Алексей Головнин, Садычиха

Алексей Головнин

САДЫЧИХА

или никому не известные записки юного
маркиза Донатьена-Альфонса-Франсуа де Сада
о его жизни и удивительных приключениях в России.

© Aleksey Golovnin, Sadytchikha, 2007


 Эти записки были обнаружены во время ремонта камина в фамильном замке маркиза де Сада Ла-Кост (Лангедок, юг Франции). Пожелтевшие от времени, прокопчённые листы рукописи бы-ли по краю слегка опалены огнём. Вероятно, находясь в состоянии помутнения рассудка, маркиз предпринял неудачную попытку сжечь или спрятать эти мемуары в своём камине от чужих лю-бопытных глаз. В 1987 году эта, уцелевшая каким-то чудом, рукопись была продана на аукцио-не коллекционеру, пожелавшему остаться неизвестным. Настоящий русский текст был подго-товлен к печати А. Головниным. Современные исследователи творчества маркиза де Сада за-трудняются сказать: было ли его русское путешествие в действительности, или оно всего лишь плод его богатого и безумного воображения, разыгравшегося после лёгкой контузии, получен-ной им в бою под Крефельдом? Этот вопрос остаётся неразрешённым и по сей день.


Часть Первая

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Пруссия. Рейнская провинция. 22 июня 1758 года. –
Донасьен де Сад едет на войну. – Приятный ужин с друзьями.

