Стул, на котором сидела Муза

С благодарностью Каролине Ронакалли за поддержку идеи написать эту сказку.
С извинениями Каролине Ронакалли и всем-всем-всем за то, что сказка получилась грустной.
С искренним уважением к Гансу Христиану Андерсену.



СТУЛ, НА КОТОРОМ СИДЕЛА МУЗА....


- Не всем! – сказала скамейка. – Не всем довелось стоять в парке, но я ни о чем не жалею. Восемь лет у этого подъезда, знаешь ли. Ах, какие это были славные годы! И ведь кто только на мне не сидел...
Скамейка посмотрела по сторонам и тихим свистяшим шепотом добавила:
- Даже поэт Коврючкин из тридцать четвертой квартиры!


Стул ничего не ответил. Он был старый и облезлый и появился тут полчаса назад. Его старую хозяйку бабу Надю дети увезли жить к себе, а Стул оставили у подъезда.
- Мама! – ворчал сын бабы Нади. – Да не тащи ты с собой всякую рухлядь. Что у нас, дома сидеть не на чем?
И баба Надя, грустно вздохнув, оставила Стул рядом со скамейкой. Спохватилась было, уже сидя в машине, но сын надавил на газ и новенькая белая «Тойота» умчалась на другой конец города. А ведь это был не просто стул – маленький кусочек прежней жизни.

- А что влюбленные на них целуются, так и что? - не унималась скамейка. - На мне Зинка из пятьдесят восьмой тож целовалась. Два раза.
Она снова посмотрела по сторонам и громко прошептала:
- С поэтом Коврючкиным, между прочим!
Прокашлялась простужено и уже нормальным голосом поинтересовалась:
- Ты, кстати, не знаешь, куда Зинка запропала? Все полнела, полнела да исчезла...

И снова стул не ответил. Он вспоминал давние времена. Покойный дед Иван купил его по случаю на барахолке. Принес домой, поставил перед дверью, сам зашел, разулся, с женой поздоровался, а потом и говорит:
- Стучит кто-то.
- Где стучит? – не поняла Надя.
- В дверь стучит. Оглохла, старая, что ль? Иди открывай!
- Да никто не стучит! – прислушалась та. – И вовсе я не старая, скажешь тоже!
А и действительно, сколько лет тогда им было? Только юбилей отметили – по полтиннику обоим. Они ведь в один день родились и даже в одном роддоме. Дед любил пошутить, что он уже тогда ее заприметил да влюбился. Баба Надя только отмахивалась. Отмахивалась, а сама улыбалась, довольная.
- Да стучит же! – настаивал Иван.
Не выдержала, пошла открывать. Так и познакомилась со Стулом. Понравился он старикам сразу - до драки дело доходило, как за стол садится. Понарошку, конечно. Скучно ведь без этого самого «нарошку» жить, это вам любой влюбленный скажет. Даже если ему пятьдесят, и прожил он со своей женой тридцать лет.

- А однажды на меня чуть мэр не сел,- похвасталась скамейка. – Это когда у нас асфальт во дворе положили. Телевидение понаехало, мэр со свитой. Подошел ко мне, а на асфальт даже не глянул. Присесть, видно, хотел. Но не судьба... Хороший человек был. Асфальт-то почти сразу выбоинами пошел, а память осталась. Сейчас, говорят, министром наш мэр работает. Ты чего молчишь-то? Немой что ль?

А какие необычные гости к ним ходили! Военные, писатели, даже сказочник один... Высокий такой, сутулый, во всем черном. Очки на носу и те затемненные. И шляпа странная: с острым верхом и широкими полями. Сидел на Стуле и чудные истории рассказывал.. О звездах, о далеких мирах, о леших, что под горою живут. Как же он их называл... Гномами, кажется. А уходя, похлопал Стул по спинке и сказал:
- Добрый у вас Стул, хозяева. Его Мастер с Музой дружил: на Стуле хорошие замыслы рождаются. Если когда будете выбрасывать, я у вас его заберу....
- Да где ж мы тебя найдем тогда? - усмехнулся дед Иван.
- А не волнуйтесь, - улыбнулся Сказочник. – Я вас сам найду.
Но вот не нашел... Может, в своих звездных мирах заблудился?

