Джулия 2

(это - продолжение ненаписанного пока романа, отрывки которого вывешены на сайте Ольгой Чукой вот здесь:
http://www.proza.ru/2007/02/01-283)



В отделении было тихо.
«Пока что – тихо», - поправил себя Лунц, проходя по узкому коридору в сторону ординаторской.
- Здравствуй, Лизхен, - кивнул хорошенькой медичке, заступившей на дежурство. – Ты сегодня что-то рано…
Она улыбнулась – так получилось.
- Пока все спокойно, – оглянулась. - Только напрасно вы, Дмитрий Юлиевич, так рано приходите в ночное. Марина Андреевна всегда этим пользуется.
- Ничего, ничего, - пробормотал он. – У Марины Андреевны ребенок. Ей надо.

Вообще-то временами это его раздражало. Хотя он и понимал все, и в положение входил «на раз». Впрочем, говоря по правде, он из него как-то по жизни и не выходил.
Открывая дверь в ординаторскую, он полагал увидеть там Марину, даже «настроил» на лице улыбку. Увидев, что в комнате – никого, расслабленно вздохнул.
Еще полчаса-час на раскачку. Кофе, сигарета. А потом – работа.

Лунц прошелся по кабинету, будто ограничивая, проясняя в очередной раз для себя пространство, опустился на кожаный, продавленный в нескольких местах, диван и закрыл глаза.
Выровнял дыхание, расслабил плечи. Где-то далеко, за пределами его сознания, билась о стекло, трепыхалась и жужжала муха. Но даже этот болезненный, назойливый звук трансформировался в его сознании в нечто спокойное и умиротворенное.
Поле, клевер, жара – привиделось. На какие–то мгновения он, казалось, ощутил сладкий запах летнего поля и дрожащее марево, распластавшее далекие группки берез до колышущихся бело-зеленых пятен.

- Дорогой мой! Димочка! – ворвался, разнесся над его полем, резкий голос. – Как же хорошо, что ты сегодня пораньше! Понимаешь…
Он открыл глаза.
- Вполне.
- Ну, что ты, в самом деле! – Марина Андреевна улыбнулась укоризненно. – что ты… Я же еще и не сказала, в чем дело… Видишь ли, Димочка, мне очень неловко, но… Мне бы уйти пораньше… Ты ж все равно уже тут… Что скажешь? Ну, что там – полчаса каких-то?
- Сорок минут.
- Мне бы с Дашенькой погулять. Она совсем меня не видит. А мама.. ну, ты знаешь, родители – с ними всегда столько проблем!
 
Лунц кивнул – да, конечно, конечно, иди. Погуляй. Пообщайся с ребенком. Конечно, дети – важно. Дети – наверное, самое главное в жизни. Ему ли не помнить, не знать…
Она, проходя, потрепала его по рукаву – спасибо.
Уже в дверях столкнулась с Лизой.
- Марина Андреевна, там вас вниз зовут. Больную привезли. Посмотреть бы.
- К Дмитрию Юличу, милочка! Меня уже нет.
Обернулась, помахала пальчиками – пока.

Поймав негодующий взгляд Лизы, Лунц улыбнулся.
- Ну, что там, мышка? Что за больная?
- Не знаю. Звонили снизу. Сказали – перелом ноги и подозрение на травму позвоночника.


 * * *

Джулия стала постепенно приходить в себя.
Сначала непонятное гудение до краев заполнило ее слух, потом появился свет. Скользнул по тяжелым, будто склеенным, векам, защекотал в носу.
Лампы. Тусклые длинные лампы - вместо одного большого солнца.
И коридор. Такой же тусклый и длинный.
Она всхлипнула.
Где солнце? Оно ведь только что было. Совсем недавно… похожее на яичный желток. И одежда. Куда они дели одежду? Там ее новый диктофон. А вдруг он потеряется? Зашевелилась, дрогнула рукой. Дотянула кисть до груди и обессилела.
- Это все лекарства, - подумала она. – Они накололи меня какой-то гадостью. И теперь я не могу пошевелиться.
Ей неудобно. Ей сейчас все так неудобно.
Затекла шея, онемел затылок. Она попыталась повернуть голову.
- Не шерудись, - послышалось откуда-то из-под каталки. – Сейчас врач придет.
Джулия скосила глаза.
Старуха в заношенном ситцевом платье ожесточенно терла пол: шуршала шваброй по плинтусу, плюхала тряпкой в ведре, разливала озерца по разделенному на квадраты линолеуму. Бормотала:
 - Что за люди? Сволочи, а не люди. Вот ведь приходют, ногами грязными топчут…А потом с кого спрашивают за чистоту? С меня вот и спрашивают…
Господи, как больно! Действие лекарства, на которое только что сетовала Джулия, начало проходить. А старушечий речитатив усугублял мучения. Бензопила чертова! Сколько можно зудеть?
Очередной спазм зародился у самых кончиков пальцев, поднялся от ступней вверх, свел судорогой бедро, застрял в районе копчика. Джулия закусила губу! Попыталась пошевелиться, чтобы хоть как-то ослабить тиски судороги. От боли, колом проткнувшей спину, и ужаса она распахнула глаза, ухватилась похолодевшими пальцами за края каталки, ей показалось, закричала.