 Французский лейтенант покойно дремал, сидя в большой почтовой карете, направлявшейся на прусский фронт. Впрочем, дремал он не всегда. Неспешно-ленивые, дремотные мысли вяло ше-велились в его голове:
 «Мой дядя… мой замечательный дядюшка, аббат де Сад, наивно полагает, что война пробуж-дает в человеке его лучшие чувства или, как он там пишет в своём письме… горячее пламя вой-ны выжигает в душе всё низменное и порочное, возвышая сурового воина. К нему, в минуту наивысшей опасности, протягивает свои милосердные руки наша заступница пред Господом – небесная Дева Мария. Помни, дорогой Донасьен, что порок всегда бывает посрамлён и наказан. И где, как не на войне, тому предоставляется удобный случай? В лихие времена нашу много-страдальную Францию спасла девственница… Ах, дядя… Как жаль, что я не могу сейчас с вами поспорить. Наш порочно-прагматичный восемнадцатый век породил иных спасительниц Фран-ции. Мадам де Помпадур добилась от короля решения и командование французской армии на Рейне перешло от герцога Ришелье к графу де Клермону. Говорят, что не зря вместо решитель-ного и опытного в военных делах Ришелье назначили бездаря Клермона, который слаб в страте-гии и легко поддаётся чужому влиянию. Влиятельная интриганка тем самым оказала неоцени-мую услугу Фридриху, чьи войска сейчас изрядно потрёпаны нами и русскими. В полку даже болтали, что фаворитка тайно получила вознаграждение от скаредного прусского короля. Воз-можно, эти слухи не столь уж фантастичны... А впрочем… Всё к лучшему в этом лучшем из миров! Так, кажется, пишет г-н Вольтер в своём письме, которое мой дорогой дядюшка позабо-тился переслать мне… О, чёрт…»
 Очередная колдобина разбитой дороги сильно встряхнула их карету. Молодой лейтенант, лет восемнадцати, вздрогнув, приоткрыл глаза и прервал свои размышления о дяде, Вольтере и вы-сокой политике. Маркиз Донасьен де Сад возвращался в свой полк из отпуска. Дорожная пыль, июньская жара, духота в карете изрядно измучили Донасьена и его попутчиков – пятерых офи-церов-однополчан. Де Сад снял свой, пропитавшийся липким потом, парик и, наплевав на при-личия, стал обмахиваться им, как веером, вызвав небольшую бурю из пыли и ароматной пудры. Сидевший напротив него, капитан де Груе, преувеличенно громко чихнул. А потом, почесав свой длинный гасконский нос, ехидно заметил:
 – Нашему юному маркизику, видно, приснилось, что он стоит в турецком серале с опахалом из страусиных перьев в руках, навевая прохладу на грозного султана и его наложниц. Опишите нам, дорогой Альдонсинус, прелести этих очаровательных восточных красавиц!
 Удачная шутка капитана попала в цель, вызвав оживлённые смешки офицеров, которые за-мерли и уставились на маркиза, ожидая от него ответного укола в словесной дуэли. Донасьен-Альдонс-Луи, залился конфузливым румянцем, застигнутый врасплох внезапным выпадом. Он давно недолюбливал де Груе, который постоянно донимал его в полку своими грубыми, солда-фонскими шуточками. Кроме того, маркизу очень не нравилось, когда кто-либо коверкал его имя, которое уже было искажено пьяными дураками-слугами, при крещении его, младенца, в церкви. Впрочем, быстро собравшись с мыслями, де Сад, холодно улыбнулся и ответил наглому Жюльену:
 – Я лучше опишу вам прелести турецкого султана. Ведь это более соответствует вашим пред-почтениям и вкусу, не так ли, мой капитан?
 Остроумный ответ вызвал дружный хохот офицеров. Полковой хирург Жозеф Гильотен, за-прокидывая в восторге свою крупную, мясистую голову, так развеселился, что напугал своим густым, отрывистым гоготом уставших коней, которые, всхрапнув, ускорили свой бег. Де Сад протянул другу Жозефу, побагровевшему от смеха, свою фляжку с красным вином. Тот, от-хлебнув несколько крупных глотков, успокоился и затих. Все оживились. Стали доставать кор-зинки с едой, раскупоривать бутылки с вином. Угрюмый, униженный в глазах сослуживцев, де Груе, надувшись, отвернулся от весёлой компании и уставился в запылённое окошко почтовой кареты. Изредка он кидал злые взгляды на маркиза, который, упиваясь своей победой, дарил великодушные, примирительные, но слегка презрительные, улыбки оскорблённому капитану. Наконец шумная компания уговорила де Груе помириться с маркизом. Они выпили по стакану вина, бормотнули скороговоркой взаимные извинения и, не снимая перчаток, холодно быстро пожали друг другу руки.
 В разговорах как-то незаметно пролетело время. Много рассуждали о войне… Потом, резко сменив тему, заговорили о прусских девушках. Де Груе мрачно высказал своё мнение:
 – Я знаю Крефельд. Это дрянной, провинциальный, пыльный городок, в котором не найдёшь ни хорошеньких девушек, ни приличного рейнского вина. Единственное, что в нём неплохо – это дешёвые батистовые рубашки и шёлковые платки. Советую, прикупить их в местных лав-ках, господа.
 Часам к пяти вечера, изрядно уставшие офицеры прибыли в свой полк. Расположились на ночлег в большом доме, рядом с мельницей и большим яблоневым садом. Радушный хозяин-мельник показал господам офицерам комнаты. Донасьен стащил свой мундир и сапоги. Пова-лился на кровать и уснул. Проснулся он около девяти. Встал. Оделся и спустился вниз в боль-шую гостиную, где шумно ужинали его товарищи. Вопреки мрачному предсказанию Жюльена, рейнское, которое разливала полная, конопатая дочка хозяина, оказалось неплохим. Маркиз с большим удовольствием опустошил несколько кружек, игриво похлопывая при этом Лизхен по пухлой заднице. Та, заливалась стыдливым румянцем, смеялась, и усердно подливала ещё и ещё вина в кружку красивого французского офицера.
