6. Дневник Диаманта

Апокриф Габена. 1996 г. Р. Х. 

Линия судьбы

И так, когда теперь стало ясно, что же случилось,  пора сказать о том, с чего все началось…

Ни когда не думайте, что видимое вами это просто традиция, ритуал или некая технология. Вы же видели и знаете, какие узлы на авоськах вяжут старушечьи руки? Это меторефлексия. В их прожитой жизни уже столько навязанно, что на авоськах они делают узлы в слепой вере, что завязывают на жизнь свои молитвы и причитания.

На деле - это от предчувствия своего кармического пути по навязанным узлам судьбы.

"Рождённый любить - убивает. 

Так бывает. Не часто. 

Шаг за шагом, замыкая круг, 

забывая друзей, 

любимых, подруг, 

оставляя ночь за спиной... 

Не в силах превозмочь

сплетённых из лжи небес.

Не ангел и не бес, 

ирония Небес и Ада,

хранящий честь исчезнувшего рода. 

Суть бытия - война,

И плоть моя - оружие для мести."

В зиму на юга попутчиков мало. Проснулся в пустом купе с ощущением другой жизни. 

К новому телу привыкаю не так быстро, как хотелось, хотя прошло больше года. 

Но этот год прошел не в этом мире, так что с того момента, как исчезла Алена и появился я, прошел всего лишь один день. Этот парадокс хотели проверить в Ольговске, но что-то пошло не так…

Что стало причиной цепи событий, определивших и мое появление.

Вторая попытка была осуществлена там же, но при других обстоятельствах, и все прошло успешно.

Я живу, и я живой.

Время нельзя ускорить или замедлить. Его попросту нет, мы воспринимаем временем непостигнутую пока человеком механику Бытия.

А, часы…Это просто механизм. Они ни что не измеряют, кроме как задают ритм. Часы складываются в сутки, сутки в недели…Месяца, годы. 

Календарь…

Какой сейчас год? Пять лет до Миллениума.?Одни ждут Иисуса, другие -Антихриста. Третьи пророчат Апокалипсис из-за ошибки компьютеров.

Наивные…Нет. Обманутые. Согласившиеся на обман. Осознанное невежество.

Год и век давно ничего не значат. Это все лишь условности для стада овец с челом. Механизм работает, пока пружина сжата, или заряд в батарее не иссяк. Они же ходят строем, водят хороводы, ложатся спать, просыпаются, живут и умирают. А он все тикает, тикает, измеряя их жизнь.

Чел Овеки. Люди-овцы. Вот и весь секрет. Лежит на ладони. Никто не видит.

Не хочет.

Так как же год за день? Объясню просто, хотя это звучит невероятно для неподготовленного сознания. Нужно перейти в другое состояние материи, иначе - измерение.

Вот и все. Целый год на острове между измерениями. Как шутил Хирург - Карман Бытия, а мы за подкладку спрятались. Напоминает вырезанный из реальности фрагмент. 

Жутковато для первого раза.

Прочитал несколько раз свои стихи, словно вычитывал. Потом, отложил дневник, перевернулся на живот и уставился в окно. 

Вижу свое отражение. Черные волосы, как смола, густые. Стрижка - юный Джон Коннор. 

Терминатор за мной не придет. Терминатор это я. Волшебный, сука, терминатор.

В сказках маги учатся по учебникам, хранящим страшные и сильные заклинания. Выучил, зазубрил, палочкой махнул…

Сделать хотел грозу, а получил козу…

Магия - не жесткий порядок заклинаний и магических пассов. Она напоминает больше американское прецедентное право: где-то, когда-то, некто сделал вот так и вышло то, что вышло. Странно, запредел но, необъяснимо, но работает!

Кстати, настоящая магия это так же не махание палочкой и произношение заклинаний. Очень часто магическое действие вы не отличите от обыденных движений или действий.

Но это высшее мастерство.

А порой, по незнанию и с непривычки - это противно. Как вот, к примеру, мое появление: больно, мерзко, но ведь сработало…

Самый доступный вид магии для ЧелОвеков - секс. Важно с кем, когда, как и куда. Но даже этого мало кто знает. Без этих условностей секс не волшебнее сморкания на пол.

И я очень долго привыкал к произошедшему со мной преображению. Теперь я восхищаюсь работе, проделанной над мной.

Что до латыни - она немного украшает для случайного обывателя манипуляции с органикой.

Вообще, все эти палочки волшебников, заклинания магов и пасы руками, и конечно, латынь, нельзя считать пустой эстетикой. Магия идет из души.

Алена быстро это поняла. Но я, к моему сожалению, после трансформации, так как делала она, уже не умею.

Но, если без эпической атрибутики никак не выходит гроза, то в помощь мануалы. Можно и на латыни.

Зато, я умею другое. И это то же магия.

За окном пустые серые поля, обглоданные осенью лесопосадки, косые столбы, провисшие провода... Во всем ощущается эректильная дисфункция бытия. В любой момент выглянь в окно - увидишь одну и ту же картину: что либо обязательно лежит, провисло или покосилось.

Отличие только в количестве ворон на проводах.

Обычно, так говорят про Россию, но - нет, это Украина. Уже несколько лет независимая республика.

Паустовский с меня нулевой. Поэтому, перехожу к сути. 

Что я там про магию говорил?

Я еду разрушать. Возможно, учитывая мою комплекцию и род занятий, такие слова вызовут приступ иронии, между тем…

Мое поле битвы за пределами человеческих тел. Даже не души человеческие, а то, что человеки по своей душевной калечности наплели и накрутили.

Кармические узлы.

Сейчас я хочу понять и себя, и возможно, хочу быть понятым теми, кто будет читать мой дневник.

Мир будущего нам представлялся космическими лифтами, звездными кораблями, невероятными строениями. И во всем этом жили свободные духом и разумом люди.

Так нас учили. Так нас впечатляли.

Оборачиваюсь назад: поезд идет шестьдесят где-то, а он или оно, я так до сих пор не знаю, висит под потолком знаком вопроса, чуть шевеля, словно на ветру, своими то ли лохмотьями, то ли ганглиями.

Вот он, представитель иной цивилизации, сложный в своем бытие настолько, что рассказ о нем может показаться мистической выдумкой.

Вот оно, настоящее будущее, чего не было на картинах футуристов. Этому существу космические корабли не нужны.

Никаких тебе кораблей, бластеров и прочей атрибутики научной и не очень фантастики.

Вид жуткий. Как бы черная риза с капюшоном, скрывающая голову, лица не видно, а может, его и нет, состоит из множества полосок, как будто черная фольга. Подобие рукавов или крыльев…

Он не присутствует здесь, в нашем четырехмерном измерении. Он ясно видит меня и нити, тянущиеся ко мне. Но он знает, что я могу видеть его.

Ко мне тянутся нити, которые от предчувствия их существования, люди назвали линиями судьбы, или нитями Бытия.

Это дайянец.

К дайянцам я привык уже, но обывателю лучше не знать вообще, что это такое. Если такое с непривычки увидеть - можно гарантированно накидать в штаны. Для меня его присутствие не обременяющее. Он в купе, как забытая новогодняя елка.

Дайянец ждет. 

Я его вижу в поезде, при скорости шестьдесят километров в час, но он в своем измерении неподвижен. Парадокс многомерного мира, нашей планеты, анатомия которой, брамфатура, носит название Шаданакар.

 Стражи Кармы. Дайянцы. Как пауки, они скользят по нитям Бытия, связующих людей и события, и та же ревностно следят, чтобы узлы завязывались или развязались по Закону, ведомому только им, и Закону посмертных скитаний души. 

Вот тебе и межзвездные перелеты…Не удивляйтесь, одно другое не исключает. Это для нас знания о мире разделены, чтобы мы не понимали и не видели главного.

Мне уже прекрасно известно, что Дайянцы ведут свою игру, и в их интересах, чтобы узлов было как можно больше. Если нужно - подтолкнут, порой, достаточно одной мысли…

Тогда, в лесопосадке Ольговска, где Жмыха убил своих людей, а потом и себя, как раз это и случилось.

Тому свидетелем была Алена.

Пока люди по неведению своему будут совершать грехи и приумножать их - для них есть работа. Это их вотчина.

В начале последнего десятилетия века они хорошо поработали. Ткань Бытия усыпана узлами, как стразами. Они сияют, отбирая энергию жизни у связанных через них людей.

Войны их лакомые события. Однако, войны имеют свои правила в отношении участников. Война для иномерных сущностей скорее пир, чем ежедневное пропитание. 

Для сытости создаются фермы.

Вот период упадка страны, как сейчас самое то. Люди сходят с ума от каждодневного понимания своей материальной нищеты, пускаются во все тяжкие…Другие, наоборот, понимая власть денег в такие периоды, свободно пользуются обстоятельствами, не осознавая, какой послужной список грехов добавляют к своей карме. Безнаказанность им только мерещится. Наивно полагают, что вынуждая других ради денег совершать даже преступления, сами остаются в стороне.

Только успевай качать!

Не они Агрономы из глубин Млечного Пути. Они наемники. 

Агрономы другие.

Мы мечтали о межзвездных перелетах, изобретали двигатели, искали источники энергии…

Наши Агрономы придумали грех, и присадили на него  все поколения. Достаточно ввести в грех одного, вынудить его принять грех, и тогда, как инфекция, он заразит всю цивилизацию.

Адам и Ева - вот это аллегория.

Ферма работает, бесперебойно поставляя продукт человеческих страданий во все пределы брамфатур Шаданакара.

Дайянец  предчувствует грядущие изменения. Я еду разрушать уже не узлы, а раковую опухоль, приближая Апокалипсис на отдельно взятой территории. У меня нет плана, нет стратегии.

Я стихия, обретшая плоть. И это их пугает. Пугает от самых низов до верхних этажей корпорации "БОГ".

И это не аллегория. 

Вернулся взглядом к окну со своим отражением. Алена Кудимова…Я почти не вижу ее в своем отражении. Хирург хорошо поработал.

Он был одним из титанов. Такие, как он, были первыми. С тех пор, как они пали, но не смирились со своей участью, делают отчаянные попытки прорваться к нам, даже в тесном для них человеческом теле.

Для нас они все Прометеи.

 Дневников у Алены было несколько. Ни один не сохранился. Я помню её самую первую запись. 

Алиса Данте Алигьери

"Здравствуй,  дневник! Меня зовут Алена, мне девять  лет. У меня нет друзей, но я не скажу тебе сейчас почему, ты просто будешь моим другом. " 

Наверное, это что-то остаточное, некий атавизм, что я тоже веду дневник. Придет время и мы сможем обходиться без бумажных дневников. Грустно, что потеряется эстетика, однако ни одна мысль не будет больше утеряна. Возможно тогда дневники, станут произведениями искусств, которые позволят прикоснуться к человеческим желаниям и чувствам, но прежде нужно освободиться от привычки осуждать и высмеивать.

А ведь эта привычка нам дана Фермой. Прятать свое и высмеивать чужое. Грех лицемерия. И он порождает другие грехи. Осмеянный и осужденный человек пытается уйти от неприятных ему посылов, но по незнанию своему и нищите душевной, идет туда, куда его толкают, теряя себя.

Алёна в полной мере испытала на себе, что такое быть "не такой, как все", и поэтому дневнику она призналась, что у неё нет друзей. Она и не стремилась их найти. Ещё с первых лет жизни, мать, и отчимы замечали странности малышки. "Не такой ребенок" вызывал разочарование, злость и ненависть к самой Алене.

