Доброта

-/-
Мы подошли к бабломёту.
- Только тысячи две-три, больше не могу, - сказал Олег.
- Да больше и не надо. Мне ж главное из минуса вылез-ти, да обещанный платеж ввести, - заверил я.
Он достал карточку и вставил её в прорезь бабломета, ко-торый всосал кусок пластика, выдав на экран монитора за-прос языка, после которого шел pin.
Я отвернулся, давая Олегу анонимно ввести код. Коля стоял рядом со мной и курил “элэм”.
- МТС у тебя?
Я кивнул. Указательный палец Олега вдавил кнопку УС-ЛУГИ, потом логотип МТС…
Было почти одиннадцать вечера. За нашими спинами улицу освещал частокол тусклых фонарей. Подсветкой нашей троице служило мерцание экрана банкомата, и светильник над нами, автоматически включающийся при подходе к элек-тронному бухгалтеру. Улица была безлюдна.
- Какой телефон? – Спросил Олег.
Я ударил его прямым в ухо, и, не давая упасть, еще раз – удар пришелся в подбородок. Мы быстро оттащили бессозна-тельное тело в пустоту под лоджией перового этажа дома, и затолкали его туда.
Код был введен, оставалось лишь снять деньги. Их оказа-лось около ста пятидесяти баксов (конечно, белорусскими рублями) – зарплата Олега.
- Кем он тебе приходится? – спросил Коля по дороге к магазину.
- Кто? – не понял я.
- Олег.
- С работы чертило. Понтарь дешевый, бля…
- Проблемы будут… на работе?
- *** его знает.
Я закурил легкую “Корону” – дешевое фуфло, которое курил неделю. Не было денег. Теперь ситуация позволяло вы-кинуть полупустую пачку на клумбу, оставив только одну си-гарету в зубах – что бы дотянуть до магазина. Коля докуривал последнюю “элэмину”.
- Нахуй ты пачку выкинул? – спросил он.
- Колян, ****ые твои уши, - я положил ему руку на пле-чо. – Через десять минут мы будем курить “кэмэл” и “парла-ментос”… жрать водку с лимонами и икрой…
Часы показывали полдвенадцатого. Водку уже не прода-вали. Не было даже пива. ****ые законы… На полке среди Боржоми и сиропов, я нашел тоник. 6,0 оборота. Мы взяли оставшийся – семь бутылок. Продавщица за кассой пробила цены за семь тоника, две пачки голубого “кэмэла”, два “сни-керса”, пачку “дирола” (Коле), четыре упаковки фисташек и одноразовую зажигалку (мне). В небольшом отдельчике, от-дельно существующем от касс магазина, мы взяли по хот-догу и направились на стадион.
Стадионом я называю небольшое футбольное поле, бе-тонную площадку с баскетбольными кольцами и несколько лестниц для упражнений, находящихся за школой, в которой мы с Коляном отучились. Здесь довольно тихо, особенно но-чью. Есть лавочки, беседка.
Мы расположились на лавочке под яблоней. Отсюда хо-рошо обозревается дорожка, по которой частенько дрейфуют девахи, для которых ночь – прогулочное время суток.
- Дерьмо тоник, - скривился Колян. – Сладкий очень.
- Нормальный…
- А если заяву тот кинет?
- Вполне возможно.
- И что тогда?
- Откуда я знаю, бля, Колян? – раздраженно сказал я. – ****а нам… или ему.
Мы открыли еще по бутылке.
Появились две малых в коротких юбочках. Насколько можно было судить в сумерках, девки отличались неплохой фигурой, что до внешности – по моему вкусу, одна обладала миловидной мордашкой, вторую же обсчитали, когда она стояла в очереди за красотой.
Коля ожил, забыв про заявы и дерьмовый джин-тоник.
- Девчонки, заходите на огонек! Напитки, фисташки и мужское внимание в ассортименте!
Девчонки, долго думая - около 0,005 секунды, приняли предложение.
- Как вас зовут? – спросила страшненькая.
- Меня Митя, а его – Толик, - представил нас лже-именами мой друг.
- Оля… Катя…
Оля – симпотная малая, с рубиновыми волосами до плеч, светлой кофточке, юбке и чулочках выше колен, которые все-гда так нравились Коляну. Но, как нестранно, ему досталась Катя, туповатое выражение лица которой компенсировалось впечатляющими формами. Но слово “досталась” слишком сильное, мы просто импровизированно разбились по парам.
- А чем вы занимаетесь спросила Оля? – скуривая вто-рую сигарету из моей пачки.