 Нализавшийся де Груе достал из своего кармана изящную золотую табакерку с вензелем. Взял небольшую щепоть табачку. Загрузил её в свой мясистый нос. Помотал головой. Звонко чихнул. Защёлкнул и спрятал табакерку. Потом начал разглагольствовать о том, как следует поступать с пленными врагами:
 – Допустим, я возьму в плен юного вражеского барабанщика, – тут Жюльен, сделал краткую паузу, и покосился на раскрасневшегося Донасьена. Тот, осмелев от выпитого вина, посадил прелестную толстушку себе на колени, и что-то нежно ворковал в её конопатое ушко. Лизхен конфузливо хихикала. Де Груе продолжил:
 – Что, я должен сделать с пленным вражеским барабанщиком? Угощать его вином? Кормить? Лечить от ран? Согревать у походного костра? Не-е-ет! Проявление моего милосердия к врагу – будет проявлением моей слабости. А я – солдат! И не имею к врагу ни малейшей жалости. Я уже проявил в бою доблесть. Я пролил свою кровь, а значит… я имею полное право делать всё, что мне заблагорассудится с пленённым мною мальчишкой!
 Полковой врач Жозеф Гильотен, сильно раскрасневшись от выпитого вина, добродушно воз-разил капитану:
 – Но, позвольте, мой милый Жюльен, позвольте… Если вы совершите насилие над беззащит-ным и слабым пленным, то вы замараете этим постыдным поступком свою честь, свой мундир офицера французской армии!
 – Честь офицера! Честь мундира! Эти понятия безусловно святы для меня, господа. И я доро-жу своей честью и мнением моих соратников. Но, на войне я имею право пощекотать… – тут де Груе своим грозным взглядом упёрся в Донасьена, – … да, да, пощекотать пухлый задик кое-кому из моих полковых товарищей. И при этом на моем офицерском мундире не будет ни еди-ного грязного пятнышка!
 – Ну, тут вы явно перегнули! – рассердился Гильотен. – Я ещё понимаю заниматься этим, э-э-э… по обоюдному согласию. Но, насиловать своих боевых товарищей… это, знаете ли – ни в какие ворота не лезет! Это выше моего понимания!
 – А я сейчас объясню вам, мой милый Жозеф, как это сделать и не замарать свой мундир. До-пустим, в завтрашнем бою я совершу подвиг – возьму в плен прусского офицера. Он и его иму-щество – мои по праву победителя. Вы согласны со мной?
 – Согласен.
 – После сражения, вечером, господа, я на время забуду о том, что я – французский офицер. Переоденусь в прусский, голубой мундир. Поднимусь в комнату моего дорогого полкового то-варища и сделаю давно задуманное мною. И мне неважно, будет на то его согласие или же не будет. Так я, не испытывая угрызений совести, удовлетворю своё давнее страстное желание. При этом, господа, я запятнаю вражеский мундир и сохраню свою офицерскую честь.
 Толстяк Жозеф отдувался и озадаченно молчал, не зная, что возразить распалённому страстью де Груе. Потом его вдруг осенило:
 – Но, постойте, постойте, мой капитан! Если вы будете совершать свой, э-э-э… маневр… во вражеском мундире, то наш прелестный маркиз имеет полное право защищаться! Он даже мо-жет убить вас, приняв за нападающего врага!
 – Согласен с вами, Жозеф! Но я воин, и я привык подвергать свою жизнь опасности! Это бу-дет честный бой! И победитель получит все!
 – А я не согласен! Трах-х! – громко стукнул стаканом по столу де Сад, испугав Лизхен, уютно устроившуюся у него на коленях. – Почему я должен покоряться чьей-то чужой воле? И убла-жать чью-то гнусную похоть, не имея на то ни малейшей склонности? Почему я…
 Де Груе перебил его:
 – Потому, мой милый Донасьен, что так испокон веков заведено во всех армиях мира. Так по-ступали все! Великий Александр имел любовников – своих боевых товарищей! Великий Цезарь тоже имел…
 – Ну-у-у! Цезарь и Александр прославились своими завоеваниями и подвигами. Но, вы – де Груе. Вы, вы… Где ваши подвиги, Жюльен? Где ваша слава? А?
 Опьяневший маркиз неожиданно резко вскочил, опрокинув неуклюжую немецкую толстушку на пол. Он встал и вытянулся. Резко щёлкнул каблуками. И, подняв свою правую руку, полушу-тя-полусерьезно-полупьяно поклялся:
 – Я, маркиз Донасьен-Альдонс-Луи де Сад, торжественно обещаю высокому Небу: свершить такие подвиги, что они… они затмят славу великого Александра!
 Его однополчане тоже вскочили в едином восторженном порыве. Обнажили свои сабли. Разом скрестили их над столом. После чего пафосно поклялись содеять самые немыслимые подвиги на этой войне. И тем затмить всю воинскую славу прошедших и будущих времен. Совместную клятву Небу, тут же, шумно скрепили изрядными порциями рейнского. Голова развеселившего маркиза закружилась. Его нежный желудок заурчал, с трудом переваривая тяжкие немецкие закуски. Покачиваясь, Донасьен пошёл подышать свежим воздухом в яблоневый сад. Из разо-рванных свежим ветерком туч, выглянул застенчивый месяц. Деревья тревожно зашумели. Де Сад присел под раскидистой старой яблоней. И справил нужду своего расстроенного желудка. Затем Донасьен, забывшись спьяну, использовал драгоценное нравоучительное письмо Вольте-ра не по назначению. Потом он, пошатываясь, вернулся в дом. Кое-как добрался до своей ком-наты. Не раздеваясь, рухнул на кровать и сразу уснул.