Кроме папы Коли.

Она жила в своем мире, как улитка в панцире, но к сожалению, панцирь не защищал от физической и моральной грубости родителей. Только один из отчимов, самый первый, папа Коля, сохранил о себе самые теплые воспоминания. Он ее так и называл, улитка Алена и баловал ее фруктами и сладостями.

Он не устраивал маму. Не давал ей свободы.

 Во многом, все началось именно из-за нее. Любила ли Алена свою мать, несмотря на все то плохое, что она совершила в отношении дочери?

Любила, и страдала, что в ответ не получала взаимности. Мало того, в алкогольном опьянении, мать винила Алену в своих страданиях. 

Но даже это ни сколько не уменьшало любви дочери.

И тогда Алена убегала в свой панцирь.. Пряталась с дневником и рисовала.

Однажды мать нашла дневник, пересмотрела все рисунки и записи, и устроила скандал. На одном из рисунков была изображена женщина, которая бежала по полю с высокой травой, а рядом с ней бежали три девочки и три мальчика. На вопрос матери, что изображено на рисунке, Алена наивно ответила, что нарисовала семью. Она нарисовала двух сестер и троих братьев.

-Семью, значит, другую хочешь?

Не понимала Алена, что мать ее провоцировала, что ей нужен был повод выместить накопившуюся обиду на судьбу.

Алене было всего девять лет…Тогда, после материнских побоев, она бежала из дома. Оказавшись на краю города, она вошла в лесопосадку и потерялась. Ей казалось, что сейчас, тут в лесу, она найдет волшебную тропинку, что выведет ее в сказочную страну, где она наконец-то встретит свою настоящую семью.

Откуда возник образ настоящей семьи? Однажды Алене приснился сон. Ей было так хорошо бежать по полю, держа за руку сестру, и стараться не отставать от братьев.

А потом этот сон приснился Алене снова, и так несколько раз, что она решила зарисовать самый лучший момент.

В этом сне была только одна странность для Алёны. После сна ее не покидало чувство, что они бежали не просто так, радуясь свободе и счастью. Что-то было впереди, куда они бежали, исполненные радостью.

Только вот впереди Алена ощущала необъяснимое  и неприятное. В последние мгновения сна она всегда останавливалась и кричала сестрам, братьям и маме остановиться…

Они не слышали ее, и даже не оглядывались. И вдруг, Алена оставалась одна, а нечто необъяснимое и неприятное надвигалось на нее грозовой тучей.

Тропинка никак не находилась, пробираться сквозь заросли кустарников, переплетение веток и корней становилось невозможным. Казалось, деревья и кустарники ожили,и хватали девочку за ноги и руки, не давая ей возможности идти дальше.

Вся исцарапанная, перепачканная, Алена перестала сопротивляться и села на поваленный ствол дерева. От страха и обиды, ощущения безвыходности, она заплакала, и плакала так, как никогда в жизни еще не плакала. Слезы струились по щекам и падали на траву под ногами.

Вдруг, между травинками появились вытягивающиеся вверх прозрачные, словно из воды, подобия щупалец. Они быстро удлинялись, ловя каждую упавшую слезинку на лету. Алена замерла от неожиданности и нарастающего страха. Эти щупальца не были на вид ужасными, в них была даже какая-то своеобразная красота, но их жажда к слезам девочки, не могла не беспокоить Алену.

-Кто вы? - спросила Алена, поджав ноги, - вы хотите пить? Но слезами не напиться. Давайте, я принесу воды…

Прозрачные щупальца словно услышали Алену и расступились перед ней. А дальше, некоторые из них утолщились, чтобы открыть в плотных зарослях путь для девочки.

-Спасибо, вам, водяные травинки!  - улыбнулась сквозь слезы Алена.- Хотите, я снова к вам приду?

Но водяные травинки ничего не ответили, лишь молчаливо расчищали путь перед ней.

Детские ножки осторожно ступали по траве. Куда же идти? Возвращаться домой, где ее ждет гнев матери? Подружек и друзей у нее нет. Она одна в глухих лесных зарослях, и волшебные водяные травинки ей предлагают путь.

Но куда? Куда выведет ее эта тропинка? Алена шла осторожно, глядя под ноги, и поэтому не сразу заметила, что волшебные водяные травинки больше не расчищали путь. Она остановилась. До конца расчищенного пути оставалось еще несколько шагов. Алена остановилась и поняла, что пути дальше не будет, но перед ней есть что-то.

А точнее, нечто.

Нечто…

Кроны деревьев в этом месте леса плотно смыкались над землей, но солнечный свет все равно пробивался сквозь листву.

И на земле, на тропинке, она увидела тень. Это была тень не только деревьев. Девочка подняла голову и обомлела.

Над землей, всего в нескольких шагах от нее, парило огромное невиданное существо, словно сплетенное и бесчисленного количества полосок черной фольги. Его вид вселял настолько сильный страх, что девочка не могла пошевелиться.

Существо смотрело прямо на нее из под некоего подобия капюшона, Алена в этом не сомневалась. Оно стало медленно опускаться. Медленно и беззвучно. Его одеяния, из-за сплетенных черных лент, казалось, лохмотьями, но ими оно не цеплялось ни за единую ветку.

Когда оно достигло земли, на ноги не стало, ног как бы и не было. Существо так же парило, и его ленты развивались, но не от ветра, а сами собой.

Смолкли птицы, даже легкий летний ветерок исчез. В наступившей тишине до звона в ушах, она смогла различить, как мерзко шуршат лохмотья существа.

И вдруг из-зарослей вышел человек. Взрослый, полнеющий мужчина, настолько смуглый, что его можно было принять за негра. На нем был чёрный плащ и широкополая шляпа. Он спокойно подошёл к Алене и взял ее за руку.

-Пойдем домой. Тебе нельзя сбегать. А этих - он кивнул в сторону существа,- не бойся. Они только следят, что бы ты не сбежала.

-Кто Вы, дядя? - спросила дрожащим голосом Алена, но присмотревшись, улыбнулась и хотела еще что-то сказать, но Черный человек приложил палец к губам.

-Узнала? Тогда никому не говори…Это наш с тобой секрет…

Тогда Алена узнала, что перед ней  Старов, человек, которого они звали в спецшколе Мудрый Гудвин, но это была не одна его тайна.

Главную тайну, связывавшую ее и этого человека, она узнает позже. Тайну, которую бы она лучше не знала вообще никогда.

-А это чудище-лохматище? - кивнула Алена.

Старов обернулся всем своим большим телом в плаще, и Алёна  за его спиной никого не увидела.

-Нет никого. - улыбнулся Старов. - Не бойся. Я отведу тебя к матери .

Так, Алена Кудимова девяти лет отроду узнала, что мир совсем не такой, как его представляли детям учителя и взрослые.

Странная игра в куклы с неизвестными детьми готовила ее и одногруппников не к полету в космос.

Проклятый

Поезд в южном направлении, он приближает меня к цели. Я могу думать только сейчас, пока меня болтает в плацкарте. Больше такой возможности у меня не будет. Только сейчас каждое мое действие наполнено глубоким смыслом, как в чайной церимонии, даже если я просто перевернулся на живот. 

Сейчас мое положение - статическая сцена.

Дальше - только действие, раскадровка.  

Тётка - кассир на вокзале спросила меня: сынок, Юг большой, куда тебе? Она смотрела на меня растерянными глазами. С каждым мигом она все больше думала, что я не знаю, куда ехать, а значит бегу. 

Все еще девяностые, хотя они на исходе.

Если человек бежит, значит, есть на то причина. Она не знала, что я не спасаюсь, а бегу, что бы успеть.

- А лет тебе сколько? 

- В паспорте написано. - ответил я и добавил: - Джанкой. Дайте билет до Джанкоя. 

А что определяет возраст? Право на выбор, право на грех? А может быть все проще и от этого страшнее. Но я не буду писать об этом в дневнике.

Подсказкой будет одна её запись. 

-Знаете,- написала она как-то в своём дневнике, слёзы - это кровь души. Вы знаете, что такое плакать? Вы знаете, что такое истекать кровью?

Проклинают не только за грех.

Проклинают за неоправданные надежды и несбывшиеся мечты. Кто-то взял право определять твою судьбу и сделал агнцем на заклание. И вот, тебя ведут к жертвеннику. Все готовы, согласно ранее приобретенным билетам. Каждый из участников получит свою долю. Все замерли в предвкушении первой капли крови…

И люди, и боги, и демоны…Шевелятся даже губы и пасти, выделяется слюна…

А жертвенного агнца, оказывается, уже разделили…В тихую, на пути к жертвеннику…

Праздник не удался, и начинается сведение счетов. Боги и люди показывают истинные лица, и не скрывают свои меркантильные интересы. Жрать, как оказывается, любят и на Земле, и на Небе, и раз пьянка не удалась, значит…

Во избежание нарушения работы Системы нужен стрелочник. Нужно назначить Козла Отпущения и закрыть дело ради высшей цели.

 И вот тут наступает коллизия.Ни одна из сторон не соглашается быть крайней, Дайянцы, уже навязавшие узлы, вынуждены их перезавязывать, что не входит в их интересы, дорожные карты по местам истязания душ некорректны, а агнец жив, но осквернён. И его боль - это теперь яд. Он больше не питает Систему. 

Но дело не в этом. 

Система дала сбой. Любая система со временем выдает фатальную ошибку. Этой фатальной ошибкой для Бытия, для кармических перевоплощений, для посмертных скитаний души на кругах Ада являюсь я.

И поэтому я проклят. Теперь я кармический узел для самой Системы, и теперь ее существование вступает в конфликт со всем Мирозданием, а я являюсь проявлением Его Законов.

Первое - я не один. Теперь другие, подобные мне, согласно свойствам Мироздания, тянутся ко мне невидимыми, но осязаемыми предчувствием нитями. 

Мы маркированы болью. И мы будем делать свои узлы. 

Пропитываем болью каждый свой шаг. Это как в лесу по пути надламывать веточки… По следам боли пойдут другие и будут слушать наши слезы. 

Слезы укажут направление. 

На самом деле мне не в Джанкой, там пересадка. Где надо - я сойду. Точный адрес у меня есть.

Ольговск. 

Она бежала из него, что бы выжить, что бы спастись, я возвращаюсь не мстить и даже не судить. Мне не нужна их кровь и их плоть, тех, кто забрал её будущее и превратил настоящее в ужас. 

Тело человеческое - храм Господень. Какому богу моя плоть? Всех, кого я найду в Ольговске больше не будут  храмом богам, больше не будут едой. 

Нерожденный. Непредсказанный. Проклятый. Сшитый по кускам. Чудовище Франкенштейна.

Даёт ли это право мне казнить или миловать? Даёт ли это мне право вмешиваться в ход истории и управлять жизнью других людей? Почему я убеждён, что совершаю правильный поступок, достаточно ли убеждён, что бы не испытывать после чувство стыда и мук совести? 

Вопросы, вопросы, вопросы… Более чем достаточно зачерпнув в своей жизни, я почему-то мучаю себя вопросами правильности своих поступков…

Таковой свойство человеческой души. Это делают все, но мало кто в этом признается. Спросите любого преступника о его преступлении, и он вам покажет причинно следственную связь, выводом из которой будет только одно: его невиновность.