- У нас своя мебельная фирма, - врал напропалую Коля. – По будням мы почти все время на офисе зависаем – дела с поставками и реализацией решаем…
- А по выходным – ночью девочек снимаете с пивом и фисташками, - улыбнулась Оля, прижимаясь ко мне.
Ну и молодежь пошла! У меня было смутное предчувст-вие, что им нет и семнадцати… Похуй!
- С тоником, бля, а не с пивом… дерьмо тоник! – про-бурчал Колян. Ему заметно вставляло, вечером он шлифанул где-то два литра “Балтики”.
- По выходным я обычно дрочу, - сказал я, меланхо-лично разгрызая панцырь фисташки.
- Чего? – спросил Колян.
- Что? – не поняли девушки.
- Дрочу. Мастурбирую… Остаюсь дома, беру пару жур-налов или кассет и гоняю.
У девушек начали округляться глаза.
- Понимаете, - серьёзно продолжал я. – Сейчас столько болезней развелось: сифилисы, гонореи, трахомондросы, ху-ембомбосы… такие названия что и не выговоришь. Так вот, я решил, что заниматься сексом уже не безопасно, и нашел для себя оптимальный вариант – рукоблудство. Нет, я, конечно, когда-нибудь женюсь, потребую от жены справку… но пока, лучше помаслать глядя на сиськи Бритни Спирс, чем потом с утра смотреть на капающий член…
Я подкурил от окурка Оли, и задумчиво уставился на лу-ну. Луна улыбалась моей реплике полумесяцем. Через секунд пять-десять до девушек (Колян сообразил намного раньше) дошло, что я шутил.
Колян ржал, девушки хихикали. Катя даже подавилась куском “сникерса”
- Да, это и есть наш шутник Грасьосо, старый добрый Мишаня… - клубя никотином, резюмировал Коля.
- Кто такой Граси… ну, как ты там сказал? – спросила Оля.
- Грасьосо – это традиционный комедийный персонаж в испанской комедии 16-17 века, шутник и балагур, - Коля лю-бил то и дело блеснуть своим словарным запасом.
- А почему ты назвал Толика Мишей?
Коля понял, что ложанулся, назвав мое настоящее имя. На помощь пришел я.
- У меня погоняло Миша, Мишаня… от фамилии.
- А какая у тебя фамилия?
- Мишаньковкий.
- А-а ясно…
Коля незаметно подмигнул мне, мол, молодца, быстро сообразил.
Около получаса спустя мой друг сосался с пышногрудой Катей, а я пытался как можно дольше выкуривать очередную сигарету, что бы хоть как-то придать осмысленности своей позе, с Олей на коленях, обняв её одной рукой… и всё.
- Долго ты будешь так сидеть? – спросила она.
Молодец, взяла инициативу в свои руки! Но меня поче-му-то переклинило…
- Как сидеть? – грубовато сказал я.
- Никак! – тоже пошла в стык она, освободилась от мо-ей руки и встала.
- Пойду – отолью… - сказал я Коле.
Когда я вернулся, Оля затеяла колкое выступление:
- Пошли, Катюха! Нечего тут делать, тоже мне пацаны! Наверное, мама с папой просто уехали, так они вышли во дворик посидеть… А базаров сколько было!
- Заткнешься может? – осведомился я.
- Иди ты на ***, парниша! Ты, бля, знаешь с кем гово-ришь?!
- Со шлюхой какой-то, которая свой минетный рот рас-крывает слишком часто и не в тех выражениях!
- ****а тебе, Толик или Миша, как там тебя звать?!
- От кого, сука?! – я шагнул к ней.
Она взяла паузу, потянувшись к пачке ‘кэмэла”.
- Не трогай, ****ь, не отработала еще!
- Завались! ****ец тебе! Турка знаешь?! А Диму-Гнутого?! – лицо Оли перекосило, оно перестало быть мило-видным и детским.
Видимо Коля не знал ни Турка, ни какого-то Перегнуто-го, потому что он скинул с колен растерянную Катю с разма-занной помадой, и зарядил с ноги в голову её подруге. Та ударилась о железную сетку, огораживающую беседку за на-шей лавочкой, упала и, как и Олег, потеряла сознание.
- Бля… - сказал он, тяжело дыша. – Пугача тут хотела запустить, мразь…
Он посмотрел на Катю. Та сидела на корточках возле де-рева. Она не вырубилась, следуя примеру Олега и Оли, после кикбоксерского удара Коли, который я пропустил, собирая жрачку и сигареты, а лежала на траве и всхлипывала…
- Пойдем? – спросил я.
- Пошли… - сказал Коля.
И мы двинулись. В ночь.