ГЛАВА ВТОРАЯ

Даша в Венеции. – Подмостовные тайны. – Зачем он вернулся в Венецию? –
Страшнее щётки пытки нет!

 Дарья Николаевна Салтыкова, богатая и стройная девица, лет девятнадцати, любила путеше-ствовать одна.
 Разбогатела Даша совершенно неожиданно, получив наследство после внезапной кончины её дяди, Модеста Ефимовича Салтыкова. А наследство бездетного московского графа, сенатора и генерал-аншефа, было немалое: деньги и фамильные драгоценности, огромный дом в Москве, на Кузнецком мосту, 4600 крепостных душ в имениях Вологодской, Костромской и Московской губерний, да ещё кое-какая мелочь в придачу.
 В прошлом году Дарья побывала в Париже. Сейчас она, по совету подруг, приехала в Вене-цию, дабы полюбоваться на знаменитый карнавал и немного отдохнуть от всех многочисленных женихов, изрядно утомивших своей назойливостью юную красавицу. Те, и не знали, что богатая невеста уже давно сделала свой выбор. Прошлым летом Даша безумно влюбилась в Сергея Ко-пытова, двадцатитрёхлетнего высокого сероглазого блондина, владельца соседней усадьбы. Об этой, тайной, взаимной и очень пылкой страсти никто ничего не знал. Даже ближайшие подруги Дашеньки пребывали в полном неведении.
 В Венеции девушка разочаровалась, узнав с досадой, что карнавал здесь начнётся нескоро – зимой, на день св. Стефана. Ждать в отсыревшем, уже надоевшем ей, городе яркого зрелища полгода – это было просто немыслимо! И Даша заскучала по родному дому. Вспомнила Серёжу, своё имение Салтыковку, родные лица, милых подружек… Повздыхала, присев и пригорюнив-шись, на канапе. Подошла к окну гостиницы. Меланхолично-печально долго смотрела на свин-цово-серую воду канала, на пасмурное небо, на стайку нахохлившихся голубей внизу. Потом она стала рисовать розовым пальчиком сердечко на запотевшем стекле. Пронзила его стрелой Купидона. Задумалась. Вывела букву «С»… Вдруг в дверь её номера тихонько постучали. Да-шенька вздрогнула. Оглянулась. И молвила:
 – Entrez!
 Дверь мягко отворилась. В комнату вошёл лакей в зелёной ливрее с золотыми галунами. Встал. Важно поклонился, стряхнув облачко душистой пудры со своего парика на китайский лаковый поднос и на розовый конверт, лежащий на нём.
 – La lettre pour la mademoiselle.
 Девушка взяла письмецо, запечатанное красным сургучом. Слуга отвесил поклон и удалился. Даша взглянула на адрес. Её сердце радостно забилось. Послание пришло из России. От Сергея Копытова… Дарьюшка, взволнованно дыша, осыпала небольшой розовый конвертик с письмом от любимого сотнями нежных поцелуев. Немного даже всплакнула. Достала белоснежный бати-стовый кружевной платочек, и тут… вспомнила про другое письмо, которое просили конфиден-циально передать одной венецианской графине.
 «А устрою я себе карнавал сегодня! Сначала быстренько съезжу и передам письмо. А потом прочту, что пишет мне мой Серёженька. И где-нибудь на балу хорошенько повеселюсь! Натан-цуюсь всласть. И быстро домой – в Россию!» – радостно закружилась по комнате Дашенька.
 Затем она стала примерять платья. Выбрала роскошное белое атласное с мелкими красными розочками. Переоделась сама. Присела на мягкий овальный пуфик «a la Giudecca» перед туалет-ным, трёхногим столиком в углу. Радостно глянула на раскинувшийся пред ней внизу аромат-ный, восхитительный, миниатюрный «город», весь блестящий хрусталем, зеркалами, золотом и серебром, перламутром и слоновой костью. На треугольной малахитовой столешнице стояли тесно изящные «дворцы и храмы» шкатулок для пудры и драгоценностей, высокие «башни» флакончиков с духами, округлые «бастионы» баночек помады. Даша ловко припудрила носик, лицо. Слегка подвела глазки. Освежила помаду на губах. На шее расположила узкую чёрную ленточку-бархотку, скрепив её миниатюрной бриллиантовой звёздочкой-заколкой. На грудь, с левой стороны, прилепила две кокетливые мушки. Надела старинный золотой медальон (пода-рок от ненаглядного Серёженьки) и серебряные серьги с крупными сапфирами. На голову наце-пила набекрень белоснежную, позвякивающую серебряными цепочками, небольшую треуголку с торчащим страусиным пёрышком, скреплённым эгретом в виде фонтанчика из тёмно-синих сапфиров, прекрасно украсившую её чудные, длинные, каштановые волосы.
 «Бархотка немного жмёт шею. А, ладно, привыкну. Ну вот… вроде готова», – подумала, до-вольная собой, Даша. Вскочила с пуфика. Накинула на плечи палантин белого бархата с собо-лями. Надела белые туфельки с красными каблучками. Хотела, было уже идти. «Ах да! Чуть не забыла, идиотка!» – всплеснула руками девушка. Снова вернулась к туалетному столику. От-крыла, стоящую на углу справа, большую затейливую пудреницу с розовой пудрой. Нажала не-заметную пипочку сбоку. Шкатулка мелодично звякнула. Зеркальце на её крышке откинулось. Дарья Николаевна достала из секретного отделения розовый, запечатанный конверт с письмом, адресованным графине F ***. Захлопнула пудреницу. Схватила атласную, расшитую бисером, модную сумочку «ридикюль», купленную прошлым летом в Париже. Кинула в неё китайский веер и два розовых конверта. Затем побежала вниз по лестнице, на воздух.
 Девица вышла из гостиницы. Бочком, придерживая свою пышную юбку, прошла узкой, гряз-новатой улочкой. Подошла к каналу с мутной водой. Преодолела горбатый мостик и сошла вниз – на маленькую пристань. Высокий, смуглый, горбоносый итальянец в сине-бархатном кафтане, той же материи камзоле и штанах, подпоясанных красным кушаком, в кружевной батистовой рубашке, делая быстрые неприличные жесты, рассказывал что-то скабрёзное весёлой компании лодочников. Те, громко смеялись и, казалось, не замечали Дашу. Она, удрученная сим невнима-нием, достала из своей сумочки прелестные золотые часики. Глянула быстро: который час? По-том раздражённо щёлкнула крышкой часов. Стянула замшевую перчатку с правой руки, сложи-ла свои изящные пальчики – большой и указательный – подковкой. Сунула их в рот. Свистнула – коротко, но сильно. Стайка голубей испуганно взмыла в небо. Итальянцы прекратили гоготать и оглянулись.
 Красивый венецианец в синем поспешил к девушке. Вежливо снял свою потёртую, красную треуголку. Поклонился. Приветливо улыбнулся в смоляные усы и спросил:
 – Si, signora?
 – Signorita. *
 – Scusi, signorina.
 Даша перешла на французский:
 – Мне надо доплыть до палаццо Фатустрелли. Сеньор, знает, где это?
 Гондольер бросил несколько удивлённый взгляд на прелестную девицу. Потом задумчиво-молча кивнул головой. Подал ей свою крепкую руку. Красавица сошла в лодку. Удобно размес-тилась на мягком, бархатном диванчике гондолы. Поплыли.
 Небо над Венецией нахмурилось. Потемнело. С моря подул сильный встречный ветер. Подня-лась волна. Первые капли холодноватого дождя застучали по чёрному блестящему носу гондо-лы. Высоко, в небесах, сверкнула яркая вспышка. Загремел раскатисто далёкий гром, гулким эхом прокатившись по каналу. Дождик усилился. Затем хлынул как из ведра. Даша зябко по-ёжилась, кутаясь в свой короткий палантинчик. Итальянец кинул обеспокоенный взгляд на не-беса и заработал своим веслом быстрее. Потом он загнал лодку под арку широкого моста. При-тормозил. Улыбнулся смятенно Даше и сказал, слегка задыхаясь:
 – Волна и ветер усиливаются, сеньорита. Переждём грозу под этим мостом.
 Даша улыбнулась ответно и покорно кивнула. Лодочник ловко перебрался с кормы на нос гондолы. Привязал верёвку за торчащее чугунное кольцо. Вернулся. Скромно присел на край диванчика рядом с девушкой. Упёрся своим веслом в замшелые, скользкие камни. Внезапная молния блеснула сквозь плотную завесу дождя где-то совсем рядом, высветив на мгновение тёмное нутро подмостовья.
 Гром неимоверной силы потряс людей, сидевших в гондоле. Венецианец ужасно побледнел. Его красивое, мужественное лицо исказила дикая гримаса. Он задрожал всем своим крупным телом, весь съёжился, схватил своей трясущейся рукой руку Даши и взволнованно закричал:
 – Взгляните на небо, сеньорита! Какая невероятно жуткая гроза!
 – Но, мы же укрыты под мостом. Мы не можем пострадать, сеньор.
 – О! Божий гнев настигнет меня везде. Ах, сеньо…
 – Ба-а-бах!
 Новый оглушительный удар разбушевавшейся стихии потряс людей в лодке.
 – О, мадонна… – прошептал испуганно мужчина и тихо-тихо сполз с диванчика на самое дно гондолы. Потом он стал на колени, охватил неверными руками широкую Дашину юбку и начал пылко-невнятно бормотать:
 – Ах, сеньорита, простите… Прошу вас: простите меня! Я с детства очень, очень боюсь грозы! У меня на глазах небесный гром убил мою дорогую кузину… Мою маленькую… мою весёлую Фелицию. О! Это было так ужасно! Так страшно. О-о-о, мама миа! Я сейчас, сейчас…
 – Ба-а-бах!!
 – А-а-а!..
 Полностью утратив контроль над своими действиями, красавец-мужчина издал истошный вопль, кинул безумный взгляд на Дашу, и… нырнул вперёд головой, прямо под её пышную юб-ку. Ошарашенная девица не успела даже пискнуть протестующе. Итальянец скрылся почти весь. Наружу торчали лишь его ноги, обутые в потёртые башмаки из свинячьей кожи.
 «А, ладно… Пусть посидит там, бедняга. Может чуток успокоится, трусишка. Только чтоб к чувственным дерзостям не склонялся и юбки мне там не пачкал», – беспечно подумала Даша и умчалась мыслями далеко: в Россию, к милым берёзкам, к дорогому Серёженьке.
 Шевеление под её собственной юбкой вернуло Дарью Николаевну в Венецию. «Ну вот: уже пригрелся, пообвыкся, ожил… и руки свои начал распущать. Все они, мужчины, одинаковы – что дома, что здесь. Везде только одного хотят! Та-а-ак… А вот это уже слишком!» – с неудо-вольствием подумала русская красавица и решила давать отпор.
_________
 * Даша Салтыкова, вероятно, забыла, что: сеньорита – обращение к молодой девушке в Испании, а синьорина – в Италии. Соответственно: сеньор, сеньора (исп.) – синьор, синьора (итал.). __________