Если ни кто не изменил до тебя законы жизни, то ты берёшь право на себя их менять. Ты опускаешь руки в кровь - и они не пачкаются в неё. Руки остаются чистыми, одежды белыми.

Но только тогда, когда ты из тех, кто не имеет прошлого и будущего. Когда линии на твоих руках плетут замысловатые узоры, разрываются и снова сплетаются, создавая новый рисунок судьбы человека, которого нет.

Кто эти люди? Такие, как я?Не Предсказанные. Проклятые...

Миссионеры Иного Мира. 

Пепел

У меня в руках фотография юной девушки, которой больше нет. Я вспоминаю её, каким оно было при жизни. Лицо, глаза, волосы. 

Всякий раз убеждаюсь - нет похожих лиц. 

У каждого своё. Но ее особенное.

И у каждого на лице можно прочитать его судьбу. Только не по ее лицу.

У неё не было судьбы. 

Люди с такими лицами не могут существовать долго. Слишком чисты они и невинны, что бы выжить в этом мире. Ведь что такое наивность по определению?

Наивны - лучше так сказать. Наивность не порок. Наивность оболгали и исказили, приравняли к ущербности.

Наивность часто путают с Верой. Верующий человек не наивен, какая бы вера у него не была.

Алена падала на колени перед пустой стеной, неумело крестилась, шептала свои молитвы и плакала. Она просила спасения.

У кого просила помощи? У Бога. Говорили же, он везде, все слышит и видит. Является праведникам, а грешникам нужно хорошо и усердно молиться, дабы Господь их услышал.

Она ошибалась. Это всего лишь искаженный ритуал, и адресат ей был неизвестен. 

Какой именно Бог? 

Алена видела, как это делает мать отчима, но не могла молиться перед иконой.

В одном она не ошибалась. В самом важном ощущении. Впредзнании. Любящий отец не бьет своих детей, не испытывает их любовь.

И принимает даже грешными.

Стена молчала. Небеса молчали. Была ли на это воля Господа? Она не знала, кто такой Господь, но молилась неистово о спасении, не понимая, что еще до рождения ее путь предопределен. 

Теми силами, что стояли за образом бога.

У Алены не было судьбы. У нее было предназначение. Назначенная жертва молилась о спасении богу, которого не знала и вряд ли бог знал о ней.

Ведь она назначенная жертва.

За границами ее детского наивного мира бытовали другие понятия. Говорят, Любовь есть Господь. Бог бьет - значит, любит. 

Страдания Иова - прекрасный образ.

Жил-был патриарх библейский. Семь детей и дом - полная корзина. Заспорил Сатана с Богом о праведности Иова, ударили по рукам. Раз - и нет у Иова ничего, да еще болезнь, да еще друзья пришли на нервы действовать.. Но Иов молодец. Справился со всем. Вера его была непоколебима. Бог ему в два раза больше отстегнул, и детей новых, и еще бонусом срок жизни увеличил.

А если у тебя ничего нет вообще? Если тебя насилуют, унижают и пользуются, как вещью... 

Бог и тогда любит? 

Когда он любит: до, после или в процессе? Или быть может, он любит и тех, кто насилует, и насладившись, уступают место другим? Все же ровны перед Богом, и детя невинное, и пожирающий плоть человеческую…

Это от божественной любви по бедрам стекает кровь и сперма из разорванной плоти? Это испытания твоей души, дабы в момент поругания и осквернения плоти ты был непоколебим духом?

Может не стоит испытывать любовь любя? Может быть достаточно просто любить?

И вот, твой дух устоял, а плоть превращена в месиво. Если Храм поруган, в нём есть место богу?

Так появился я. 

Существо, которое никогда не могло возникнуть в мире людей естественным путём. Не могло быть рождено женщиной и зачато мужчиной.

Как это было?

 Закройте глаза. Замолчите. Не думайте не о чём. Всё что вы узнаете - может вас напугать, если будете думать. Только чувствуйте. Не бойтесь почувствовать Правду. 

Перед Господом все ровны: и дитя невинное и пожирающий человеческую плоть. В этом Истина и Суть Всевышней милости.  Справедливость Всевышнего суда для всех, без взяток, связей и протекции.

Ибо есть План Божий и он неприрекаем. 

Боль можно излечить только болью. Таков закон. Счастье всегда приносит боль. Если не болит - это не счастье. Это привычка. Если кому-то хорошо, должен быть человек на краю Вселенной рыдающий от боли. Если ты разрываешься на части , если твоя грудь ломается от ударов сердца и ты ползаешь по земле не способный подняться от слёз, кто-то далёко радуется восходу солнца и рождению ребёнка, а кто и просто тому, что хорошо набил свою утробу. 

Странно, правда? 

Таков мир Господа. Его пути неисповедимы. 

Любящий отец бьёт своего сына.

Рождение... Не вскормленный грудью, не выношенный на руках, не слышавший песни матери, не имеющий отца - вот кто я. И уж точно не сын Богу.

Непредсказанный. 

Созданный из пепла, а значит, не имеющий судьбы. Грязное зеркало, бинты, пропитанные кровью. Жёлтые пятная мазей и растираний. Резкий запах, режущий носоглотку. Звук капающей воды. Ржавые трубы, маленькое окно и кусочек неба. Так рождался я.

Желаете знать подробности?

Я родился в подвале и моим Создателем был сумасшедший хирург, так по началу я думал о нём, когда сознание ко мне возвращалось, и он говорил со мной.

Но об этом чуть позже.

День отъезда. Когда котельная заброшенной фабрики осталась за моей спиной, я знал: доктор жжёт в топке останки жизни двух людей. Изувеченное тело мужчины сорока трёх лет и внутренние органы пятнадцатилетней девушки, их одежду, бурую от крови простыню, распущенную на полосы, клочки ткани. 

Для кого-то радуга символ Завета Господа, для меня дым от сожжения плоти и крови, тяжело поднимающийся в небо и разгоняемый ветром весны, есть Всевышним Заветом. 

И тогда на моих глазах выступают слёзы. Я не могу плакать долго. Но всё же плачу. Это то же атавизм, как и дневник...

Прячу глаза и смахиваю слезы пальцами - я так и не отучился повторять её жест. Именно этот жест однажды остановил Пробужденного на улице…

Папа Коля

Сорок три года. Серый плащ из хрущевских времен, клетчатый махровый шарф, мода 90-х. Начищенные туфли. Туфли всегда должны быть начищены. Лысеющая голова. Заметные морщины на лице. Он не был мечтой женщины и не был достойным отцом в понимании соседей и знакомых.

- Девочка, почему плачешь? Обидел кто? 

 Тёртая, болоньевая курточка. Грязные джинсы, растоптанные кроссовки, всклоченные волосы. Одежду она нашла в мусорном баке. Алена подняла своё грязное личико и волчьим взглядом быстро окинула его с ног до головы.

Но вдруг она вся переменилась, она засмеялась и зарыдала одновременно, протянув руки к нему. Он бросился к девочке, подхватил, словно собрался поднять на руки.

-Улиточка Алена!

- Папа Коля! - она вжалась в него, обняла что было сил, но вдруг отстранилась и вся сжалась.

Мужчина присел на корточки перед ней.

-Что с тобой?  Мать где? Живешь где? - голос его изменился, стал по - родительски тёплым.

Она жила шесть лет теплом его голоса.

-Где ты был? Все плохо, папа Коля… - ответила Алёна и отсела чуть дальше от него, надулась и втянула голову в плечи, словно напуганная кошка, загнанная в угол.

Мужчина вздохнул устало, сел рядом, достал сигарету. Покрутил в пальцах и выкинул.

-Я же бросил… Николай усмехнулся, - а привычка осталась. 

После этих слов он задумался. Так было у него часто: если возникали сложности, он словно впадал в ступор. Проходила минута-другая, он включался, но о чем думал - она не знала. 

- Ты есть хочешь? - спросил он вдруг.

Все действительно было плохо, но есть хотелось еще сильнее, до рези в желудке.

Запах яичницы и буфетных котлет кружил голову. Треск жира на сковороде действовал гипнотически. Голова упёрлась в стенку холодильника и перенимала его монотонную вибрацию. 

-Почему не спросил, надо ли мне помыться? 

Мужчина не остановился, не задумался. Продолжал хлопотать по хозяйству. 

-Зачем мне тебе делать ещё больнее? 

Кухня однокомнатной квартиры старой "хрущёвки". Это был единственный дом такой постройки в Ольговске. Голые стены вскрыты краской. Белое и синее. "Декор" из трубок газовой системы и вентиляции газовой колонки. Под потолком - лампочка на шнуре проводки без абажура. На стене, около окна - радиоточка, на подоконнике - горшок с цветами. Странное, дикое сочетание заброшенности, одиночества и ... Она сама не понимала, что означают цветы в горшке. Они ни как не вписывались в обстановку. 

- А где жена? 

- Что? - мужчина накнец-то отвлекся и обернулся.

- Жена где? - спросила Алена.

Мужчина резко изменился. Почувствовал, что лицо меняется и отвернулся к плите.

-После того, как твоя мать выгнала меня, я не жил ни с одной женщиной. - ответил тихо. 

- Почему? 

- Ты хочешь сделать мне больно? 

- Да. 

-Почему? 

-Ты добрый, таких не бывает. Я хочу знать на сколько ты злой.  Я не видела тебя злым. Вокруг все злые…

-Я не добрый. Я стараюсь не делать зла. 

-Боишся? 

-Не хочу. 

-Ты странный... Зло все делают. 

-Это мир странный. Но я не буду делать зла.

Стук ножа по сковороде прервал разговор. Нехитрый холостяцкий ужин на двоих был готов и теперь раздавался по тарелкам. Мужчина сел и принялся за свою порцию.

Жевал молча, весь уйдя в процесс поедания. Она смотрела на него, продолжая сидеть сжавшись, и держа руки между сведённых ног. Он почувствовал внимание и остановился.

- Почему не ешь?

Алёна подняла руку, взяла вилку, поковыряла яичницу, нечаянно надорвала желток. Желток вытек медленной массой и залил белую мантию яичницы. Девчонка вскочила, зажала рот рукой и кинулась в туалет. 

Он подошёл позже, когда из туалета уже не доносились стоны человека, вывернутого приступами тошноты. Она лежала около унитаза, обняв его руками, словно боялась сорваться в несуществующую бездну, и тупо смотрела в воду колена, мутную от слизи.

Мужчина наклонился и попытался поднять её за плечи, но она резко вырвалась, оттолкнула его и кинулась к дверям квартиры. 

- Стой! - бросился он ей в след, но она уже открыла замок. 

Рукой рванула дверь. Дверь раскрылась не полностью. Её удержала цепь. С силой паникующего, девчонка принялась неистово дергать дверь. Он настиг её, захлопнул дверь, закрыл замок и развернул к себе лицом.

- Стой! Остановись!

- Отпусти! Отпусти! Отпусти! Не надо! 

Вдруг, её тело ослабло, повисло на его руках. Их глаза встретились. 

- Отпусти... - прошептала Алёна, и щеки перечертили ручьи слёз, потекли на дрожащие губы. - Я больше не твоя улиточка Алена. Улиточку раздавили. 

- Поэтому я не делаю зла. Его в этом мире более чем достаточно. Ты всегда будешь моей улиточкой Алёной.

