.
На время…
Что бы жить. Чтобы пытаться любить.
Секундная стрелка делает очередной шажок.
Тик-так…

21 декабря 2005 - 27 февраля 2006