 – Эй вы, Казанова *, вылезайте!
 Сей твёрдый приказ был подкреплён неожиданным ударом по рельефному итальянскому заду. Изящная женская ножка, обутая в белоснежную сафьяновую туфельку с красным каблуком, нанесла весьма чувствительное оскорбление мужскому самолюбию.
 – Ну, хватит, Джакомо. Поиграли и хватит! Немедленно вылезайте.
 Из-под дамских юбок показалась хмурая физиономия гондольера:
 – Какой ещё Джакомо? Меня зовут Джузеппе Борджи…
 – Молчать!!
 Дашка Салтыкова быстро нагнулась и, резким движением руки, сорвала его густые, чёрные усы, приклеенные под орлиным носом.
 Мужчина вздрогнул от неожиданной боли. Его красивые, тёмные глаза зажглись гневным, фосфорическим огнём. Его сильная рука начала лихорадочно шарить по дну лодки. И наткну-лась на весло. Ухватила его. Итальянец поднялся с колен.
 – Не делайте глупости, Казанова!
 Тут Даша ловко выхватила из своей сумочки небольшой, двуствольный пистолет с изящной ручкой, отделанной розовым перламутром, с золотой монограммой «С. К.», с воронёными ко-роткими стволами, украшенными затейливым орнаментом на золочёном, канфаренном фоне. Девица полюбовалась секундочку своим милым пистолетиком, а затем очень решительно взвела кремнёвые замки и прицелилась на лоб ошеломлённого венецианца.
 Джакомо безвольно разжал свою руку. Весло упало на дно гондолы. Даша немного расслаби-лась:
 – Так-то оно лучше. Итак, Казанова, быстро отвечайте мне: зачем вы вернулись в Венецию? Что: решили честно досидеть свой срок в родной тюрьме, из которой вы так успешно сбежали полтора года назад? А?
 Венецианец, сражённый необычайной осведомлённостью таинственной незнакомки, горестно закрыл своё красивое, смуглое лицо ладонями. Ноги его подкосились. Он снова рухнул на коле-ни.
 – О Боже! Я погиб! Я окончательно погиб. Вы работаете на тайную полицию святой инквизи-ции. О, мадонна! Пощадите меня. Не выдавайте меня моим палачам!
 Даша слегка смутилась и густо покраснела. Потом она отвела свой пистолетик в сторону и сказала примирительным тоном:
 – Ну, что вы такое выдумали, Джакомо? Ну-ка, успокойтесь. Возьмите себя в руки. Я не соби-раюсь выдавать вас каким-то там иезуитам. Поверьте мне на слово: я вам друг. Можете рассчи-тывать на мою помощь. Вы должны мне довериться. Садитесь рядом и рассказывайте. Насколь-ко мне известно, вы шпион короля Фридриха.
 – Да, я выполняю здесь некоторые деликатные поручения прусского короля. И получаю за это хорошие деньги. Но, будьте откровенны и вы, моя прекрасная сеньорита. Скажите мне честно: на кого работаете вы, если не на Венецию? Наверно на испанскую разведку? Или…
 – Я работаю на… КГБ!
 – На Кагцебе? На Кагце… Ах, да! Ну, конечно! Как это я сразу не догадался? – воскликнул итальянец радостно и звонко хлопнул себя ладонью по лбу. – Вы работаете на саксонскую сек-ретную полицию, которую возглавляет барон Кокцебу. Теперь мне всё понятно.
 – Что вам понятно, сударь? – рассердилась вдруг Даша. Потом стремительно склонилась к уху мужчины и прошипела зловеще-отчётливо:
 – Запомните раз и навсегда, Казанова: русская Ка-Ге-Бе не подчиняется курфюрсту Саксонии, а тем более, какому-то там захудалому барону Кокцебу. Хорошо запомните сей факт! КГБ, э-э-э… сиречь «Кабинет графа Брюса» – это зело могущественная организация, имеющая своих тайных агентов во всех европейских странах, и не только. Она настолько секретна, что о ней в Европе никто ничего не ведает. Сия имперская канцелярия была создана генерал-фельдцейх-мейстером Яковом Вилимовичем Брюсом по личному указанию царя Петра Первого, с целью поимки его непутёвого сына – беглого царевича Алексея. Тогда кагебисты оправдали высокое доверие царя-батюшки и выполнили трудное задание с честью. После смерти Петра Великого, «Кабинет графа Брюса» выполнял многочисленные деликатные поручения русских сиятельных особ в Европе и при дворе турецкого султана. О подробностях этой работы я вам рассказывать не буду. – Даша задумалась на секунду, а потом продолжила вдохновенно врать. – Сейчас эта,
__________
 * Казанова (Casanova) Джованни Джакомо (1725 – 98), итальянский писатель. Исторические сочинения; фантасти-ческий роман «Иксамерон» (1788). В «Мемуарах» (т. 1 – 12, написаны в 1791 – 98, на французском языке, опубликованы 1822 – 28) – многочисленные любовные и авантюрные приключения Казановы, проницательные характеристики совре-менников и общественных нравов. __________