Его рука осторожно коснулась головы и нежно убрала волосы с испуганного лица. 

- Я тебе не сделаю вреда. Оставайся у меня сколько хочешь. Здесь ты в безопасности. Кто знает, что ты тут? 

-Ни кто…- ответила Алена опустив голову. Волосы скрыли ее лицо. 

-У нас есть время. День-два…

-А потом?

Алена подняла голову и Николай увидел ее испуганное лицо. Он тяжело вздохнул.

-Потом нас найдут.

-Почему? 

Глаза девочки снова наполнились слезами.

-Я не все знаю…Лишь догадываюсь. В этом городе ты особый человек.

-За что? Почему я?

Она только плакала и не останавливалась. Плакала навзрыд, на срыв голоса, до хрипоты, уткнувшись ему в грудь. Они оба сидели на полу у двери холодной квартиры. Как всегда, отопление не включили вовремя с приходом холодов…

-Я бы мог тебе рассказать, но ты вряд ли поверишь…Тебе надо отдохнуть…

Алена увидела водяную траву. Ее стебли снова тянулись к ней. К ее слезам.

-Оставьте меня! -вскрикнула девочка и стала отмахиваться от  ползущих уже по ее ногам стеблей.

Николай их не видел, но Алена поняла по его виду, что он не удивлялся ее поведению.

-Что ты видишь?

-Они как трава…Всегда появляются, когда я плачу…А ты… знаешь о них?

-Обычный человек их не увидит. Это не трава, но и не животное. Существа из другого мира. Обычно, они не способны проникнуть в наш мир, но наш город - это аномальная зона.

Николай взял Алену за руку и повел в комнату. Усадил на диван, и полез в шкаф мебельной стенки. Но спокойно она усидеть не могла. Водяная трава буквально атаковывала ее со всех сторон.

-Потерпи еще немного! Есть одно устройство…- Николай выгреб из шкафа кучу вещей, они казались Алене хламом. Мотки проводов, странной формы лампы, непонятного назначения детали с торчащими из них проводками.

-Вот оно! - Николай радостно показал Алене коробочку с кнопочками и стрелочным индикатором. - Это трансформатор. Сам сделал. Копия большого устройства, которым мы пользовались, когда изучили…- он запнулся, поправил очки, - не совсем конечно…

Николай метнулся к розетке, вставил вилку и включил прибор. Алена увидела, как водяная трава, которая ее хопутала с ног до головы внезапно оцепенела, и через пару мгновений стала уходить в пол и в стены.

-Ну что? - с торжествующим видом спросил Николай.

Алена от удивления сидела неподвижно, наблюдая, как водяная трава отступает, оставляя ее тело.

-Они… уходят…Как это…

-Долго объяснять. - махнул рукой Николай, - один из инженеров подарил. Жаль, пропал человек в этом чертовом колодце…

-Который… в заброшенном ГИПРОГРАДе?

-Да…Ты откуда знаешь? -Николай удивился и даже снял очки. 

-Мои одноклассницы туда бегали часто…

-Плохое место для игр.

-Они… там не играли. Они вызывали Мать…

Николай взялся за голову и сел в старое кресло. Оно было очень старым и как только он сел, его чуть перекосило и на пол упал подлокотник.

-Что-то плохое?

-Точно скажу - ничего хорошего. Ты же в спецшколе была?

Алена кивнула головой.

-Старов, ваш куратор был. Он хотел запустить эту штуку, которая под нашим городом. Колодец -это только видимая часть устройства. Все остальное, там, под землей. Целые галлереи, непонятного назначения. Под всем городом. По началу, мы думали, что объект в прошлом служил водохранилищем, на манер цистерны Базилика. Там действительно была вода. Мы смогли ее откачать, но не на долго. Ничего особого не происходило некоторое время. Но однажды, во время очередной откачки,один из сотрудников упал с лесов. Он лежал на полу, сломал ногу и вывихнул плечо. У нас были установлены камеры.И вот, одна из спецкамер показала нам этих… то, что тебя беспокоит…Они его буквально опутали.

-Водяная трава…

-Надо же… Ты им дала название…Какая ирония… Учитывая твою спецификацию, как раз она входила в круг твоих интересов, если бы все дальше развивалось, как мы планировали.

-А … к чему меня готовили?

-Скриптолог. Специалист по созданию шаблонов для контакта с формами жизни, отличными от человеческих.

Алена покачала головой.

-Я … ничего не умею…Твои слова, для меня как фантастика.. Я ничего не понимаю…Гудвин говорил, что нас готовят к полету в космос…

-Гудвин…-произнес задумчиво Николай, - Ты рисовать научилась очень рано. Обычно до семи лет дети не способны рисовать что либо в перспективе. Твой самый первый дневник, как и последующие, имели один секрет.

-Какой секрет? - искренне удивилась Алена.

-Неужели не помнишь? Комиссия во главе со Старовым периодически проверяли детей в городе, тестировали их на выявление способностей. На самом деле комиссия Старова при поддержке коменданта Зимина проверяли детей, рожденных в городе на предмет обладания незаурядными способностями. Короче говоря, влияет ли Зона на детей, рожденных в ней. Вот, что они искали.

-Установили? - в вопросе Алены чувствовалась ирония и озлобленность. - А потом спецшкола с трех лет, и прощай детство…

-Ты была из …как говорил Старов, из Второго урожая. Да, и вас определили в спецшколу.

-Не каждый год собирали урожай? - продолжала Алена.

-Да. - смущенно ответил Николай, -  Одна из выпускниц Первого урожая, потом была вашей воспитательницей.Зона оказывала влияние, но закономерности выявить мы не могли.

-Та еще сука! - вырвалось у девочки.

-Что, прости…

-Сука она!

-А что так?

-Мы играли в дурацкие игры. Меня они бесили.

-Кое-что я знаю…

-Про игры с куклами знали многие, немногие знали, чем мы там занимаемся…на самом деле…приходили неизвестные нам дети, и мы играли в..  Колодец. На краю стола был мешок привязан. Чужие дети туда кидали свои игрушки. Мы их доставали, прилепляли  их кукол к своим пластилином.

-Таких подробностей я не знал…

-И так происходило время от времени, словно их привозили к нам не из нашего города. Мы их так и называли: "Чужие". Они никогда с нами не общались. Всегда молчали.

-Я видел этих детей, но то же не знаю, откуда они приезжали.

-И что у меня было такого особенного?

-Твой первый дневник. Он не пропал. Он до сих пор у Старова. Каждая страница твоего дневника содержала странные рисунки акварелью. Выглядело это так, словно ты просто мешала краски, а потом прижимала страницы, отчего получались разляпистые разноцветные кляксы. 

Алена грустно улыбнулась.

-Я помню этот дневник. Там были бабочки…

Однако, у всех этих радужных клякс была одна закономерность. Комиссия уже собиралась тебя списать, но Старов развернул дневник, развел все страницы и поставил его на стол. Мы увидели многослойную сферу, как бы растекающуюся в пространстве. И тогда он сказал с явным торжеством: "Пока вы выдвигаете теории многомерности мира, исписываете тетради уравнениями, и медитируете на уравнение   Габриэле Венециано,  трехлетний ребенок показал вам кистью и красками, как устроена наша планета. Перед вами брамфатура Шаданакара. Зона нам уже подсказывает. 

-Нас отправили в обычную школу, когда Гудвин погиб…Но…он жив, только теперь другой. Почему он нас бросил?

-Так это ты придумал такие дома в нашем городе?

-Да, это моя работа…

-Почему они такие… странные? Огромные окна…

-Архитектура, Алена,  это почти магия. Я не смогу тебе сейчас все объяснить, но такие дома я проектировал не случайно. Курировал меня так же ваш Гудвин, но он всего не объяснял…Когда я понял -было уже слишком поздно. Теперь я понимаю, к чему он готовил Ольговск 66…

Николай тяжело вздохнул и потер лицо ладонями, словно умывался. Алена растерянно смотрела на него.

-Об этом знаю только я, люди Сома, Зимин…Ты как узнала, что он жив?

-Старов стал другим…шесть лет назад, он нашел меня в посадке и вернул в город, к матери.

-Он уже не человек…

-Старов контактирует с чудищами-лохматищами…

-Ты и их видела?

Алена кивнула головой.

-А ты, папа Коля, кто?

Я.. - Николай задумчиво посмотрел в окно, поднялся и прошел к нему. - Я архитектор этого проклятого места, как ты уже догадалась.

Утром он ушёл на работу. Оставил ключи на столе кухни вместе с завтраком и запиской: 

"Я приду в семь. Дождись и никуда не выходи. Я тебе приготовил сюрприз."

Она долго смотрела на ключи. Она хотела бежать. Бежать без оглядки. Не обращая внимание на окрики, какими бы они не были. Но рука не потянулась за ключами.

Мужчина пришёл как и обещал - в семь. Позвонил. Дверь ответила молчанием дерматина. Он звонил ещё раз и ещё, но дверь оставалась запертой. 

- Вы? - удивилась соседка, высунувшая голову в коридор.

Почему вы звоните в свою квартиру? Там кто-то должен быть? 

- Да, ответил он сухо и холодно, - Ко мне вчера племянница приехала.

- Племянница? Ааааа.... - протянула соседка, как будто она не знает... 

Глаза выдали соседку - весь вечер сидела с другой стороны и слушала рыдания девчонки.

Дерматин ожил. Красные глаза, ночнушка, босые ноги.

- Я спала, дядь.

- Привет, а я тебе тапки купил, такие, как ты хотела. 

Мужчина вошёл в квартиру и закрывая дверь оставил за порогом: 

- Спасибо, Ната Михайловна за беспокойство...

В коридоре зажёгся свет, и он не узнал квартиру. Он растерялся от присутствия давно забытого чувства женщины в доме. Но только не той, которая выгнала со словами: "Живи Коля дальше, может кому-нибудь ты и понадобишься...". Так убирать квартиру могла только мама. Всё точно и аккуратно. Постилки, как на параде, одежда - на вешалках, вещи разложены по полочкам и нишам.

- Что... Плохо? - заволновалась девчонка и опустила голову. 

Щипала пучки пальцев.

- Нет. Прекрасно... Давно так не было... - голос мужчины дрогнул. - Так могла только мама. 

Молчание. Перегляд. 

- Я ужин приготовила. Там, в холодильнике было что-то... Я особенно - то не умею готовить, но старалась. Потом...

Он спохватился. 

- Ты на полу стоишь. Пол холодный, а ноги у тебя босые. Пойдём, я покажу тебе тапки.

Они вошли в комнату. Алёна села на диван взволнованно зарезалась. Мужчина открыл объемистую сумку и достал пакет. Ей сначала показалось, что он купил ей плюшевую зверушку, но зверушек оказалось две, и их можно было надевать на ноги. Он аккуратно поставил их перед ней и отошёл в сторону. Маленькие ступни скользнули в тёплое нутро комнатной обуви.

- Ну как? - он волновался. Не моргал глазами, что бы не упустить ни один жест девчонки, ни одно движение.

Алёна забавно выглядела в обновке. 

- Мне нравиться.

- Теперь будем ужинать...

Ужинали опять молча. 

- Ты сильно потратился. - сказала девчонка, когда в стакане оставался глоток чая. - Зачем я тебе нужна? 

Она подняла взгляд.

