Про женскую туфлю

 

Правая нога наотрез отказывалась перемещать Татьяну на каблуке любой высоты. Даже когда Таня смирно усаживалась за рабочим столом и расплющивала всю округлость ягодиц по удобному креслу, стараясь при этом разогнуть колено насколько это было прилично, нога все равно продолжала протестовать и высовываться пухленькой отечностью вон из колодки в форме лодочки. Никакие Татьянины переговоры с правой ступней не давали положительных результатов и женщина чувствовала наперед, что ни сегодня так завтра ей придется уступить упрямой правой ноге, а значит навсегда сбросить с себя пару роскошных туфель. Конечно, жаль было сдаваться без боя и терять в росте сразу тройку недостающих сантиметров, зажатых где-то природой, но другого выхода у Татьяны попросту не было, уж таковыми являлись веления возраста.
Но, дело было вовсе не в разногласии изящных туфель с прожитыми Татьяной годами. И с туфлями можно было как-то разобраться, засунув их навсегда в нижний ящик шифоньера, и уложить там рядышком с бабскими амбициями. А, вот, с мужем дело у Татьяны обстояло совсем иначе и гораздо сложнее, чем ей хотелось бы. Как ни крути, ни верти, но в шкаф мужа не уложишь, хотя, он, зараза, как и припухшая ступня, всеми силами просится вон наружу, что просматривается уже совершенно обнаженным глазом, без участия Татьяниных очков или других каких подручных увеличителей. Нельзя было сказать того, что ее муж только и помышлял, как бы сбежать от супруги налево или в какое другое направление. Нет, конечно. Это было бы чистым вымыслом, так как мужья тоже, как и любая скотинка, имеют свои привычки возвращаться время от времени к родной кормушке. Просто становилось очевидным, что интерес мужа к Татьяне выглядел совсем уже потухшим кострищем, изредка, правда, возгорающимся хилыми потрескиваниями в ответ на вкусные запахи поджаренной свинины с чесночной приправой на основе домашнего майонеза. От этого его не могли оторвать даже служебный роман и другая женщина, лет на десять моложе Татьяны.
- Вкуснятина, да, вкуснятина, - облизывал толстенькие пальчики загулявшийся Татьянин муж, - свининка у тебя получается королевская.
- Подложить добавку? – Спрашивала его Таня.
- Нет, нет, мне скоро на тренировку, переедать нельзя, форма превыше плотских желаний, - умничал благоверный, вылизывая с ножа остатки свиной корочки, - мы с тобой, дорогая моя, нажили слишком много лишних жиров.
Татьяна не знала точно про то, какие формы тела хотелось бы иметь ее супругу, а потому молча начинала убирать со стола широкополые тарелки и пустой салатник.
- Подожди, подожди, там еще чернослив с риском остался, - останавливал Татьяну муж, чтобы переложить маленькой ложечкой себе в рот остатки салата.
- Я пойду лекцию допечатаю, у меня завтра основы толерантности с первокурсниками, - торопилась Татьяна исчезнуть первой из кухни, чтобы не дожидаться того, когда муж закончит воскресный обед и постарается улизнуть из дома под любым предлогом.
- Да, да, мне тоже уже пора, - тут же оживлялся муж и начинал проворно вставать из-за стола, - нужно успеть заглянуть в спортивный магазин, купить новые очки для плавания. Ох, уж эти тренировки по воскресеньям, измотали в конец. Инструктор прибавил мне нагрузки процентов на тридцать, представляешь?
- Представляю, - отзывалась Таня, уже переключая свое внимание на приветствие компьютера и ощущая неясную злобу в области живота.
На следующий день, после занятий, Татьяна не смогла задержаться в университете ни на одну минуту, хотя ей требовалось еще сунуть свой нос в библиотечную картотеку и разыскать там парочку групповых упражнений для предстоящего семинара.
- Ты куда так летишь? – Окликнула ее филолог Семина.
- По магазинам пройдусь, - на ходу отмахнулась от нее Татьяна.
- Ну, ну, - удивленно приподняла брови Семина и застряла возле двери аудитории, пытаясь до конца осмыслить слишком банальную скороговорку.
Настроение у Татьяны было совсем дрянным, и причиной тому была не работа и не только что закончившаяся лекция, прошедшая довольно живо оттого, что первокурсники еще не научились пренебрегать учебой, а излагали и излагали ей свои восклицательные знаки в виде поднятых рук. Но ей не хотелось слушать ни одного из них, как не хотелось ни есть, ни пить, ни говорить, ни знать всю правду о муже.