-//-

Диско-клуб “Арлекино”.
Вообще-то, я не люблю это заведение. Не любил его всю осознанную жизнь – и до и после ремонтов интерьера. “Этот спидозник… **** я в рот туда идти!” – отвечал я на пригла-шения посетить вышеназванное заведение, хотя ни разу там не был…
Теперь я сидел на втором этаже дискотеки, глядя на эпи-лептические движения двух укуренных малолеток внизу че-рез прутья решетки. Мой первый визит в “Арлекоз” (так часто называют это место). Желания посетить это место снова у ме-ня не возникло, с другой стороны пропала категоричность в оценке это. Так, ничего… сойдет… на кочерге можно и за-скочить…
- Бабы есть? – спросил Коля, не открывая глаз.
Он был в жопу пьян. И вопросы просачивающиеся сквозь пересохшие губы были скорее полусонным пьяным бормота-нием, чем осознанными репликами.
За столиком кроме меня и Коли сидел парень по кличке Рубин, бывший одногруппник моего друга. Плотненько сби-тый, с милированными волосами и блатными повадками.
- Бабу бы, а? Есть может кто?
- Есть, Колян, есть… вон водку сюда несет, - пробасил Рубин.
Не открывая глаз Колян улыбнулся. Так улыбаются вос-ковые головы, если вставить два больших пальца им в рот и растянуть его, деформируя воск.
- Нахуй водку… А вот бабу давайте. Скажи пусть от-сосет у меня, раз ничем не занята…
Официантка поставила водку и апельсиновый сок на сто-лик и презрительно покосилась на Колю. Тот приоткрыл ле-вый глаз.
- О-о… - сказал он, опустил забрало-веко и почесал промежность.
- Давая, Мишаня, за уважуху между нормальными па-цанами!
- Будем!
Я выпил рюмку и закурил.
Рубин тоже заметно перебрал, но спать он не собирался.
- Я… да без ****ы, Миша, сейчас можно сказать третье лицо по Бресту, - вещал он сущую требуху, которая может быть и прошла бы в компании лохов. – Чиж, Станок, Лиса… знаешь их? Нет? Да ладно… Ну, авторитеты… спились… Лиса на игле сидит, никто не хочет за общаковое лавэ отве-чать… а я? Мне тоже это в принципе… А, хрена с ними. Ма-лых надо каких-нибудь сцепить…
- Да… - просипел Колян. – ****ь буду малых…
- Никак не пойму – спит он или нет? – почесал Рубин затылок.
Я налил еще по 50 капель.
- Спит, спит… Просто его мозг в данном режиме рабо-тает на основе фильтра, реагируя только на слова типа “бабы, малые, ****ь”… и так далее…
Рубин заржал.
- Ну, тогда выпьем за мозг, который всегда думает о самом важном!
Выпили.
Рубин направился за соседний столик к двум кралям только-только подошедшим. Я сказал, что скоро к ним при-соединюсь. Начинало штормить. Одногруппник Коли уже о чем-то усердно распрягал девкам, а они хихикали как умст-венно отсталые.
Опять заговорил Коля.
- Мне надо “Надса”…
- Чего?
- Ну батончик такой!
- Зачем тебе он?
- Как?! В рекламе же говорят, что мозгу помогает он! А мой мозг в полной сраке…
Он приоткрыл глаза и посмотрел на меня пьяным, устав-шим взглядом.
