Клавкина звезда

На дне бездны
Крушение происходит неожиданно, когда человек забирается на такую высоту, к которой, может быть, стремился всю жизнь. Высота окрыляет, придает силы, уверенность в себе и завтрашнем дне. Человек забирается на самую вершину счастья, а там… его ждет бездна, в которую он летит, не понимая, за что с ним так обошлась жизнь, судьба, люди… Почему он сделал столько ошибок, и сделал ли он ошибки? Как может понять он, что произошло с его жизнью, если он преодолел столько напастей, выиграл битву со страхом – худшим врагом человека, помогал другим? Откуда взялась бездна – страшная черная дыра, поглощающая его силы, разрушающая его счастье?
Люди склонны осуждать других за слабость, тех, кто не способен противостоять напастям и сложным жизненным поворотам. Они стоят и смотрят, как горит дерево в парке, подожженное вероломными подростками; на пьяницу, свалившегося в яму на острую трубу и проткнувшего себе легкое. Стоят и смотрят.
 Крушение всегда - очень личное переживание, слишком глубокое, чтобы разделить его с кем-нибудь. Человек теряет силы, уходит в свои переживания с головой и наступает такой момент, когда бороться он уже не в состоянии – он по-настоящему одинок, бездна поглощает личность, не оставляя возможности на спасение.
Принять помощь от других – значит, расписаться в собственной беспомощности, слабости, унизиться, а мало ли в жизни унижали. Пойти и сказать, что я нуждаюсь в любви, чтобы они отвергали и смеялись в лицо? Нет, Клавдия не могла поступить подобным образом. Она решила, что справится со всем в одиночку, сама, потому что она гордая и не будет унижаться ни перед кем! Она переживала и не такое, а выпивает, потому что расслабиться необходимо. Клавдия хотела всего лишь забыть, отмежеваться от произошедшего в ее жизни, выдавить из себя боль, найти успокоение… В конце концов, у нее была звезда, которая ее вела по жизни. Звезда на небе, а Клавдия – звезда на земле.
Клавдия никогда не станет просто стоять и смотреть. Она всех организует для спасения дерева, вызовет пожарных, постучит в любое окно и попросит воды; поможет незнакомому человеку, останется с ним, чтобы он не чувствовал себя брошенным. Почему с ней никто не остался, когда она нуждалась в помощи, почему бросили ее? Жизнь состоит из противоречий, тому, кто спасает других, вряд ли удастся дождаться помощи самому - вывод, который сделала Клавдия из своего опыта. Мир изменился, стоит ли продолжать прикладывать усилия?
ххх
Клавдии снился сон, похожий на воспоминание: с глубокого похмелья и не поймешь – спишь или не спишь: будто она совсем еще маленькая девочка и живет с бабушкой в деревне.
Поздний вечер. Она играет с какой-то куклой в розовом, аккуратненьком платешке. Кукла кого-то ужасно напоминает, только понять невозможно – кого? Кукла такая занятная - говорить может, только маленькая Клава опять не понимает, что она ей сказать-то хочет. А тут бабушка появляется и к окну подходит, рукой подзывая к себе.
- Смотри, внуча, там далеко горит твоя звездушка, когда ты помрешь, и она погаснет. Звезда человека появляется вместе с его рождением и умирает вместе с ним.
- Бабушка, а это хорошо, когда у человека есть звезда?
- Конешно, хорошо! Она–то и есть главная, все про тебя знает. Так-то Клавочка.
Сон оборвался – в туалет захотелось. С кровати подняться бы, да дойти, куда надо, но сложно так - голова кружится, пол качается и стены неровно стоят, как бы не упасть. Головная боль не проходит, ноги подкашиваются, и сердце стучит быстро-пребыстро. Показалось, будто упадет и не встанет, никогда не встанет. Клавдия пережила нешуточный приступ паники и по стеночке опустилась на пол и поползла в туалет на четвереньках. Закончив оправлять нужду, Клавка таким же макаром двинулась на кухню.
Дверь на лестничную клетку не закрывалась и тихонечко поскрипывала, болтаясь на давно сломанных несмазанных петлях. Разговор двери и сквозняка жутко влиял на мутное сознание, навевая мистический ужас. Клавка хотела перекреститься, да не смогла отнять руку от пола – шатало. «Жуть-жуть, твою мать!» - еле передвигаясь и мотая головой в разные стороны, как коза, пробормотала пьяная в хлам баба.
На обгоревшей кухне торчала недопитая корешами четвертушка водки. Клавку затошнило от запаха: «Дожила, б…!» Она подползла поближе и пошарила рукой вокруг себя. Ничего подходящего не попадалось.
- Где стаканы-то?
Как гусеница добралась до кухонной стенки, единственному предмету из мебели и техники, что еще остался после глобального обмена на водку и деньги. Подтянулась на руках и наткнулась на липкую рюмочку.
- Ах, б…! – с удовлетворением произнесла Клавка. – Вот она, ха-ха!
И, шлепнувшись на пол, со звуком сырого мяса, поползла обратно к бутылке. Накапав две капли водки, залилась вдруг горючими слезами:
- Эх, ба, где-то ты сейчас? Что ж ты меня бросила!
Бабушка Марьяна как жила в деревне тихо и спокойно, соблюдая все обычаи по старому закону, так чинно и померла. Похоронили ее на кладбище в том наряде, который она сама себе сшила для важного дела – встречи с Богом.
Когда Клавка маленькой приехала к Марьяне, она уже была самой древней из всех, и доживала век в старой избушке, которая как казалось вот-вот в землю уйдет вместе с обитательницей. Так ее Клавдия и запомнила: ночь и звезда, ласковые бабушкины руки, домик, вросший в землю, свет из окошка…
Бабушка верила в заговоры и гадания, говорила, что любовь дается Богом, и от судьбы не уйдешь, и что если уж полюбишь, то пропадай головушка. «Злая, злая звезда-то?» - всхлипнула Клава.
 Клавка любила бабушку больше родителей, а потому ей верила безоговорочно, и все слова Марьяны ложились в голову складно и запоминались навсегда. Вместе со звездой загорелась тогда у Клавочки надежда на счастливую жизнь, как в сказке. «Давно б…, давно!» - застонала пьяница.
Что родители? – брань, да слезы. Нет и не было им дела до Клавки! Мать в Москву подалась на заработки, отец нашел бабу в соседнем селе, а Клавка брошенная – позабытая жила у старенькой бабушки. Марьяна, бывало, подойдет, по голове погладит, да пойдет делами заниматься. Клава мечтала о том, что вырастет, а звезда ей и приготовит любовь настоящую… «Сука!» - обозлилась Клавка, легла и заснула на полу, под скрипучий разговор двери и сквозняка.
Очнулась от холода, в желудке посасывало, голова кружилась пуще прежнего. В темной квартире окна и двери ходили ходуном от сквозняка, разгулявшегося еще с утра. Путь в магазин не близкий, а дойти надо – хавать-то хочется.
«Щас, щас, натяну куртку, пожрать найду. Может кто колбаской и угостит», - подумала Клавка и поплелась в коридор натягивать куртку и башмаки.
Она позвонила в соседскую дверь и жалобным голосом протянула:
- Альбик, Альбик, открой я на минуточку! Альбик, Альбик, открой!
Альбина Тимофеевна приоткрыла дверь и в щели появилась огненно-рыжая макушка, а за ней и настороженный маленький глаз:
- Чего тебе? – грубо спросила рыжеволосая соседка.
- Дай хоть ломоть хлебушка, желудок сводит, жрать охота.
- Я тебя кормить не собираюсь!
- Только хлебушка и прошу, дай, пожалуйста!
Альбина Тимофеевна исчезла за дверью, которую прихлопнула перед носом пьянчужки, и появилась, держа на вытянутой руке ломоть черного хлеба, передав его также через щель, чтобы не пачкать руки.
- Больше ничего нет, сами без денег сидим!
Клавка поблагодарила, мотнув головой, удаляясь в сторону лифта.
На улице стоял настоящий холод, голые ноги тотчас озябли, в шею вцепился пронизывающий ветер, но достать себе выпивку сам Бог велел, в которого, не смотря на все сложности жизни, Клавдия верила.
Теперь, когда ей совсем стало невмоготу справляться с судьбой, от нее отвернулись все, кто мог отвернуться и мать с сестрой, друзья и дети – не осталось ничего и никого.
Около магазина тусовались, притоптывая на месте, знакомые рожи, стояли, сбившись в тесный кружочек – видимо, выясняли, у кого что есть. Клавка обрадовалась, что не одна будет сегодня клянчить деньги или сосиски. Рядом с алкашами крутились бездомные собаки, также смотря на более успешных граждан грустными глазами, виляя хвостами и обнюхивая набитые сумки с большим удовольствием, будто вся еда, находившаяся в этих сумках, каким-то чудесным образом может перекочевать в их желудки.
Клавка с детства любила собак, в свое время, когда в ее жизни «было все нормально» у нее жила огромная овчарка – «Сына», как она его называла. Погладив голодных блохастиков, присоединилась к тусовке. На желудке буря улеглась благодаря съеденному ломтю и Клавке опять - все ни по чем.
Среди районных алкоголиков и пришлых людей из разных мест, Клавдия пользовалась заслуженным авторитетом, основанном на навыке выпрашивания милостыни или подачек. Когда-то она работала женским мастером и научилась легко разводить клиентов на деньги. Стричь она, конечно же, не стригла уже давно – руки тряслись, могла так и ухо оттяпать, а вот выпрашивала по-актерски, гримасничая и заглядывая в глаза, как она объясняла, с людьми надо уметь общаться. Кореши хихикали беззубыми ртами и хвалили за умение.
Если же у Клавки и не получалось в какой-нибудь из вечеров ничего «заработать», так она с успехом пользовалась помощью корешей, открывая двери своего дома за еду и водку, чем пугала соседей – люди боялись драк на этажах и не хотели, чтобы им мешали мирно спасть.
Продавщицы местного магазинчика помнили Клавдию молодой и красивой женщиной, швыряющейся деньгами, и за модную стрижку на дому получавшую по блату колбасу, мясо, масло. Так она выкручивалась во времена перестроечного голода, когда в магазинах кроме красной капусты и «Герцеговины» не лежало на прилавках ничего.