- Ты не поверишь, наверное... - мужчина мялся, не находил слов. - Я ... не знаю... Тут у меня так тихо. А ты там одна на улице... Ты плакала, и я понял, что тебе некуда идти. Оставайся у меня... Места много. Уживёмся.

Девчонка смолкла и поникла. Вернулась к стакану чая, взяла ложечку и принялась долго и монотонно помешивать остатки напитка. Чаинки следовали за ложкой в водовороте, отвлекали сознание…

-Ты говорил…нас найдут…Я не хочу снова…

Он осторожно встал и подвинул стул к ней. Сел рядом и остановил руку девчонки. Стук металла об стекло резко прекратился.

-Да, я не твой отец, к сожалению. - сказал Николай. - Я даже не успел почувствовать, насладиться. Ты была прекрасным ребенком… Я не хотел уходить…Что нибудь придумаем. Вместе будет легче... Немного привыкнешь... Долго здесь оставаться не будем.Жаль покидать, мама здесь жила.... Но... Всему приходит конец. 

- У меня нет родителей.

- Я знаю. - Николай встал и опять захлопотал на кухне.- Город маленький. 

- Отца я не знаю. Мать нашла себе мужика, а он оказался алкоголиком. Сам пил и её поил. Зарабатывал неплохо, водилой был, но всё пропивал, всё больше и больше. Потом друзей начал водить. Вместе компанией пили. Как напьются - так ко мне и приставали. Мать отгоняла их, но куда ей пьяной... Всё как бы в шутку... Вот я и решила бежать. Ты будешь матери говорить?

-Нет. Ни в коем случае…

Алёнка не выдержала и спрятала лицо в руки. Сложила их на столе, как в школе на парте и тихо заплакала. Почти не слышно, только плечи вздрагивали.

Николай протянул руку и погладил девчонку по тёмным густым волосам. Она сначала отстранилась, но потом всё же поддалась и расслабилась. 

Ночью она бредила. Николай сидел около её постели и слушал обрывки правды. Менял компрессы с горячего лба. Выжимал, мокал в талую воду из морозилки и прикладывал снова. Жар был слишком большой. 

Её слова за столом были лишь попыткой рассказать правду, но правда выходила сейчас вместе с горячкой.

Николай поморщился, вздохнул и устало шаркая ногами побрел к книжному шкафу. В книжном шкафу он отыскал нужную ему книгу. Большая, в обветшалом переплете. 

С книгой он вернулся к кровати, сел рядом на стул и раскрыл книгу в том месте, где была одна из закладок. Собравшись с силами и памятью начал читать. 

В комнате зазвучала латынь. 

Один лишь раз Алена открыла глаза, прорвавшись сквозь туман забытья. У нее не было страха, как прежде, но она четко видела Дайянца, зависшего в комнате, чьи лохмотья мерзко шуршали развиваясь. Николай стоял перед ним, выставив перед собой какую-то книгу. Алена поднялась и на слабых ногах подошла ближе, не понимая, зачем она вообще это делает и что ей движет. 

-Она больше не принадлежит вам! - крикнул папа Коля Дайянцу.

-Это еще не победа твоя! - проскрипело отвратительным голосом существо, - Мы вернем вас всех, всю вашу проклятую семью. Вас будет ждать больше чем боль.

-Ты не знаешь о боли ничего! -вырвалось у Алёны, - сначала родись человеком!

Потом, последнее, что помнила Алена, была вспышка. Яркая вспышка розового света.

Настоящая магия - это не заклинания на латыни и магические пасы руками.

Когда стрелка часов приближалась к двенадцати дня, Алёна открыла глаза. Белая, как мрамор, на вид - совсем ребёнок, которому приснился страшный сон. 

Николай спал рядом на стуле. Стрелка часов стояла на месте, но механизм упорно считал время.

Девчонка приподнялась с большим трудом и не одевая тапок, подошла к Николаю. Слабой рукой коснулась его лица. Мужчина вздрогнул и вскочил, но нежные пальцы успокоили его тут же. Алёнка, кусая губы, смотрела на него. 

- Что со мной было? 

- Тебе было плохо... - ответил Николай и заглянул в блестящие глаза, - Но теперь всё порядке. Я надеюсь…Поднадала ты ему…

- Возьми меня на руки... - тихо попросила она.

Он раскрыл объятия, и она бросилась к нему на колени, вцепилась в шею и уткнулась в плечо. Николай держал дрожащие слабое тельце в своих руках, прижимал к себе и чувствовал, что в руках держит самое важное в своей жизни, то, что ждал и ради чего пережил всё, что было до встречи с Алёнкой. 

Но теперь, когда он знал правду, он чувствовал, как зыбко и призрачно его счастье. 

Алена  не бежала от матери.   Отчим существовал в действительности. Он трахал её мать, а когда она напивалась до помутнения рассудка, он пытался добиться Алёнки. Она сопротивлялась, жаловалась матери, но та ничего не желала слышать и продолжала пить. Денег на суточные возлияния уже не хватало и тогда у отчима созрела мысль заработать на падчерице денег, причем сделать это постоянным источником дохода. Он избил её, закрыл в комнате и принялся ломать морально. Настроенная мать не возражала против таких "воспитательных" методов. Пока Алёнка томилась в четырёх стенах, отчим искал богатого клиента. Мать охраняла "дорогой товар".

Алёнка никогда не была ей дочерью. Подавшись в город за цивилизованной жизнью и образованием, мать опьянела от свободы и возможностей. Она хотела "круто", она хотела "клёво"... Она хотела... 

Отца Алёны она ненавидела. На пьяной вечеринке, в кругу своих "друзей"... Там, в полубредовом состоянии, в тумане перед глазами, чёрным силуэтом стоял настоящий отец Алёны. Он пришёл и ушёл, потерявшись в череде однообразных лиц, тел и членов... Когда же пришло тяжелое похмелье пришлось быстро принимать решение. Никто не помнил его, никто не знал... 

Мать Алёнки вышла замуж. Скромная тихая свадьба, за которой пряталась её тайна. Официальный отец Алёнки не был её настоящим отцом. Он не знал, что был обманут. Когда же тайна сама собой раскрылась в одном из скандалов - он ушёл. Алёнке шёл тринадцатый…

Но папа Коля не ушел сам. Мать изгнала его, потому что он мешал ей жить, как она хотела…Клево, круто, беззаботно…

Тогда мать и начала пить. Пить серьёзно. Однажды, ползая по полу, она рыдала и блевала, в перерывах между приступами силясь произнести чьё-то имя. Имя человека из её прошлого, который остался далёко, на границе детства и юности чёрным силуэтом. 

История имела продолжение. Отчим нашёл клиента. Вместе с ним приехал к дому на роскошном авто. Кожаные кресла, приятный сосновый аромат. Лёгкая весёлая музыка. Серебряная цепь. Короткая стрижка. Рука в наколках. Хриплый голос: « ну что, малыш, тебя ждёт новая жизнь!»

Николай слышал от Алены в бреду лишь фрагменты трагедии, но и их было достаточно, чтобы увидеть всю ужасную картину.

Человек с серебряной цепью на роскошном автомобиле звался Жмыхой. Бывший хореограф из Дома Культуры сидел за изнасилования и домогательства, но исправно выполнял поручения "уважаемых людей" и "грел зону". За решеткой таким, как он, не всегда приходит воздаяние. После освобождения по амнистии, знал куда ему держать путь. По зоновской связи на него вышел Сом и пообещал тёплое местечко.

Его местом работы был ночной клуб Ольговска под названием "Старая Мельница". Шрам принял Жмыху и объяснил ему обязанности.

По-началу Жмыха был более чем удивлен. Ему поставляли девочек и мальчиков, которых он должен был готовить "к работе" весьма аккуратно, не позволяя себе и своим помощникам фривольностей: "товар" нужно было готовить, но не портить.

Алена Кудимова была "не по плану", поэтому Жмыха решил не только подработать, но и снять свои "проценты".

Перед растерянной девочкой разыграли целый спектакль: обустроенная фото и видеостудия, красивая одежда и необычное нижнее белье, обещания карьеры, заграничных поездок, участие в съемках фильмов…

Девочку долго держали беседами и расспросами. Потом предложили перекусить и подали прямо в студию. Алена, которою годами держали в страхе побоев, руганью и запретами почувствовала себя в безопасности.

В еду или в напитки что-то подмешали. Она вскоре почувствовала себя как-то странно. Волной накатило странное ощущение, которое посещало ее периодически в течение последних пары лет.

Взрослое ощущение. Правда, бабочки в ее животе на этот раз вели себя весьма странно, словно они были чужими бабочками, но это не уменьшало их воздействия. При этом, тело становилось ватным и слабо подчинялось воле.

Рука  с серебрянным браслетом срывала с Алёнки одежду, стремилась к нетронутому, нежному телу. Слабеющим рассудком она поняла, что с ней хотят сделать, но тело предательски подчинялось опытным рукам. 

Сутенёрам порой везёт в их грязной работе. У них есть привилегия. Они дегустаторы, но иногда, аппетит затмевает прагматизм и жажду денег. Возникает желание отведать товар лично. Жмыха не отказал себе в этом вместе с подельниками.

В тумане сильного  опьянения она слышала его голос:

-Только аккуратно, товар не портить! Ни каких побоев! Мы не уличная шантрапа, а деловые люди. Готовим девочку аккуратно!

Они были так уверены в своём мастерстве…Она была здесь, в этом неизвестном месте, не первая их жертва. Стояла голая в круге пяти взрослых мужиков, они пожирали взглядами ее еще девственное тело, готовились.  Пили, курили, раздевались, говорили ей, как себя вести: присесть, наклониться, раздвинуть, помять, потрогать…

Она отказывалась. 

Тогда ее обступили, ласкали, возбуждали, вынуждали принять по своей воле перевозбужденные члены, которые лезли к ней со всех сторон… Алена пыталась сопротивляться, но силы были не равными. В это время, границ которого она не ощущала, ей хотелось потерять сознание.

Но сознание не уходило.

Тело передавали из рук в руки.  Красный огонёк камеры следил за ритуалом "посвящения". Плёнка видеокассеты запомнила поругание тела, протягиваясь в хитром механизме.

Жмыха был большим специалистом в приручении, поэтому Сом выбрал его для своих извращенных планов. Жмыха знал, как делать рабов для плотских утех. Его задачей было изменить психику, но не сломать ее, после чего человека невозможно использовать. Только под наркотиками и алкоголем.

Жмыха с Аленой поступил так же. В этом заключалась его методика. Вынудить беззащитную и наивную девчонку пережить хотя бы на миг момент удовольствия, чтобы потом  в голове вертелось: ты сама хотела этого, тебе самой было приятно. Тебя никто не принуждал. 

Алена сделала невозможное. Не били, не угрожали. Ласкали, целовали, возбуждали. Проникали…Везде, где это было возможным. Они подчинили ее тело, затуманив разум.

Но до души не смогли добраться.

Жмыха со своими подельниками готовили "товар"  для тех, кто правит миром. Для элиты. Для избранных. 

Все должно быть красиво, эстетично, утонченно.

Это была магия. Примитивная, грубая, но все же магия.

 Табу для непосвященных.

К жертвам насилия в большинстве случаев относятся предвзято. Это ужасная традиция испокон веков. Соблазнила, искусила, сама виновата…

Секрет был в чувстве вины. Жестокое обращение с жертвой навсегда калечит ее, что сродни убийству. Навсегда в сознании человека остается образ насильника и он никуда не уходит со временем. Жестокость и даже зверство лишает человека возможности вернуться к обычной жизни. Любить, чувствовать. 