- ***во мне… бля…
- Сока глотни.
- Не, домой поеду…
Я посадил его в такси и расплатился сразу с таксистом.
Несколько минут стоял на улице и курил, размышляя о целесообразности возвращения на дискотеку. Мимо проплы-вали лица, размытые по полотну улицы чьей-то мокрой ру-кой… быть может, рукой Бога?
- Есть закурить?
Спрашивал парень с татуировкою дракона на плече. У меня потемнело в глазах.
они плыли по течению
оно их принесло
Конечно, это был не он…
Но
дети любви, мы уснем в твоих мягких лапах
Навались тошнота. И кольца музыки (пел Бутусов) во-круг меня, на время заслоняя реальность.
я ищу те ворота, откуда я вышел…
Тату дракона!
- Курить есть что! – прямо в лицо крикнул мне парень.
- Есть…
Я схватил его за уши и два раза ударил лбом в лицо, це-лясь в переносицу. Лоб крепче носа и, следовательно, теплая кровь у меня на лбу чужая.
Я отпускаю голову парня, и получая ногой в живот. Больно. Неожиданно. Откуда-то на меня сыплются удары. Рук много, больше чем две. Или парень Гуру из Мортал Ком-бата или это подоспели его товарищи. Верно второе (правда, аллилуйя, товарищ всего один). Какой-то чертило лупит по моим рукам, прикрывшим голову, второй (тот, с тату) дуба-сил по ногам своими остроносыми туфлями. Лицо у него в крови. Я вжат в стену.
- Ну, ****и, поехали… - цежу я и бросаюсь вперед.
Сильный удар проходит мне у челюсть, но я уже вырвал-ся, и отталкивая назад татуированного со всей дури бью ему локтем в висок. Он падает и начинает отползать. Я бью с но-ги. Потом сзади наваливает второй. Мы падаем.
Дубинка!
Я откатываюсь, отползаю, вскакиваю и делаю несколько шагов назад. Мои противники тоже встают. За их спинами толпа любопытствующих.
Я выуживаю из штанины черную трубку, похожую на телескопическую удочку. На конце последнего звена резино-вый шарик с подшипником внутри.
Педрило в майке с логотипом “Адидас”, друг татуиро-ванного, подбирает доску и наступает на меня. Когда я бью сверху вниз, звенья выскальзываю друг из друга, влекомые инерцией шарика, летящего по дуге.
- Сука… - воет парень, упав на колено и схватившись за руку. Она перебита.
Появляется Рубин. Он медленно подходит со спины ко второму, разворачивает его и наносит три удара. По силе и исполнению эти удары кажутся смертельными.
- Ты тут время не теряешь, - говорит он мне. – Едем от-сюда ко мне на дачу, я малых там конкретно развел…
- Дай закурить!
- Держи…
Я тяжело дышу.
- Иди на *** отсюда, пидарасина! – рычит Рубин на пар-ня, держащегося за руку. Тот согласен с таким предложением.
- Из-за чего хоть зацеп пошел?
- Потом… - бросаю я. – Поехали…
Охранники не имеют к нам вопросов – Рубин и в самом деле пользуется здесь авторитетом.
Мы ловим такси.
Ко мне жмется смуглая девчушка, шаря рукой под фут-болкой. Я отворачиваюсь к окну. Перед глазами у меня стоит тату дракона.
Конечно, это не он… но всё-таки…