Теперь из-за сочувствия к ее положению и, возможно, прежних отношений подкидывали - кто кусочек колбаски, а кто и сигареты. Для алкоголиков и безработных бомжей продавщицы являли собой местных божеств, милующих и карающих. За эту связь с «влиятельными» людьми Клавдию уважали безмерно.
Клавдия потопталась, потопталась вместе со всеми, а потом зашла на порог магазинчика, посмотреть, нет ли поблизости Наташки, чтобы попросить полутухлой колбасы, которую обычно списывают, а Наташка ей кусок – другой отрезать может. Охранник накинулся на Клавку, обозвав вонючкой и попрошайкой, пытаясь выставить вон, а она запричитала и попросила его позвать знакомую продавщицу.
Наташка вышла и сунула завернутую в жесткую коричневую бумагу полбатона докторской колбасы, подернувшейся липкой пленкой. Клавка поблагодарила и побежала радовать собутыльников, к тому времени разжившихся двумя бутылочками дешевой водки – радость, так радость.

Пьяные разговоры похожи один на другой, но только для окружающих. Для тех, кто пьет, все наоборот. Влил в рот огненную воду, и понеслись хвалебные песни прошлому или боль досады на настоящее. Клавка, например, пила для того, чтобы чувствовать силу и забыть про боль. Как только хмель брал верх над разумом, она представлялась самой себе красивее, умнее, бесстрашнее. Все ей было по плечу. Если беседа складывалась душевная, а она только такие беседы и любила, то изливала свои слезы и обиду на злых людей, разбивших ее жизнь, вспоминала прошлые победы, хвасталась тем, что потеряла, а потеряно много всего…
Последнее время пьянела от одного только запаха, так что собутыльникам оставалось почти все то, что они приносили. После обильных возлияний расползались друзья по разным углам квартиры и засыпали, как им казалось, в тепле и уюте настоящего дома, разоренного отчаянной нищетой. Все повторялось много дней подряд, Клавдия давно не вела счет времени. Единственное, что ее пугало – пробуждения. Каждый новый день приносил кошмар один другого хуже: то кукла, говорящая во сне, то топот шагов по коридору, то мужчина, являющийся с ножом и пытающийся ее убить. Кошмары наваливались и подолгу не пропадали. Клавдии приходилось выбегать из дома в чем мать родила, лишь бы избавиться от преследовавших ее видений. Она искренне поверила в домового, поселившего у нее в шкафу и угрожающего ей страшной расправой.
Раз Клавдия проснулась: глядь, а на столе в большой комнате стоит розовый гроб, а в нем женщина вся в розовых рюшечках и кружевах, лицо знакомое, спокойное такое. Перепугалась насмерть и побежала к соседке, что жила ниже на два этажа, чтобы позвонить подруге детства. Разговор вышел странный:
- Тонь, а Тонь приезжай, - сквозь слезы говорила Клава, - страшно, у меня в квартире чьей-то гроб стоит.
- Какой еще гроб? – проговорила спросонья Антонина.
- Розовы-ый! – выла Клавдия.
Антонина, разбуженная в четыре часа утра звонком, с трудом соображала – откуда мог взяться гроб, да еще, стоящий на столе, которого у Клавдии и в помине не было в большой комнате, как и всего остального – все пропито давным-давно.
Когда она приехала к подруге часов в девять утра, та встречала ее на улице, замерзшая, с посиневшими губами, подпрыгивающая от холода, щипающего за пятки.
- Ну, пойдем смотреть на розовое чудо, - уверенно сказала Тоня.
Конечно же, в холодной трехкомнатной квартире, выстуженной, как и душа Клавдии, голой и разоренной, никакого гроба не оказалось.
Антонина, глубоко вздохнув, заявила Клавдии, что гроб – галлюцинация, обычная для белой горячки. – Лечиться тебе надо, - сказала подруга перед отъездом. Тоня уехала, а Клавдия в очередной раз осталась одна и заплакала от страха, закутавшись в лоскутья старых одеял: «Как же они з… лечить!».
Плакала она последнее время часто, воспоминания врывались в мозг. Разве всегда она была такая, как сейчас? Клавка помнила и былые времена. Времена, когда она искала любовь, про которую ей говорила бабушка во сне.
Всю жизнь стремилась Клавдия найти любовь. Искала-искала и нашла, только любовь не пожелала с ней остаться. Вместо любви поселилась в разбитом сердце жгучая боль, которая нестерпимо грызла сердце изнутри; сражения с болью приводили несчастную женщину к еще большим мучениям. Стремясь наперекор неудачам, выбить у судьбы счастье, Клавдия сталкивалась с бездушием и безразличием, которые ломали и корежили ее.
Игра противоположностей связана с мистическим действом самой жизни, необъяснимым течением и круговоротами, бурлящими потоками и завитками сталкивающихся вихрей. Страдая от одиночества, человек запирается в башне – разве это не парадокс? Избегая одной боли, причиняет себе другую. Клавдия тоже следовала закону парадоксов, плывя по реке своей жизни. Ей бы хоть на минутку остановиться, задуматься… Нет, куда там – бежать, бежать, искать!
Замужество – бегство из родной семьи, в которой с ней не считались и ее не любили. Развод – бегство от боли предательства любимого. Новая любовь – попытка избежать одиночества, которое настигает, преследуя по пятам. «Ты никому не нужна!», - кричит одиночество женщине, отчаянно борющейся за любовь. «Ты всегда будешь одна»!
Клавдия испробовала различные уловки, чтобы спастись от голоса из бездны, лишь бы не оставаться одной в квартире, одной в постели. Дети не могли заменить ей мужчину, в котором она нуждалась как в опоре, от которого хотела получить свое женское счастье. Ей нужно все - прикосновения, утешения, забота, искренность. Она думала, что в жизни нет счастья, а без него ей не нужна жизнь. Рука сама потянется к бутылке и, когда выпьешь, кажется, что будущее будет счастливым. Капля точит камень, а черные мысли постепенно убивают человека.
Оплывшими глазами смотрела Клавдия на окружающих людей и недоумевала, как же все меняется, у всех счастье, любовь согласие, только у нее плохо.
Любимая подруга успешно вышла замуж, воспитывает двоих мальчиков и муж положительный, пусть не красавец, но добрый и душевный. Соседка, которую она знала с малолетства вышла замуж и ждет ребенка, первый муж женился второй раз, и жена за ним ухаживает, как за малолетним. Ну, у всех все хорошо, почему горе и несчастья преследуют только ее?
Да, что вспоминать, все одно – тошно. Некоторые смотрят на алкоголиков и думают, что внутри у них звенящая пустота – ничего кроме бутылки не надо. Клавдия, если бы только знали все ее родные и знакомые, убегала от пустоты – вечного спутника одиночества, и нашла пустоту, которая настигает человека на дне каждой выпитой бутылки, когда без спиртного пусто и холодно, а с водкой тепло и уютно. Водка заменила Клавдии возлюбленного, став той опорой и той зависимостью, которая не покинет ее до конца дней.
Раньше она была веселой, лихой озорницей, соблазнительницей, разбивающей сердца, коварной и по-житейски мудрой. Она вспоминала прежние годы, но ни к чему возвращаться ей не хотелось – ее предали, убили, а мертвым все равно.
Возвращение в прошлое происходило рывками, через сны, разговоры. Прошлое приходило по кусочкам, ассоциациям, всплывая нечаянно среди дня или ночью. Ей вспоминались отрывки «прошлой» жизни путано и бессвязно. Всплывали лица, голоса, люди приходили и уходили, сменялись сцены, как в бреду. Она чувствовала, что где-то за этими голосами прячется какая-то мысль, ускользнувшая от нее ранее, но душа, отказывалась работать: ей становилось смешно, когда нужно было плакать, она плакала, когда было смешно. Смысл происходивших событий смешался, утратился, и она не понимала, зачем память возвращает ее в прошлое, далекое и ненастоящее. Ей казалось, что только теперь она стала ближе к Богу, а не тогда.
Дети, дети теперь даже и не приезжают к ней, забыли давно родную мать. Она тоже почти их забыла. Только почему-то слезы наворачиваются, когда вдруг вспомнишь, что в маленькой комнате около входной двери стояла детская кроватка с младшенькой. Становится вдруг смешно от того, как старшая дочь радовалась щенку овчарки, случайно появившемуся в доме. А теперь Клавдия одна, как тень, ходит по дому пьяная, пытаясь заснуть. Она пьет, чтобы заглушить последние всплески памяти, чтобы перестать думать…

 
Падение
Клавка сидела на балконе, пытаясь выветрить хмель, гулявший в крови со вчерашнего дня и подогретый приемом наследующий. Одутловатое покрасневшее лицо, мутные глаза, легкие раскачивания из стороны в сторону, веки, отяжелевшие от наступающего сна. Однако спать нельзя. Скоро придет очень значимый для нее человек, которого Клавдия ждала всю жизнь, а потом оплакивала разлуку, заливая горе водкой. Вспоминала расставание и никак не могла понять, почему все это произошло с ней, ведь она так его любила…
Летняя ночь тихо укрывала городские улочки черным покрывалом.
Клавка, пьющая года три почти непрерывно, успела потерять работу женского мастера в частной парикмахерской где-то в спальном районе. Жила на подачки временных кавалеров и деньги, оставшиеся от продажи домашней утвари. Дети росли сами по себе, пропадая в гуще дворовых событий.
В ожидании своей самой большой любви, Клавдия приняла на душу стаканчик другой – поддержать хорошее настроение, но немного перебрала. Вчерашний хмель еще блуждал в крови, не давая возможности протрезветь на следующий день.
Квартира пропахла водкой и сигаретным дымом, какой-то странный дух поселился в старом шкафу в коридоре. Кое-как она добрела до двери, чтобы позвать соседку на перекур. Одной в квартире находится совсем невмоготу.
У Али, заглянувшей к Клавдии по приглашению – все не так скучно, мурашки поползли по телу. Ощущения заброшенности и чего-то нехорошего не оставляли девушку. Когда-то веселая квартира превратилась в темный погреб. Соседку застала в растроганных чувствах.