Прохладная ладонь легла ей на лоб.
- Тише, девочка. Тише. Сейчас мы тебя посмотрим. Все будет хорошо, не бойся.
Спокойный мужской голос словно бы привел ее в чувство.
Она сошла с ума. Конечно, все будет хорошо. Она просто упала. Наверное, сломала ногу. Это - всегда больно.
 Взметнувшийся воздух - оплеухой по лицу и молодой, нахальный голос прямо над ней:
- Дмитрий Юлич, там вас к телефону…
- Лиза, я занят…
Он склонился к лицу Джулии, заглянул в глаза:
- Все будет хорошо. Слышишь?
Она дрогнула губами, улыбнулась – какой у этого Дмитрия Юлича мальчишеский хохолок на макушке.
И глаза синие - яркие и покойные одновременно.
«Глаза Иисуса», – вдруг подумала Джулия.
- Дмитрий Юлич, очень срочно, – опять этот голос.
Улыбнулся ободряюще, выпрямляясь.
- Везите ее в смотровую. Я сейчас.
Чьи-то руки ухватились за поручень, покатили ее мимо белых дверей, вдоль облезлых стен с безумными картинками, на которых улыбающиеся женщины в белоснежных халатах призывали бросить курить и сделать прививку от гриппа.
И запах. Застарелый запах мочи и хлорки.
«Как я могу быть тут? - подумала она, - Как я могу? Я хочу домой».
Когда яркий свет смотровой полоснул по лицу, она заплакала. Тихо, беззвучно. От страха и одиночества.

 * * *

- Добрый вечер, Андрей Ильич, - кивнул Лунц входящему в ординаторскую мужчине. Положил трубку на рычаг. – Хорошо, что вы уже пришли. Ночка начинается. Привезли больную. Надо бы сделать рентген и вообще… Лиза, посмотрите, на месте ли рентгенолог?
В дальнем углу забулькал и отключился чайник.
- Да, бросьте, Дмитрий Юлич, - протянула Лиза, задумчиво глядя на кучу коробочек с пакетиковым чаем на полированной тумбочке. – Привезли – и привезли. Завтра будет день – будет пища. Случай не смертельный. Придет Сан Саныч и все сделает. Девушку-то к нему определим. Скажите лучше, вы будете зеленый с ежевикой или «Ахмад»?
Лунц заиграл желваками.
- Лиза!
- Ладно-ладно. Не надо на меня кричать… - она демонстративно вскинула голову, проходя мимо, едва не задела его бедром. – Работы всегда много, а здоровье одно. Вы посмотрите, на кого вы похожи! Разве можно не есть, не пить, только работать, работать и работать? Вот и щеки у вас… Посмотрите, вы ж похожи на узника Освенцима. Впрочем, о чем я?
Лунц отвернулся.
- Идите, Лиза.
Уткнул взгляд в далекую неверную тень за окном. Бессмысленно уткнул, не анализируя, не раздумывая, отдыхая взглядом на неподвижном дымчатом пятне.
- Не сердись на Лизку, - на его плечо легла теплая ладонь. - Она дура дурой, но как хорошо заваривает чай.
- Тогда ей надо было идти в домработницы. И уж совершенно точно, ей нечего делать в медицине.
Произнес вдруг горячо:
- Осточертел этот вечный, нескончаемый пофигизм!