-///-

- Клевая штука. Откуда у тебя она? – спросил Рубин, глядя как я запихиваю дубинку за пояс.
- Друг привез из Польши.
- А он еще ездит? Пусть мне направит такую же…
- Убили его.
Мы шли по дорожке из гравия. Справа – шоссе, слева – постройки частных домов.
Девушки шли впереди нас, взявшись за руки.
Я курил “Парламент” Рубина. Тот курил шмаль.
Девушки выглядели так, будто были созданы для распи-тия “Метаксы” в дорогих ресторанах Бреста, однако в магази-не мы прикупили им две бутылки дешёвого бурла и они не возражали. Красивый фантик – посредственное содержи-мое… Себе мы купили водки.
- Где твоя дача? – обернулась беленькая.
- Скоро-скоро… - проворчал Рубин, вглядываясь в очертания домов.
- А! Вот! – сказал он через несколько минут, показывая на двухэтажное строение.
Мы подошли к дверям и тут оказалось, что у Рубина нет ключей. Он вслух обругал свою ****скую память и предло-жил мне выбить стекло. Я намотал на кулак кофту и ударил…
- Где тут свет?
- Проводки нет… - сказал Рубин.
Его лицо плавало в оранжевом свечении пламени зажи-галки.
Я пошарил рукой по стенам и наткнулся на выключатель. Вспыхнул свет.
- Вот, бля… наверное родичи провели… Давно я здесь не был.
Девушки выложили содержимое пакета на книжный сто-лик и придвинули к нему кресла. Рубин сказал, что стаканы в баре, но там я нашел лишь стопку газет. Он почесал головой, долго бродил по комнатам, и в итоге принес откуда-то четыре граненых стакана…
…Мы сидели с беленькой в зале первого этажа и курили. Рубин уже как пять минут удалился c рыжей на второй этаж.
- Раздевайся, - сказал я, глядя на лицо девушки сквозь облака дыма.
Она рассмеялась.
Я вышел на крыльцо и подкурил новую сигарету. На не-бе горели луна и зодиак. Болела челюсть.
В какой-то момент мне до боли захотелось, что бы сейчас был день, солнце, любимая девушка рядом, друзья… Свет вместо тьмы. Если бы я умел плакать, то расплакался. Когда-то я имел всё это, урывками, моментами, собирая в какой-то промежуток календарного года эти составляющие вокруг се-бя, но имел… Теперь – нет! Я подумал о пацане, который за-стрелил себя перед камерой, желая узнать, что там… за граню жизни. И еще о десятке самоубийц, о которых читал. Раньше я считал это слабостью. Раньше…
Я щелчком отправил бычок в темноту сада – падающей звездой он приземлился на землю и потух. Вот что мне оста-ется – загадывать желания, глядя на еще один заменитель нормальной жизни – тухнущую сигарету вместо звезды.
Вернувшись в дом, я обнаружил обнаженную девушку. Она встала с кресла и улыбнулась мне. Тело у неё было пре-восходное. Мы занялись любовью, прямо на кресле, потом оделись и снова принялись за алкоголь. Она за вино, я – вод-ку.
- У тебя есть девушка?
- Нет.
- Почему?
- Сначала мне казалось, что я ищу ту – единственную, идеальную, душой и телом подходящую мне. И, наверное, я действительно её искал, отвергая остальную шелуху. Потом я стал говорить, что ищу идеал, но довольствоваться отноше-ниями с девушками, предлагающими себя мне. Еще позже исчезли какие-либо иллюзии – я просто плыл в этой сточной яме под названием Моя Жизнь. Иногда меня окликали с бере-га женские голоса и я подплывал к ним, чтобы трахнуться. Какое-то время, я кричал всем, что своей неразборчивой по-ловой жизнью пытаюсь доказать выражение: все бабы - бля-ди. Но и это позже стало лишь мыльным пузырем. Понтавст-вом. У меня ни с кем не было отношений больше недели. Три вещи мешали мне – мои сомнения, мои идеалы, моя злоба. И я по-своему обречен: мечтая о красоте, настоящей любви и ласке, в то же время презираю эти проявления человека, его слабостей… Мой мозг болен, он мутирован. Как и большая часть нашего поколения. И я ненавижу себя за это, одновре-менно считая благодаря этому сильнее и выше других.
- Ты…
- Помолчи.
Сигареты… их придумал человек, который и понятия не имел, что всего один цилиндрик этого яда может стать шир-мой, закрывающей вас от затемненной комнаты, где напротив сидит девушка, которую вы знаете всего несколько часов, но успели уже переспать с ней, и которая думает, что вы псих или трепло, или вообще ничего не думает, процедив ваш диа-лог мимо отсеков памяти…
Кто-то закричал. Я чуть было не выронил сигарету, и ту-по уставился в направлении лестницы, ведущей на второй этаж. Крик повторился, отчаянный, полный страха. Женский крик.
Рыжеволосая лежала на полу на животе, Рубин нависал над ней, намотав волосы девушки на руку.
- *** мой значит ей впадло в рот брать, да?! Ты для чего тогда сюда ****ина ехала!
Он принялся впечатывать перепачканное кровью лицо в паркет пола. Из носа девушки кровь телка как из плохо за-крытого крана.
Она опять закричала.
За моей спиной закричала её подруга.
Я оттолкнул парня.
- Ты чё, Рубин? Что за ***ня?!
Он несколько раз мигнул, потом произнес почти оби-женно:
- Сосать, сука, не хотела…
Я взял его за плечи и сказал на ухо:
- Иди вниз с беленькой… проблем не будет.



