Гамлет и Псохвостов

У него было тонкое, как сказали бы в девятнадцатом веке, нервическое лицо со светящимися глазами в веерах мелких морщинок. В художественном беспорядке спутанные волосы. По-остапобендеровски намотанный шарф.
Жил он вечно на чужих квартирах, где никому не давал спать непрерывными бдениями: то до трех ночи репетировал перед зеркалом, меряя комнату шекспировскими шагами, то вскакивал с рассветом и принимался занудно зубрить роль. Он был в таком возрасте, когда выучить роль за сутки представляется плевым делом. Очень часто переходил из театра в театр, переругавшись с режиссерами, а в кино совсем не прижился.
Играл он бешено, очень театрально, но совсем не фальшиво, идеально чувствуя героя. Играл хулиганов, романтических революционеров, свободных художников. Камзолы и парики ему страшно не шли, поэтому он никогда не был занят в пьесах Лопе де Вега, Бомарше и Мольера. Волшебно выглядел в античном костюме.
Мы и познакомились с ним в соответствующих обстоятельствах: мою незрелую пьесу ставил один крошечный театрик, осыпанный позолотой и пылью, а ему поручили главную роль. Из темноты зала я сделал ему замечание: на мой взгляд, Брута следовало играть более тонко, мелкими штрихами; мне не нравилась его манера скидывать с себя тогу в заключительной сцене – это било по глазам. А он меня послал вместе с моими замечаниями…
Он кладёт руку под изогнутый цветок лампы.
- Да, я гений, чёрт меня раздери!
- Ну уж…
- Ты не сомневайся, я же не хвастаюсь, правду говорю.
Глаза у него бледно-зелёные, светятся изнутри, со дна. Иногда они застилаются сигаретным дымом.
- Псохвостов сволочь, - рычал он, отхлёбывая кофе. – Такая падла, каких свет не видывал. Рвётся в гамлеты, а годится только на лакеев и солдат.
Кружка заплясала в его руке, негодуя.
– Он вам дорогу перешел?
– Пусть попробует! Зараза! Чтоб ему поскользнуться в гололед!
– Что он сделал, все-таки?
– Ходит и плетет… Плетет всякую ахинею обо мне режиссеру… Подмазывается, сволочь, весь расточается комплиментами. Пить бросил…
– А вас Бог прощать не учил?
Сделал злое лицо, дернул плечом.
– Нет.
– Жаль…
Мы помолчали, потом он сказал:
– Ладно. Пойду… Только твою чашку вымою и пойду.
«Куда?» – хотелось мне спросить.
– Напьюсь я сегодня…

А потом его роль, роль Гамлета, передали Псохвостову. Он взял и повесился на крюке от люстры.