Почтовые неприятности и глобальные вопросики

- Зашел конверты купить, так еле живой остался. Чем от быков бегать, прошлись бы по улице да зашли этак ненароком на почту – экстрим покруче и не так дебильно смотрится… - говорил Андрей, который видимо страшно устал, но почему-то вместо дивана устроился на подоконнике, откинув голову назад и прислонив к стене; он смотрел куда-то во дворы. – Ты на почте давно была?
- Да… - улыбнулась Ника. – Я с дедушкой ходила еще маленькая; но я примерно помню.
- Помнишь? Так вот в эту забегаловку набилось человек пятнадцать; касса работает одна, у каждого в ручке бумажка и каждый минут по десять минимум у кассы скучает. Ну, известно, вечер, нервы, мы, мол, с работы, да вы не орите, я сама весь день работаю без перерыва… И дело-то понятное – конверты купить полминуты от натуги, я прошел вперед и попросил, так они меня едва-едва на гвозде не повесили, чтобы удовлетворить свою уставшую на работе душу, которую дома, уж разумеется, ждут двенадцать голодных ртов, один, но зато супер голодный и супер злой муж, а после – тяжелый сон с головной болью утром, и опять тупая работа. Ради всего этого меня очень нужно повесить на гвозде, я согласен, по доброй воле, только все-таки конверты-то я сначала куплю вне очереди, потому что конверты купить полминуты, а трудящихся час пережидать. Мне еще одно очаровательное создание сказало, что, дескать, вот старушки по лавочкам сидят, ожидают, и пальчиком указало, так что я тут же чуть со стыда не лопнул со своими подлым образом заполученными конвертами…
- Устал ты от них? – спросила Ника, усевшись недалеко от Андрея на диван и опустив голову на лежащие на ручке дивана руки.
Андрей молчал.
- Да дрянь какая-то вся эта… ахинея, - как-то слишком серьезно, спокойно и тихо сказал Андрей, переведя застывший взгляд с окна в комнату и снова отвернувшись к окну. – Нет, ну ты посмотри лучше, - вдруг оглянулся он на Нику. – Какая там работа, какие там дети, при чем тут дети вообще? Да детей вообще нет, это дичь, для виду выдуманная; понятия такого не существует. Жизнь, дескать, собачья, работа дрянная, устала – ну да плевать на твою работу! И ведь вопросы-то поднимаются глобального масштаба, что, мол, личность, заеденная дрянной жизнью, требует жратвы и бесплатного места у печки, что, мол, таких личностей целая куча, и все-то заслуживают равного – чего каждая из них, при всем при этом, признать ни за что не хочет; да плевать на жратву и место у печки! Не признаю я вашего права на усталость, на усталость право имеет тот, кто работает, а локтями расталкивать – не работа! Не работаете вы, не живете, и существование у вас – дрянь соответственно вашим же мечтаниям! Право трудящегося… надо же, представьте себе, эгоизм стал иметь права, стало быть, узаконен… - вдруг отвернулся к окну и спокойно, еще слегка вздрагивавшими от бешенства губами проговорил Андрей; через несколько секунд он усмехнулся и оглянулся на Нику.
- Конверты-то посмотри, они вон на столе валяются, - сказал он мягко, слегка улыбаясь; Андрей сам ненавидел писать письма, конверты же покупал для Ники, которая иногда писала одной дальней родственнице. Ника подошла к столу и, взяв конверты, улыбнулась – на каждом из них был изображен какой-то известный скульптор, сверкающий глазами из-под нависших бровей. – Мне уж там было не до мужиков с суровым видом. Примечательнее всего то, что картинка на конверте всегда воспринимается адресатом как имеющая какое-то отношение к отправителю; и так как отправитель обычно рассылает таких вот мужиков с суровым видом, вообще не обращая на них внимания, сам с видом ужасно солидным и деловым, то почему-то кажется обязательно, что мужик-то на конверте – это выражение самой сущности отправителя, именно потому, что сам отправитель об этом не догадывается…