-////-

Я вытер смоченным платком ей лицо.
- Ты добрый, - сказала она.
- Нет. Ты меня не знаешь…
- За людей говорят их поступки – ты защитил меня.
- Однажды я сломал нос какой-то мымре только пото-му, что она попыталась выпросить у меня денег на такси, после того как я трахнул её. Я много дрался, иногда это были не драки, а просто избиение…
- Отпустите меня. Я отдам телефон… Я не такая… Я не знаю почему сюда поехала. Моя подруга, она – да, ей всё равно с кем спать… а я…
- Не бойся. Никто тебя не тронет. Через часик-другой разбежимся в разные стороны.
Я налил полный стакан водки и выпил.
Её бледное личико, с распухшим носиком и кровоподте-ками… Что это – укор? Аномалия? Жестокость? Или про-сто составляющая человеческой жизни?
Я заговорил, глядя на плакаты на наклонном потолке мансарды.
- Доброта спасет мир. Добро и зло. Добро – хорошо, зло - плохо. Как жить, по каким из законов – Добродетели или Жестокости? Я не был раньше таким, видит бог, не был. Пытался верить в какие-то сахарные идеалы, действия и противодействия – за добро будет воздано тебе добром, за зло – злом… Но если снять очки и присмотреться к окру-жающей действительности, становиться очень трудно цеп-ляться за библейские каноны… Имеет тот, кто берет силой. Не ударишь первым, кровь на песке будет твоей. У меня был друг. Он часто говорил, что не один волосок не может упасть с головы человека, без причины. Он был добр, кроток, отзывчив, таких как он называют лохами или ботаниками. Но я его знал, он был моим другом, и он был примером чис-тоты и доброты. Ничего без причины… Его убили. Компания малолеток-отморозков избила его кусками резинового шланга до смерти. Ни за что. Просто он шел, была ночь, а они шли навстречу, и они хотели крови… Если не верить в жизнь по-сле смерти, можно взвыть от несправедливости. Он не ве-рил…
Я подкурил. Перед глазами стояло помещение суда… и один из подростков, убивших Руслана… на плече тату дра-кона. Им дали по пять лет. Кому-то меньше…
Еще я вспомнил далекий разговор на работе. Я зашел в слесарку, там курили два электрика. Они были пьяны. Один спросил меня.
- Вот как ты думаешь, есть ли высшая справедливость. Хотим услышать мнение молодых…
- Наверное…
- Наверное?
- Скажем так: она должна быть. В это надо верить… иначе… ТЕМНОТА.
Рыженькая прислонилась ко мне, положив заплаканное личико на плечо. Я раздавил сигарету на блюдце и поцеловал её в висок.
Потом она отдалась мне.

-/////-

Девушки исчезли между деревьями. Нам с Рубином надо было в другую сторону.
- Да, и дача вообще не моя… - сказал он.
- А чья?
- Ебу я…
- Заебись, - резюмировал я.
Я вспомнил про забытый (якобы) ключ, незнание интерь-ера дачи, вещи, которые находились коллективными усилия-ми, потому что Рубин, бля, типа, давно здесь не был… Всё складывалось в единую картину.
Взлом дачи, избиение, с целью вступления в половой контакт… да уж…
Думалось с трудом. Меня штормило. Где-то над головой кружились воздушные силы НАТО, ожидая указаний. Как я понял, кодом к отлету стало мое фаршеметание, потому что как только я проблевался – вертолеты исчезли. Вскоре они вернуться… я знал.
Рубин исчез. Я шел один, зигзагообразным шагом, ино-гда останавливаясь, чтобы отдать приказания НАТОвским силам посредством кода.
Через час или два появились постройки многоэтажек, ас-фальтированные улицы и светофоры. Чуть позже я уже полз по мосту через Муховец. Внизу на воде блестела полоска лу-ны.
Я облокотился на перила, с третей попытки достал пачку Лаки Страйка, еще несколько сложных телодвижений ушло чтобы подкурить сигарету.
Напротив остановилась машина.
- Пацаны довезите до мой… - промычал я, чувствуя как по подбородку течет слюна.
В салоне послышался смех. Кто-то предложил мне ехать в багажнике.
- Да похуй… хоть в багажнике…
Я стоял, грязный, бухой, ничего не соображающий, а лю-ди в машине смеялись надо мной. Потом смех умолк, и нача-ло опускаться боковой стекло.
Я приподнял голову и посмотрел на лицо в окне.
Это была Оля, крепость черепа которой Колян проверил на Стадионе.
Я бессознательно улыбнулся, втягивая крепкий дым.
…Потом меня били, в основном ногами.
…Очнулся я в больнице. Там и провел два следующих месяца.

-//////-

“Зло всё в голове, в сердце – доброта”, пел Доктор Зло во второй части Остина Пауэрса.
Ударили по левой щеке, подставь правую… учит Библия.
Ага. Как же…
Но, как вы уже поняли этот рассказ о ДОБРОТЕ, пусть тут и оперируют противоположными понятиями…
Мораль? Перечитайте четвертую главу (////), написанную курсивом…
У меня всё…
Добра вам!
20 мая - 5 июня 2004