тайная полиция находится в личном распоряжении Ея Величества императрицы Всероссийской Елизаветы Петровны. Любой чужеземец, сунувший свой длинный нос в тайны КГБ, подлежит незамедлительному и безжалостному изничтожению!
 Дарья нахмурила своё чело, и снова ловко прицелила свой перламутровый пистолетик на лоб венецианца. Казанова побледнел и задрожал всем телом. Он схватил трясущимися руками не-объятную юбку девушки и стал слезливо умолять:
 – О-о-о! О, мадонна! О, сеньорита белла! Я взываю к вам! Я взываю к вашему женскому ми-лосердию. Я заклинаю вас, моя прелестная, ночная красавица… Я, я… Я умею хранить чужие секреты. Я буду молчать. Поверьте! Пощадите меня!
 Нежную душу Дашеньки тронули трепетные стенания красивого итальянца, стоящего пред ней на коленях. Она смягчилась. Спрятала изящный, двуствольный пистолет в сумочку и сказа-ла, глубоко вздохнув:
 – Ну, ладно, ладно… Хватит скулить! Вашей жизни ничто не угрожает. Прекратите истерику, Джакомо. Вы – тайный агент короля Фридриха. Вы должны владеть своими чувствами. Возьми-те себя в руки, сеньор Казанова. Вы же мужчина. И вроде – не из последних. Ну-ка, быстро ус-покоились.
 Итальянец робко улыбнулся русской девушке, которая спросила, улыбаясь ответно:
 – Так зачем вы, Казанова, рискуя жизнью, вернулись в Венецию? Вы что: забыли в тюрьме свою любимую зубную щётку?
 – Что? Что вы сказали? – сильно удивился венецианец. – Я не ослышался? Вы сказали зубную щётку?
 – Ну, да.
 – А разве есть такие щётки?
 – В России есть… Их придумал мой милый доктор, Иоганн Карлович. Ах да! Я и забыла, что вы тут, в Европе, до этого ещё не додумались.
 – А вы, значит, додумались! И что же вы делаете этими щётками?
 – Как что? Суём их в рот и двигаем туда-сюда. Зубы чистим.
 Казанова весь содрогнулся:
 – Я всегда поражался невероятной жестокости русских. Но, чтобы такое придумать?! Я побы-вал в застенках папской инквизиции. Я много чего повидал. Но, о подобной варварской пытке я слышу впервые. Засунуть щётку в рот и двигать её там, пересчитывая зубы… Это ужасно! На это способны только русские!
 – Да, успокойтесь вы, ради Бога! – удивлённо сказала Даша. – Ничего в этом страшного нет. Приятно даже…
 – Что-о-о?! Что, я слышу, сеньорита? Ну, конечно! Вам, извергам, это всегда приятно делать! А нам, беднягам – каково? Вот, вы хватаете несчастного узника. Ставите его на колени. Заламы-ваете ему руки за спину. Палач берёт половую щётку. О-о-о… О, нет! Он берёт щётку поменьше – для чистки сапог. У-у-у… Ужасно! Нет! Он берёт самую маленькую, из известных мне щёток. Э-э-э… Это щётка для припудривания париков. Она круглая и размером с хорошее яблоко. Па-лач берёт эту самую щётку. Он суёт её в огонь. Щетина начинает тлеть, испуская мерзкое зло-воние. Мучитель хватает щётку и подходит ко мне. Он и его подручный клещами раздирают мой рот. О!.. Они совместно затыкают мне рот своей вонючей щёткой! Я задыхаюсь! Щетина царапает мой язык… Она щекочет моё нёбо… О! Мне плохо, меня мутит, мне дурно! О! Не на-до… Не надо! Умоляю вас. Прекратите… Я вам всё скажу, гнусные негодяи. Я должен передать графине Фатустрелли письмо прусского короля Фридриха. О-о-о…
 Бледный Джакомо Казанова перегнулся за борт. Даша изумлённо-молча смотрела на венеци-анца. Потом достала свой белый батистовый платочек. Смочила его в грязной воде канала и по-ложила на горячий лоб Казановы. Тот, запрокинув голову, лежал без сил на мягком диванчике гондолы.
 – Простите меня, простите, – тихо простонал итальянец, задыхаясь и отплёвываясь мерзкой, поросячьей щетиной.
 – Да-а-а, Казанова. Воображение у вас весьма богатое! Вам бы романы писать или скандаль-ные мемуары.
 – О, сеньорита! Я тоже подумывал о том, чтобы зарабатывать деньги исключительно литера-турным трудом. Кстати, мой рассказ о дерзком побеге из тюрьмы Пьомби имел огромный успех в Европе. Он даже на время затмил знаменитого «Жиль Блаза». А писать «Мемуары» мне ещё рановато. Я же не старик. И потом: я не настолько тщеславен, чтобы публично хвастать своими невероятными приключениями и многочисленными амурными победами.
 – Идите к чёрту, Джакомо! Знаю я вас – мужчин-авантюристов. Придёт время, и вы настрочи-те целую дюжину томов своих воспоминаний:

Зачем козлу потребны козы новы
Расскажут «Мемуары» Казановы.
 
 – Ах! Моя прелестная сеньорита. Зачем же так грубо?
 – Ладно, не обижайтесь. Ну что ж, Джакомо Казанова, поздравляю вас! Вы успешно прошли нашу проверку. Вы приняты в ряды КГБ. Я доверяю вам ответственное задание. Вам поручает-ся, э-э-э… вы должны незамедлительно и тайно отправиться в королевство Обеих Сицилий, чтобы создать там секретную, разветвлённую сеть агентов КГБ, под названием «Casano…», э-э-э… «Cosa nostra». Потом терпеливо ждите наших дальнейших распоряжений.
 – Но, сеньорита, создание подобной сети потребует немалых затрат с моей стороны.
 – Это понятно. Для начала получите от меня сие малое вознаграждение. Подайте мне руку!
 Даша сняла одну маленькую мушку со своей восхитительной груди и прилепила её на протя-нутую руку венецианца.
 – Это ваш секретный пароль. Предъявив его в Петербурге, вы получите щедрую плату за свои труды. И последнее… Послушайте мой совет, Казанова: пишите в своих мемуарах что хотите. Пишите о ваших бесчисленных амурных утехах, о ваших увлекательных путешествиях, о том, что вы тайный агент прусского короля Фридриха. Но, предупреждаю вас, Джакомо Казанова: если там будет хоть одно слово о том, что вы – агент КГБ, то пеняйте сами на себя. Вы уже знаете, как мы поступаем с болтливыми предателями. Вам ясно?!
 – Так точно, сеньорита-кагебита! Я буду нем, как рыба в канале.
 – Ну, и ладно! Гроза, вроде, кончилась. Берите своё весло, Джакомо. Поплыли во дворец Фа-тустрелли.
 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Алые мачты «Буцентавра», или всё великолепие венецианской помолвки. –
Стотринадцатая опера композитора Галуппи. –
Упрямство чёрной графини. – Три капли! Три капли…
 
 Гости со всех уголков прекрасной Венеции сплывались ко дворцу. Старая графиня Фраголет-та-Франческа Фатустрелли ди Фарузи давала большой бал по случаю обручения своей, единст-венной и горячо любимой, внучки с сыном венецианского дожа. Широкий канал, несущий свои мутные воды к палаццо Фатустрелли, был весь усеян множеством позолоченных и чёрных гон-дол.
 Чуть позже в этом канале появилась и наша гондола, направляемая уверенной и сильной ру-кой Джакомо Казановы. Даша с интересом поглядывала на разодетых, гордых венецианок, на важных нобилей, недвижимо застывших в своих, сказочно изукрашенных, гондолах. Потом она залюбовалась на проплывающие мимо: тенистые зелёные сады, каменные статуи львов и героев, высокие башни, стены Арсенала. Сердце Дашеньки забилось чаще – сии могучие венецианские стены были увенчаны зубцами, совершенно схожими с зубцами московского Кремля. Девица украдкой смахнула слезу и перекрестилась. Её вновь неудержимо потянуло на родину.
 – У-у-у-у!
 Протяжный низкий рёв какого-то неведомого зверя гулко пронёсся над просторным венециан-ским каналом. Даша обернулась. Её изумлённому взору открылось восхитительная картина. Юркие гондолы спешно разбегались и прижимались к краям канала, почтительно уступая доро-гу огромному кораблю. Роскошная, вся в золотых украшениях, с разноцветными шёлковыми флагами на высоких алых мачтах, двухсотсорокавёсельная галера величаво-торжественно плыла ко дворцу Фатустрелли.
 Казанова, стремительно орудуя веслом, ловко причалил к замшелой кромке канала. Потом бросил весло и перебрался на середину гондолы, поближе к Дашеньке. Стащил свою затаскан-ную треуголку с головы. Глянул восхищённо на прелестную, взволнованную грандиозным зре-лищем, девушку. Затем перевёл свой взгляд на проплывающую мимо, необычайную по своему великолепию, галеру. Склонился в низком, изящном поклоне и радостно сказал:
 – К нам приближается «Буцентавр» *, сеньорита! Поприветствуем Дожа республики Венеция и
_________
 * Буцентавр (греч. чудовище: полубык, получеловек), или Буччентаро – так называлась великолепная галера, на которой венецианские дожи, с 1311 г., ежегодно выходили в день Вознесения Господня на некоторое расстояние в Ад-риатическое море и, в знак господства республики над морем, бросали в воду перстень и как бы сочетались с нею бра-ком. Последний Буцентавр был построен в 1728 г., а в 1797 г. разрушен французами, польстившимися на его богатую золотую отделку. ________