У Клавдии лились пьяные слезы, постоянно закрывались глаза. Она через силу завела беседу о несправедливости жизни, о горестях, которые пережила, о разбитом сердце и предательстве. Так и не встретив своего мужчину, Клавка наполнилась презрением ко всему мужскому населению, пребывая в совершенно противоречивых чувствах. С одной стороны, ей по-прежнему хотелось опоры и любви, а с другой, не находя поддержки и понимания, переполняясь презрением, ожесточалась.
Речь ее отличалась поучительными интонациями, мудреными высказываниями о правде и лжи.
- Вон на небе, - показала Клавка плавающим движением указательного пальца куда-то вверх, - Видишь, Медведица большая, а там, в конце маленькая звездочка.
- Какая звездочка, в конце?
- Рядом со второй с конца. Видишь, посмотри внимательно!
- А, маленькая такая?
- Да-да, маленькая… Моя это звездочка, так бабушка сказала.
- Какая бабушка?
- Моя бабушка.
- Ты уверена?
- Конечно! Звездочка погаснет, когда я умру. Будет это скоро, чувствую. Да и жить зачем, когда вся жизнь только мучает меня.
- Что ты такое говоришь? Ты еще молода, всего 36 лет.
- Да что годы? – со слезами в голосе проговорила Клавка, - Все уже в прошлом! Вся жизнь разбита! Сколько я пережила – перетерпела! И все зря.
- Сейчас придет Лешка и ты обрадуешься, смотри, не забыл тебя.
- Толку-та, толку? Он меня бросил, бросил! А я осталась одна. Кроме него никто не был мне нужен, а я не нужна ему. – Она всхлипнула и закрыла лицо руками, раскачиваясь, как в трансе, совершая круговые движения торсом. Руки медленно сползли вниз и повисли, как плети на коленях. – Счастье всего лишь миг, а жизнь - театр, - многозначительно, даже с некоторым пафосом добавила она.
Тут в дверь позвонили. Аля, собирающаяся уходить, пошла открывать. На пороге стояла Тоня.
Клавдия, шатаясь, вышла в коридор и произнесла, заплетающимся языком:
- А, это ты. Заходи. Скоро Лешка придет. Надо холодную ванну принять, а то не выдержу и засну. Побудешь со мной?
- Давай, давай. А мы пока на кухне покурим, - добавила Тоня, с улыбкой поглядывая на Алю.
Аля с Тоней случайно познакомились у Клавки и сразу понравились друг другу, несмотря на разницу в 19 лет. Быстро сдружились и частенько обсуждали жизненные неурядицы Клавки. Сплетничали по большому секрету, чтобы гордость общей подруги не пострадала. Тоня отлично знала, насколько страдает подруга от унижения, и не раз предлагала совместный поход к врачу-наркологу, только Клавдия резко отказывалась, говоря, что сама справится и нечего из мухи слона делать. Тем не менее, соседи заметили неладное и шушукались за ее спиной.
Тоня быстренько ввела Алю в курс дела. Оказывается, после развода с Васькой, жизнь у молодой разведенки закипела и забила разноцветными фонтанами - свобода: рестораны, мужчины, подарки. Тоня тоже принимала участие на празднике жизни: мужчины, цветы, удовольствия. Так прошло года два. А потом познакомились они с летчиками, которые по случаю увольнительной заглянули в ближайший кабачок. И пошло, и поехало.
Клавка влюбилась в Алексея, как кошка. Тоня влюбилась в Дмитрия, только отношения не сложились.
Лешка уже через месяц к Клавдии переехал. Клавдия и по кабакам ходить перестала, за хозяйство взялась, убирала, стирала, готовила – хотела понравиться и угодить. Лешка, как и положено военному человеку, обходился с женщиной хорошо, с соседями здоровался, за детьми ухаживал. Сдержанный такой, опрятный, веселый. Правда уезжал в командировки, длившиеся по месяцу, а то и по два, что Клавдию не раз расстраивало, но она мужественно все терпела. Леша активно компенсировал разлуки цветами, подарками, помощью по дому.
 Была одна у Алексея странность – свою форму он никогда к Клавдии не приносил, а держал ее в общежитии. Каждый раз перед работой заезжал в общежитие и надевал форму и после работы оставлял там же. В общем, Клавдия все это время не ходила - летала, не жила - парила. Но звезда, прятавшаяся в небе, приготовила неожиданный сюрприз.
Прошло три года безоблачного счастья.
Однажды, как удар молнии среди ясного неба, Алексей говорит, что женится, заявление уже подали в ЗАГС. Будущая жена - женщина порядочная, по профессии врач, положительная во всех отношениях, он благодарит Клавдию за три года «безоблачного счастья», но жизни с ней у него не получится.
После ухода Алексея, Клавдия не на шутку разболелась, пережила страшную операцию на ногах, не могла ходить три месяца, а потом пошла в разнос.
Именно эта история и положила начало ее пьянству. Как будто вместе с уходом Алексея, пропала у Клавдии какая-то надежда, как говорится, земля ушла из-под ног, исчезла последняя опора.
Боль потери вызвала странные изменения в организме. На ногах ни с того ни с сего под большими пальцами появились огромные косточки, вызывающие сильные нестерпимые мучения. Легла Клавдия в больницу, сделала операцию, а ходить не смогла – наступать на ноги невозможно. Так она оказалась на три месяца прикованной к инвалидной коляске. Вызвала Клава к себе любимую с детства подругу Тоню и помощи попросила. Еда на четверых покупалась из Тониного кошелька. Клавдия ездила по дому на коляске, плакала и стонала, а поделать с собой ничего не могла – так ей было больно, и потихоньку, пока Тоня на работе, а дети в саду, стала Клавка прикладываться к бутылочке с вином. Еле-еле оправилась Клавка от потрясения, но сильно изменилась – озлобилась.
А тут вдруг звонит Алексей и напрашивается в гости: посмотреть, как и что у Клавдии, поговорить, намекает на тоску, жалеет, что так сложилась жизнь, и тому подобное. Клавдия, естественно, расчувствовалась и напилась. Тоня, как свидетель всей истории и живой участник решила поддержать подругу, с тем и приехала.
Аля посочувствовала и ушла, а Тоня пошла в ванную за подругой, которая успела благополучно заснуть в холодной воде.
Тоня разбудила подружку, помогла принарядиться, накраситься и спряталась в спальне. Вскоре появился виновник волнений и тревог, разбитого сердца и душевных страданий. Клавдия вошла в образ счастливой женщины, но не удержалась и напилась вдрызг, заснув при недоуменном Алексее за столом, положив пьяную голову на вытянутую руку. Алексей тоже разволновался и решил перед уходом покурить на балконе, а тут и Тоня появилась. Поговорили о Клавдии и выяснили, что от разрыва она так и не оправилась.
Позже Тоня вспоминала о чувстве Алексея, с которым он ушел из дома, использованного, как перевалочный пункт, совершенно не представляя, как его временное присутствие в жизни женщины на ней скажется. Ни тени сомнения в том, что поступил абсолютно правильно, зачем ему чужие проблемы? Аля удивлялась и спрашивала, почему Клавдия так и не сумела перестроиться, измениться, найти еще кого-нибудь? Тоня объясняла, что именно Алексей, с его спокойным характером мог угомонить бесноватый Клавкин нрав. Сама Клавка не справлялась со своим импульсивным и безудержным характером. Тоня говорила, что Клавдия видела в нем идеал, тот самый, к которому стремилась ее сущность, героя фантазий. Алексей где надо поддерживал инициативы, а где не надо остужал пыл, умело руководя жизнью, случайно попавшей ему в руки. Он летчик-истребитель, а она простая парикмахерша, бросившая ВУЗ ради семьи по настоянию первого мужа. Тоня задумчиво добавила, что преступники всегда возвращаются на место совершенного преступления.
- Слишком много было у Клавки в жизни разочарований, но ты не думай, она не святая!
Клавдия тоже святой себя не считала, однако была уверена, что человек она справедливый и сильный, зря людей обижать не станет. Да и вообще, она еще сможет бросить пить – сможет взять себя в руки. Нечего Тоньке соседской девчонке лапшу на уши вешать, а соседи – бабки-ушки-на-макушке, плевала она на них на всех!
Презрение Клавка выражать умела, и главное не только презрением могла осадить, но и смелостью натуры. На днях вышла на улицу, видит, стоит рыжий Альбик – сумасшедшая старуха, соседка ее, в окружении дворовых сплетниц. Клавдия нарочно юбку задрала на нос, чтобы все видели – она для всего готовая и с мужиком сейчас вернется. Старушенции морды в разные стороны отвернули, от сраму подальше, гримасы понастроили, смеху-то, смеху-то!

Полет к звезде…
Когда Клавка переехала в трешку, в новый дом, вместе с мужем ребенком, то сразу с соседкой по лестничной площадке поругалась. Видите ли, очень громко отмечает Клавдия свое новоселье, голос громкий и песни народные поет в два часа ночи, а за стеной дети спят. Клавдия решила позвать соседку на праздник, только эта Альбина Тимофеевна такую рожу состроила, что, дескать, ночью праздники отмечать не принято, следует соблюдать тишину.
Смекнула тогда Клавдия, что соседка ее невзлюбила сразу, как только поняла, что Клавдия баба деловая, сидеть дома тихо не собирается.
На следующий день, Альбина Тимофеевна даже не поздоровалась, отвернулась и прошла мимо.
Своей семье Альбина Тимофеевна сказала следующее, что соседка больно надоедливая, везде свой нос сует, невоспитанная и, судя по всему, ожидают их в скорости разные неприятности, поскольку шабаши будут продолжаться регулярно – по лицу видно. Соседи оказались веселыми, много и часто приглашали к себе гостей, пели песни допоздна. Соседка и вправду быстро со всеми свела знакомство: к одним за солью, к другим за сахаром, к третьим за спичками. Все про всех спрашивала, интересовалась.
Клавдия помнила Алю, дочь вредной старушенции, маленькой семи-, восьмилетней, аккуратной девочкой, невеселой, нешустрой, будто старушка гуляющей во дворе всегда за ручку с мамой. В один из скандалов она так и сказала Альбине, что ее ребенок похож на старуху – слишком серьезный и нерадостный. Альбина ответила холодно и едко, что ее-то ребенок умный, а дети Клавки грязные и мокрые, голодные и противные, как собачонки жмутся у подъезда, когда матери не до них!
