Лунный Кот

Лунный Кот гуляет по крыше,
Мявкает на яркую звезду,
Мявкает на белую луну,
Не дает спать серой мыши.
Она притулилась в подвале,
Но ей хорошо очень слышно,
Как мявкает Кот на луну,
Как он гуляет по крыше.
Ему по ночам не спиться -
Ведь на небе светит луна!
Она светит ему, для него.
Каждую ночь. Всегда.
Ему какое дело до мыши?
Зачем ему затхлый подвал?
Когда сияют звезды и луна
И можно гулять и гулять по крыше.


Я сидел за столом и старой пишущей машинкой и печатал свою очередную статью в журнал. Мне было тоскливо. Хотелось плакать. Знаю, знаю, не по-мужски это – плакать, но плакать хотелось. Только вот слез не было…
Машина звякнула. Буква «л» всегда в ней западает. Что делать – механизм старый, создан еще в те времена, когда египетские пирамиды были молодыми. Хотя я преувеличиваю. Гиперболизирую, так сказать…
Я – филолог. По изгибу судьбы, литературный критик, литкрит, как меня называют в редакции. Хотел быть поэтом, стал критиком. Мечтал возводить дворцы метафор, увенчанные задумчивыми башенками аллегорий, тонущих в дымке прошедших веков, украшенные фигурной лепниной игривых и лукавых перифразов, приветствующих путников фасадом из стройных колон певучих аллитераций, уклончивых аллюзий и парадоксальных антитез, и прохладой цветущих садов эпитетов…. Не сложились только замки. Нет, они сложились… стены домино попадали друг на друга, колоны, покачнувшись, рухнули в поднявшуюся пыль тропов и фигур речи…. И на руинах вознеслась безликая и серая, как крыса, многоэтажка критики. Не стало башен, садов, колон; метафоры, аллитерации, аллюзии, алегории, оксимороны – все беззвучно погибали под моим безжалостным критичным взглядом и язвительным пером, острым и беспощадным, как томагавк индейца…
Я мечтал стать поэтом. Не получилось…

Закончив свой опус, я оставил его непроверенным в машинке, встал из-за стола и подошел к окну. Луна потертой монеткой лежала на бархатном небе, звезды – булавочки с брильянтовыми головками – посверкивали, перемигивались. Фонари уснули, позволив ночи покрыть наш попугайский город-клетку темным покрывалом.
Как долго я стоял, вглядываясь в бездну за окном, я не знаю. От своих мыслей я очнулся только, когда лунная дорожка покатилась по соседним домам и со стуком уперлась в мое окно. Я открыл окно. Дорожка тут же продолжила свой путь в комнату. Причудливо извиваясь, она наткнулась на стену и замерла. А я и не заметил, что у меня гости.
Я обернулся на мяукание. На подоконнике сидел кот. Чистенький, упитанный котик, с блестящей шерсткой, сапфировыми глазками и длинными усами. Поддергивались розовые ушки-ракушки, кончик пушистого хвоста шевелился, мягко касаясь подоконника. Кот меня изучал.
Я сел. Мне еще не доводилось приветствовать таких гостей, но я был рад, что кот заглянул ко мне. Удивления не было, наверное, потому что я устал, только любопыство.
- Здравствуйте, - сказал я.
Кот смотрел на меня. Затем шевельнул хвостом, мурлыкнул.
Я смешался. Вот дурак, коты не умеют разговаривать…
- Здравствуй.
- Т-ты….
- … умею говорить? Ну да. Я – Лунный Кот.
- Илья. – Я рефлекторно протянул руку, одновременно сознавая всю нелепость жеста. Однако кот не смутился. Пожимать он ее, конечно, не стал, но дотронулся до нее мягкой и теплой лапой.
Кот спрыгнул с подоконника на пол и грациозно прошелся по лунной дорожке. Потому повернулся ко мне:
- Поставь свою машинку на пол. Я хочу почитать, что ты написал.
Я исполнил просьбу моего гостя, а еще спросил, хочет ли он молока или чего-нибудь покрепче или посущественней. От огненной воды и существенного кот отказался, но молоко принялся лакать с большим воодушевлением.
Прочитав мой опус, кот повел себя неожиданно и странно. Он разорвал лист в клочья, а потом еще и налил большую лужу, в которой клочья поплыли осенними листьями.
Я разозлился. Что за хамство! Какое право он имел так поступать?
Не зря я филолог. Слов, чтобы описать во всех красках паскудному коту, какого я, собственно, о нем мнения, нашлось предостаточно и каждое я произносил с особым смаком. Моя собственная речь меня захватила настолько, что я не сразу заметил, что в комнате стемнело, а мой ночной визитер исчез.
Статья, которую я напечатал, была в единственном экземпляре. Поэтому пришлось сесть к пишущей машинке и писать заново.