Желать. 

Душа, через сознание запирается насильником в клетку, из которой выхода нет.

Это был не метод Жмыхи. Он играл на чувствах, эмоциях, ощущениях, подводя жертву к падению по ее же воле. Он не создавал клетку, он растлевал, закреплял в сознании образ низменного удовольствия.

Он приучал и приручал.

Утром изможденное тело отнесли в ванную. Там оно пролежало до полудня. Душа вернулась рано, когда тело ощутило холод остывшей воды. Душа рванулась на свободу, увлекая за собой измученное тело. Сквозь хрупкое стекло окна в белый снег в одном халате, который заботливо принесли насильники.

Алёну искали. Николай знал это точно. Выход был один. Бежать. Бежать из проклятого города. Но город не желал отпускать свою жертву. 

Николая и Алёну нашли на тропе через лесопосадку.

Николай мешал. Он пытался закрывать собой девочку, дрался, как мог, но лишь раззадоривал охотников. Это были люди Жмыхи.

Его убили. 

Сил много не тратили: несколько глухих ударов монтировкой по телу во мраке лесополосы, сзади, подло…

Почти при смерти, он полз к ней, тянул руку, и что-то шептал.

Алену скрутили, разорвали одежду и почти голую, бросили на землю.

 От побоев рухнула и она рядом. Их взгляды встретились. Алена перевернулась на живот и поползла к нему сквозь пинки и смех насильников.

Жмыха в последний момент наступил Николаю на руку и нанес последний удар монтировкой. И в этом ударе, Алена успела услышать  шепот папы Коли:

-Бояться не надо, душа моя будет рядом…

-Видишь, - обратился Жмыха с ухмылкой к Алене, - от меня нельзя бежать. Ты моя собственность. Твои родители получили за тебя деньги. Тебя продала собственная мать! 

Он присел рядом и поднял голову Алены за волосы.

-А ты шалава еще по круче своей мамаши! Пятерых мужиков ушатала, а утром еще и пробежку сделала!

Снова мерзкий смех. В ушах звенело от побоев. Смех отдавался гулким эхом, словно под водой…

Грянул гром и с неба упали капли крови. Жмыха вскочил, отбросил монтировку и потянулся в карман куртки за пистолетом.

-Ты, мразь, на меня ствол поднимаешь! - сильный удар с хрустом свалил Жмыху на землю рядом с Аленой. На горло наступил лакированный кожаный туфель. 

Алена подняла голову. Над Жмыхой стоял человек со шрамом через все лицо. Чуть поодаль лежал один из насильников, чье лицо выстрелом было превращено в месиво.

-На колени, пидоры! - скомандовал Шрам и оставшиеся еще целыми трое подчинились.

Из кустов вышел Черный Человек. Все так же в черном плаще и широкополой шляпе.

Колдун подошел к Алене, присел рядом, протянул руку.

-Как давно я тебя не видел… - его пальцы ласково провели Алену по щеке. - Дайте одежду. Куртку что ли…

Шрам кивнул одному из троих насильников.

-Давай, расчехляйся. Тебе она уже не нужна будет.

Тот дрожащими руками стал раздеваться, причитая себе под нос.

Колдун помог Алене подняться. 

-Помнишь, я тебя нашел где-то здесь…Тебя испугало чудище-лохматище…Шесть лет прошло. Ты выросла, но кто знал, что так все развернется. Шрам, спроси Жмыху, кто девчонку им сосватал..

Шрам только шевельнулся в сторону Жмыхи, как тот сразу заговорил:

-Мы…нам отчим ее продал, мы не знали…

-Теперь узнаешь. - перебил его Колдун, - но прежде, мне хочется знать, кто же посмел покуситься на нее.

Из зарослей вытолкали человека с мешком на голове.  Алена узнала сразу отчима. С головы сняли мешок. Человек испуганно осмотрелся, пытаясь понять происходящее. Увидев Алену, он буквально заверещал:

-Сучка драная! Столько бед от тебя! Не могла ноги раздвинуть!

Колдун развернулся к отчиму и схватил за горло. Ругань отчима прекратилась. Из разбитого рта вырывался только хрип.

-Ну…семья почти в сборе. Расскажи мне, кто тебя надоумил продать Аленку?

Отчим силился ответить, но рука Колдуна не давала ему это сделать сдавленным горлом. Он начал бить ладонью по его руке. Колдун ослабил хватку.

-Ко мне Зимин обращался…

-О, как! - сорвался на фальцет Колдун. - И что он предложил?

-Денег…Если я девчонку отдам Жмыхе.

-А у тебя деловая хватка. На всех бабла поимел…Лев Иванович…Старый конь все же умудрился борозду испортить. Решил освободиться…. Ну…. со старым я потом потолкую. 

Колдун отвернулся от отчима.

-Эта девочка должна была стать ключом к несметному богатству, если бы вы свои стручки держали в узде, и понимали, кто в городе настоящий хозяин. Но за вами не уследишь. Вы угробили не эту девчонку, вы угробили пятнадцать лет ожиданий. Как думаете, сколько это стоит?

-Мы все вернем…-заикнулся Жмыха.

-Не в этой жизни. Шрам, дай ему пистолет. - скомандовал Колдун.

Шрам без колебаний протянул пистолет Жмыхе. Колдун перехватил оружие, передернул затвор и вытянул магазин. Пересчитал патроны и передал Жмыхе.

-Один патрон тебе. Три -твоим подельникам. Давай…

-Нет…я не буду…- задрожал всем телом Жмыха. 

-У тебя выбора нет… - навис над ним Колдун.

-А вот так! -Жмыха вскочил и направил пистолет на Колдуна, - никому не двигаться! Я буду стрелять! Я его убью! Пацанам моим отдайте оружие!

Люди растерянно переглянулись. Спокойным оставался только Шрам и Колдун.

Алена ощутила некое затемнение над ней. Без страха она подняла голову и увидела Дайаянца. Его лохмотья тянулись к Жмыхе и трем его людям. Ленты уже опутывали их тела, из земли возникла водяная трава, и также потянулась к ним.

Прогремело три выстрела. Жмыха развернулся к Алене.

-Будь ты проклята, сука! - зарыдал он и нажал на курок, приставив пистолет к подбородку.

-Ну, вот и все…- резюмировал Колдун, - теперь идите все.

-А с ее отчимом, что делать? - спросил Шрам.

-Пока припрячьте его. Зимину предъявлю.

Алена и Колдун остались одни.

-Плохо все вышло… - произнес устало Колдун и сел на поваленное дерево. - теперь ты узнаешь наш секрет. Ты моя дочь. Вот почему ты обладаешь способностями, о которых мало кто знает. Но, видишь, как все плохо вышло…

-Почему? - спросила Алена.

-Что почему? - смутился Колдун.

-Почему ты решил меня сделать жертвой? Для чего? 

-Нет, не жертвой. Жрицей. Но всякий раз, уже какую сотню лет, все заканчивается вот так…Я снова упускаю момент…Корпорация не щедра на индульгенции, все приходиться делать самому.

-И что теперь?

-Я сам не знаю…Зимин совершил ошибку, сломав мои планы. Неблагодарный. Он понятия не имеет, что теперь начнется…

-А ты, папа…знаешь?

Голос Алены прозвучал странно, и Колдун от неожиданности поднялся…

-Ты…не спрашиваешь…

-Да! - вскрикнула Алена и резко подняла руки, раскинув их в стороны.

Ее тело обратилось в пылающий шар розового сияния. Граница сияния стала расти, сжигая на своем пути водяную траву, высасывавшую из еще теплых трупов энергию, и превращая в пепел лесную подстилку и кустарники. Висевший над местом расстрела Дайянец рванул прочь и растворился в воздухе. Колдун бросился в заросли. Сфера розового излучения разорвалась и портуберанцы-иглы метнулись во все стороны. Одна такая игла настигла Колдуна и пронзила его. Он рухнул на землю, перевернулся на спину и заглянул под плащ. В том месте где его пронзила игла розовой энерги, кожа буквально пузырилась, как от ожога, доставляя нестерпимую боль.

Когда же он отвел взгляд от раны, то тут же замер. Перед ним стояла Алена, и ее обнаженное, измазанное кровью и грязью тело, обвивали розовые змеи энергии.

-Этого не может быть! -воскликнул испуганно Колдун, - этого не должно быть!

-Любящий отец не бьет своего дитя! - произнесла Алена, и ее рука поднялась в направлении Колдуна, словно кому-то указывала.

-Дочь, нас предали! Все должно было быть не так… Я другую судьбу хотел нам…

Алена опустила руку, странно согнулась, словно от боли, а потом, чуть выпрямившись, протянула к Колдуну полусогнутые руки, как бы молилась.

-Я хотела простого счастья.

 Что бы был, как у всех - папа.

 Большой, с щетиной, как медведь, 

Что б под его огромной лапой

 могла уснуть в воскресный обед…

-Алена, тебе не нужно человеческое. Ты внучка нефилима. Ты наследница элиты этого мира! Что тебе до счастья овец?

-Зачем тогда в овчарне держал, папа! -Алена вскрикнула и направила на  Колдуна руки.

Розовые молнии ударили по Колдуну. Он в последний момент бросился в сторону. На его месте тут же задымилась и закружилась белыми хлопьями обращенная в пепел трава.

Колдун поднялся, обернулся к Алене в последний раз и …. Растворился в пространстве.

Возник он возле машины, словно вывалился из ниоткуда. Поднялся на ноги и буквально упал в салон. Рана давала о себе знать.

-Поехали отсюда! - крикнул он Шраму.

-Что случилось? Где девчонка?

-Нам сейчас лучше уехать….Подальше от этого места…

Сознание вспыхивало и угасало, словно кто-то баловался лампочкой. Шёлк - и перед глазами уродливые деревья, небо - негатив, холод, дождь осени, переходящий в снег, режущий кожу острой болью. Так больно, как тупое лезвие ножа рвёт кожу. Боль сводила с ума. Безумие приняло форму бесконечности из грязи, смешанной со снегом. Даже  такой боли привыкают, если не могут умереть. 

Она не могла умереть.

 Хотела, но не могла. Были бы силы - разорвала вены на руках и излилась кровью в землю, ставшую болотом.

Из ног ушла сила, руки еле шевелились. Сорванное от криков горло пекло огнём. Алёна могла только ползти. Алёна ползла вперёд, как червь. Она искала твердь. Упиралась головой в липкую жижу, подтягивала ноги, превозмогая ноющую боль в нутре, а потом совершала бросок вперёд. Лицо билось в грязь.

Слово улитка, лишенная панциря…

Если бы не грязь, лицо бы разбилось в кровь. Она хотела этого.

И она разбила своё и без того изуродованное лицо. Ударилась об асфальт трассы. Но все еще была жива. И когда она собрала последние силы, поднялась над дорогой, вспыхнул яркий зеленый свет. Алена задержалась, пытаясь разглядеть источник странного света. 

По дороге к ней подбежал парень. В его руке пылал зеленоогненный сгусток, словно он поймал шаровую молнию. Понимая откуда-то, что она задумала, парень не добегая до нее с разгону упал на асфальт и поднырнул ногами под нее.

Алена упала ему на руки.

-Ты не убьешь себя. По крайней мере сегодня.