А сейчас-то сейчас, как выросла, девушка на выданье, поглядите-ка! Альбина Тимофеевна и Клавдия никогда не ладили, не разговаривали при встрече, молча спускались в лифте. Клавдия старалась не выходить из квартиры, если видела, что опередить Альбину не удается.
Тогда, много лет назад, когда дети были маленькими, ходила Клавдия гордая, как пиковая дама, одевалась хорошо, за собой следила. Каждый день длинные каштановые волосы укладывала в летящую прическу вокруг смуглого лица, подводила голубые глаза синим карандашом, а большие губы наряжала в яркий красный цвет: «Если у женщины большой рот – она уже красива!». В принципе, красивая они пара – Васька и она – кот и кошка у окошка, казырные такие!
Год проходил за годом, дети подрастали, а нелюбовь Альбины Тимофеевны лишь укреплялась. Она считала, что новые соседи не лучше прежних, даже хуже. Хотя бы начать с того, что новая соседка подслушивать любит, сплетничает и порчу наводит!
Как-то звонит в дверь Альбина и со всей мочи кидает свой коврик ногой в лицо Клаве.
- Ты что, сдурела что ли? – от неожиданности Клавдия чуть не свалилась, - С ума сошла что ли?
- А ты себе под ковер веточки от веника подкладывай! – накинулась на оторопевшую Клавку Альбина! И угрожая шваброй, продолжила, - Я тебе покажу, как заговоры на людей наводить! - и откуда ни возьмись, появляется бутылочка с водой, непонятную жидкость которой выливает на голову Клаве, – Тьфу, нечисть! Я тебя сама прокляну!
 Клавдия от неожиданности дар речи потеряла. Альбина же, быстро проделав манипуляции, скрылась в своей квартире. Клавдия решила прояснить вопрос, но куда там, Альбина заперлась и открывать не собиралась. Позже Клавдия позвала к себе старшую дочь Альбины Тимофеевны, вполне взрослую для того, чтобы понять, как Клавдию оскорбили, и выдала по полной программе о сумасшествии соседки все, что думала.
Когда Але исполнилось семнадцать лет, Клавка тогда Алесю и приметила, решила подружиться с соседской девчонкой, чтобы понять, что же эта за семья такая рядом проживает: постоянно гаммы за стеной раздаются, музыка классическая, в девять часов свет в окнах уже не горит, живут тихо, сами в себе, гостей не любят – непонятно; а тут и случай подвернулся - строгая мама наконец-то решила выдать ключи от квартиры и тем самым подчеркнуть самостоятельность и взрослость любимицы.
Как-то Аля по непривычке забыла ключи дома – символ взрослости и самостоятельности - и осталась около квартиры подпирать стену плечом в ожидании родителей. В момент открылась соседская дверь и на пороге появилась Клавдия.
- Чего стоишь?
- Ключи забыла от квартиры.
- Заходи, поболтаем.
Аля зашла не в квартиру, а в терем. Коридор Вася отделал деревом и разноцветной глиной, повесил украшения и люстру в виде колеса, вместо кухонной двери болтались в проеме бамбуковые шторки. У Али глаза округлились. В отличие от строгого родительского дома, где все было сделано по советскому стандарту, в соседней квартире жил дух творчества и свободы.
- Как у вас классно!
- Да, постарались, было дело. Это все Васька упражнялся, - заметила без интереса Клава, - проходи на кухню. Куришь?
- Нет, балуюсь только с девчонками.
- У меня можно… А выпить будешь?
- Нет, этого вообще не хочу.
Клавка уже разогрелась единоразовым приемом сорокоградусной микстуры от плохого настроения и сидела с сигаретой в зубах, раскладывая карты. Покурили, поговорили про мальчиков и мужчин. Клава смеялась, говорила, что у Али хорошая фигура, такая всем нравиться будет. Девушка смущалась, но принимала комплименты. Вскоре появились родители, и Аля довольная общением убежала домой.
Клавдия смотрела на соседскую девочку и думала, кому же такое «счастье-то» достанется, умная, но неуверенная такая, всего боится. Курит смешно, как цыпленок за сигарету держится, зато в университет поступила. Кому это надо? Замуж выйдет, в миг все университеты забудутся.
Знакомство с Клавой принесло в жизнь Али много удивительных событий. Аля влюбилась в новую подругу, увлеклась. После института заходила и делилась секретами, если Клавка отдыхала в промежутке между сменами. Клавка стригла длинные Алины космы в разные прически, курили, много говорили о сексе, гадали, иногда потягивали пиво. Аля смотрела на Клаву влюбленными глазами и удивлялась, сколько же у Клавы поклонников, которые постоянно звонят по телефону, приглашают ее куда-то – всем она нравится.
Альбина Тимофеевна совершенно не разделяла впечатлений дочери:
- Неужели не видишь, что соседка необразованная и невоспитанная деревенская дура? О чем с ней можно часами разговаривать? Простоты захотелось? Чему можно у нее научиться – пить, курить, с мужиками крутить?
- Зачем же все упрощать? У нее другой стиль поведения, но, впрочем, она занятная. А ты бы так могла, как она?
- Боже, боже мой! Что за бред! Что бы сказал на эту тему твой любимый Фрейд? Садись за подготовку к экзаменам! А с этой я еще поговорю! Я, между прочим, горжусь своей семьей, прожила с одним мужчиной всю жизнь и никогда грязь в дом не приносила!
Разъярилась мама Али не на шутку и разругалась с соседкой по новой. Однако Клавка сдаваться не собиралась и вскоре нашла повод помириться с неприступной Альбиной.
Возвращаясь из магазина, Клавдия как-то услышала голоса, доносившиеся из соседней квартиры, кто-то выкрикивал ее имя. Она остановилась, вставив в замок своей квартиры ключ, и прислонилась ухом к двери соседей – слава Богу, навык имелся. Если из-за двери становилось не слышно, так она не стеснясь и шла к соседу, там подслушивала мнения и суждения о себе. Особенно ее оскорбляло, что Альбина Тимофеевна очень агрессивно настроена против нее. Чем вызвана эта ненависть, Клавдия не понимала, что она сделала такого Альбине?
 Альбина Тимофеевна ругалась с младшей дочерью, и разговор шел про нее, Клавку. Кто-то протопал как слон на кухню, вслед за быстрыми легкими шажками.
Преследуя дочку по пятам, в приступе праведного гнева, Альбина Тимофеевна настигла ее на кухне:
- Запомни! Вседозволенность приводит только к одному – ПАДЕНИЮ! Вот увидишь, чем все закончится! - уже грозя пальцем перед ее носом, она добавила, - Твоя Клавка - отвязная, бесстыжая баба, которая думает только о себе, совсем стыд потеряла, о детях хоть бы подумала! Каждый день приходит домой в полночь с разными мужиками. О чем это говорит?
- Мама, ты что следишь? – язвительно заметила Аля, которая не понимала, чем вызвано такое внимание к обычным соседям.
- Невероятная твердолобость! Да зачем мне за ней следить, если ее спальня через стенку находится. Нам с папой все слышно и без слежки – стены-то тонкие!
Але казалось, что мамина ярость вызвана завистью к моральной свободе соседки,
на что она и указала маме. Альбина Тимофеевна взвилась до небес:
- Я педагог и член партии, дочь педагогов и партийных работников, стоявших у истоков развития государства, внучка именитого Тамбовского купца, мне ли не знать, что такое честь? Я никак не могу понять, о какой такой моральной свободе идет речь? Дура! - обращаясь к дочери и характеризуя ее наивность, выкрикнула мать и схватилась за сердце. – Где сердечные капли? Я всю жизнь провела с людьми и таких, как «эта», видела немало. Эти люди сволочь и дрянь, если ты еще не поняла! Вся их жизнь – погоня за удовольствиями и пустота. Клавка обычная проститутка, прожигательница жизни. Я запрещаю тебе с ней общаться!
Понимая, что мама совсем разошлась и разговаривать спокойно не может, Аля попыталась переключить ее внимание на нее саму и проговорила, дрогнувшим голосом:
- Мамочка, а твоя жизнь, полная борьбы и страданий разве лучше? Сколько я тебя помню, ты все время была занята работой, а разве ты получала удовольствие от жизни? Ты счастлива?
- Мои удовольствия?! – возмущалась Альбина Тимофеевна. - Это помощь людям, двое детей, общение с друзьями, чтение книг, театр, кино, а ГЛАВНОЕ, - выделила она интонацией, - главное, это ПОКОЙ В СЕМЬЕ! Неужели ты думаешь, что вазюкаться с мужиками и собирать грязь - это и есть счастье?
- Нет, - уже примирительно отозвалась Аля, помогая маме накапать нужное количество капель в маленький стаканчик, - Я просто думаю, что Клавдии не хватает любви, и она пытается ее найти, вот и все. Пытается, как может.
- Боже мой, ты сведешь меня в могилу! Любовь так не ищут! – уже более спокойно произнесла мама. - Любовь – это обычная жизнь, Солнышко ты мое глупое. Без всяких там затей - дети, семья, солнце, ночь, день, дождь, горести и печали, радости близких и дорогих людей, работа, приносящая удовлетворение. А ты что думала? Жизнь - не кино!
- Мне ее жалко, - с грустью отметила Аля. - Можно ли ей помочь?
- Нет, - отрезала Альбина Тимофеевна. – Все разговор окончен! Сердце разболелось из-за твоих глупостей.
Так Клавку еще никто не унижал! Она отлетела от соседской двери, как ошпаренная, и с силой захлопнула свою – пусть знают, что она все понимает и все слышит! Она уж отомстит этой заносчивой и глупой Альбине, вот те крест, отомстит и все!
Только отомстить на этот раз не получилось – у Клавки совсем не осталось денег, а перекрутиться надо было до жалкой подачки от Васьки, называемой алиментами. Несмотря на ярость, закипевшую в груди, Клавдия позвонила Альбине и позвала на разговор.
История первого брака Клавдии оказалась для Альбины Тимофеевны откровением.