Догарессу венецианскую, а также их высокородного отпрыска.
 Колоссальная галера царственно проплывала мимо. Даша хорошо разглядела бронзовую мус-кулистую фигуру в пурпурной набедренной повязке, венчавшую нос чудо-корабля. Мощную, лобастую голову быкочеловека украшали рога из слоновьей кости. Его гневные глаза сверкали, как рубины. Его медные ноздри испускали тонкие струйки пара. А в носу болталось золотое кольцо. Внезапно из открытого бычьего рта с шумом повалил густой пар:
 – У-у-у-у-у!!
 Пронзительный рёв медной глотки на какое-то мгновение оглушил нашу Дашу. Она всплесну-ла руками, заткнув свои нежные уши. Казанова замахал восторженно треуголкой, приветствуя знатных особ на палубе.
 Венецианский дож, облачённый в тяжёлые одеяния из алого венецианского аксамита, расши-того золотом, улыбнулся и дружелюбно помахал пухлой ручкой Даше. На груди дожа красова-лось массивное, золотое ожерелье с драгоценными каменьями, блистающими в солнечных лу-чах. Его гордую главу венчал золотопарчёвый, унизанный крупным жемчугом, фригийский колпак-рог с маленькими ушками, верх коего ниспадал вперёд. Сидящая в золотом кресле ря-дом, но чуть пониже мужа, надменная догаресса была одета не менее роскошно. Застывший в небрежной позе подле родителей, сын-жених был принаряжен по последней парижской моде. Гордость Венеции – блестящая, перегруженная золотом, тяжёлая галера, мерно шлёпая своими многочисленными вёслами, проплыла мимо, подняв сильную волну в канале.
 Казанова схватил весло. И начал поспешно грести, направляя свою утлую гондолу следом. Он старался не отстать и угодить в кильватерную струю за кормой «Буцентавра». Могучая галера пришвартовалась. Под стройное пение серебряных фанфар, сиятельные особы величаво взошли по широкой мраморной лестнице.
 Ну вот… Наконец-то, и наши герои приплыли к огромному, пышному, сияющему многочис-ленными окнами дворцу Фатустрелли. Причалили. Изрядно волнуясь, Даша и Джакомо пошли по лестнице, ведущей в палаццо.
 Глашатай у входа в зал зычно выкрикивал громкие фамилии, приглашённых на помолвку, ве-нецианских патрициев, их пышные титулы, их высокие государственные должности:
 – Адмирал республики Венеция Дандоло… Высокие члены Совета Десяти: Градениго… Зиа-ни… Джорджи… Контарини… Графиня ди Фоскари… Генерал-приор святейшего престола Ав-густини… Государственный инквизитор Орсеоло… Прелат Фланджини… Проведитор респуб-лики Гритти… Прокуратор святого Марка Циани… Первый Кондотьер республики Корнаро… Верховный Корретор Джустиниани… Проведитор Левантийских морей Сагредо… Сенатор Зе-но… Банкир Цекки… Генеральный Дефинитор Наваджеро… Главный Архиятер Венеции Ан-дромани… Старший Архитектор республики Пизано… Маркиза Донато… Мочениго… Тьепо-ло… Граф Гоцци… Фарсетти… Глава водного совета Барбаро… Зандрини… Доктор философии Сведиборджо… Фалиери… Секретарь святой венецианской инквизиции Кавалли…
 Джакомо Казанова вздрогнул. Нахлобучил свою красную треуголку пониже, на самые глаза. Потом бочком выбрался из длинной очереди. Шустро юркнул в какую-то боковую дверь. Дарья Николаевна осталась скучать одна в бесконечно-томительной очереди сиятельных венециан-ских особ.
 Казанова снова вынырнул из дверцы откуда-то сбоку. Взял бережно Дашу под руку. Девушка обернулась. И не сразу узнала своего спутника. Джакомо был переодет в оранжевый, бархатный кафтан, богато расшитый золотом. На голове его красовался высокий, пышный и длинный, бе-лоснежный парик. Дашенька рассердилась:
 – Где вы шляетесь, Казано…
– Тс-с-с!
 Джакомо ловко вытащил из кармана своего нового роскошного кафтана карточку и небрежно подал её глашатаю, который громко зачитал:
 – Посланник французского двора шевалье де Сейнгальт!
 Даша тоже достала из сумочки свою визитку. Подала её. Под высокими сводами огромного зала старинного, венецианского палаццо торжественно прозвучало её имя:
 – Принчипесса руссо Дариа-Золтыкофф!!

Найдите и скачайте продолжение e-book роман "Садычиха" на сайте: www.publicant.ru