-Что тебе надо? - прорычала Алена, не в силах сопротивляться.

-Я Навигатор. Сейчас придет помощь.

Послышался визг тормозов. Хлопнула дверь.

-Она жива.- сообщил парень кому-то.

Тяжелыми шагами к ней и парню подошел огромный человек, метра два ростом. Он присел, протянул руки к Алене. Поднял лицо, присмотрелся, словно читал ее.

-Ну надо же! - воскликнул он, - девчонка-то, во втором поколении нефилим! Ее отец в любом случае патриарх. Да уж, замутил он кашу!

-Ему тысяча лет в обед! - воскликнул на эмоциях и Петруша.

- Он выполз из Тьмы! Умом тронулся!

-Меня недавно трахали пять мужиков, потом били ногами…А вы… что-то оригинальное. Боженька богат на выдумки.- прохрипела Алена.

-Нет, мать, боженьки сейчас нет, слава ему, мы тебя штопать будем. Такие мы извращенцы. Открывай салон, Петруша, мы матушку Алену на своей тыкве повезем. Ты за руль.

-А куда? -спросил Петруша.- Нас ни одна больница не примет без протокола.

-У нас своя больница. Езжай в Ольговск по компасу. Где сестра Марта? Мы без нее не справимся.

Алена не думала, что ее можно в этом состоянии удивить, однако птица в огне без крыльев, спустившаяся рядом и обернувшаяся девушкой все же удивила.

-Нам бы сестра Марта, карманчик тут организовать. - попросил двухметровый.

-В Ольговске?

-Как ни странно это звучит -да. Мне нужно будет много энергии. И еще…- он поднялся, осматриваясь по сторонам. - С ней был мужчина…У него группа крови, как и у нее.

Марта одним движением расстегнула себе куртку и подобрала майку, обнажая движущиеся друг в друге диски, прилегавшие прямо к ее телу. Они располагались над ее обнаженной грудью, но это ни сколько не смущало присутствующих.

-Папа Коля в посадке…Они его убили…- Алена сорвалась на истерику.

-Успокойте ее. Несите в машину. Я в посадку за Колей.

Её подняли и  понесли в салон. Положили на мягкое. Укрыли тёплым, но она продолжала указывать в сторону леса сквозь открытую дверь машины.

Графит

Я рождался в воде с гофрированной трубкой от противогаза во рту, что бы не захлебнуться, будучи погруженным полностью…в водяную сферу, просто висевшую в полуподвальном помещении котельной над полом.

Над собой обнаружил странное сооружение из арматуры и лампочек. Тело не болело. Я его просто не чувствовал. Тела не было. Была плоть. Немая, непослушная плоть, в которую загнали душу.

-Не шевелись, дружок, всё хорошо. - прозвучал голос, словно со мной говорил сам господь, которого так тщетно ждала в своей жизни Алена.

Но это был не господь. А я был уже не Алена.

-Не бойся, это вода такого же состава и чистоты, как в чреве любой матери. Это вода первичного океана, в котором зарождалась жизнь. Это, пожалуй, единственное, что Корпорация не смогла изменить.

Слышались металлические звуки. Такой звук только у хирургических инструментов. Их используют и бросают в кюветы с хлорным раствором. Тогда они издают свой звук. Холодный, как приговор. Немой и без капли сочувствия. Только на острых лезвиях - капельки тёплой крови. Капельки скатываются в шарики, скользят по зеркальной поверхности и растворяются в хлорном составе.

- Если захочешь сказать «да» или «нет» - моргни глазами. Говорить сейчас нельзя тебе, да ты и не сможешь. Я тебе вколол лошадиную дозу наркоза, и у тебя дыхательная трубка. Так надо, иначе ты не сможешь выдержать боли. Такие вещи, какие делаю я - в обычной больнице не делают. Не знают просто.

Свет лампы закрыло лицо мужчины. Он вошел в водяную сферу совершенно обнаженный. Суровое лицо, грубое, небритое. Так выглядел двухметровый.

- У меня не было выхода. Ты должен понять это, и тогда для тебя начнётся новая жизнь. - его  губы не шевелились, но я хорошо слышал каждое его слово через толщу воды. Я слышал его мысли.

Я не понимал смысла слов и заморгал веками.

- Не волнуйся. - сказал мужчина и погладил мою голову. - С этого момента, у тебя новое имя, новая жизнь... и.... - мужчина запнулся, подбирая слова,и продолжил: - и новый организм. Будет необычно, но ты к нему привыкнешь.

Лицо исчезло, но голос продолжал звучать. 

- Когда я вас обоих нашёл - у меня не было выбора. Из двух мог жить только один. И я выполнил свой долг, только немного не так, как это ты себе можешь представить. Органы твоего тела сильно пострадали. Мне пришлось их удалить. Зашить я не мог всё. Человеческие тела всё же не совершенны, как показали многовековые исследования. Да и шить было нечего. Жить штопанным ты не мог. Это страшно. Ты бы и сам не захотел. 

Человек вышел из водяной сферы курил. Щипцами для тампонов держал сигарету. 

- Когда я узнал, что у вас совпадала группа крови - больше не колебался. Вы те, кого я искал уже целых три дня. Но у того, кто остался в лесу, были ещё целы кое - какие части. Я их использовал. Не знаю, кем он тебе был. Если отец - то я грешник, хотя мне лично беспокоиться об этом не стоит. А с другой стороны - какой же я грешник, если Бог вас не миловал? 

Хирург засмеялся и его странный смех звучал в стенах подвала упрёком кому-то высоко-высоко в небе.

Я перестал слышать голос. Он давал мне возможность обдумать услышанное. Сполоснул в умывальнике руки. Вытер. Оделся. Ушёл и погасил свет.

Наркоз освобождал меня медленно, и так было правильно. Если бы сразу - я не смог бы выдержать боли. В тишине и молчании мне предстояло провести немало времени, но кроме меня в этой Вселенной, больше ни кто не определял время.

За окном показывали документальный фильм под названием "Один серый день". На маленьком экране, разделенном прутьями решётки, не показывали солнце, тучи, звёзды, облака. Только - туман. Даже простые пейзажи не сменяли друг друга. Так я понял, что в этом месте времени нет.

Ни разу в окне я не видел котов и птиц. Там было пусто. В маленьком, сыром подвале мир имел статус реальности. Маленький подвал с капающими трубами, медицинским инструментом и окном-киноэкранчиком - целая Вселенная.

Постепенно я привыкал к своему телу. Сергеич, так звали Хирурга мне помогал своими объяснениями. Он приходил меня кормить из трубочки, убирать за мной испорожнения, менять повязки где-то в низу тела, и сопровождал своё появление односторонним диалогом. Но Сергеич не был обитателем  моей Вселенной. Он входил в неё, как входит божество, творящее новую жизнь. Сергеич обслуживал Вселенную. Входил через дверь, обитую железом. За железной дверью нет Вселенной. Я это чувствовал. Там - великое Ничто. Не мог там, за дверью обитать Бог, каким себе его представляла Алёна. Я же думал только о великом Ничто.

- То что я сделал - сегодня называется коррекцией пола. С точки зрения официальной медицины такие операции, которую провёл я - невозможны. У меня нет ни каких протезов и имитаций.Но ты - моя не первая практика. Всё прошло удачно. Знаешь, я такого повидал! Начинал-то ещё во времена Русской Правды - Сергеич усмехнулся стальными зубами, - Сейчас латать народ стало весело. В основном - братва. Братва вообще - народ творческий. То без уха приходят, то без пальцев, то с ногой подмышкой. А однажды, привезли мне пациента без ***. Прикинь! В целлофановом пакете с под новогодних подарков. Тогда был новый год. Но ничего пришил. Деваться было некуда - с ассистентами повезло. Один ствол у башки держал, другой постоянно "калаш" теребил и в окно глядел. Глупые люди. Невежды. Всё по себе мерят. Пацанов этих всё равно завалили, и того тоже, которому *** я пришивал. Как бы смысла нет, правда? Но смысл есть. Кто-то должен умереть, что бы другой жил. Мне уже скоро на пенсию. Устал я маленько…

Вскоре по возвращению сознания, я распрощался с водным погружением. Теперь более вода меня не окружала.

Через неделю я мог брать ложку сам. Сергееч поднимал меня, усаживал. Приносил еду. Повор он был ни какой, но я ел всё, что он не давал мне. Супы напоминали клейстер. Второе - что по вкусу , что по виду - детская каша. 

После еды я мог рассматривать комнату. Когда смотреть надоедало - я спал. Мне не снились сны. Только однажды, я увидел сон. Долгий и непонятный сон. Страшный, но вместе с тем захватывающий и манящий за собой. 

"Капли, капли, и снова капли...

Странный сон дитя.

Твой силуэт - среди дождя, 

Я - только миг, за тем - совсем другой,

И снова миг на теле сотен лет. 

Менял мужчин, одежды, женщин, деньги 

И возвращался в тленной плоти

к началу, что бы возрадиться.

За тем - опять в дорогу в новой тоге, 

с посохом в руке, мешком,

А ты... Кто ты? 

Рабыня, королева, лучший враг, палач,

начальник подземелья... Взгляд, властная рука, 

смертельный меч, тапор возмездья, стакан воды..

И это ты. 

Судьба.

Между едой, сном и созерцанием четырёх сырых стен, я мог ещё и писать. Или рисовать. Наблюдал падение капель из протекающих труб и рисовал. Ловил ритм их гибели на бетонном полу и писал дневник...

Меня несёт поезд, за окном мелькают декорации жизни. Они неподвижны. Моя жизнь вот так и пройдёт - слишком быстро. Мне не страшно. Я видел её. Я еду по ней. Между пунктом А и Б есть время собрать мятые листки бумаги и переписать их в одну тетрадь. Только теперь мои записи можно назвать дневником. Тогда же, Во вселенной - подвале они были всего лишь нечёткими отпечатками моего нового пробуждающегося сознания.

Сергеич долго рассматривал рисунки. Дневник не брал, но мог. Так я и не понял - почему. Рисунки изначально у меня не получались. Какие-то линии, неправильные фигуры... Он спрашивал меня, что я рисую. Я говорил, что ничего особенного, просто так вожу карандашом по бумаге, когда слушаю звуки падающих капель, когда наблюдаю, как они рассыпаются от удара на множество осколков.

С каждым новым рисунком линии и фигуры приобретали смысл.

- Это танец... - произнёс Сергеич, в очередной раз пытаясь понять смысл рисунков. - Это танец! Да, это именно ты! Танец, нужен был танец!

Он вскочил, подбежал к моей кровати и показал исчерченные листы бумаги.

- Смотри! Вот линии тут идут вот так - вверх.. - он указал на правый верхний угол рисунка, - А вот тут - в низ... - перенёс он палец в левый угол. - В середине ... В середине сплетение какое - то... Это что-то быстрое, смена позиций, а потом раз - и вверх! Контуры! Контуры! Ты рисуешь траектории!

Как безумный, он метнулся к стулу, схватил пачку бумаги с моими зарисовками и разложил их на полу.

- Вот, вот тут надо вот так. - Сергеич стал в позицию, замахал руками, раскачался, прыгнул в сторону и в приземлившись упал, перекатился, снова стал на ноги, попытался продолжить движения по рисунку, но не рассчитал и опрокинул столик с инструментами. 

Он смеялся. Громко и дико смеялся. Вскочил на ноги и запрыгал по комнате, раскидывая рисунки.