В свои пятьдесят девять лет она думала, что если человек выходит замуж или женится, значит, он берет на себя ответственность перед другим человеком, то есть брак основан на взаимном желании и согласии быть друг с другом; и развод обязательно связан с предательством или каким-либо неуважительном поведением: драками, пьянством и тому подобное. Наивно? Наверное… Верные суждения были у Альбины Тимофеевны или неверные должна была доказать жизнь и доказала. Редко Альбина Тимофеевна сомневалась в правоте своей жизненной позиции. Ее брак продлился 30 лет и она считала себя счастливой женщиной, хотя у нее далеко не мягкий характер; все же она была шокирована историей соседки.
Клава и Вася учились в одной школе. Сначала Васька дергал Клавку за косички, каверзы всякие подстраивал, а потом ухаживать стал, портфель из школы носить. Уходя в армию, договорился с Клавдией, чтоб ждала его. Она и ждала. Однако времени даром не теряла, не скучала в одиночестве: на свиданки бегала и с парнями крутила. Завоевала внимание первых кавалеров по району, если кого и хотела бросить, так Тоню просила отвадить неудачливого ухажера. Между делом без труда поступила в педагогический институт. Клавдия верила, что сбываются бабушкины предсказания, будет в ее жизни необыкновенные любовь и счастье. Ей казалось, что наконец-то полет возможен, стоит только чуть-чуть подтянуться на кончиках пальцев – прическу новую сделать, юбочку прикупить, глазки подкрасить…
Василий из армии вернулся настоящим красавцем: возмужал, глаза нагловатые, озорные, так и шныряют по телу; грудь волосатая – особый предмет гордости двадцати трехлетнего парня, на щеках румянец играет. Быстренько поженились, и жизнь понеслась.
Пришлось Клавдии бросить институт - умная жена большое несчастье для мужа, вот оно как оказалось-то:
- Я принял старообрядчество, - сказал Вася с нажимом. – А там так сказано, чтобы жена во всем следовала за мужем. Вот и сиди дома, детьми занимайся, зачем тебе образование? Деньги я буду зарабатывать. Кто кроме тебя с детьми сидеть будет? Дом тоже должен быть в порядке.
- Что же ты меня теперь все время на коротком повадке держать будешь?
- А ты как думала? Брак венчанный по всем законам, так и ты живи по закону.

Васька поступил на юридический факультет, а затем устроился следователем в районное отделение. Зарплата позволяла жить припеваючи, только вот с церковным законом почему-то у Васьки перестало получаться. Через некоторое время Васька с приятным изумлением обнаружил, что Клавдия не единственная женщина на свете, есть и другие и тоже ничего.
Обороты колеса судьбы увеличивали скорость и появились первые увлечения на стороне, которые поначалу тщательно скрывались от супруги. Васька, однако, щепетильностью не отличался, и женская экспансия захлестнула мирное семейное бытие Клавы, как Цунами: девицы обрывали провода и в два, а некоторые и в три часа ночи. Клавдия била посуду, дралась и ругалась с мужем, выставляла его за дверь, но каждый раз Васька приползал на коленях с цветами и под общим нажимом родственников, Клавдия сдавалась.
Васька почувствовал безнаказанность и обнаглел вконец. С каждым разом вранье становилось менее затейливым и изощренным. Рекорды наглости и подлости, как думала Клава, Васька побивал регулярно. Был один случай еще на старой квартире, находившейся на первом этаже хрущевки. Васька приперся домой с гулянки пьяный и счастливый, с губной помадой на воротничке рубашки и запахом женских духов. Клавдия домой его не пустила, так он всю ночь простоял под окном на коленях, плакал, рыдал, просил прощения и каялся в грехах, но Клавдия оставалась неумолимой, пусть, мол, воет и дальше. Соседи не позволили театральному экспромту перерасти в душераздирающий спектакль. Кто-то самый активный пристыдил Клавкины методы, указав, что домашние конфликты должны решаться без лишних свидетелей. Получилось так, что она еще и виноватой осталась. Недалеко от старой квартиры находилась старообрядческая церковь и некоторые члены паствы, живущие по соседству, принимали активное участие в жизни друг друга. Позвали попа, который урезонил на время ловеласа и укротил буйный нрав страдающей жены.
На новой квартире, куда переехали молодожены, Васька вроде как остепенился. Домой приходил вовремя, гулял с детьми. Только вот Клавдия обиду затаила и все-таки решилась на месть. Вспомнила она удалые дни юности, и пока Васька трудился, охраняя мирную жизнь граждан от криминала, она кувыркалась с его другом в постели.
После перемирия решили завести второго ребенка, чтобы семья стала крепче. Год прожили, как влюбленные голубки. Вася во всем помогал Клаве, пока она была беременной.
Клава родила девочку, и вот настало время, когда положено мать с ребенком из роддома забирать. Накануне позвонила она мужу и предупредила, что и как нужно сделать. День встречи наступил, а Васьки нет и вещей для ребенка тоже. Клавдия бежит к заведующей отделением и просит ее немедленно отпустить. У врача глаза округляются, она ее спрашивает, разводя руками:
- Мамаша, куда же в больничной рубашке и халатике поедите? Ну, завтра Вас муж заберет. Может, что и случилось?
- Случилось, это уж точно, только не то, что Вы думаете! Отпустите меня сейчас же, потом все вещи верну. Не мучайте меня, отпустите! – и в голос разрыдалась.
- Ладно-ладно, пожалуйста! – и отдала соответствующее распоряжение.
Клавдия вылетела из роддома и поймала машину. Удивлению водителя не было предела – полуголая женщина с крошечным ребенком на руках. От ее слез и безвыходного положения, мужик всю дорогу матерился, на чем свет стоит, денег не взял, предложил накостылять незатейливому прелюбодею, да Клавдия отказалась.
Звонит в дверь, а за ней тишина. Она давай молотить ногами. Васька возник в полотенце ниже пояса с обескураженным выражением лица и запричитал:
- Ой-ой-ой! Неужели у тебя сегодня выписка была! Пойдем-пойдем в комнату, я тебе кофе приготовлю.
Клавдия не растерялась, что есть силы оттолкнула мужа со своего пути и понеслась вместе с ребенком на руках вихрем по комнатам. В спальне обнаружила голую девицу, натягивающую одеяло на подбородок.
- Ну, все, с меня хватит! – отрезала Клавдия. – Одевайтесь! Я пошла на кухню, варить кофе. Жду вас на разговор.
Только тут она услышала, как заходится в плаче ребенок, и сама испугалась, что могла крошку покалечить, пока яростно пыталась установить истину. Клавдия переодела малышку, покормила грудью и отнесла в детскую. Потом отправилась на кухню варить кофе.
Васька тем временем кинулся натягивать штаны, девчонку стащил с кровати и вместе с вещами выпихнул за дверь, даже одеться не дал, а сам подбежал к Клавдии, упал в ноги, по полу за ней ползал на пузе, следы целовал. В общем, устроил очередной кошачий концерт. Только Клавдию захлестнула холодная ярость, сдавив горло и грудь. Сил на разговор и увещевания не осталось. Медленно принялась она собирать все его вещи, какие были, тщательно так укладывала в сумки, пакеты, чемоданы, как будто навсегда, чтобы окончательно решился вопрос об их совместном бытии.
Потом, потом появился Леша, только не сразу, а когда душа плакать устала и надежда возродилась, захотелось петь, полететь, черт побери, полететь. Клавдия верила, что звезда не подведет, ведь бабушка сказала, что ей на роду написано быть любимой и любить…
Альбина Тимофеевна первый раз удостоила Клавдию спокойным вниманием без истерик и конфликтов, даже стопочку вместе с ней пропустила, расчувствовалась, и рассказала свою историю.
Основания жизненных ценностей Альбины Тимофеевны уходили корнями в родословную. На старости лет ей хотелось заслуженного покоя, проблем хватало и без соседки. Рассказ Клавки вызвал у правильной Альбины Тимофеевны и жалость, и брезгливость какую-то. Она подумала, что человеческая глупость безгранична, а возможности, к сожалению, ограничены.
Особым внимание и пониманием со стороны Альбина Тимофеевна похвастаться не могла, ей тоже приходилось выкручиваться из проблем самостоятельно, но она устояла, выдержала; дети положительные, с мужем отношения нормальные, хорошие. Однако и ей приходилось по ночам грызть зубами подушку, и рыдать от бессилия, пока никто не слышит; и чтобы ей не выпадало в жизни - встречала открыто и шла вперед. Как голос свыше, ей всегда руководило чувство долга. Ее жизнь посвящалась великой цели – служению лучшему. Никогда она не верила в какие-то придуманные идеалы, но обойти в то время массовые явления было нельзя, пришлось вступить в партию, которой не верила ни на грош – все ложь и обман. Много пришлось пережить из-за корыстолюбивых интриганов, стремящихся к набиванию карманов и чинам. Как только началась неразбериха в восьмидесятые, первая положила партбилет на стол: «Хватит лжи!»
Воспоминания полились рекой. Вспомнилась бабушка, мама, папа, молодость.
Слова бабушки, Марии Васильевны, которым следовала Альбина всю жизнь – и ведь как похоже, Клавка тоже бабушку любила больше родителей!
- Не обращай внимания на постоянно изменяющийся мир, я говорю о людях, а не о паровозах, очень важно только одно – кто ты есть в этом мире! Нет ничего идеального, есть только стремление к лучшему. Только это стремление должно подтверждаться делами, а не пустыми разговорами и лихой бравадой. Бери пример со своей мамы, пусть я не совсем согласна в ее жизни, но она достойный человек.
Несогласие с дочерью Марии Васильевны касалось выбора спутника жизни. Бабушка считала, что выходить замуж за «голь перекатную» противопоказано. Альбина Тимофеевна тоже не любила отца за чрезмерную строгость и временами жестокость, с которой он относился к бабушке, а иногда и к ней, дочери. Тимофей Степанович отличался ревнивой натурой и невыносимой гордостью. В тоже время чувствовалась пропасть между бабушкой, мамой и отцом, выраженная в непохожести их отношения к миру. Непохожесть явление до поры до времени объяснения не имело, пока Альбина не подросла настолько, чтобы смочь впитать культурно-исторические традиции своей рода.