Следующей ночью Лунный Кот вернулся. Как и в первый раз, лунная дорожка, дрожа в собственном свете, развернулась на моем подоконнике, шурша, скатилась по стене на мой письменный стол, а спустя несколько секунд появился и сам Лунный Кот. Он сидел на лунной дорожке и старательно умывался.
Я поздоровался с ним и предложил молока. Гость вновь вылакал целое блюдце белой жидкости, а затем обратился ко мне:
- Почему ты не пишешь стихи?
Я не знал, что ответить.
- Не знаю. Наверное, потому что я плохой поэт.
- Почему ты думаешь, что ты плохой поэт?
- Потому что рифмовать «любовь» и «морковь» может любой дурак.
Лунный Кот улыбнулся почти как человек.
- Ты прав. Но не каждый человек сможет придать смысл морковной любви.
Я не понял и попросил объяснений. Но Лунный Кот только сощурил сапфировые глаза и сказал, что если я подумаю, то сам все пойму.
Потом Кот прошествовал к печатной машинке. Но я, памятуя о его вчерашнем приступе неконтролируемого буйства, напечатал статью в двух экземплярах. И сейчас, видя, как Лунный Кот совершает очередное варварство, я только посмеивался про себя.
Лунный Кот исчез, и я лег спать, зная, что статья написана и беспокоиться не о чем. Однако через некоторое время я был разбужен звуком падающих капель. Проверив ванну, туалет и кухню, я с нехорошим предчувствием вернулся в комнату, где обнаружил, что Лунный Кот добрался и до второго экземпляра, лежащего в ящике.


Так и повелось. Лунный Кот приходил, пил молоко, гулял по лунной дорожке, растилавшейся по всей комнате и портил мои статьи. Ничего не помогало: уговоры, угрозы лишить молока, занавесить окно, а также физической расправы – все было впустую. Клочья летели во все стороны, запрятанные экземпляры исчезали, а лужами комната напоминала парк осенью.
Таким образом Лунный Кот заставлял меня сесть за стихи. Я отнекивался, ругал непроходимую тупость кота, не желавшего понять мое нежелание, объяснял, молил, угрожал, просил, клянчил. Но Лунный Кот был неумолим, как налетевшая буря, тверд и непоколебим, как алмаз.
И я, скрипя сердцем и старой печатной машинкой, садился и сочинял стихи. Мне было плохо, я писал и понимал, что то, что я пишу – это мой полуночный бред в бессонную ночь…
Я злился…
… а Лунный Кот смеялся над моей злобой.
Я грустил…
… а Лунный Кот сидел и слушал пустоту комнаты и мои печальные мысли.
Я пытался…
… а Лунный Кот одобрительно мяукал и жмурил свои глаза-сапфиры.
Я сочинял…
… а Лунный Кот обзывал меня графоманом.
Я рвал написанное на куски…
… а Лунный Кот таинственно смотрел на меня и дотрагивался мягкой лапой.
Лунный Кот стал моим другом.