- Гляди-ка, Семеныч на своем драндулете едет! – сообщила скамейка.
И действительно, к подъезду лихо подкатил старый-престарый уазик. Из него вылез краснощекий толстяк в мятых синих джинсах и расстегнутой рубахе, достал из кармана свисток и пронзительно свистнул. Тотчас в окне четвертого этажа показалось женское лицо.
- Галка! – махнул рукой толстяк. – Давай скорей! И так из-за тебя в пробках задержался.
- Иду, Семеныч! Бегом иду! – ответила женщина и скрылась в комнате. На окне появился кот и неодобрительно посмотрел на Семеныча.Но толстяк не обратил никакого внимания на кота. Открыл заднюю дверцу уазика, сдвинул в сторону какие-то доски, обошел машину и уселся на водительское место.

- Нет, - заявила скамейка, - на даче я бы стоять не согласилась. Ну что там интересного? Грядки, огурцы, помидоры.... Грязные ведра на тебя ставят. А Семеныч-то соседку Галину, думаешь, просто так повез? А вот фигу тебе. Наверняка, за самогон. Она ж самогонку гонит, ты не знал? Давеча бабки вечером судачили.

Соседка Галина появилась с двумя огромными сумками, с трудом впихнула их рядом с досками, приучено захлопнула дверь и направилась было садиться в машину, но Семеныч неожиданно ее остановил.
- Слышь, Галка, - глядя в зеркало, сказал он. – Закинь-ка еще вон тот стул.
- Ты что сдурел? Да эта рухлядь по дороге развалится!
- Ничего, - проворчал Семеныч, - не развалится. У доброго хозяина всё сгодится.
И Галина, недовольно кряхтя, вернулась за Стулом.

На даче место Стулу и вправду нашлось сразу - подставили спинкой под ветку яблони. Чтоб, значит, под тяжестью плодов не сломалась. Жаль только, Яблоня оказалась вздорной и глупой. Чуть что не так, принималась бросаться яблоками. А как мышь увидит или ворону, тут же биться в истерике начинает. Ветками трясет, листьями засыпает, плоды разбрасывает. А уж чтобы о чем-то поговорить.... Для нее весь мир делился на недотепу Семеныча, «вечно все делающего не так» и потенциальных воришек, которые «так и шастают вокруг, так и шастают». Воровать яблоки, однако, никто не спешил – были они мелкие и кислые. Зато теперь по ночам Старый Стул видел звезды. Раньше-то едва-едва, сквозь незадвинутую занавеску на кухне. А теперь – всё небо, полностью, до последней звезды. Он смотрел на звезды и думал, на какой из них сейчас находится Сказочник. Иногда звезды подмигивали с неба, словно приглашали к себе в гости. Но Стул не умел летать. Однажды он спросил у вороны, важно расхаживавшей по грядке, долетала ли она до звезд?
- Тю, - ответила ворона. – до звезд! Вот насмешил-то! А что там интересного, на звездах-то? Да я в теплые края и то зимой не улетаю. Разве что в город к подругам, косточки воробьям перемыть.
- А я бы полетел, - тихо прошептал Стул, но ворона его уже не слушала. Она нашла блестящую обертку от чупа-чупса и теперь раздумывала: забрать или нет?

Пролетело лето, затем осень тихо собрала листья и урожай с грядок да и была такова. Выпал первый снег, Семеныч закрыл дачу и уехал зимовать в город. Про Старый Стул он даже не вспомнил. Так и остался тот мерзнуть на холодном ветру – зима оказалась скупа на снег. Все чаще и чаще Стул думал, что это последняя его зима. Жалобно скрипели ножки, трескалось дерево, окончательно облезла обшивка сиденья... Наконец, сильный порыв ветра надломил ветку яблони и она, падая, уронила стул на спину. А на утро налетела метель и укрыла его снегом. Теперь он не мог видеть звезды. Только лежать в темноте и вспоминать прошлое. Но и оно все чаще расползалось, словно обшивка сиденья. Воспоминания гасли, принося забвение...