Отец происхождением не блистал, но помимо «взрывного» темперамента имел достаточно достоинств, используемых для достижения социального успеха. Используя свои выдающиеся способности к приспособлению и хорошую память, построил головокружительную карьеру по партийной линии к тридцати годам. Он цитировал наизусть Ленина, Маркса, Энгельса. Стремление к самообразованию поражало окружающих людей – он занял место лидера и прочно удерживал позиции.
Мама и папа познакомились на педагогическом факультете областного института. Она студентка, а он молодой преподаватель. Мария Васильевна предпринимала многочисленные попытки отговорить единственную дочь от брака, как ей казалось, неудачного, но не смогла. Она искренне считала, что человек не сумевший построить свою личную жизнь с первого раза, обречен на одиночество; и оказалась права. Мама с папой разошлись перед самой войной из-за его ревности.
К, сожалению, дочь не вняла маминым словам, и Альбина Тимофеевна появилась на свет, как плод любви и надежды на лучшее.
Альбина Тимофеевна не раз оказывалась в сложных ситуациях, и страх следовал за ней по пятам. Оставаясь с ним один на один, она боролась, преодолевая барьер за барьером – и, вот финал: ее любят, она любит, есть друзья настоящие, которые всегда ее выручают, и она им помогает, семья крепкая, только здоровья на все не хватает. Она никогда не сдавалась, она побеждала, да и с болезнью еще поборется. Страх, сильный страх, в ее жизни появился неожиданно, вместе с людской подлость и завистью.
Однажды она проснулась поздней ночью от громких голосов, как эхо разносившихся в огромной трехкомнатной квартире. Мамин голос дрожал и вибрировал, слышались частые всхлипывания, а потом уже и плач. Папа что-то объяснял, почти кричал. Пятилетняя Альбина вышла из детской и засеменила на кухню, где увидела заплаканное лицо матери и папу, одетого по всей форме: в кителе, брюках-голифе, начищенных до блеска сапогах. Как же врезались в память эти самые сапоги! Родители кинулись к ребенку и стали ее обнимать, целовать, ласкать. Никто не подумал укладывать ее в кроватку. Бабушка сидела тихая и мрачная, сложив руки на коленях, и так печально смотрела на всех, что Альбина испугалась, разразившись нешуточным детским ревом.
 Тишина ворвалась резко: перед подъездом дома, специально построенного для партработников, притормозила машина. Семья кинулась к окну – все увидели новенький «воронок». В дверь тихо постучали. Люди в черных кожаных пальто грозно вступили в прихожую.
- Тимофей Иванович? Вы арестованы!
С тех пор Альбина боялась всего: людей, разговоров, отношений, боялась всю свою жизнь, пока не положила проклятый партбилет на стол. Она как будто смогла отомстить за своего отца, которого с той ночи никогда больше не видела, а про развод родителей узнала от матери уже после войны. Положила партбилет и избавилась от страшного груза, терзавшего душу страха, она убежала единственный раз в жизни и сделала это сознательно. Нет, не убежала, а бросила, да бросила.
Арест отца предрешил жизненный выбор Альбины – она посвятила себя помощи людям, выбрав профессию педагога в «народной школе» рабочей молодежи. С одной стороны она равнялась на мать, а с другой – решила отомстить за отца. Где-то с презрением, недоумением, страдая от собственного снобизма, Альбина несла свет в массы, точнее отражение света от лампочки Ильича – так она, смеясь не раз говорила в кругу семьи.
К пятидесяти двум годам была почти директором школы, а тут случился первый серьезный сердечный приступ, который свалил Альбину на несколько месяцев. После чего она сразу же ушла на инвалидность, получив красненькое свидетельство и кучу наград, а также огромное «спасибо» от государства в пятьдесят рублей. Она недоумевала, как же жить на такие деньги? В свое время она гордилась, что могла почти с одной зарплаты купить пианино, с другой мебель, а тут, как же воспитывать и растить восьмилетнюю Алю, помогать старшей дочери, разве муж с зарплатой инженера потянет всю семью? Однако Альбина Тимофеевна опять не сдалась – с пылом и жаром погрузилась в воспитание младшего ребенка, вместе с Алей переживала все успехи и неудачи, старалась вложить последние капли силы в слабую и нервную девочку, ограждая от трудностей и мерзостей жизни.
Делясь с соседкой своими переживаниями, Альбина Тимофеевна увлеклась, всплакнула – две жизни и такие разные. Клавдия сочувственно кивала головой, а потом спросила, зачем же нужно было мучиться до сердечной болезни себя доводить, если все равно все зря – никто не оценил? Альбина Тимофеевна удивилась:
- Как зачем? Это нужно было мне, это мой смысл жизни. Ведь свою жизнь наполняем мы сами, а не кто-то за нас.
Клавдия удивленно вскинула брови, но ничего не сказала, проводив соседку, подумала: «Стоило ли так ломаться за полтинник?»
 
Бегство
Клавдия спивалась постепенно. Разрыв с Алексеем окончательно перечеркнул надежды на обретение счастья, разуверилась она во всем. По началу выпивала с девчонками на работе, потом все чаще в ресторанчиках и кабачках, а затем и дома. Изменения в ее поведении, отношении к жизни проступали медленно, как плесень на хлебе, и в какой-то момент ее лицо стало другим. По подъезду поползли слухи, соседи оборачивались ей в след, шушукаясь за спиной. По ночам в ее квартире собирались компашки прожигателей жизни, более или менее успешных людей, которые смогли как-то приспособиться и до конца не опустились. Они приносили еду, покупали выпивку – им нужно было место для веселья, Клавкина квартира подходила для этих целей.
Страдания детей Клавдия почему-то не видела. Она, полностью погруженная в свои переживания, стремящаяся доказать себе, что способна справиться с болью, считала себя жертвой обстоятельств, обмана, нет, пожалуй, «жертвой любви».
Вскоре забеспокоилась Антонина и начала звонить Клавдии и окружающим ее близким людям, чтобы попытались хоть как-то помочь подруге, но у нее не получалось. Неожиданно для Тони всплыли старые обиды на Клавдию и ее желания и цели пошли в разрез с ее чувствами. С одной стороны, ей хотелось помочь, а с другой ей хотелось… Она сама не понимала, чего же ей хотелось.
Она, то звонила Клавдии и приезжала к ней в гости с целью уговорить подругу пересмотреть отношение к жизни и перестать пьянствовать, но неизменно привозила бутылочку, и сама же выпивала вместе с ней, а то обижалась, и не звонила много дней подряд… Потом она думала, что, наверное, у Клавдии энергетика такая, что непременно с ней пить хочется, поэтому Васька приходит с бутылкой и пьет вместе с первой женой, и сосед Альберт, и даже сама Альбина заходила.
Тоня позвонила Але, чтобы пригласить погулять, а заодно и поговорить о совместной помощи Клавке.
Альбина Тимофеевна тут же преградила путь дочери и сказала:
- Никуда ты не пойдешь! Зачем тебе нужна эта взрослая женщина, в подруги она записалась к тебе что ли?
- Мамочка, Тоня - интеллигентная женщина с высшим образованием, Институт Культуры, между прочим. Не пьет, не курит, воспитывает двух детей. У нее приятный интеллигентный муж, по бабам не шляется, короче, семья что ни на есть позитивная, прям как наша. Она читает Мережковского, философов, например, Ошо и других интересных людей.
Альбина Тимофеевна немного успокоилась, но настояла, чтобы Аля оставила домашний телефон Тони.
- Мама, если хочешь, Тоня сама тебе позвонит и поговорит с тобой.
- Хочу, - ответила Альбина Тимофеевна, пропуская дочь к двери. – Гуляйте недолго. В десять будь дома.
Аля выпорхнула из дома и понеслась на троллейбусную остановку.
Антонина встретила Алю на остановке возле своего дома. Распаковывая новую пачку «Voque», она сказала:
- Знаешь, надо как-то Клаве помочь. Придумать что-нибудь.
- Как я ей могу помочь? Я ведь всего лишь учусь в институте на втором курсе. Да и не послушает она меня, Клавдия старше меня на девятнадцать лет. С чего ты решила, что я ей могу помочь?
Женщины затянулись сигаретным смоком.
- Послушай, я Клавдию знаю вот уже двадцать лет. Она хороший человек, только немного непутевая что ли. Вечно в какие-то истории вляпывается. Даже с первым браком и то история вышла.
- Про Ваську я все знаю, мама рассказала.
- А мама тебе не рассказала, как Ваську в старообрядчество втянули. Ведь он был крещен в православии?
- Нет, не рассказала.
- Так слушай.
Васька, значит, из армии вернулся «голодный» до девок и сразу на Клавку набросился. Клавдия понесла, а Васька давай крутить-вертеть, мол, надо аборт делать. Клавдия побежала к своей матери и все ей рассказала, что Васька жениться не хочет. Нюра, Клавкина мать, женщина дремучая, полуграмотная, шесть классов образования, но зато верующая и понимающая во всяких заговорах. Она тогда порчу на Ваську навела, чтоб он без Клавдии жить не мог.
- Смотри, они в разводе уже лет семь, а он до сих пор к ней таскается, домогается, не может ее забыть.
- Брось, Тоня, это детский сад какой-то! Просто Клавдия женщина темпераментная, решительная, сильная, а потому привлекательная.
- Да нет, я точно знаю, мне сама Нюра рассказывала.
- Да что вы с моей мамой все заладили про жизнь. Что у вас не случается, то обязательно на всю жизнь, через всю жизнь, жизнь во всем виновата? Тоня это, правда, мистификация какая-то. Ну, при чем здесь жизнь? Вечно у людей кто-то виноват или что-то: Бог, родители, жизнь, государство!
- Ты не злись, а подумай сама. Я за Клавдией ухаживала, помогла и все такое. А недавно ко мне подошла женщина на улице и сказала, что на мне порча, и что у меня с Дмитрием не сложилось из-за какой-то женщины, которая тогда на меня порчу эту навела. Я все сложила, все сопоставила, все факты сходятся, кроме Клавдии этого сделать никто не мог.
- Тоня, можно подойти к любой женщине на улице и сказать, что у нее не сложилась любовь, и что в этом виновата ее подруга и так далее. – В Алесе взыграл негативизм. Ей хотелось разрушить нелепости, которые городят все, кому ни попадя. Почему обязательно кто-то кому-то позавидовал, кто-то что-то сделал из-за зависти? Алеся посмотрела на Тоню, которая опустила глаза к земле и сложила губы трубочкой, будто обдумывала что-то. – Ладно, что тогда произошло?