По мере того, как я начал что-то понимать и чувствовать в поэзии, в стихах, которые я писал, Лунный Кот стал появляться все реже и реже. Иногда он приходил ко мне, когда я уже спал, и о ночном визите моего пушистого друга говорило только пустое блюдце из-под молока, которое я заботливо наполнял каждый вечер. Иногда он пропадал неделями, – тогда я очень грустил и мысленно спрашивал у луны, где он. Но Луна была менее склонна к беседам, а язык звезд я еще не выучил.
Но, тем не менее, я знал, я чувствовал, что он где-то рядом, что я не один, что незримо он со мной, подбадривает меня, мурлыкает мне, трогает мягкой лапой по щеке, когда я сплю.


Время шло. Я постигал сокровенные сокровища стихосложения, беседовал с Лунным Котом и чувствовал горение в душе.
Но однажды безлунной ночью я ощутил беспокойство. Теплое чувство присутствия Лунного Кота рядом исчезло. Свет померк, скинул серебристую маску, обернулся тьмой. Тончайшая нить, сотканная из лунного мерцания, связавшая меня с Лунным Котом, порвалась и…
… что-то оборвалось во мне самом.
Я в страхе вскочил со стула. Я распахнул окно. Небо погрузилось в глубокий сон; его единственный лунный глаз был закрыт, его чело омрачили темные тучи.
В отчаянии я позвал Лунного Кота. Я звал долго. Так долго, насколько хватило сил легких и разума. Так долго, насколько мне позволили мои соседи, взбешенные моими воплями. Так долго, насколько…
 А когда силы истощились, я сполз по стене на пол и заплакал.
 Я плакал так горько, что не услышал Лунного Кота. А он сидел на подоконнике. Только все было иначе. Сегодня он был грустен, ушки поникли, шерстка потускнела, глаза потухли.
 - Что с тобой? Ты болен? – я взял его на руки.
 - Ты забыл, я же Лунный Кот. Я могу приходить только с луной… по лунной дорож…
 Он не договорил и, задрожав, свернулся калачиком. Жалобно мяукнул:
 - Мне холодно…
 Мои мысли беспорядочно толклись, как рыбы на нересте. Я хотел помочь ему, хотел, чтобы он снова стал моим другом, Лунным Котом…
 - Что, что мне сделать?
 - Почитай мне свои стихи…
 Я схватил пачку листов, начал читать наугад…


 Но ничего не помогало. Лунный Кот бледнел, шерсть стала почти прозрачной, – он таял.
 Я бросил листы и прижал к себе почти невесомого Лунного Кота. А Кот улыбнулся мне своей кошачьей улыбкой, еле слышно мурлыкнул, а затем, дотянувшись до моей щеки, легонько лизнул меня…
 Вскоре Лунный Кот ушел. Он стал совсем прозрачным, – я мог видеть свои руки сквозь него, - а затем исчез. Остался только маленький комочек шерсти, который, померцав еще несколько минут, растаял на моей ладони.
 Я сидел, не двигаясь, и думал о Лунном Коте. Он ушел, и только теперь, когда, уходя, он повернулся ко мне спиной, я увидел его крылья и понял, что он был ангелом…
 Я придвинул к себе печатную машинку…

 С езы – это та ая вода моего сердца.
 Оно по юбило и растая о от твоего теп а.
 Ночью на моей груди анге пригре ся,
 А сегодня он ушел от меня навсегда.

 Он научи меня истинной юбви –
 Сердце мое затрепетало от нежности.
 Я а ка , он жажду мою уто и ,
 Посея во мне розу, чтоб я ее взрасти .

 Бы и тернии и ко ючки на стеб е,
 Шипы ранили мои па ьцы в кровь.
 И бе ая роза, распусти ась во мне,
 Она хрупка, но она не наденет бронь.

 Роза с омала высокие крепостные стены,
 Которые я строи всю свою жизнь.

 Буква «л» западает в моей печатной машинке…