Надоело, в самом деле! Все смотрят на него, как на идиота, потому только, что он, Дмитрий Юлиевич Лунц, всю жизнь делает то, что должен.
И бороться с этим отношением – невозможно так же, как и не замечать его.
Чем, скажите, виновата эта девочка – тонкая, бледная и испуганная? Виновата ли она в том, что врачи на свою зарплату не могут позволить себе жить, как люди? И в этом ли вообще дело?
Он и не заметил в пылу беседы с самим собой, что его учитель, Андрей Ильич Платонов, смотрит на него с мягкой улыбкой – что нового ты открыл для себя?
Смутился вдруг. В самом деле, нового - ничего.
 - Ладно, пора, Андрей Ильич. Больная ждет.

 * * *

Она ждала. Пыталась справиться с бьющей ее дрожью и боялась пошевелиться. Резь в спине утихла, отдавалась только эхом в мышцах, будто напоминала: «я тут, двинешься – поймешь».
Когда раскрылась дверь, она затаила дыхание.
- Дмитрий Юлич, больную сейчас в одиннадцатый? – спросил женский голос
- Что вы спрашиваете? Разумеется. Это вообще надо было сделать в первую очередь!

Джулия вдруг запаниковала, заискала взглядом его лицо…
Он будто понял. Обошел каталку, коснулся руки:
- Послушайте меня. Сейчас вам наложат на ногу гипс. Потом – вернут сюда, и мы с вами поговорим.
Она кивнула, желая показать ему, что все поняла. Но доктор уже отвернулся:
- Андрей Ильич, совсем забыл. Вам поклон от отца.

 * * *

 - Вчера прочитал, - произнес будничным голосом Лунц, медленно продвигаясь пальцами вдоль позвоночника больной. – В Пенсильванском университете открыли новый метод восстановления позвоночника. Больно? – склонился к Джулии. – Андрей Ильич… Локальная болезненность… L4… Так вот… Там выращивают нервную ткань и просто пересаживают ее потом в место разрыва… Понятно, все это проверяется пока на крысах. Но, черт побери, когда же мы перестанем ковыряться в спинном мозге нашими допотопными методами?
- Что-то тебя сегодня потянуло задавать риторические вопросы, Дмитрий Юлич, - усмехнулся Платонов, поднимая голову от истории болезни. – Я всю жизнь ждал, когда перестанем ковыряться. Да и вот, чего дождался… - он развел руками. – Старость – вот она. А я так ничего и не сделал, не достиг того, о чем мечтал. Впрочем, и крысы эти твои, и ткани искусственные – не панацея. Панацея – вот тут.
Он постучал себя по лбу.
И вот тут – приложил руку к сердцу.
И вот тут – завел руку за спину, коснулся позвоночника.
- И ты все это знаешь. Знаешь ведь? Мы каждый – вселенная. И не понимать это – значит обречь себя на вечные неудачи. Ты, вправду, веришь, что достаточно вживить в позвоночник кусок искусственного мозга, и все решится само собой? Мы много знаем теперь про имплантанты. Женщины хотят быть красивыми. Они увеличивают себе грудь, укорачивают носы, накачивают всякой дрянью губы. И что? Много ты видел среди них счастливых женщин? Я молчу о том, что организм не желает искусственного, он отторгает то, что мы пытаемся вживить. Я молчу об этом потому, что даже не это важно. Важно то, что те, кому мы пытаемся помочь такими способами, ничего не получают. Знаешь ли ты, Митя, что по последним исследованиям женщины, вживившие себе имплантанты, чаще кончают жизнь самоубийством. Во много раз чаще!
- Дело не в имплантантах, Андрей Ильич. – Казалось, Лунц механически водит пальцами по спине больной. - Дело в том, что к пластическому хирургу обращаются, как правило, женщины тревожные, страдающие депрессиями или склонные к ним. Отсюда и остальное. – Опять слегка склонился к Джулии. - Дышите спокойно. Ничего страшного я не вижу. Придется, конечно, полежать… Но ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться. Андрей Ильич, будьте любезны…
Они помогли ей улечься поудобнее.
- Лиза! – повернулся к двери. - Больной – кетанов. И - в палату. Да, Андрей Ильич, депрессии ботоксом не лечатся…
- Вот и я тебе об этом же. Вот – где панацея. – И он снова постучал себя по лбу. – Здесь. И в душе.