... Весной Семеныч на даче не появился. Вороны судачили, что продал ее, а кому – никто из соседей не знал. Лишь в конце мая на заброшенный участок приехала темно-вишневая иномарка с затемненными стеклами и из нее вылез худой желчный мужчина лет сорока. Вслед за ним из машины появился бригадир строителей, развернул большой лист ватмана и что-то тихо забубнил, попеременно тыча пальцем то в нарисованный на бумаге план, то в сторону участка. Желчный долго его слушал, кивал головой, но сказал только одну фразу:
- Чтоб к следующим выходным этого здесь не было!
И показал длинным кривым пальцем на стоявшие строения.
К следующим выходным никаких строений не осталось. По узким дачным улочкам от участка до городской свалки два дня курсировали самосвалы, вывозя сломанные доски и расколотые кирпичи. На последний сгрузили весь оставшийся хлам. Бригадир обошел участок, недовольно покачал головой, увидев валявшийся на земле Стул и самолично забросил его в грузовик. Стул проснулся и непонимающе посмотрел вокруг.
- Тебя на свалку отправляют! – ехидно крикнула ему Яблоня. – Туда тебе и дорога, старому! Ветки держать и то не годишься. Она еще не знала, что завтра спилят и ее. Новый хозяин желал иметь английский газон.

Впрочем, до свалки Стул не довезли. Ленивый водитель просто вывалил мусор в ближайшем лесочке. Поразительно, но Стул при падении уцелел. Лишь ножка от удара треснула и надломилась. В лесу было хорошо. Совсем рядом цвели мелкие сиреневые цветы, а за ними под толстым зеленым мхом пряталась от грибников большая семья груздей. Папа-груздь изредка выглядывал из своего укрытия и жаловался росшей рядом елке на то, что в нем завелись черви.
- Ничем не могу тебе помочь, - говорила ель. – и вообще не мешай мне! Я думаю о будущем!
- О каком будущем? – интересовался папа-груздь.
- О том, что будет завтра!
- А зачем это? – не отставал папа-груздь.
- Надо! – загадочно отвечала ель и пряталась в больших разлапистых ветках с колючими иглами.

Недели через две на свалке посреди леса появился какой-то господин с большим кожаным портфелем. Походил вокруг, возмущенно цокая языком, что-то записал в большой линованный блокнот, раздавил ненароком пару молодых груздей и удалился туда, откуда пришел.

Когда он вернулся, Стул опять впал в забытье. Поэтому не увидел, что Господин с портфелем пришел не один, а с седым мужчиной, одетым во все черное. На мужчине была смешная островерхая шляпа и круглые черные очки.
- Вот полюбуйся! Свалили прямо в лесу! Лень до свалки довезти, да? Губят ведь природу, губят! Ты смотри, смотри!
- Я смотрю, - вздохнул Седой, - но я-то что могу поделать?
- А ты напиши об этом в газету! Пусть все знают, что творится.
- В газету, - усмехнулся Гражданин, – да кто их читает сейчас, газеты...
- Тогда книгу напиши! – не унимался его спутник. – Чтобы люди задумались. Нельзя же так, а? Нужно же что-то делать! Ты же писатель!
- Да какой я писатель... Я двадцать лет ничего не пишу. Уже и забыл, как Муза выглядит.
- А ты вспомни! Вспомни! Вот возьми и вспомни... Вон посмотри: хлам всякий, мусор, кирпичи какие-то, стулья поломанные...
Седой посмотрел на гору мусора и... Что-то мелькнуло в его взгляде. Впрочем, этого никто не заметил, на Гражданине в шляпе ведь были черные очки. Бывший Сказочник – а это был, конечно же, он – подошел к поломанному Стулу и присел на корточки. Провел рукой по сломанной ноже и задумчиво сказал:
- А ведь я тебя помню! Тебя сделал Мастер, который дружил с Музой.
Гражданин помолчал, словно вспоминая о чем-то далеком, а потом неожиданно произнес:
- Когда-то я обещал вернуться за тобой.... Но сам заблудился. И вовсе не в звездных мирах, а в своем родном. До боли родном мире. Но... но может быть еще не все потеряно?
И он осторожно высвободил Стул из кучи мусора, поднял на спину и, развернувшись, зашагал прочь....