Все как - будто замерло теперь внутри у Татьяны, приготовившись принять что-то неразумное и отвратительное.
Череда магазинов одежды и обуви, вытянувшаяся прямой линией вдоль проспекта, перебивала друг друга какими-то трудно запоминающимися названиями и путаницей иностранных букв в русских словах и русских слов, намалеванных на иностранный манер. В витринах магазинов были выставлены кукольные женщины, сбивающие Татьяну с толку своей принаряженной худобой и нелепыми одеждами. Ей захотелось быстрее пройти мимо этих кукол для взрослых женщин, чтобы никогда не узнать ничего из того, что было написано мелкими буквами на глянцевых ценниках, как не хотелось заходить внутрь магазинов и покупать себе удобные и качественные вещи. И все – таки Татьяна поднялась по ступенькам одного из магазинов, что-то там высмотрела среди множества вешалок для одежды и пощупала, а после даже примерила на себя какие-то жакеты и блузы, выпрямившись во весь рост перед вертикальным зеркалом, где ее фигура выглядела размера на два больше обычного.
- Что за ерунда, неужели ж я такая толстая? – Шепотом удивилась женщина, заблаговременно задрапировав все щелочки в занавеске примерочной. – Какой это размер, девушка?
- Блуза сорокового и сорок второй размер у жакета, - ответил ей детский голос продавщицы, прозвучавший где-то совсем рядом, на расстоянии согнутого локтя.
- Какой ужас, - совсем интимно поругалась на себя Таня и погрозилась в зеркало пальчиком.
Дома она снова примерила свои обновки, одну за другой, всматриваясь с некоторым облегчением на себя, отраженную уже в родном зеркальном полотне.
- Зеркала у них там не для нормальных баб. Видимо увеличивают специально объемы, чтоб скелетоны становились на людей похожими. Ну, вот, теперь все замечательно, блузка отлично сидит, жакет не полнит нисколечко. Что у нас с трусиками?
Татьяна надела на себя беленькие трусики и тут же рассердилась на них:
- Ну, и что же мы так впились в тело?
Потом она примерила еще и бюстгальтер, повертелась в этом ансамбле в разные стороны, поворачиваясь к зеркалу то одним, то другим ладненьким бочком, и успокоилась, не найдя в собственных округлостях ничего неприличного или сверхъестественного.
- Почему мой лифчик должен быть меньше четвертого размера? Очень даже классно смотрится. Да, классно! Сексуально, между прочим. Трусы, правда, непривычного фасона, убежали веревочками в мои закрома, но задница у меня красивая даже в них. Почему же муж не прикасается ко мне? Что его отталкивает от меня и что притягивает к другой женщине?- И Татьяна громко запела частушкой, как с горя, не находя ответа на свои вопросы.- Сорок пять, сорок пять, Таня ягодка опять, а мужу пятьдесят, он ко мне прильнет опять.
Простая и стихийно родившаяся песенка не развеселила Татьяну нисколечко, но и не позволила ей загрустить окончательно. Женщина приподняла грудь в новом лифчике повыше и бодро направилась в кухню, приплясывая на ходу и виляя бедрами в модных трусиках, продолжая тараторить все те же слова:
- Таня ягодка опять, а мужу пятьдесят, он ко мне прильнет опять…
В тот вечер, прячась подальше от безжалостных женских догадок за тонкими и режущими полосками новенького белья, Татьяна еще не могла понять того, что происходило в ее душе, и почему она бодрилась именно этими пустяшными напевами, что слетали с ее уст, дабы в тот же вечер стать явью.
Она достала из кухонного шкафа большую эмалированную миску, вылила туда целый пакет кефира, добавила яйцо, замешала соль и соду, и с удовольствием принялась жарить пышные оладьи.
- Чего я хочу на самом деле, кроме любви мужа?- Спрашивала себя Татьяна, ужиная в одиночестве и подолгу задерживая горячие кусочки в блюдце со сметаной. – Должны же у меня быть и другие желания, пока он увлечен своей новой сотрудницей или я ничего уже не умею хотеть без него? Такого не может быть, елки, палки, жила же я до его появления. И очень интересно жила.
И она вспомнила давние годы со своими первыми ролями в театре студенческих миниатюр. Потом Татьяна мысленно перенеслась в место своего распределения при колхозе в Калужской области, где с удовольствием читала в клубе стихи Лермонтова. Она встала из-за стола, потянулась всем телом, потом прошла в кладовую и достала из ящика покоробленные листы ватмана со своими рисунками.