- Когда мы познакомились с ребятами, Клавдия приходила ко мне и оставалась с ночевкой. Как-то после ее ухода, я открыла дверь, а на сухом половичке ровное такое мокрое пятно. Сначала я подумала, что это сделала кошка. Взяла да понюхала половичок – не пахнет. Так и оставила. А вот женщина, которую я на улице встретила, сказала мне, что порча на воде была сделана, и что надо обязательно ее снять. Я лично считаю, что все, что с Клавдией происходит связано с ее темными делами.
- Тоня, я не верю. Как же ты ей помочь собираешься в таком случае?
- Молиться за нее надо, чтобы Бог ей помог. Я даже к ее маме ходила недавно в гости и рассказала ей, что происходит с Клавдией. Она мне обещала придти к Клаве с попом и квартиру ее окрестить.
- У вас что ни день, то чудо. Что же мать не помогала дочери, когда у нее в жизни столько всего случалось, где же она была?
- Тетя Нюра поехала на заработки в Москву, - отвечала Тоня, - муж пил, ее бил, вот она и сбежала. В Москве обратилась в старообрядческую общину и ей помогли. Старообрядцы всегда своим помогают. Она устроилась на завод и Клавдию забрала от бабушки. Нашла себе мужичка. Мужичок тоже из старообрядцев, простой такой. Клавка быстро подросла, похорошела и он к ней приставать начал. Мать на смену, а он к ней. Клавдия рассказывала, что он ее вроде даже изнасиловал. Она тогда из дома сбежала, возвращаться не хотела, пряталась на чердаке моего дома, я ей еду носила, матери она ничего не рассказала – у нее от этого мужичка ребенок родился второй. Есть у Клавдии младшая сестра, стерва. Мать все для нее делает, а той все мало. Так что брак с Васькой был спасением. Тетя Нюра настояла, чтобы Василий принял старый обряд. Так что у Клавки брак венчанный.
Алеся встала посреди улицы и задумалась, что за поветрие с ума сходить?
- Тоня, что за мода верить в пришельцев, магов, колдунов, откуда, зачем? Уже не помню, кто сказал, но точно – у «русского народа сознание мистифицировано», так и есть. Мама моя после работы по распределению в деревне, тоже заговоры везде видит, кстати, Клавку подозревает в этом умении. Вы прям сговорились. Не буду я вмешиваться в этот бред, пусть Клавдия сама разбирается со всем. Взрослые люди, а рассуждаете, как дети!
- Может ты и права, сходи еще раз к ней, поговори. Она тебя уважает, как и Альбину Тимофеевну.
- Не хочу я с ней на эту тему разговаривать, пользы никакой, пусть Васька занимается ее лечением или ее мать. Дети его, а она ее дочь, пусть и нелюбимая.
- Васька сам спивается, видела его на днях. Он женился, родил второго ребенка. Жена, говорит, только денег требует, жалеет, что с Клавкой разошелся.
- Вот елы-палы, мужики! Лешка жалеет, Васька жалеет, а сами куда глядели? Всю жизнь ей разбили! Мне кажется, что Клавка просто пытается убежать от всех, которые ходят и учат ее, как жить, которые приходят и разрушают!
- Ну не все такие, просто Клавдия выбирать не умеет. Я ведь тоже второй раз замуж вышла, и мальчики подрастают хорошие и муж хороший.
- Нет, я имею ввиду, что ей не нужна помощь, она хочет умереть, а повеситься не может – страшно слишком…
Аля пришла с прогулки и завернула к Клаве. Клавдия убирала квартиру, повязав голову платком на украинский манер, кончиками на лоб.
Аля постаралась спросить как можно небрежнее:
- Клав, скажи, пожалуйста, а как ты думаешь, чем тебе алкоголь помогает?
Клавдия суетилась уже около плиты, колготясь между раковиной и столом, где лежала порубленная капуста:
- Как чем, радости не хватает!
Клавдия суетилась постоянно, она не могла постоять на месте - бегом, бегом, лишь не было затишья, скуки. Если ей никто не звонил, она звонила сама, если в гости никто не приходил, уходила из дома.
- Но ты ведь понимаешь, что твои дети могут пострадать?
- Ой, ну хватит, я же сказала, что справлюсь со всем! Ладно, иди, мне приготовить еду надо.
Аля поняла, почувствовала, что Клавдия не остановится, на душе сделалось скверно…

Любовь подлеца
Как только за Алей закрылась дверь, буквально минут через пять, кто-то позвонил. Альбина Тимофеевна подбежала к двери, с мыслью, что Аля что-то забыла и поискала, на всякий случай, глазами зонт, но не обнаружила его. Насторожившись, подошла и спросила:
- Кто там?
- Это ваш участковый инспектор, Игорь Иванович Поздняков. Хочу с Вами переговорить по поводу Вашей соседки, откройте, пожалуйста, дверь.
- Если Вы участковый, то представьтесь по всей форме: из какого участка, и дайте мне Ваш рабочий телефон. Проверю.
- Да что Вы с ума сошли, что ли!? – в сердцах воскликнул милиционер.
- Номер, или разговаривать с Вами не буду! –
- Хорошо-хорошо. Записывайте…
Альбина Тимофеевна на цыпочках проскользнула к телефонному аппарату и набрала быстренько номер. Выяснив, что такой-то числится в отделении, открыла дверь через цепочку:
- Покажите удостоверение.
- Смотрите.
Убедившись, что совпадение присутствует, открыла дверь и вышла на порог:
- Что Вам угодно? – с издевкой спросила она.
Обескураженный происходящим, мент уставился на грозную полноватую женщину.
- Ну же, Вы что пришли меня рассматривать?
- Нет. На Вашу соседку поступило письмо с просьбой рассмотреть вопрос о лишении гражданки Сысоевой родительских прав на основании ее беспробудного пьянства и проституции, о том, что дети страдают от голода и их принуждают к развратным действиям.
- Да Вы что с ума сошли! – оторопела Альбина Тимофеевна. – Кто вам такое мог написать?
- Ваш сосед, Альберт Геогиевич!
- Гад! – заключила Альбина Тимофеевна. – А знаете что, я вмешиваться ни во что не хочу! Лично я считаю, что Клавдия старается помочь своим детям, чем может. Отбирать детей у матери, значит, лишить их в жизни самого важного. Я всю жизнь отработала с пролетариатом, и знаете, что хочу сказать, какая бы мать не была, другой не будет! Все бездомные и детдомовские дети все равно возвращаются к матерям, пусть даже алкоголичкам, ищут их всю жизнь! Вы бы ей лучше помогли пить бросить, а детей отбирать – это уже подлость. Ну-ка, пойдемте к этому Альберту!
Раскипятилась Альбина Тимофеевна не на шутку, щеки зажглись воинственным румянцем, глаза сузились, и она чуть не в припрыжку побежала звонить Альберту.
Хозяином однокомнатной квартиры оказался двухметровый художник – свободный деятель искусства.
- Что надо? – высокомерно покосился он на Альбину.
- Ты мне скажи-ка, на каком основании ты лезешь в чужую жизнь, неудачное создание природы, отвергнутый гений? Почему ты сам, бросив своего ребенка, в Бог знает каком возрасте, смеешь тут указывать, и в милицию на одинокую мать заявлять? Ты ошибка природы и пьяница, подпирающий стены подъезда в луже собственной мочи! - теперь она обратилась к инспектору и грозно процедила, - Ну, кто еще хочет лишить мать родительских прав? Да Вы соседей – то опросите, опросите. Они Вам еще не то расскажут!
Погрозив отвергнутому гению маленьким кулачком, Альбина Тимофеевна, развернувшись на пятках, понеслась домой, сердце требовало « Корвалола»!
Альберт Георгиевич въехал в однокомнатную квартиру совсем недавно и сразу зачастил к соседке. Клавка утверждала, что он влюбился в нее, как пудель в хозяйку. Только внешний вид его отвращал от любых романтических отношений. На маленьком, как яичко лице висел огромный красный помидор, называемый носом. Клавка тогда сказала Альбику, так она теперь начала называть Альбину Тимофеевну, что Георгич стопроцентный импотент.
Альбина Тимофеевна поморщилась: Альбик, ну что за деревня! Как ни странно, Альберт Георгиевич проникся непонятным уважением к персоне Альбины Тимофеевны и, однажды, позвонив в дверь, позвал ее к себе на чашечку чая.
Альберт нигде не работал, занимался художеством по дереву – делал рамы для зеркал, большие, красивые, стоящие невероятно дорого. Сам обрабатывал темное стекло, превращая его в зеркало, вставлял в раму и нес в комиссионку, а иногда попадались богатые клиенты, делали дорогостоящие заказы для банков, дач и тому подобное. Он был женат, но жил от жены отдельно. Она заглядывала к нему один раз в неделю, обихаживала гения и уходила.
Клавка, все еще сохраняющая былую красоту, привлекла его внимание. Он решил, что раз женщина одинокая, значит, ей нужна материальная поддержка, забота и ласка. Но очень скоро понял, что Клавка – шалава, пьющая и гулящая, однако не от всех принимающая ухаживание. Гордая, мать ее!
Сначала по-хорошему, потом и по-плохому, врываясь в ее квартиру, пытаясь силой справиться с ней, срывая одежду, хотел он овладеть этой несговорчивой красоткой. Клавка оказывалась сильней и не раз давала тумаков, однажды даже разбив самый большой нос на свете. Альберт затаил злобу, решив дождаться случая и отомстить.
Пригласив к себе Альбину, начал хвастаться, какой он был в молодости красивый и пригожий, и как женщины падали, когда видели его. Он достал несколько снимков прошлых лет. На Альбину смотрел немного свысока приятный симпатичный молодой человек.
- Извини, пожалуйста, Альберт, а с чем связано такое внешнее изменение?
- Это ты про нос, что ли? Ха-ха, да служил я на зоне – зэков старожил, а там радиации полно было. После службы вернулся с носом и к водке пристрастился, поскольку только эта дрянь может воздействие радиации уменьшить.
- Шутишь?
- Да, нет.
- Да, вот как жизнь может над человеком пошутить.