- Это чудо! Это чудо! - повторял он, - Это чудо! Ты рисуешь танец! Я рад, что именно я создал тебя! Я ... я знал, что ты будешь, и я завидовал тому, кто тебя создаст, но оказалось, я завидовал сам себе! 

Диамант

Своё тело под повязками я осознавал постепенно. Шаг за шагом. Боялся испугаться. Так я обнаружил, что у меня нет груди. Она была воспоминанием. Я помнил грудь. Упругую, аккуратную грудь, которая не нуждалась даже в бюстгальтере. Алёна часто позволяла себе не носить его. Рассматривала грудь перед зеркалом, гладила в душе. У меня не было этой чудной, нежной груди. Теперь - мужской торс. На нем растут волосы. Грудь Алёны - сон, воспоминание. Между сном и моим новым состоянием - пропасть. Чёрная, холодная пропасть. На самом дне пропасти что-то лежало. Бесформенное, но живое, как комок грязи с роем червей. Я не хотел в него погружаться, но чувствовал: рано или поздно, оттуда что - то выползет. Созреет и выползет. 

Между ног начинало жечь и то, что жгло - было не моим. Но то, что было там - Сергеич пока скрывал от меня. Не снимал повязки. Я уже понимал, что там могло быть, но эти мысли гнал от себя. Страха я не испытывал. Просто не понимал. Из под бинтов выглядывала только пластмассовая трубочка кататтера. 

Я ждал тот день, когда я увижу часть тела, дополнившую мою плоть, в замен потерянной. Часть, не имеющую отношения изначально и природно к телу, которым обладала Алёна. Часть, которая жила и изменяла мою сущность, стирала прежнюю Алёну, измененную руками Сергееича. Завершала процесс трансформации организма.

- Тебя смущает твой новый образ? - спросил мой скульптор.

- Не знаю. Мне не обычно. - ответил я. - Всё ново и непривычно.

- Противно? 

- Нет. Я хотел спросить. Почему? Я не знаю, что я и кто я... Ты всё сделал хорошо, но будет ли мне хорошо от этого? 

Сергеич молчал минуту, две, три... Вставал и ходил по подвалу. Курил, взъерошивал волосы на голове.

- Рано или поздно ты спросил бы об этом. Я боялся такого вопроса. Сказать, что хотел только спасти - значит сказать не всю правду. Я ещё и мстил.

- Кому? 

- Всему мстил. Я остановил машину, вышел на дорогу к тебе прошлому. Я увидел, что есть в этом мире существо виноватое меньше чем я в миллион раз, что бы его так, в миллион раз больше, чем меня раздавить, превратить в ничто. Значит, нет смысла в этой жизни. А если смысла нет - нужно придать жизни свой смысл и наполнить её им. Тогда можно жить. Я до сих пор не знаю, почему же столько веков живу на белом свете... Я видел, как рождались и умирали боги, но не знаю, кто мой создатель. Мне приходилось встречать себе подобных. Они тоже никогда не видели Создателя. Говорят, что у нас создателя нет. Мы сами есть он, мы его части. Добро пожаловать в Семью.

Сергеич полез в сумку и достал тонкий свёрток.

- Вот тут, паспорт для тебя. Новая жизнь. Тебя никто не станет искать. Друзья помогли. Ещё остались. Тут ещё билет и деньги на первое время. Езжай в Киев. Это хоть и помойка теперь, но статуса своего не потеряла.

- А дальше? 

- Там ещё адрес есть один. Обратишься по нему. Но тебя там не будут ждать. Там будут ждать меня. Оценишь ситуацию и сам решишь, как тебе поступить. Как-то я помог одному "кошельку": спас его сына. Лекарство требовалось. Я сделал вид, что из больнички упёр его. Но на самом деле я лечил его кое-чем другим... Не важно, чем. Человек был готов отблагодарить меня всеми возможными способами. Однако я попросил у него о другом... Знай, он не в нашей Семье, но он Посвящённый . Поэтому будет выполнять все твои пожелания. Теперь сниму повязки. 

- А что я могу желать? 

- Ты скорого услышишь Голос. Иди за ним.

Сергееич держал меня за руку и я понимал, что теперь у меня есть семья. Он первый мой родственник. 

И мой создатель.

Сняв последнюю повязку, он долго смотрел на плод своих странных трудов. Потом упал на колени, большой мужчинище, обнял меня за бёдра и поднял взгляд, исполненный слёз:

- Я знаю! Я знаю, Господь существует! Господь показал мне своё лицо! Ты его лицо! Понимаешь, ты!

Он кричал так громко, что сыпалась штукатурка со стен, и звенело стекло единственного окна подвала. Успокоившись, он быстро вскочил на ноги и запричитав, начал носиться по подвалу, собирая вещи: таз, бидон, кусок хозяйственного мыла, флакон дешевого одеколона ... Я сидел на шатком стуле, омытый его руками и смотрел как он обхаживал меня: подстригал ногти, волосы, чистил уши, расчёсывал и одевал.

Утром он поцеловал меня в лоб и сказал: 

- Я исполнил свою задачу. Больше не могу держать тебя. Ступай. Тут пути наши расходятся. Отпусти мне грехи мои если есть таковые.

И снова стал на колени. Я склонился над ним и поцеловал его в губы. 

- Ты не был грешен. - сказал я ему. - Если я буду плакать - я буду плакать и о тебе, что бы ты улыбался.

Так я появился в этом мире. Так родился я.

"Простым движением

я нанесу тату

на свою руку.

Не игла - нож. 

По лезвию - кровь

Под кожу-прах

Плоти моей,

И грязь.

Печать свободы -

цена за то, 

что от рождения

тебе запрещено.. с небес,

но данно будет

с рук приговорённых

к мукам плоти.

Ордер Дракона.

По указанному адресу я  нашёл человека, о котором говорил Сергеич. Низкорослый, толстый, полированная лысина, маленькие очки. Совершенно безобидный на вид человек. 

- Вы кого-то ищете? - спросил он меня вежливо, когда открыл мне дверь своей квартиры.

Я протянул ему визитку. Человек долго рассматривал её, смотрел на меня, потом вдруг изменился и спохватившись, пригласил в дом.

- А где сам Сергеич? Что с ним? 

Мы пили кофе в комнате с коврами и картинами. Ещё было оружие: винтовки, пистолеты, сабли. На старинных столиках и в серванте - статуэтки, посуда... В комнате не было ничего из нашего времени кроме телевизора и телефона.

-Как Вы находите кофе?

-Ничего подобного ни разу не пробовал.

Вкус рождает поток образов. Поднимаю взгляд на человека. Он улыбается.

-Инокенси. Оригинал. Один раз попробуешь - на всегда запомнишь.

-Вкус тех, кого больше нет.  - ловлю образы, как будто листаю альбом с фотографиями.

-Допиваем последний сбор. Цена каждой чашечки -целое состояние. Вкус юности и непорочности.

- Он не приедет. Ему больше ничего не надо...

Человек вздохнул и покачал головой.

- Кто ты ему? 

- Я его сын.

- Сын? Ты не похож на него. Да и не было у Сергеича сына...

- Я приёмный сын. 

Человек опять погрузился в раздумья.

- Странный он был мужик, не от нашего мира... Но руки у него золотые...

Человек смолк.

- Что ты умеешь делать? - спросил он, выйдя из своих мыслей. Морщины на лбу расправились , глаза раскрылись.

- Танцевать.

- Ну что же , и этому найдётся применение. - улыбнулся он, - Я хочу немного расширить круг своих интересов. - человек обвёл комнату рукой, - а не сидеть здесь, как музейная крыса, и ждать, когда за мной не придут. Я уже знаю. Знаете, мой юный друг, у элиты мира сего так же есть срок. Нас иногда стирают. Время пришло достать древние книги. Не хочу превратиться просто в прах.

Он встал, прошёл к шкафу и достал увесистый фолиант, в медной обложке.

-Что это? - спросил я с нескрываемым удивлением.

-Инкунабула. Одна из первых книг, изданных печатью. На текст не обращай внимание. Это просто жизнеописание святых. Смотри на рисунки. Они ребус. В ребусе - инструкция забытой метафизической технологии.

-И…что по нему можно создать?

-Ты создашь дракона. Ты же чувствуешь нечто темное в глубинах себя?

Я не мог скрывать то, что меня беспокоило с момента перерождения.

-Яйцехоре– оплодотворённая живатмой агга – частица праха, "семя дьявола" в каждом существе. Она способна накапливать энергию. Ты питал  ее еще со своей прошлой жизни, и только от тебя зависит, чем и как будет питаться твой дракон. Теперь, мой друг, ты поймешь смысл всего с тобой произошедшего. И все чему тебя учили, к чему тебя готовили, все это благодаря твоей воле может породить дракона. Но для его рождения и в последствии нужен будет ритуал. Твой ритуал - это танец.

Долго ломать голову над мыслями "кошелька" мне не пришлось. Не успев перевести дух, я "летал" по городу в салоне "BMV", а днём отсыпался. Вечером - снова в город. Клубы, дискотеки, бары, притоны....

Я искал людей. "Кошелёк" верил мне полностью. С его охраной мне удавалось чувствовать себя хозяином жизни. Любая дверь открывалась перед мною. Если не открывалась - её ломали. 

Дни летели быстро. Я потерял им счёт. Только лица отмечал в своём сознании. Особые лица. Особый взгляд.

Если тебя не уничтожили, если ты не свел сам с жизнью счеты, ты крепкое кофейное зерно.

Бармены, охранники, проститутки, мелкие группировки сумасшедших, идущих в ночь от света дня. 

Дно. Осадок. Там я искал нужных мне людей. Если находил - вырывал и тащил за собой, оставляя на асфальте избитых сутенёров, зазнавшихся фраеров, сломанные пальцы с перстнями, порванные цепи... Я освобождал людей от долгов, от рабства, от петли и иглы. Мир смотрел на меня глазами, исполненными страха. Перед мной терялось всё - положение, связи, знакомства, влияние... Я забирал то, что не принадлежит Системе. Я отнимал у него души, а за ними и плоть.

Так появился Диамант.

Для обывателя - шок-шоу танцевальная группа. Для посвященных - Ордер Дракона.

Что я мог дать людям, которых поднял со дна? Свободы нет. Я нёс не свободу. Она - самый большой миф. Когда ни что тебя не сдерживает, ты понимаешь, что внутри тебя есть нечто, что определяет твой шаг и желание.

Боль прожитых дней.

Главное, успеть понять, что там сокрыта невероятная силаа. Иначе - ты мертвец. Ты сам себя разрушишь. 

Я нёс альтернативу свободе. 

Нечто на дне пропасти ожило и выползло на поверхность, протягивая шупальца. Я понял слова Хирурга. Мы ездили по городам, смущали и восхищали людей…

И питали Его.

Он мог стать Темным, быть локальным божком со своим приходом, питаться болью и страданиями…

Но я пошел другим путем. И его повел за собой.

В часы уединения я вызывал его. Уходил от людей в заброшенные места, по которым ориентировала Марта. Он слышал мой голос, отзывался. Приплывал. Гигантский, подобный размерами киту, октопус, и протягивал ко мне свои щупальца. Мы были с ним весьма близки. Я мог гладить его сквозь пространства, словно стоял у стены гигантского аквариума.

Принц Ольговска и его Дракон.