- Я столько всего рисовала. Вот портрет скомороха, а вот моя мама на балконе, увитом виноградными лозами. А это кто такой? Боже, это же мой муж на берегу Оки, мой родной Ванечка. Он приезжал ко мне в колхоз. Как он любил меня тогда…
Татьяна рассматривала и рассматривала свои рисунки, ороговевшие от пересохшей со временем акварели, потом развернула еще какие - то листы меньших размеров и нащупала в глубине ящика альбом со своими заветными мечтами.
- «Моя белокурая дочка Лиза», - прочла она мелкую запись под портретом девочки и удивилась, - Господи, до чего же похожа на нашу Лизку в детстве. Ведь, я рисовала это года за два до ее рождения. «Моя работа в университете» и я стою в аудитории на каблуках, как всегда. «Мой дом». Неужели бывает такое сходство? Я даже березу тогда нарисовала под окном незнакомого мне дома, точно такую же, как эта. Мы еще жили в общежитии, когда я мечтала красками.
Таня подошла к окну и засмотрелась на раскидистую березку, посаженную кем-то на том же самом месте, между двумя изогнутыми скамейками, как было изображено в ее девичьих рисованных мечтах.
- Все мечты сбылись, надо же. Я заведую кафедрой в универе, у меня есть дочка Лизавета, есть квартира на втором этаже с березкой, прижимающейся к оконному стеклу. Может, мне еще следует помечтать немного? Может, еще не поздно?
Так Татьяна и сделала. Она выложила рядом с альбомом коробочку со своими любимыми питерскими акварельными красками, извлекла из пакета две усохшие кисточки и разыскала полупрозрачную баночку с отверстием в крышке в виде непроливайки.
- О чем же я мечтаю теперь, - запальчиво спросила себя Татьяна, сидя на полу полуголыми ягодицами и склоняясь над рисунком, совсем позабыв о том, что на улице осень и дома прохладно, а на ней надеты только веревочные трусики и новый лифчик из полупрозрачной ажурной ткани. – Нарисую нашу семью. Они стоят рядом со мной, он и Лизавета со своим мужем и внуком. Вот, мой Ванечка улыбается мне и обнимает меня. Пожалуй, не стоит рисовать его таким толстым, ведь он ходит на тренировки. Нужно немного размыть ему бока и уменьшить размеры. Вот, так лучше. А вдалеке серый силуэт чужой женщины. Она уходит от нас далеко, далеко. Мы ее почти не различаем в свете вечернего горизонта.
- Пахнет вкусненько, блинчики жаришь? – Послышался голос мужа с порога.
- Ты так рано? Разве не на тренировке сегодня? – Раздраженно спросила его Татьяна, заслоняя собой заветный альбом и недовольная тем, что не успела подрисовать еще одного внука рядом с дочкой Лизаветой.
- Спина разболелась невмоготу, нагрузки хватил лишние, хватит с меня тренировок. - Прогремел муж в прихожей и закряхтел, болезненно высвобождаясь из рукавов пиджака. – Покормишь меня?
Он прошел было в комнату, полусогнутый и медлительный от болей в спине, но остановился, озорно поглядел на жену и с улыбкой свел одну бровь к другой, как делал всегда раньше, когда желал немедленно уложить Татьяну в постель.
- Таня, сиди так и не двигайся. - Остановил он какой-то ее порыв подняться ему навстречу.
- Вымой руки и будем ужинать, - не захотела Татьяна обольщаться понапрасну на шаловливость в лице изменщика.
- Подождет ужин, Таня, ты у меня красавица. - Присел муж возле нее на полу и застрял сбивчивым дыханием между ее грудей.
- Нет, - еще хранила свои обиды Татьяна и отодвигала голову мужа от своей груди.
- Да, Таня, да, - не слушался ее Ванечка, пытаясь стянуть с нее трусики и поскорее расправиться с узенькими веревочками на бедрах жены.
- Ваня, не надо, - проваливалась куда-то Татьяна и прилипала волосами к свежей акварели лежащего на полу альбома.
Все произошло так же пылко, как там, на берегу Оки, где Татьяна работала по распределению и ждала по выходным своего любимого Ванечку и как было изображено в ее альбоме с заветными желаниями.
- Чем толерантность отличается от интолерантности, приведите примеры, пожалуйста, - спрашивала Татьяна первокурсников, легко прохаживаясь по аудитории, постукивая высокими каблучками, и счастливо щурилась, невзирая на возраст.