- Не пошутить, а поиздеваться! Знаешь, какая красивая у меня была первая жена. Сейчас покажу. – Он полез за коробкой, которую прятал, наверное, сам от себя, на антресолях. – Смотри, разве не красавица?
- Очень красивая, - на фотографии в одном купальнике стояла фигуристая высокая блондинка с тонкими чертами лица.
- Развелись…
- Почему?
- Ну, спросила! Я женщинами увлекался – художник. Она не простила. Вышла второй раз замуж, счастлива. Со мной не общается. Гордая очень. Давай теперь про Клавку поговорим. Может по стопочке?
- Куда мне, сердце больное. Да и не любитель. А это чья фотография? Маленький мальчик, вроде на тебя похож?
- Это сын. Я с ним тоже не общаюсь, она запретила. Когда умру, эту квартиру ему оставлю. Пусть знают, что любил их всю жизнь. У меня к тебе вопрос деликатный, про Клавдию, давай поговорим, нравится она мне больно.
- Нравится, вот и устраивай свои отношения сам, а не через посредников!
Альберт действительно интересовался Клавдией, все выспрашивал, вынюхивал, только Альбина Тимофеевна держала язык за зубами – ни к чему сплетни распускать!
Дело о лишении родительских прав Клавку решилось в пользу матери и детей. Мент не приходил, а Альберт долго боялся показываться на глаза Альбине Тимофеевне.
На Альбину Тимофеевну вся история оказала такое сильное влияние, что она решилась на активные действия. Как же так, при живой матери, детей отдавать в детский дом!? Что же себе Васька думает? Дети-то совсем еще крошечные, одной всего семь лет исполнилось, а другой девять. Она отлично знала, что такое растить девочек. Значит, во-первых, надо звонить Ваське, а во-вторых, его матери. Нечего разрешать всяким подлецам вмешиваться в чужую жизнь. Клавке она, естественно, ничего говорить не собиралась.

Эпилог
Не успела Клавдия оправиться от шока по поводу лишения родительских прав, как навалились новые беды. Сначала пришла мать с попом, всю квартиру окрестили, и решила она поселиться у нее, чтобы образумить дочь, отвадив от пьянства. Клавдия помощь приняла, только на душе лучше не стало. Теперь уходила она пить в кабаки, якобы на работу устроилась, деньги зарабатывать. Мать и ухом не вела.
Как-то вернулась Клава с «работы» избитая да вся в крови. Мать перепугалась, вызвала скорую помощь. Врачи сказали, что лучше не скорую вызвать, а милицию, -изнасилование, и уехали, оставив медзаключение. Клавдия от милиции отказалась, матери сказала, что справится со всем сама, и тоже прогнала. Только Антонине позвонила, попросив приехать с бутылкой водки.
Тоня водку привезла, но сказала, что денег больше давать не будет:
- Устраивайся на нормальную работу! Хватит, Клава, хватит! Ведь детей отберут, квартиры лишить могут. Посмотри, на кого ты похожа!
Клавдия рукой махнула и ответила:
- Ты за меня не переживай, я замуж скоро выйду!
- Замуж? За кого?
- За болгарина. Он обещал меня забрать из этой страны. Жить здесь больше не могу! Детей тоже заберет.
- Что за бред!?
- Никакой это не бред, вот те крест! – перекрестясь двумя перстами, ответила бодро Клавка.
- Он пьет? – быстро спросила Тоня.
- Не-е, совсем ни капли.
- Кто тебя так избил тогда?
- Это роковая случайность! Бог - не фраер, он все видит, всем воздаст! Пойми, я пошла в кабак, а оттуда решила на машине до дома доехать, и заснула. Очнулась в гаражах, а он, водила, пихает в меня. Я ему говорю, отпусти, я мать двоих детей, а он еще в рот заставил. Я пьяная была, отбиться не смогла! Вот он меня и избил, падла!
- Господи, какой кошмар, что ты такое говоришь? Хорошо, кто этот болгарин?
- Строитель. С ним и познакомилась в кабаке. Скоро ко мне жить переедет.
Болгарин действительно скоро переехал жить к Клавдии. Денег на жизнь давал. По-русски говорить толком не умел, слова отдельные лепил в предложения, получалось очень смешно. Он объяснял Альбине Тимофеевне, что к Клавдии у него «любоф сильно». Сначала, вроде, как и пьянство прекратилось, но только на некоторое время. Альберт Георгиевич ходил злой и взъерошенный и все предсказывал неминуемую беду, на что Альбина Тимофеевна, улыбаясь, замечала, что он просто ревнует, а ревность подсказчик плохой. Альберт с досады напивался и засыпал под дверью Клавкиной квартиры или своей.
Альбине Тимофеевне болгарин понравился, мягкого характера, улыбается все время, здоровается с соседями. Она немного успокоилась. К тому же Аля потеряла всякий интерес к Клавдии, как казалось после разговора с Антониной, за что Альбина Тимофеевна была очень даже благодарна. Единственное, что ее смущало – мягкость характера непритязательного нового Клавкиного ухажера. Ей представлялось, что с Клавдией нужно вести себя иначе, требовательней, строже, чтобы не распускалась.
Прошло три месяца и вдруг звонит болгарин в дверь и плачет, просит жестами помочь. Альбина Тимофеевна от изумления и испуга руками взмахнула: лицо иностранца было сплошь покрыто синяками, а из головы струилась струйка крови.
- Что, что произошло? – вскрикнула Альбина Тимофеевна и понеслась за перекисью водорода.
- Избить, меня избить, батарея голова! – плакал болгарин, сидя на полу в прихожей. – Пьян, очен пьян бить, и меня, - говорил он, показывая жестами, - бить, голова бить батарея!
- Тебя Клавдия избила?
- Да-да, Клавк бить, она бить! – плакал здоровенный мужчина.
- Психопатка! Знаешь чего, тебе уходить от нее надо, иначе нельзя! – решительно сказала Альбина Тимофеевна.
- Да-да, уходить!
Вечером семья обсуждала новые подробности жития Клавки. Альбина Тимофеевна решила вторично поговорить с Василием, только на этот раз более категорично. Васька явился, выставил болгарина за дверь и сам неделю пил вместе с соседкой. Альбина Тимофеевна такого поворота дел не ожидала совсем, и в дневнике она записала: «Делать добрые дела опасно!»
За болгарином вслед появился новый претендент на брак – Пашка, который был намного моложе Клавки. Она объяснила, что это судьба, звезда указывает ей путь, и она никогда не останется одна. Пашка дрался и ежедневно попьяни бил Клавку, она плакала, спасаясь у соседей. Кое-как удалось отправить Пашку восвояси, а вскоре вернулся прежний Клавкин знакомец – несколько лет на зоне за убийство. После его прихода жизнь у Клавдии окончательно разладилась. Вместо более или менее нормальных людей, теперь у Клавки собирались местные алкоголики. Старые друзья забыли, появились новые – провонявший грязью и болезнями - сброд безликих и бездомных.
Дверь в квартиру перестала и вовсе закрываться, по ночам орали и дрались пьяные бомжи. Клавдия перестала за собой следить, тусовалась в местном парке с районными алкоголиками, водку уже не пила – рвало от запаха, так, нюхала и блевала. Ходила сама, как бомж. Все веселья в соседской квартире продолжались семь лет. Соседи настолько устали, что однажды позвонили Ваське и попросили освободить их от Клавкиного присутствия, что он и сделал, выгнав бывшую супругу из квартиры, лишив крова и еды. Они начали боятся и саму Клавдию, которая всем рассказывала о розовых гробах, которые стоят у нее в большой комнате и говорящих куклах.
Клавдия прожила на холоде и голоде не больше года. Она умерла ночью, часов в одиннадцать.
Соседка позвонила Альбине Тимофеевне и сказала, что Клавка лежит у нее мертвая на диване и пусть Альбина поможет ее забрать.
- Куда забрать-то Тань? – спросила в ужасе Альбина Тимофеевна.
- Ну, я не знаю! – ответил пьяный женский голос.
- Вы там пили вместе, вот и вызывайте перевозку, я-то тут причем?
- Мы боимся в комнату заходить, воняет уже! – Танька отставать не собиралась, - Ну, забери ё моё!
- Ладно, постараюсь Ваське дозвониться.

Клавку увезли в три ночи. Васька даже приезжать не хотел, согласился после длительных разговоров и уговоров. Вызвали Клавкину мать, а она так и не приехала.
Мать только помогла похоронить Клавдию, как и полагается по обычаю на страобрядческом кладбище, надев длинную белую юбку, платочек, положив молитовки и иконочку.
Тоня потом сильно удивлялась, как же местный поп разрешил хоронить алкоголичку вместе с остальными праведниками, а не за оградой. Она много говорила о Клавкиной надежде быть любимой, и что любовь ее сгубила. Не любовь, может, рассуждала она, а какая-то вера в волю свыше. По мнению Тони, Клавдия всегда боялась одиночества, да и характером обладала импульсивным – все сложилось в роковые обстоятельства.
От чего пыталась убежать Клавдия – от страха одиночества, бесполезности собственного существования, от неудовлетворенной потребности любить? Неизвестно. Только после ее смерти подъезд опустел, стал каким-то мрачным и страшным. Соседи разъехались. Альберт Георгиевич скончался не менее прозаично: в собственной квартире, от пьянства – сердце не выдержало. Труп пролежал в квартире две недели, пока соседи не подняли тревогу.
Аля вышла замуж и забыла за своими новыми приключениями всю историю соседки. У Альбины Тимофеевны появилось время для записей в своем дневнике.
Ей почему-то стало жаль бессмысленную жизнь соседки, потраченную на веру в несбыточные мечты, звезду, обманувшую надежды. Возможно, записала она, все дело в страхе, который иногда непреодолим и присутствует в каждом из людей. Остается только память, а что с нее взять? Кому нужны воспоминания, как разорванные клочья ушедших времен? Она просмотрела последние записи и загрустила – сколько же эмоций потрачено опять на чужие проблемы! Вся жизнь в чужих людях, а толку, помогла она кому-нибудь? Видимо, только человек сам может себе помочь! Альбина Тимофеевна отложила дневник в сторону и пошла смотреть телевизор, по которому показывали старый фильм с Любовью Орловой.